something what you like

      — Давно мне котят под дверь не подбрасывали, — говорит он с ухмылкой, чуть склонив голову к плечу, — особенно таких больших.       Минхёк внимательно рассматривает сидящую на корточках у входной двери девушку; она лишь стреляет уставшим взглядом из-под спутанных тёмных волос.       — Пустишь?       Молчит и тянется за ключами, следом открывая железную дверь. Она, всё ещё на корточках, отползает в сторону — могла бы наплевать на правила и быстро прошмыгнуть в приятно пахнущую лавандой квартиру, не дожидаясь приглашения, но сегодня не тот случай.       Хёк не спешит. Убирает ключи обратно в карман джинс и подходит к ней, закрывая широкой спиной режущую глаза коридорную лампочку. Как Хан оказалась у него на руках, она и не вспомнит. Помнит лишь скривившиеся от запаха мокрой кошачьей шерсти пухлые губы, прищуренные глаза да острые переливчатые чешуйки на шее, на которой так удобно устроилась ладонь. От едва ощутимого тепла хочется мурлыкать, но она держится — ещё не время. Парень ногой прикрывает дверь, бережно опуская Минсыль на мягкий диван, на сером плюше которого тут же появляется мокрое пятно.       Конечно, пустит. И не будет спрашивать, зачем прибежала из соседнего дома в такой ливень в одних домашних шортах и футболке — между прочем, его.       — В ванную, быстро, — кидает сдержанно вместе с пушистым полотенцем и недовольно скрещивает руки на груди, когда Хан всё ещё сидит на месте, капая с мокрых тёмных волос на ламинат. — Мне повторить?       Минхёк злится, и девушка это прекрасно чувствует. Словесно доводить его сейчас просто нет сил, поэтому она запрокидывает голову, глядя на него снизу вверх. Злить его уже стало приятным хобби, и, кажется, он об этом догадывается, но никому это не интересно.       — Хёк! — вскрикивает, но не сильно удивляется, когда оказывается перекинутой через плечо, и лишь довольно улыбается куда-то под лопатку, чувствуя его руку на своей пояснице.       Быть закинутой в ванну оказывается немного больно и ещё более холодно, но становится теплее от ворчливого: «Выпущу только через сорок минут, приведи себя в порядок и отогрейся». Поэтому можно включить воду и расслабиться, кутаясь в запах его пены для ванны и шампуня. Пусть мужские, зато его запах останется с ней дольше.       Дверь распахивается внезапно, громким стуком выводя Минсыль из сонливого состояния. Парень уверенно входит в окутанную паром ванную, лишь мазнув взглядом карих глаз из-за тонких стёкол очков по девушке, быстро опустившейся ниже под пену, и складывает на раковину стопку сухих вещей.       — У тебя ещё десять минут, — скупые фразы уже стали обыденностью, но и в них Мин может уловить нотки беспокойства, поэтому не сильно-то и обижается, вылезает и спустя время, мягко ступая босыми ступнями по подогретому полу, выходит из ванны и на запах идёт в кухню.       Одежда парня ей великовата, но не настолько сильно, чтобы спадать или выглядеть смешно. И Ли бы под страхом смерти никому не признался, что ему нравится, до звёздочек в глазах нравится, как Мин выглядит в его вещах — домашняя, мягкая, уютная. Но он эти звёздочки умело спрячет в острых уголках глаз сегодня, как и в любой из других дней. Минсыль подходит бесшумно, иногда поводя носом по воздуху — теперь они пахнут почти одинаково в этой пропитанной лавандой квартире, — и быстро-быстро прижимается к его спине, соединяя руки на торсе и утыкаясь носом в открытую шею с переливающимися чешуйками. Ли едва заметно вздрагивает, но продолжает готовить, методично помешивая палочками мясо с овощами на сковороде.       — Ты холодный, — хрипло шепчет, обжигая бледную кожу дыханием.       — Разве это не то, что тебе нравится? — отвечает в том же тоне и двигает сковородку на дальнюю конфорку — руки Хан находятся слишком близко к огню, а она лишь глупо хихикает и крепче перехватывает своё запястье, не отпуская сцепленных рук от Минхёка даже тогда, когда он поворачивается к столу и достаёт из тумбочки приборы и тарелки, а вперевалочку двигаясь за ним между столешницами.       Минхёк не возражает — знает, ей сейчас нужно. Нужно чувствовать, что он рядом. И прибежала под ненавистным дождём она не просто так. Соскучилась. Знала, что он приезжает сегодня и, наплевав на ливень, примчалась сразу.       А она старается как можно чётче запомнить его запах. Глупо, да, но это то, что заставляет её двигаться, заставляет чувствовать другие запахи и не даёт сдаться.       — Давай есть. — прерывает тишину Ли и насколько может мягко проводит гладкой ладонью по её сцепленным рукам — Минсыль медлит, нехотя скользит ладошками по его рёбрам, чувствуя сквозь чёрную футболку прохладную кожу, но отходит и устраивается с ногами на стуле, когда он садится напротив, изящно закладывая ногу на ногу и беря в руки палочки.       Мин невольно засматривается: каждое движение — спокойное, уверенное, изящное; лишь встретившись с ним взглядом, фыркает, пальцами убирая мешающие пряди с лица — после Хёковского шампуня они никогда не собираются в нормальный хвост.       — Кушай, — тихо говорит он.       И она ест. Редко случается, когда у них получается поесть вместе. Каждый занят своими делами, хотя, если Хан задастся целью, то они смогут каждый раз делить трапезу вдвоём. Но это не нужно. И поэтому Мин наслаждается едой.       После ужина всегда клонит в сон, и Минсыль снова не замечает, как оказывается подхваченной сильными руками, только едва заметный кисловатый запах становится ярче — единственное их отличие в ароматах, которое не сразу уловишь под тяжёлым шлейфом шампуня. На кровати тепло и уютно, просторно, не то что на диване — можно свернуться клубочком, даже не возвращаясь в кошачий облик. Мягкий плед укрывает плечи, но чего-то не хватает.       — Хёк, — зовёт в полусне, поднимаясь на локте и оглядывая жёлтыми глазами комнату, внюхиваясь в воздух — он появляется неожиданно, прямо перед лицом, и Хан расплывается в улыбке, хлопая по покрывалу рядом с собой.       — Я скоро вернусь, — холодная ладонь скользит по щеке Мин, заправляя выбившуюся из хвоста прядь за ухо — аккуратно, чтобы та не запуталась в витиеватых украшениях в проколах, — и застывает на шее, поглаживая подушечкой большого пальца кожу.       Девушка что-то недовольно бормочет, хмурится, но громкое мурчание, спровоцированное прикосновениями, выдаёт её.       — Не уходи, Ли Минхёк, — обращается официально и смотрит серьезно, но в то же время беспомощно — знает, что остановить не сможет, если, конечно же, он сам не захочет остаться.       И он остаётся. Со вздохом снимает с тёмных волос кепку, а с плеч стаскивает такую некрасивую (как Минсыль кажется) ветровку и укладывается рядом, позволяя девушке устроить голову у него на груди и руками обвить торс, эхом ловя собственное мурчание в ударах Минхёковского сердца.       — Ты тёплая, — сквозь пелену слышит Хан и улыбается.       — Это ведь именно то, что тебе нравится, — бормочет едва разборчиво она, проваливаясь в сон.