След от прикосновения

       На руке Баффи ожог. Да, на той самой руке, пальцы которой она сплела с пальцами пылающего силой и солнцем Спайка. На самом деле ожог можно свести, раз уж с ним не справляется хваленая регенерация Истребительницы, но… — Не хочешь, а? — смотрит на нее с кривой и понимающей улыбкой Фейт. — Но, Би, сходи к ведьмам — не своди этот ожог, но вылечи его. — Вылечу, — кивает Баффи, натягивая балаклаву. Они грабят банки, вычищая те, кто работает с демоническими клиентами. Этим они одновременно подрывают демоническую экономику, борются с демонами и финансируют Школу Истребительниц. Хотя, пожалуй, это не Школа. Это целый огроменный холодный замок в Шотландии. — Только не говорите, что он зовется Хогвартс, — просит Ксандр, прикладывая лед к голове и принимая от Баффи бутылку с пивом. — Оу, Баффстер, что с твоей рукой? — Никак не заживает, — говорит Баффи, машинально теребя бинт. — Хоть перчатку заводи специально. А как твоя голова? Гипноз от Дракулы проходит? — О, я сам виноват, — хмыкает Ксандр. — Но за это время я отпустил… Аню. А ты никак не отпустишь, а? Всё держишь его? — Думаешь, из-за этого? — хмурится Баффи. — Думаешь, я держу его? — Она смотрит на свою забинтованную руку. — А что мне еще делать? Отпустить? Но как? — Я не знаю, — признается Ксандр. — Я использовал вампирский гипноз. Это не твой вариант. — Не мой, — соглашается Баффи. — Но, может, ведьминский? Забвение, а? — А сейчас остановись, — просит Ксандр. — Как бы я не проклинал и ненавидел этого кровососа, но вот что я точно скажу тебе: он любил тебя, а ты любила его. Да, всё это было… странно, извращенно, мерзко местами, но это было. И он верил в тебя, он помог тебе стать собой. Кем ты станешь, забыв его? Баффи не отвечает. И заводит перчатку — с чарами, она закрывает весь ожог, обезболивает его и позволяет жить, не думая об этой… ране. — О потере, — говорит Дон. — Меня зачислили. Поедешь со мной? Забудешься немного, закрутишь роман? — Ты любила Спайка, — смотрит на нее мягко Баффи, — а сейчас ты предлагаешь мне забыть его… так?.. — Я не предлагаю, — прячет ладони в задние карманы джинсов Дон, — просто я умею слушать, и все говорят, что тебе нужно… отпустить… и тогда твои раны заживут. Я любила Спайка. Он был мне… другом. Но я люблю и тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Поедешь со мной? — Нет, — качает головой Баффи. — Я отправлю с тобой своего двойника. Уиллоу рассказывала план? — Да, — кивает Дон. — Да. Просто я надеялась… — Она качается с пятки на носок. — Не важно. Баффи обнимает ее. Просто потому что иногда нужно обнять свою сестру, да?.. А еще спрятать ее — подальше, в Рим, там, где правит Бессмертный, с которым есть договор на крови. Для этого даже пришлось снять перчатку, показать незаживающий ожог. Бессмертный, впрочем, после этой демонстрации потерял весь свой флиртующий лоск и перешел к деловому тону. — Я приеду к тебе, — обещает Баффи. — Звони и пиши в любой момент. Я постараюсь всегда отвечать тебе. Дон почему-то плачет, обнимая ее. Баффи думает, что это довольно глупо — она готова отпустить любого из них. У них — свой путь, у нее — свой. Это нормально. И это не наносит ей ран. Но Спайк… это что-то другое, видимо. Как бы она хотела просто позабыть его, но нет, ей всюду чудится и мерещится он, даже сейчас, спустя всё это время, тренировки, победы и поражения… и еще с десяток ограбленных банков. Это глупо. Она знает. — Конечно, она отпилила Спайку руки, — говорит Эндрю, — но девочку можно было понять. Баффи застывает на пороге Зала Собраний, и все замолкают, смотрят, как она доходит до стола и ставит на него мешок с головой одного не очень хорошего демона. Ничего не говорят из-за этого, даже уточнять не приходится, не ослышалась. — И как давно вы знаете, что Спайк снова в мире живых? — спрашивает Баффи. — Нет. Не так. Как давно он жив и не хочет даже сообщить мне о том, что снова жив? Ее друзья молчат. Потому что это больно. Больней, чем ожог, больней, чем осознавать, что