Их узы: alternative

      Рассвет подбирался к спящей Конохагакурэ. Небосвод постепенно приобретал сказочные розово-лиловые оттенки, а наземь игриво опускались морозные снежинки. Потрясающее зрелище. Однако юному наследнику Учиха было совсем не до этого: он напряжённо всматривался вдаль, оперевшись о стену крохотной комнатушки, вдыхая прохладный утренний воздух.       — Саске... ай! — выругался юноша-солнце, ударившись о низкий козырёк входной двери. — Что за конура, чтоб его? — вторженец принялся активно растирать лоб, одновременно с этим скидывая обувь.       — Какая есть, — презрительно отмахнулся Учиха. Как будто он был рад такому миниатюрному жилищу? Однако других попросту не осталось: не на улице же теперь ночевать. Хватит того, что юноша заявился в родное селение как ни в чём не бывало, хотя в последний раз его видели здесь ещё подростком.       — Наруто-кун, Саске, уже здесь, — ещё одна фигура возникла в окне, практически полностью заслонив собой внешний свет. Вопреки абсолютно неподходящим габаритам оконца, Итачи проскользнул внутрь с завидной грацией: куда и как только не приходилось пробираться шиноби.       — Брат, ты позвал нас сюда, чтобы...       — Именно. Узнать о произошедшем.       Друзья заметно помрачнели, очевидно не желая вновь прокручивать в голове события из параллельной реальности. Однако их реакция лишь подтвердила правильность действий Итачи.       — Другой «я», каким я был? — задал Учиха-старший главный вопрос, когда троица уже примостилась на шероховатом полу. Сейчас не до длинных вступлений: необходимо как можно быстрее выяснить всё и разобраться, иначе под угрозой окажется не только вся операция по нападению на «Акацуки», но и жизнь Аюми, которая наверняка будет храбриться, упираться до последнего и ни за что не откажется идти в нападение.       Первым рассказ начал Саске — сбивчиво и слишком уклончиво даже для себя самого. Периодически вклинивался юноша-солнце, давая особенно экспрессивные комментарии. Минута за минутой, реплика за репликой: постепенно история подходила к кульминации.       — Мы решили, что так продолжаться не может, — младшенький немного покривил душой, ибо без натиска со стороны Узумаки так бы и медлил в сомнениях. — Я хотел выкрасть Аюми из поместья, но когда пришёл за ней…       — Что произошло, Саске? — Наруто почуял неладное. Похоже, щекотливая тема не поднималась вплоть до текущего момента.       — Итачи, его двойник… — Учиха начинал закипать от несвойственной робости: и где тот наглый и самодовольный мальчишка, не заботящийся о мнении окружающих? Какой-то частичкой юноша захотел вернуться в прошлое, в котором питал к родному брату лишь ненависть: всё же ненавидеть гораздо проще, чем любить. И сейчас он мялся, боясь навредить, потому что точно знал, что сказанное ранит Итачи. Невообразимо ранит.       — Саске, говори, не сомневайся, — тот словно считал все потаённые мысли.       — Они предавались... утехам, — от услышанного сердце старшего брата точно остановилось: чакра вторила ему и на миг замерла, чтобы потом начать циркулировать с удвоенной силой. Наруто молчал, пытаясь переварить сказанное другом. Саске воспользовался всеобщим замешательством и решил продолжить, чтобы скорее скинуть непомерный груз с плеч:       — Я удивился, но решил было, мало ли...       — Какое, к чёрту, мало ли?! — Наруто взбешенно схватил говорившего за ворот кофты, чем практически разорвал молнию в районе горла. — За кого ты держишь Аюми-тян! Ты! Ты!... — Узумаки держался, чтобы не вскипеть окончательно и не оскорбить друга последними словами: только этого сейчас не хватало.       — Но потом посмотрел на Аюми… — продолжил, как ни в чём ни бывало, а воспоминания неприятно резанули в груди, — её лицо было далеко от счастливого. Она оттолкнула его, подожгла поместье и сбежала.       — А ты? Неужели просто смотрел?! Стоял, пока она там, пока она... — Узумаки, казалось, задыхался от распиравшего гнева: на чистой прежде коже начали потихоньку проступать сгустки янтарной энергии.       — Я... — попытался было оправдаться Саске, но быстро понял, что, в сущности, оправдания-то у него не было. Это он медлил. Это он был ближе всех. Это он мог предотвратить страдания девушки, но не сделал ничего: только жалел себя и витал в иллюзиях.       — САСКЕ! — Наруто взревел и со всего маху ударил друга в челюсть: тот, не успев, или, скорее, не пожелав увернуться, принял выпад. Но потом неприятное жгучее чувство разлилось внутри, вместе с разрастающейся болезненной пульсацией. Почему это Учиха должен в одиночку склонять голову? Нет, почему он вообще должен склонять голову?       — А сам-то, придурок, почему не?.. — договорить разгневанному юноше не дали: перепалку прервал сухой тон брата.       — Наруто, выдвигаемся, — изрёк Итачи, будто катаной разрезав почти искрящийся воздух. Внешне интонация казалась спокойной, совершенно лишённой какой-либо тени настроения. Однако шиноби ощущали гнетущее давление, сквозившее в каждом произнесённом слове, как чувствовали и бешеный ток чакры, волнами захлёстывавшей всё вокруг. Учиха Итачи пребывал в настоящей ярости: тяжёлой и беспросветной. Но в непроизвольно заалевшем Шарингане чувствовалось ещё и глубокое сожаление.       Ужас душил его, а тревога с громким чавканьем расползалась до самых кончиков пальцев. Итачи словно воочию представлял, как Аюми извивалась в руках демона, как беззвучно звала на помощь, как смотрела в родные глаза и видела в них только животную похоть и безудержное желание сломать, растоптать, изничтожить... Хотелось размозжить собственное лицо, дабы не ощущать даже малейшего сходства с её мучителем.       — Д-да… — Узумаки повиновался, тут же забыв о перепалке с младшим Учихой и быстрым рывком вскочив на ноги. Когда юноша-солнце в секунду очутился у выхода, Итачи также приподнялся и двинулся следом, но шагом сосредоточенным и медленным.       — Саске, оставайся здесь, — обратился к брату, акцентированно коснувшись плеча. Тот удивился, но виду не подал, так и оставшись сидеть, обращённый к окну. — Я тебя не виню. Помни об этом, — и скрылся раньше, чем юноша успел отреагировать. Да, Итачи был невероятно зол, но он любил Саске любым и простил бы даже самый страшный грех, как бы ни было больно.

***

      Обеденные лучи уже вовсю игрались снаружи, заполняя комнату ярким и практически слепящим светом. Юная девушка, калачиком свернувшаяся на старом футоне, слегка поморщилась, когда игривый поцелуй солнца коснулся её тёмных ресниц. Она полусонно потёрла глаз, зевнула и перевернулась на другой бок, в надежде вновь провалиться в крепкий сон. Однако наглое свечение ощущалось даже под прикрытыми веками: всё-таки настала пора просыпаться.       — Хы-а-а, — Аюми грациозно вытянулась, подобно величественной тигрице, хоть вид её больше напоминал помотанного жизнью щеночка: растрёпанные графитовые волосы, слегка опухшее после вчерашних переживаний лицо и напрочь смятая серая футболка, одолженная у друга в качестве пижамы. Когда девушка вознамерилась встать, чтобы сообразить себе и Узумаки хоть какой-нибудь приём пищи, в каморку ворвался переполненный энтузиазмом вихрь.       — Аюми-тян, уже проснулась? — Наруто нёс в руках два больших пакета, до отвала набитых разными продуктами, среди которых Учиха успела заприметить и свои любимые лакомства.       — Угу, — она крепко обняла юношу, прежде чем извернулась и ловко выхватила одну из сумок, — спасибо что приютил!       — Да не за что, ты всегда можешь...       — Так, что тут у нас? — Аюми намеренно проигнорировала последнюю реплику юноши-солнца, не желая лишний раз вспоминать о причинах своего пребывания здесь. — Мясо, капуста, ещё овощи, лимон, чеснок... Намёк на набэ, да? — хитро ухмыльнулась девушка, уже направляясь к ничтожно маленькой плите.       — Ну, ты же против заварного рамэна, — показательно развёл руками шиноби.       — Именно так, — гостья назидающе вздёрнула носик в ответ. — Ибо нечего питаться всякой дрянью, — для максимального комизма Аюми ещё и упёрла руки в боки. Секунда — ребята заговорщицки переглянулись, и помещение заполнил громкий смех: чистый, искренний и столь нужный обоим.       Когда блюдо было практически готово, а Наруто уже радостно расселся за низким столиком, Учиха в очередной раз бросила взгляд к окну, задержавшись на деревьях, чьи ветви опускались прямиком к «времянкам». Юноша-солнце, заприметивший странность в поведении подруги с самого начала, всё-таки рискнул осторожно спросить:       — Аюми-тян, почему ты всё время смотришь на улицу?       Девушка не ответила, так и замерев, объятая тёплыми лучами, вдыхая приятный аромат еды и слабые нотки зимних уличных запахов. Ладони сжались, голова вжалась в плечи и — когда Узумаки уже намеревался встать, дабы справиться о состоянии подруги, — Аюми, наконец, произнесла:       — Итачи, заходи, не мёрзни снаружи.       Она была шиноби и, как бы ни хотела хотя бы ненадолго отбросить натренированные за годы навыки, сделать этого не могла. Девушка ощутила присутствие возлюбленного практически сразу, но поначалу не знала, как отреагировать. Её Итачи не был виноват в том, что творил демон в другом мире — Аюми понимала это всем своим разумом, но ничего не могла поделать с леденеющими пальцами, судорожно метавшимся к источнику угрозы взглядом и инстинктивным желанием бежать прочь. Словно проклятие: даже чакра у подделки была идентична оригиналу. Только присутствие юноши-солнца помогало не сойти с ума.       — Прошу прощения за вторжение, — юноша старался натянуть самую доброжелательную улыбку, говорить плавно и мягко. Его приятно удивили возрастающие навыки жены: опытный шиноби максимально старался подавить присутствие, чтобы как можно дольше оставаться незамеченным, однако в момент мимолётного укола зависти контроль дал брешь, за которую сразу же зацепилась прыткая чуйка супруги.       — А... ну... Итачи-сан, это... — хозяин квартиры старался как-то объяснить происходящее, но идеи будто специально его покинули: даже самые сумасбродные. — Аюми-тян, понимаешь...       — Всё хорошо, Наруто, — успокоила она друга, стараясь, тем не менее, избегать вторженца. — Давайте есть, уже готово.       Обед прошёл в непростой атмосфере. Юноша-солнце, как мог, пытался шутить и отвлекать подругу, которая упорно, до самого конца, не желала даже поворачиваться к Итачи. Тот, впрочем, никаких признаков недовольства не подавал и лишь молчаливо трапезничал. Когда с едой было уже покончено, а Аюми выгрузила все тарелки в раковину, намереваясь сразу же помыть, дабы не копить лишних домашних дел для гостеприимного Узумаки, Учиха, всё это время почти неподвижно сидевший за столом, всё-таки встал. Тихо, практически бесшумно, но этого слабого колыхания воздуха в квартирке хватило, чтобы девушка напряжённо застыла над горой посуды.       — Аюми, — обратился Итачи: осторожно, нежно, дабы не спугнуть, не рискуя подходить ближе.       С минуту возлюбленная молчала: перебирала в голове самые разные варианты — слов и действий. Юноша, как и замерший чуть поодаль хозяин «времянки», практически не дышал. Бестия остаётся бестией, а сейчас, израненная и напуганная, она могла выкинуть всё, что угодно: оба шиноби понимали это, но, оставаясь именно что шиноби на службе деревни, выпустить ситуацию из-под контроля не могли. Если бы не скорая миссия по нападению на «Акацуки», если бы...       — Итачи, — стальная интонация заставила ещё больше сосредоточиться в попытках уловить любой исходящий из уст девушки звук, — я... — продолжила неуверенно, сжав края раковины, — прости меня...       Краткая реплика резанула по сердцу, подобно малому мечу-танто. Он был готов броситься к жене прямо сейчас, вся его душа молила об этом, но ниндзя по-прежнему стоял, лишь сильнее стиснув кулаки: не сейчас.       — Аюми-тян, — роль защитника на сей раз выпала Узумаки, который заботливо коснулся руки девушки и осторожно развернул к себе лицом: слёзы катились по её щекам, а губы сжались в несуразной гримасе, в отчаянной попытке сдержать истерику, — всё хорошо, Аюми-тян, всё хорошо.       Юноша-солнце ласково гладил по голове, обнимал и успокаивал, пока подруга беззвучно плакала, окропляя ворот его кофты, в котором пряталась от жестокой реальности. Это всё было так глупо, так нелепо — она же любит Итачи, любит больше всего на свете, а сейчас даже не может взглянуть на него! Абсурд, с которым волевая Учиха ничего не может поделать...       — Аюми-тян, — начал было Наруто, когда девушка уже успокоилась и практически повисла на нём от накатившей усталости.       — Я понимаю, — ответила она сразу же: отчётливо и уверенно. — Мы не можем позволить заданию провалиться из-за каких-то личных проблем.       — Это не...       — Всё хорошо, Наруто.       Юноша-солнце смотрел крайне внимательно, стараясь найти в родных глазах хотя бы намёк на досаду или обиду, однако видел там лишь светлую грусть и решительность. Взвесив ещё раз все «за» и «против», не найдя ни единого другого выхода из ловкой ловушки Тоби, Узумаки всё-таки сдался...

***

      — Итачи... Мне страшно.       Она смотрела в родное лицо — в нём смешивались отголоски прошлого и контуры настоящего — в тёмные, словно беззвёздная ночь, глаза, которые всегда до безумия любила и которых сейчас панически боялась. Сжимала в своей руке другую — норовя ослабить хватку и вырваться из лап чудовища, но от всего сердца желая остаться рядом с любимым человеком. Прислушивалась к тихому дыханию, напоминавшему сопение монстра в проклятой клетке и одновременно моменты семейного уюта.       — Не бойся, я не причиню тебе вреда, а Наруто будет рядом, — заверил юноша, стараясь говорить как можно тише, но в то же время решительнее.       — Аюми-тян, — отвлёк внимание Наруто, позволяя Учихе-старшему незаметно активировать Шаринган. Нежный жар, распространявшийся от золотистого солнца, погружал сознание девушки в приятную дымку, медленно растворяя излишние волнения.       — Пожалуйста, позволь мне, — попросил Итачи, не смея открывать глаза, пока не получит разрешение. Одно неверное движение — и бестия обратится испуганным зверем, сбежит и больше не подпустит к себе.       — Хорошо, — Аюми бережно огладила тыльную сторону ладони своего спутника, показывая, что не станет отворачиваться от него. Тонкая полоска металла, обвивавшая безымянный палец юноши, была тому физическим воплощением.       Алые искры явились не сразу: Учиха нарочито неторопливо поднимал веки, чтобы девушка не почувствовала себя пойманной в западню. Секунды растягивались, отчего можно было различить сначала ненавязчивый багряный лоск, затем узреть глубокие рубиновые переливы, на которых вскоре стали заметны несколько чёрных пятен. Томоэ Шарингана завораживающе крутились, утягивая в шёлковую и нестрашную иллюзию.       Они пробыли там долгие дни, недели, месяцы... Итачи медленно и осторожно показывал девушке картинки прошлого — настоящего прошлого, которое они пережили вместе — и создавал новые воспоминания в мире, столь напоминавшем любимую Коноху, но лишённом всяческих бед и невзгод. Вот их времянку наконец-то сносят, выдавая землю на строительство квартала, вот Саске в очередной раз отпускает колкость в адрес юноши-солнца, Аюми заливисто смеётся, всё ещё с опаской поглядывая на Итачи, но позволяя тому ступать рядом. Созданный с нуля особняк — их дом, где девушка, после долгих внутренних сомнений, позволяет обнять себя. Аккуратный и умиротворяющий сад, в котором Учиха дарит уже позабытый, будто бы первый, поцелуй. Обустроенная супружеская спальня, снявшая все выстроенные запреты...       В реальности проходит не более пары мгновений. Безумно утомлённая, но каким-то неведомым усилием воли сохранявшая сознание Учиха произносит последнее, прежде чем погрузиться в столь нужный сон, в котором пробудет до следующего утра:       — Я люблю тебя...