Дар

      — Болото и болото… — шепчу сам себе под нос, поглядывая в оконце.       Поезд не спеша стучит, будит своих пассажиров. Те лениво прохаживаются мимо моего купе, кто с полотенцем на шее, кто с мыльными принадлежностями в руках. Кажется, один я поторопился с утренними процедурами и теперь мне абсолютно нечем заняться. Кроссворды разгаданы, кофе выпит, снеки сжеваны. Скукота, в общем, «любуюсь» болотом.       За окном на меня смотрят коряги, зелёные кочки и изредка кустарники. Ничего живописного. И в этих краях я родился? Поверить не могу… Морщу нос и подпираю подбородок рукой для удобства. Хоть кое-что и помню, размыленно, скомкано, конечно, но помню.       Родители затеяли переезд, когда я совсем карапузом был, оттуда нет воспоминаний. Но к «бабушке на лето» меня отправляли пару раз: где-то в начальных классах и еще в старшей школе. Что я отчётливо помню? А толком ничего. Переправу через мелководную реку в виде трухлого бревна. Рассеченную бровь, шрам до сих пор красуется белой полоской, создает эффект выбритого места под пирсинг. Своего друга, пусть и не первого, но очень дорогого. От мысли о нем всегда теплеет на душе, жаль, образ всегда расплывается, собрать в кучу не могу. Одни фрагменты. Неудивительно, годы-то прошли. Ну, что ещё? Специфические на вкус бабушкины пироги, такого я больше нигде не пробовал. И отсутствие духа цивилизации как такового. Предчувствую, что и сейчас там мало что изменилось. Уныло перевел взгляд на свой телефон, думая, что надо сделать несколько звонков на ближайшей станции, а то потом, кто знает, как будет ловить сеть.       Поезд дальнего следования — это тебе не шутка: зад болит, тело ломит, спать хочется. Помятый, побитый дорогой, я ждал автобус. Только представить, что мне ещё ехать, ехать и ехать, порождает тихую грусть, немалое желание упасть в кювет и притвориться мертвым. Рюкзак висит за плечами и кажется огроменной глыбой, намекая, что сил у меня осталось не так уже много. Я переступал с ноги на ногу для разминки и тонуса мышц, божился, что больше ни за какие коврижки не приеду сюда. Да и сейчас не особо хотелось, вернее, хотелось, но что-то я глупанул.       Моя поездка, такой себе импровизированный долгосрочный отпуск, что больше походит на истязание себя самого. Так бывает, когда тебе плохо и ты уже не знаешь, что с этим делать, то неосознанно пытаешься навредить, наказать что ли. Тонкая психология. Силы воли не хватает прыгнуть, например, с крыши многоэтажки или под колеса фуры. И тогда твой избалованный мозг придумывает медленные муки.       А повод расклеиться был — жизнь не задалась (как сглазил кто), — так считал и до сих пор считаю. Захотелось скрыться, как монаху, побыть наедине с самим собой. Ну, помыслить, все взвесить, навести хоть немного внутренний порядок. Но только сейчас понял, что мне лучше не станет: сиди — не сиди в разваливающемся домишке среди леса. Весь искусанный комарами, истерзанный природой, ко мне не спустится благословение. Не откроется светлый путь в новое прекрасное будущее.       Автобус подъехал, надо было быстрее соображать. Либо я сажусь в него и еду навстречу выживанию, постигая душевный дзэн. Или даю задний ход (обратный билет) — беру себя в руки, вытираю сопли и как настоящий мужчина решаю навалившиеся проблемы храбро и без нытья. В свои-то практически тридцать пора, да-да.       Не смотря на терзания, все «за» и увесистые «против», ставлю ногу на первую ступеньку автобуса. Черт бы меня побрал! Да, я — тряпка.       За окном снова болото, вздыхаю и отвлекаюсь. Ещё насмотрюсь на него, впечатлюсь и не раз, так сказать. Отворачиваюсь, но через несколько минут вновь улавливаю изображение, на этот раз отражение прекрасного меня в толстом остеклении пассажирского транспорта. Медвежонок какой-то. Нет, не агрессивный зверь, клыкастый и опасный, а так, лохматая животинка. В парикмахерскую давно не ходил, все не хотелось. Депрессия. Каштановая шевелюра заметно отросла и стала сильно кудрявиться, ложиться завитками к лицу. Копна немалого объёма топорщится во все стороны. Глаза большие и затравленные, щеки впавшие, что-то я сильно похудел, один нос торчит, плюс губы-вареники. Помнится, в подростковом возрасте немного комплексовал из-за них. Губки — это девичьи штучки, но с появлением щетины успокоился немного.       Закрыл глаза, картинки не радуют, только раздражают. Потерзался, хватит и на том, откинул голову, удобнее уселся, успокоиваюсь. Дышу глубоко через нос. В сознании мелко проносятся моменты из лесного детства. Хорошо было, что ещё сказать. Я скучаю за тем беззаботным временем, эмоцией. Наверное, потому и тянусь всей душой к этим местам. Ищу покой.       