любишь только тогда, когда возлюбленный мертв… нет, живым он и не был, но определенно не был в мире живых. Но нет. Вернулся. И даже не написал. — Подземелья Демонов, — говорит Баффи. — Мне нужен портал и Секира Истребительницы. В ту ночь она встречается со своим двойником в Подземельях и напару с восхищенной ею девочкой выкашивает целое племя людоедов, пытающихся призвать Изначальное Зло обратно в этот мир. Позже, отмокая от крови демонов в подземном горячем источнике, Баффи снимает перчатку и смотрит на шрам от зажившего ожога. — Отпустила, — говорит она. — Нет. Не отпустила. Осознала, что не нужна. Баффи смотрит на шрам, но твердо знает, что сводить его не будет — и не сможет, и не хочет, потому что Ксандр прав. Кто она без прожитого ею? Без своей боли? Смерти? Любви? — Это мой путь, — говорит Баффи и с головой погружается под воду. Через пять месяцев ее призывают в Лос-Анджелес. У нее там была группа довольно опытных истребительниц, которые вдруг сообщают, что город на целый год провалился в адскую временную петлю. Год, которого не было. Год, который помнят. Год Ада, где ее девочек взял под руку Спайк, спасая и защищая. — Почему? — спрашивает Баффи, стоя в дверях его комнаты в Гиперионе. — Почему — что? — спрашивает Спайк, лежа на кровати поверх покрывала, в плаще и ботинках и даже не поворачивая в ее сторону голову. — Мне сказали, что ты спас моих девочек, — говорит Баффи. — Почему? Нет, не говори про добро и справедливость, нет. У тебя есть причины. И я хочу их знать. Почему ты спас моих девочек?.. Спайк почему-то жмурится сильнее, хмыкает, расслабляется, а потом садится на кровати, чуть шатаясь, и говорит: — Потому что мне нужны были воины, а кто сильнее истребительниц? Но Баффи его почти не слышит. Она смотрит. На руку, которой он опирается на кровать. На перчатку, если точнее. Почему-то сердце стучит быстрее. Почему-то хочется верить, что там — ожог. Как у нее, пока она не позволила подумать, что она не нужна — не спросив, не позвонив… не навязываясь, позволяя ему сделать выбор и отпуская. — Любимая? — поднимается Спайк. Он ощутимо шатается, когда доходит до Баффи, становится прямо перед ней, смотрит в глаза, хмурится, слушая, как бьется ее сердце, как ее дыхание выдает растерянность и непонимание, осознание, надежду… что-то. Что-то ведь он должен понять, да? — Твой ожог зажил, — говорит он. — А мне ни одни волшебные мази не помогли. Даже после того, как я увидел тебя в руках Бессмертного. Баффи сначала не понимает. Потом поднимает взгляд, говорит рвано: — Я была в Риме только раз. Чтобы подписать договор с Бессмертным. О ненападении. Потому что там учится Дон. А за ней приглядывает мой двойник. У меня их семь. Или восемь сейчас?.. Спайк выдыхает, отшатывается, прижимается спиной к косяку — и они стоят в дверном проеме друг против друга. — Я узнала, что ты жив, — продолжает Баффи, трет след от ожога. — И что ты даже не попытался со мной связаться. Продолжил… свой путь. И я отпустила. Спайк закрывает глаза. Выдыхает-вдыхает, хотя ему не нужно, это психологическое, что-то из почти забытого человеческого. Как любовь. Баффи протягивает руку почти неосознанно. Спайк чует ее движение, распахивает глаза… смотрит на ее руку. И снимает перчатку. Ожог на его руке — зеркален с ее шрамом, пальцы сплетаются, сцепляются, а потом Спайк говорит: — Потому что тебя там не было. — Что? — Баффи не понимает. — Потому что тебя там не было, — повторяет Спайк. — В том Аду, где мы были. Тебя не было, а кто-то должен был за ними приглядеть. Я привык приглядывать за твоей бандой, за твоей сестрой, за твоими подопечными. Вот почему я их спас. Баффи не понимает, кто первый к кому делает шаг. Но утром у Спайка на руке шрам от зажившего ожога, а сам он, чуть ворча, помогает истребительницам грузиться в самолет — путь до Шотландии далек. А дальше?.. А дальше еще не сбылось. Но сейчас Спайк берет Баффи за руку и ведет ее в самолет. И нет ни стыда, ни злости, ни вины. Есть они. И их переплетенные пальцы.