Дар

      Тепло, весна! Подставляюсь солнечным лучикам, выше задираю нос. Хорошо. А ещё не так давно думал, что не доживу…       Посматриваю, мужик только наблюдает за мной, сидит на деревянных ступеньках, устланных фуфайкой, и не болтает. Любуется или восхищается? Кто знает. Он такой, много не скажет теперь. Вообще меняется. Из угловатого и неприметного превращается в красавца. То так посмотрю, то эдак. Шик. Влюбленные глаза видят свое? Нет. Не любовь виновата, мой Дар. На одну и ту же вещь можно смотреть по-разному, это как музыкальный инструмент, например. Может сыграть грустное и неприятное, замучить до смерти, или веселое, подарить счастье и радость. Принципиально разные вещи, да? Но объект не меняется, оба варианта — всего-то музыкальный инструмент.       С лесным Богом то же самое, у него вообще нет формы, когда-то, возможно, она и была. Но ее отобрали, одели в латы хранителя миров. А я вижу лишь то, что хочу видеть, по сути. Тебе страшно и ты чуть жив, пожалуйста — на тебе худенького и бледного ребенка, такого что не обидит, не испугает. Ты подросток, в тебе как раз бушует и несдержанно зовёт к новым свершениям? Держи равного, такого же как ты, неудержимого. Ты выдохся, жизнь зашла в тупик? Пригодится кто-то совсем противоположный тебе, посильнее и понапористее. Чтоб переломить ход уже устоявшейся судьбы, твоих мыслей.       — Не смотри так, а то мухомор вырастет! — подшучиваю.       — Где? — он не уловил.       — Где-где, на бороде! — рассмеялся я звонко.       Вдыхаю теплый воздух полной грудью и больше ничего не боюсь. Правда, пришлось не сладко. А никто и не обещал, что будет легко. Вернуть устойчивость Мирам — это как снова научить ходить. Топ-топ, малыш, топ-топ.       Разобрался не сразу, само собой. Но у меня есть, у кого спросить.       — Слушай, а зачем лесной Бог отдал часть своей души? Чтоб не смогли убить? — вот как сейчас.       — Угу.       — А сколько раз его убивали?       — Я не знаю, — юлит или правда не знает? Не помнит? Перерождение отнимает воспоминания.       — Я все равно не понимаю великой стратегии, — щелкаю пальцами и перебираю. — Отдать кусок, чтоб несмотря ни на что теплилась жизнь. А потом в нужный момент отобрать, прихватив Явь в полном объеме. И навалить всем? Ну, наворотить на все три Мира? Отомстить?       — Ага.       — Но я хожу, дышу и улыбаюсь. Не знаешь, почему? Подарочек до сих пор со мной, — похлопал по солнечному сплетению.       — Ты знаешь ответ. Зачем спрашиваешь?       — Не знаю. Не спрашивал бы, — конечно, обманываю.       Давно стало понятно, что просто так не забрать подаренное. Для этого придется по Калинову* мосту через реку Смородину перейти. Ну, не достать легко душу, прежде надо убить.       — Странный Бог, правда? Сам хотел, заварил кашу, а потом заднюю дал, — продолжаю мысль.       — Говорю же, влюбился, — улыбнулся мне. Что-что, а улыбка беса не меняется, несмотря на воплощение.       — Ой, не верю, — притворяюсь озадаченным, отворачиваюсь и жду.       — Сколько раз мне надо тебе о том сказать? — поднимается с места, идёт ближе, чтоб дотянуться, обнимает со спины. — Он точно это не планировал. Так вышло.       — Глупо вышло, — хохочу я, обвивая его руки, что он устроил на моем животе. — Не хотел умирать, противился, бодался всеми силами с небесами, придумал идеальный план, а в итоге что? Сдался простому человеку.       — Простому ли? О ком ты сейчас? — потерся носом о мою шею и обнюхал. Словно для него я как-то особенно пахну.       — Щекотно! — пищу.       Конечно, теперь не обычный. Разглядев в себе ту самую силу, я как одержимый бросился спасать лес. Мне покорилось все и сразу. Дар не открывается просто так, нужна причина. А у меня она была, ещё какая — угроза смерти любимого. Благое дело — защищать, что дорого. Лес не мог убивать своих (Навь), или привлечет ещё больше интереса охотников, а я мог. Лес не мог успокаивать, восхвалять Правь, нести молитву и подношения, а я мог. Лес не мог безнаказанно использовать Явь, воротить все, что вздумается, а я мог. И делал все. Обряды, молитвы, наузы, заговоры. Лечил, читал, одарял крестом и словом. Я изгонял лишних духов и привлекал новых для баланса. Хватаясь за нити Яви, добавлял в нужный момент Навь. Вплетая под чутким взором мужика, что всегда рядом, всегда со мной, поддержит, если нужно. Гонять Стрыгу** или Ырку*** — легко, отпугнуть кого побольше нужна сила, и я брал, что видел — лесные богатства. И они давались в руки охотнее, чем прежде, потому что я стал наглее, во мне кусок души того, кто ими повелевает. Неплохой вышел союз. Теперь каждый мог сказать честно и без преувеличения, что на краю села живёт самый настоящий ведьмак.       — Почему вообще началась охота? Где идеальный план дал трещину? Это потому что я приехал или лесной Бог таки грохнул кого-то не того?       — Ну…       Почему-то мне вспомнилось, как я заблудился в лесу. Видимо, я был не в заточении, а под чуткой защитой. И совсем не зря светлячки терзали меня, доведя до нервного срыва и отключки. Вытягивали Явь для возможности убить того, кого вообще-то нельзя просто взять лесными пальцами за горло. Как же мы чудно используем друг-друга.       — Выбора не было.       — Значит, и то и другое, — интересно. У богов свои причуды. — Кто-то все же пронюхал о нечистых замыслах?       — Типа того.       — Хорошо. А если бы я не приехал? Что бы было?       — Все равно бы приехал, рано или поздно.       — Почему так уверен? — возмутился я.       Он сжал меня, вместо устного ответа, обняв крепче, надавив на грудь, там потеплело и затрепыхалось. Пульсирует и словно тянется к нему, его рукам. Вот как? Меня всегда кликал лес.       Не стал больше задавать вопросов. Достаточно. Потому что главный я все равно никогда не осмелюсь задать. Он был бы слишком странным, каким-то вообще ненормальным и прозвучал бы как-то так:       «Скажи, признайся честно, лесной мужик, лесничий-друг, мальчонка с взрослыми глазами — все это ты, и ты же все — лесной Хозяин?»       Не, никогда не скажу.