Седовласой бабушки, хоть на самом деле прабабушки, давно нет в живых. Я ее искренне любил. Она была добра, нежна, заботлива? Та где там! Образ приветливого одуванчика точно не про нее. Властная, грубоватая, отчужденная. Скажу больше, местные ее вообще недолюбливали. Говорили «ведьма», крутили дули, кто в кармане, кто прямо в глаз. Но, несмотря на свой характер и людские трепни, она ничем таким не занималась. Все «зелья» — отвары и настои целебных трав. Это умела, да. Спасла не одного младенца, успешно лечила раны и болезни взрослых, помогала черпать силы старикам. Она была врачом, но специфическим. Травки-муравки, заговоры не назвать медициной. Но глядя на местность, плотность населения, мнение и нравы, можно смело приписать врачевание к списку ее заслуг. Да и меня она никогда не обижала. И хоть отправляли к бабушке, на самом деле я пропадал безвылазно у прабабушки, в маленьком деревянном домике на окраине села.       Тут я задремал, дорога баюкала: мягкие подъемы и спуски, урчание мотора, тихая музыка из колонок водителя. Хорошо, хоть не проспал. Вздрогнул на подъезде к поселению, административному центру. Автобус межгородской, связывает два крупных города, проходит по трассе, захватывая всякую мелочь, которая как раз мне и нужна.       — У поворота! — поспешил я. Схватил пожитки и уже готов выскочить навстречу новой судьбе.       Знаю, преувеличиваю. Какова может быть судьба одинокого неудачника? Но порой хочется так думать. Верить, что твоя белая полоса терпеливо дожидается, просто время ещё не пришло.       Благополучно выгрузившись, проводив взглядом автобус, я перешёл широкую полосу асфальта. Оглянулся по сторонам — никого.       — Замечательно, — заметил я. Хоть и не был уверен в своих словах.       Иду. Иду и иду. От дороги к моему месту дислокации около двух километров. Не очень далеко, но и не близко. Городской я, разбалованный благами, слегка не рад. По дороге так никого и не встретил, хоть и надеялся. Но даже псина не пробежала, только ветер свистит. Хорошо, хоть додумался шапку с собой взять. И что, что почти лето. Лето лету рознь.       Хотел зайти по дороге к брату. Да, у меня есть сводный брат по отцу. Он старше, и мы мало общаемся. Может, оттого что появился я, родители скоро покинули здешние просторы? Я не знаю подробностей, предполагаю. Но встретиться не вышло. Наш уровень — открытка на праздник в соцсети, и то не всегда. Я не предупреждал о приезде, а его дом не казался на вид жилым от слова совсем. Ставни заколочены, ворота перекошены, трава в пояс. Прошел мимо. Может, я путаю чего? Надо бы ему написать.       На подходе зазвонил телефон. Мама. Материнское сердце всегда волнуется и все чувствует. Она знала, куда я уехал, и не одобряла. Мы перекинулись парой слов, и звонок отключился. Не стал перезванивать, бессмысленно, «только экстренный» и все тут.       Подул узнаваемый ветер с новой силой, и чем ближе, шаг за шагом, становился порывестее. Лес, что начинался густой стеной, был совсем близко. Хоть на самом деле он везде, лес тут все, где-то дремучий, где-то хорошо прореженный и заставленный избушками. Я заскочил на деревянный порог, ведущий в жилище, пришел наконец, крепко ухватился за его качнувшуюся часть — перилу, — и крикнул:       — Привет! — да так громко, как только мог. Помахал рукой.       Это я здоровался с темным бором, что неизменно стоит на своем месте и размахивает еловыми ветвями. Тот в ответ зарычал, затрещал и застонал. Словно все сосны повернули ко мне свои головы, узнали. Не знаю почему, но я был глубоко рад этой встрече.       Пошарил под полицей второй ступени и нашел ключ. Верно, он на своем месте. Никто не думал его тут искать: мало того что вломиться и вынести нечего, ещё и некому воровать. Основная часть улицы не жилая, приглядывался — много заброшено и разрушено. Я и так боялся, что приеду, посмотрю на кучку мусора и уеду, но повезло. На вид более менее пригодно для жизни.       Зайдя внутрь крохотного домика, поностальгировал всего несколько минут и взялся за дело. Было уже поздно, понемногу темнело. Потому первой посмотрел электропроводку — не работает. Вымел паучьи кружева, хамски развешанные везде, где только можно. Проверил тягу в топке и кинул тлеть пару поленьев, что нашел в полуразрушенном сарае во дворе, а то сыро как-то, да и горячего хочется. Принес воды с ручья неподалеку. Это все, что я смог сделать, потому что, перекусив, выпив чая, проваливался в сон. Укутанный тонким пледом из багажа, склонился ближе к мягкому изголовью доисторической тахты и наблюдал за искорками из щелей топки, что освещали комнату то желтым, то красным. А иногда сверкало ярко-зелёным. Находившегося в полудреме, меня это ничуть не удивляло, скорее радовало, я узнал эти блики, я их помню…