Хроники Аместриса

      Мечта любого алхимика — стать известным, как бы это эгоистично ни звучало. Создать что-то, что никто другой не смог раньше, прославиться своими военными успехами, записать свои открытия…       Все это заманчиво и привлекает незадачливого чудака. Но как же быть тому, кого заставили насильно быть тем, кем вовсе не хотел быть?       По слабоосвещенному коридору Центральной тюрьмы двое военных вели осужденного алхимика. Руки его были скованы колодками, чтобы он не мог совершить преобразование и сбежать. Но алхимик не сопротивлялся — он покорно шел, опустив голову, и смотрел себе под ноги. В конце коридора эта троица остановилась у двери. Военный, поддерживающий алхимика с левой стороны, постучал в неё. Через некоторое время она со скрипом отворилась, и к посетителям вышел толстый курящий трубку подполковник. Он выдохнул дым и недовольно посмотрел на компанию.       — И что вам надо? — спросил подполковник у правого военного. Толстяку было сейчас совершенно не до того. Он собирался допить свой стаканчик бренди и завалиться до утра спать. А тут молодые сержанты стучатся и чего-то хотят от уставшего заведующего этого неприятного заведения под названием каземат.       — Мы привели нового заключенного, сэр.       Подполковник только сейчас обратил внимание на осужденного. Презрительно фыркнув, заведующий тюрьмой снова взглянул на молодых сержантов.       — Что за птица?       — Вам сегодня сообщали о нем. Это Туманный алхимик. Киримару* Рин. Приговорен к смерти. Казнь состоится завтра в десять часов утра здесь…       — Аааа! Припоминаю. Это тот, которого около пяти лет поймать не могли? — усмехнулся подполковник. — Ну ладно. Идите за мной. Найдем ему уголок.       Заперев свою дверь на ключ, заведующий повел троицу на верхний этаж. Проходя мимо одной из камер, они услышали стоны, крики и ругательства. Подполковник постучал в дверь камеры.       — Уймитесь, собаки! Без обеда оставлю!       — Дерьмо ваш обед! — донеслось из-за двери.       — Заткнись! Ты уже смирился со своей участью, а мы нет! — другие голоса заглушили первый. Послышалась возня за дверью.       — Цыц, кому сказал! — рявкнул подполковник и, стукнув ещё раз в дверь, повел троицу дальше.       Туманный алхимик плелся следом и не обращал внимания на кряхтения сержантов, подгоняющих его. Его мысли были совсем далеко. Зачем он стал алхимиком? Зачем он стал служить в армии? Отец отдал его в военную академию, как только он закончил среднюю школу. После академии армия. Армия, в силу которой он верил в детстве, отняла у него все. Отняла семью, лучшего друга и мечту.       Очнулся Киримару от своих мыслей только тогда, когда его подвели к камере. Заведующий рассеянно оглядывался в поисках кого-то.       — Билл! — позвал подполковник, но ответа не последовало. Толстяк почесал в затылке. — В сортир, что ли, отошел… Билл!       Послышались шаги, и из закоулка коридора вышел надзиратель. Связка ключей у него на ремне болталась из стороны в сторону, издавая бренчащий звук.       — Да здесь я, — угрюмо отозвался Билл. — Что разорался? Только-только я этого чокнутого заткнул. Сейчас опять про свои взрывы рассказывать будет…       — Вот чего, — заведующий показал на Туманного.       Билл заглянул за спину подполковнику. Увидев алхимика, он укоризненно посмотрел на начальника.       — