Он отнял мою жизнь...

От чего уходила, к тому и вернулась. Вот опять я стою одна в своей старой квартире. Теплого цвета стены и мебель уже давно превратились для меня в темно-серые. Все так давит, угнетает. Сколько воспоминаний сразу накатило на меня. Не думала я, что когда-нибудь вернусь сюда. Но дом готовят к продаже, а снимать квартиру когда есть своя глупо. Тем более это на период пока сделка не совершиться, как только мне выплатят деньги за дом, я уеду из этого города. Большую часть этих денег я переведу на счет Эдварда, хоть этот дом и был моим подарком, все-таки он его покупал. Мы купили его за 3 млн долларов, продала за 5 — 3,5 я переведу на его счет, минус проценты агенства, остальное оставлю себе. Мы говорили об этом с родителями Эдварда, они настаивали на том чтобы все деньги остались мне. Потому что я ношу наследника их рода, так или иначе все перейдет по наследству к нему. В гостиной вся мебель накрыта защитными чехлами, окна зашторены, и из-за этого во всей квартире очень мрачно. Пыль витает в воздухе, а в отдаленном углу комнаты стоит мольберт. Не помню, когда я последний раз что-то писала. Ноги сами двинулись в его сторону, после чего я моментально сорвала чехол и взяла в руки карандаш. Рука автоматически начала двигаться по белому холсту. *** (Прошло три месяца…) — Лиз, что-то случилось? Вы выглядите встревоженно, — спросила я женщину, которая, как фурия, ворвалась ко мне в семь утра и сейчас сидит на диване и перебирает в руках какой-то конверт. — Белла-Белла, такое случилось! Я даже не знаю, как… Не знаю, как о таком говорить, лучше я, понимаешь, лучше я тебе скажу об этом! Ведь ты все равно узнаешь, пусть лучше от меня, — женщина явно была чем-то взволнована, так как бормотала несвязные слова и не могла остановиться. — Лиз, — сказала я и присела рядом, — успокойтесь и начните все с самого начала, я уверена, что пойму. — Ох, милая! Такое ты не поймешь. Я тебя прошу, только держи себя в руках. Я уже начинаю злиться. Она разбудила меня в семь утра, а я и так из-за беременности плохо сплю, да что там — постоянный токсикоз просто измотал меня, да еще и она говорит абсолютно непонятные вещи. Мне бы сейчас спать, пока вновь не нахлынула волна тошноты и головной боли. А вместо этого я сижу, сонная, как муха, и из последних сил пытаюсь понять, о чем говорит эта женщина. — Элизабет, пожалуйста, успокойся! И скажи уже, что, черт возьми, такого случилось. Ты разбудила меня в семь утра. Как раз в тот момент, когда меня не мучает токсикоз. И пока у меня не начала болеть голова, прошу тебя. Расскажи уже, мать твою, чего ты хочешь! — да, из-за беременности я определенно стала куда более нервной, невыносимой и ужасно нетерпеливой. Я срываюсь просто на каждом шагу. Мой ребенок наверняка родится нервнобольным от такой сумасшедшей мамочки, как я. Наконец-то эта женщина поняла, что шутить со мной в такую рань не стоит. И протянула мне конверт. — Что это? — Белла, просто открой, — сказала она и тяжело вздохнула. — О боги, я с вами преждевременно рожу, — ворчала я, пока открывала конверт, — так: «Дорогие Элизабет и Энтони Мейсон! Приглашаем вас на свадебное торжество». Что? Какого черта? — Белла, читай дальше, — тихо сказала Лиз. — «Которое состоится двадцатого апреля. В городе… Так-так-так, с уважением, Эдвард Мейсон и Джейн Вольтури». Что? Этого не может быть… — и я не смогла договорить, боль затмила все. У меня перехватило дыхание, в легкие перестал поступать воздух, а к горлу подошел тугой комок. — Белла, милая, мы с Энтони сами ничего не понимаем. Несколько минут мы сидели в тишине. Ни одна из нас не решалась заговорить, Лиз боялась причинить мне боль, а я собирала мысли в кучу. — А я, кажется, понимаю, — тихо произнесла я. Я думала, что Эдвард уже не может сделать мне больнее, но, как оказалось, может. И он искусно это делает. — Я понимаю. Он женится. На другой! — Мне так жаль… — начала Элизабет, но я ее тут же остановила. — И мне жаль, Лиз. И мне… Так вот почему он бросил меня. Он мне изменял, я чувствовала это. Конечно, кто проводит собрания ночью? Кто работает до самой полуночи? Конечно, я была дурой и верила ему. Лиз, я ему верила, понимаешь? — Белла, это не может быть правдой. Мой мальчик не способен пойти на такое, как измена, я не верю, — тараторила Лиз, поглаживая меня по спине. — Что? Лиз, ты себя слышишь? Он бросил меня беременную, — в этот момент я была так зла, что готова была убить каждого, кто будет мне перечить. Зачем говорить, какой он хороший, и успокаивать меня, если и так все понятно?! — Белла, я понимаю, что тебе больно и обидно. Но Эдвард не мог тебе изменять. Он любил тебя. — Элизабет, уходи! — сказала я. — Уходи! — Господи, Белла, прости меня! — она начала трясти меня за плечи. — Прости дуру старую, да что же я такое говорю, я просто так потрясена. Я просто уже не могу. Нам так тяжело. У нас с Энтони уже не тот возраст, чтобы переживать такие потрясения. У него больное сердце, а у меня уже нет сил справляться со всем этим! И я ее понимаю. Они так сильно переживают и за меня, и за моего ребенка, и за своего сына. А когда Мейсон-старший передал их семейную компанию, он вообще слег. За последний месяц он уже три раза побывал в больнице. Да и на Элизабет навалилось все сразу: и мои постоянные нервные срывы, и муж, и сын. И как это ни прискорбно принимать, но, если бы не Джейкоб Блэк, бывший лучший друг их сына, они бы не справились. Меня никогда нет рядом, потому что я занимаюсь самоизлечением. А он почти все время с ними. Он возит Энтони-старшего по всем поликлиникам, помогает Элизабет по дому, даже меня пару раз провожал к гинекологу. И именно сейчас если кто и знает что-то об Эдварде — так это он. — Джейкоб, — вырвалось у меня. — Причем тут Джейк? — удивилась Лиз. — Он точно знает, изменял ли мне Эдвард. — О Боже, Белла, ну зачем тебе это? — Затем! Мне нужно знать. Нужно, и все! И в спешке я стала набирать его номер. После нескольких гудков он снял трубку. — Да, Белла! Что-то случилось? — Ты знал, что Эдвард мне изменяет, и ничего не говорил. И эта гребаная свадьба, ты и о ней знал! Поэтому ты хотел, чтобы я полетела на острова, якобы отдохнуть! А на самом деле ты просто не хотел, чтобы я узнала. Ты такой же бесчувственный, как и он. Вы стоите друг друга! — Ты узнала о свадьбе… — Да! — Белла, прости. Я не хотел, чтобы это причинило тебе еще больше боли. — Идите вы все… — завопила я и отключилась. — Вот, — сказала я и сунула в руки Элизабет это чертово приглашение, — отправляйтесь на свадьбу. Скажите ему, что я счастлива за него и передайте, что у меня родится здоровая дочка. — Внучка, — выдохнула Элизабет. — У меня будет внучка. — Нет, — отрезала я. — Это у меня будет дочка. Она моя! А у вас будут внуки от новой невестки. А я завтра, уеду в Форкс. В родительский дом. И вы меня больше не увидите. — Ох-х-х, Белла, не делай этого, прошу тебя! Не уезжай хотя бы ты. Останься! Там ведь у тебя никого нет. А здесь есть мы. — У меня там есть знакомые — Анжела, и Джессика, и Майк. Я уверена, они мне помогут, а здесь я больше не останусь. И дело не в вас с Энтони, а дело во мне. Я не смогу здесь нормально родить. Не смогу нормально жить. Весь город напоминает мне об Эдварде. Те парки, где мы гуляли, те кафе, где сидели, разговаривая часами, те пейзажи, что я рисовала в самых прекрасных местах, куда он меня отвозил. Я не могу даже выйти на улицу, не искорежившись от боли, потому что на первом же углу пахнет его любимым эспрессо. Я не могу. Хочу спокойно родить и вырастить свою дочку. Этот город проклятый. В нем я потеряла родителей, Эдварда, но я не хочу больше ничего и никого терять. Поэтому просто позволь мне уехать. — Прости, милая. Я такая эгоистка и совершенно не думаю о тебе. Хорошо. Поезжай. Если тебе это нужно, уезжай. Только обещай, что мы будем созваниваться и видеться. — Обещаю, — прошептала я и крепко-крепко прижала к себе заботливую женщину, на время заменившую мне мать.