Neighbours

Намджун смотрит на свои покрытые мурашками трясущиеся руки, потому что это единственное, что он может различить в кромешной темноте вокруг него. Ничего не видит, зато чётко слышит издевательские крики, будто кто-то бегает вокруг него и пытается напугать, выскакивая с громким возгласом, но Намджун всё равно не видит ничего вокруг. Сам даже говорить не может. Пытается позвать своих родителей, крутя головой из стороны в сторону, но выходит только сдавленное, пропадающее в пространстве шипение. Его глаза заливает потом, лицо напряжено так сильно, что зубы начинают мерзко скрипеть друг о друга. Мысли путаются все, кроме одной. Ему надо бежать, но как только он дёргается с места, его глаза всё же видят того, кто всё это время пытался напугать его, выкрикивая гадости. Большое, улыбающееся лицо, искаженное болью, в этот раз находит его, выпрыгивая с громким криком и широко раскрытым ртом прямо на него. Он широко распахивает веки, дёргаясь всем телом. Перед глазами потолок его комнаты, но он всё ещё видит то мерзкое, прыгающее на него лицо. Дыхание. Жмуря глаза, он заставляет себя дышать. Мерзкий и отвратительный сон, из-за которого сердце заходится в быстрых ударах. Просто сон. Матрас прогибается под Намджуном, садящимся на кровати. Руки судорожно скользят по лбу, стирая пот и зарываясь выше в волосах. Решение уснуть в попытках игнорировать тревогу без таблеток, очевидно, было не самым хорошим. Резкий неожиданный звук, будто бы маленького мотора, вздёргивает всё его тело. Голова мгновенно поворачивается к источнику шума, а дыхание снова полностью спирает. — Боже, Чонгук-и, — шепчет сам себе Намджун, жмуря глаза. Несмотря на чуткий сон, храп Чонгука никогда не мешал ему спать, потому что, будучи храпящим человеком, его организм к этим звукам привык, не просыпаясь от них, но конкретно сейчас этот самый храп чуть ли не довёл его, ещё не отошедшего от сна, до инфаркта. Намджун бесцельно сидит на кровати, привыкая к реальному миру вокруг него ещё несколько минут. Сердце всё же успокаивается, и он понимает, как сильно у него пересохло во рту. Ноги опускаются на едва прохладный пол. Это ощущается так приятно, что Намджун игнорирует рядом стоящие с кроватью тапки и даже не накидывает на себя ничего из одежды, отправляясь на кухню. Не то что он привык ходить по общежитию в нижнем белье, но ночь делает это более приемлемым. Он просто надеется, что никого не встретит по пути. Темнота вокруг него совсем не такая, как во сне. Намджун видит каждый окружающий его предмет и в ней точно не прячется ничего пугающего. Босые ступни шлепают по паркету коридора, и вокруг никого. Он наливает себе только половину стакана, хотя хотел бы залпом выпить два, но кому завтра утром нужно опухшее лицо. Они не так давно переехали в эти апартаменты, и ещё не совсем привычные, сейчас совершенно пустые и тихие, стены вызывают желание поскорее вернуться в свою кровать. Намджун идёт назад широким шагом, расслабляясь только когда закрывает за собой дверь комнаты. Храп Чонгука в этот раз, напротив, действует на него, словно успокоительное, потому что он заполняет собой тишину, делая комнату куда более комфортной. К тому же, макнэ выглядит так умиротворенно, обнимая руками и ногами по две подушки. Намджун замечает как у него подергивается то нос, то уголочек рта, будто что-то мешает. И правда, присмотревшись, он замечает маленькое прилипшее в щеке пëрышко, которое, видимо, его щекотало. Ему становится спокойнее, когда он подходит к их кроватям, поворачиваясь лицом к чужой. Мысли немного путаются в голове, но он решает всё же убрать пёрышко, наклоняясь к младшему. Но то, черт побери, так просто не убирается. Сухие подушечки пальцев никак не могут подцепить его края, так что приходится использовать ногти, которыми он наконец забирает его с мягкой кожи. Видимо, это ещё больше щекочет Чонгука, потому что он хмыкает, улыбаясь и потирая свою щеку. Возможно, Намджун был не прав, когда думал, что самая яркая черта Чонгука для него – глаза. Может быть, это потому, что сон и тревоги сделали его ранимым, но сейчас он чувствует такую сильную привязанность, смотря на немного выглядывающие зубы и родинку под губой. Ему и самому хочется улыбаться. Если бы он засыпал с такой улыбкой перед глазами, может быть, сон был бы куда более простой и нестрашной вещью в его жизни. Он просто надеется, что когда-нибудь у него будет тот самый человек, засыпающий рядом и улыбающийся так же тепло. Он ещё немного покручивает пёрышко пальцами прежде, чем бросить его на пол и вернуть руку к лицу Чонгука. Его ладонь замирает в миллиметре от щеки младшего. Намджун встряхивает головой, отодвигая руку на немного влажный лоб и освобождая его от прилипшей чёлки. Потому что гладить щеку Чонгука было бы странно. Просто мысль об этом странная. Чонгук причмокивает губами, отворачиваясь к стене, и это иррационально расстраивает Намджуна. Даже если в нём проснулось то самое настроение на касания, это не даёт ему право ходить и трогать спящих людей. Ну, он уж точно не собирается тревожить Чонгука ещё больше. И всё же, видимо, как-то он его потревожил. По крайней мере, так думает Намджун, потому что утром младший то и дело поглядывает на него, когда думает, что никто этого не видит, но делает это так очевидно, что, конечно, Намджун хочет спросить, в чём дело. Их двоих удачно сажают в одну машину, когда они едут на мероприятие и он уже собирается открыть рот прежде, чем его опережают. — Хён, как ты спал сегодня? — спрашивает Чонгук, пристёгиваясь ремнём. Он поднимает глаза, чтобы увидеть вопросительный взгляд Намджуна. — Ну, я имею в виду... Я лёг спать позже тебя. И прежде чем заснуть, видел, как ты дёргаешься. Не типо в припадках, а типа небольшие, короткие подёргивания. И ты пыхтел. Намджун хмыкает. — Ничего такого, Чонгук, просто плохой сон. Не обращай внимание, ага? Чонгук хмурится, смотря то на старшего, то на свои руки. — Значит, тебе часто снятся кошмары? — Почему ты так говоришь? — удивляется Намджун. — Просто это не в первый раз. Ты довольно часто что-то мычишь или дёргаешься. Иногда я даже пугался достаточно сильно, чтобы подойти к тебе и, ну, погладить по голове. — Погладить по голове, — весело хмыкает Намджун, — я что, ребёнок? — Ты и сам меня вчера ночью гладил по голове, — не понимая возмущений старшего, бросает Чонгук. — Ох, я не хотел разбудить тебя, — это немного смущает его, — прости, я думал, ты крепко спишь. — Обычно это так, я не то что бы проснулся, просто припоминаю что-то такое смутное, что немножко пробивалось сквозь сон. — Вот как... — ему реально неловко. Чонгук порывается сказать что-то ещё, но всё же закрывает приоткрытый рот, проглатывая вдох, так что Намджун решает просто ответить на его вопрос, — На самом деле, ты же знаешь, что я лечился от депрессии, да? — Чонгук кивает. — С тех пор внутри меня много что сидит, что, в конечном итоге, начало выливаться в тревоги и страхи, поэтому иногда я плохо сплю. У меня есть таблетки, но они меня раздражают, так что я пью их, только когда припрëт. Может быть, лечение было бы более продуктивным и бесследным, если бы, знаешь, не весь тот постоянный стресс, что мы испытываем. Намджун не видит смысла врать Чонгуку, потому что, на самом деле, в этом нет ничего такого. Он даже не может назвать это слишком личным. — Знаешь, хён, — неуверенно начинает Чонгук, — когда я был ребёнком, у меня часто были кошмары, я в принципе плохо засыпал. Но я помню, что очень успокаивался, если родители разрешали поспать с ними в кровати. — Мы опять возвращаемся к вопросу о том, что я не ребёнок? Может быть, он просто хотел поделиться историей, а может призывал Намджуна... Поехать поспать с родителями? Чонгук буркает что-то себе под нос и отворачивается к окну. Иногда его вообще не понять. Намджун с секунду смотрит на него вопросительно, но вскоре просто забивает. Несколько дней не очень качественного сна заставляют чувствовать себя немного хуже обычного, однако внутри него сидят тошнотворные воспоминания о настоящей бессоннице, отравляющей столько дней и месяцев его жизни. Так что он действительно благодарен тому, что спит. Самое главное, что ему в принципе удаётся уснуть и проспать дольше трёх часов. Это наводит его на мысль о тренажёрном зале. Потому что в дни, когда он наиболее устаёт физически, сон становится крепче. Засыпать может быть всё так же неприятно, но, анализируя себя, в дни с тренировками он реже просыпается и бродяжничает среди ночи. С переезда Намджун не посещал спортивный зал, и он пока что ничего не знает о тренажёрном зале в их жилом комплексе, так что, найдя на неделе время после работы, он просто задерживается в здании компании вместе с Чонгуком и Чимином, чтобы позаниматься там. — Ого, Чимини-и! — его глаза расширяются, когда он видит, сколько жмёт от груди его тонсен. Чимин самодовольно улыбается, кивая Намджуну. — Хён, на себя посмотри, осиливаешь больше меня. В последнее время ты такой спортивный. — Мы все тут спортивные, — нарочито безразлично хмыкает Чонгук, вызывая у двух друзей смешки. — Конечно, Чонгук-и, — воркует Чимин. — Чонгук, подстрахуешь? Намджун закончил с блинами, закрепляя их и укладываясь лопатками на скамью. — Конечно! — макнэ подходит к нему. Он не планирует брать на себя много, потому что давненько не делал силовые. Несмотря на то, что он хочет устать, он совершенно не намерен перенапрягать мышцы. Чонгук стоит рядом с ним, внимательно наблюдая, пока Намджун чувствует первые капли пота на своём лбу, тяжело выдыхая каждый раз, когда поднимает руки вверх. Когда мышцы напрягаются, чтобы в последний раз поднять тяжелый груз, он ловит решительный, очень пристальный взгляд над собой. — Хён, — говорит ему Чонгук, пока помогает положить штангу на крепление, — ты действительно всегда можешь на меня положиться, — всё ещё лежащий на спине Намджун с удивлением смотрит в глаза склонившегося над ним Чонгука, — я имею в виду, в любой ситуации. Чонгук... Нечасто говорит что-то подобное. В смысле, он очевидно говорил сейчас не о подстраховке при жиме от груди, так? По крайней мере то, как он смотрит на Намджуна, так уверенно, заставляет сердце старшего замереть от неожиданности и, совсем немного, от восторга. — Спасибо, Чонгук-и, — Намджун встаёт, похлопывая младшего по плечу. Несмотря на то, что он немного в смятении, он не хочет показывать этого Чонгуку, и так немного собой смущённому. Он, вроде как, действительно готов положиться на каждого мембера в любой момент, так что это странное уточнение. Тем более в такой нерасполагающей к откровениям ситуации. Даже так, каким-то образом, это отпечатывается непроизвольными подёргиваниями уголков его губ, расползающихся в улыбке. Когда они едут в машине, Чонгук начинает дремать, а Чимин шёпотом болтает с Намджуном, пока тема не исчерпывает себя и он не достает свой телефон. На самом деле, Намджун тоже чувствует сонливость. У него немного тяжёлые веки и голова. Однако от мысли о том, чтобы пойти спать, его подташнивает. По возвращению домой в гостиной снова включён телевизор и это то, что надо, чтобы отвлечься. Намджуну забавно как вдруг все неожиданно полюбили смотреть кино в их новых апартаментах. На самом деле, в этом есть смысл: экран очень большой, диваны мягкие и удобные, как и пуфики, брошенные на махровом ковре. Это даёт им повод почаще проводить время вместе вне работы, что они так редко делают. В этот раз это Тэхён и Хосок, увлечённо выбирающие между французским фильмом о любви и корейской комедией. Переодевшись и помыв руки, Намджун плюхается к ним, никак не помогая, потому что готов посмотреть и то, и то. Мерзкое шевеление в его мозгу заставляет старательно вслушиваться в разговоры друзей, чтобы отвлечься. Поэтому ему действительно не так важно, какой это будет фильм. — Хочу "Влюбись в меня, если осмелишься". Чонгук заходит, после заползая на диван и жуя снеки. Намджун раскрывает ладонь, чтобы взять и себе немного, но Чонгук просто игнорирует её, протягивая несколько штучек в своей руке так, что старшему ничего не остаётся, кроме как приоткрыть рот, цапая вкусняшку с рук. Хосок и Тэхён пожимают плечами, включая романтику по просьбе Чонгука, и поудобнее усаживаются на своих местах, накрываясь пледиком. Сюжет... Довольно интересный, в самом деле. Чонгук продолжает подкармливать его вкусняшками, и он не особо замечает, когда придвигается к младшему почти вплотную, чтобы было удобнее хрустеть снеками. Его напряжённые мышцы потихоньку расслабляются, как и он сам. Всё ещё тяжелые веки то и дело норовят опуститься, пока смена сцены не заставляет их открыться вновь. Свет в гостиной сильно приглушён ещё с того момента, как он в неё зашёл, а телевизор работает действительно негромко. Даже Чонгук, обсуждающий что-то с Тэхёном, делает это в полголоса. Намджун вроде бы потихонечку засыпает, но расшатанные нервы заставляют его вздрагивать, пробуждая. Что, в целом, ожидаемо, так как он находится даже не в своей кровати. Вокруг него сейчас огромное количество вещей, которые помешали бы ему заснуть даже без обострения всей этой херни со сном. Но его мозг так устал. Ощущается, как раздавленный картофель под черепной коробкой. Его виски и затылок неприятно покалывают, пока организм пытается заставить себя расслабиться, чтобы уснуть. Когда он чувствует мягкую руку Чонгука на своём плече, у него недостаточно сил, чтобы обрабатывать информацию. Он только ощущает, как его кожу поглаживают, как его легонечко прижимают к себе, заставляя голову упасть на подставленное плечо. Когда он вздрагивает в следующий раз, вокруг него крепкие объятия, достаточно защищающие, чтобы мозг забил, продолжая засыпать вместо того, чтобы просыпаться по сигналу тревоги. Фильм в его сознании затухает полностью, как и всё вокруг, пока он не слышит только своё размеренное дыхание. Он недовольно мычит, чуть-чуть приоткрывая глаза и ощущая, что проспал как минимум несколько часов. Его мозг работает так плохо, и Намджун готов обратно провалиться в сон, но приподнимает голову, чтобы посмотреть, что его разбудило. По ощущением, это было какое-то движение. Он всё равно не успевает ничего понять прежде, чем чувствует руку, слабо давящую на его затылок, прижимающую к широкой шее. Чувство полного комфорта заставляет его совершенно позабыть о своих мыслях. Он даже не помнит, зачем голову изначально поднимал, когда снова проваливается в сон. За секунду до полёта разноцветных картинок перед глазами, он слышит знакомое сонное причмокивание, сразу же засыпая.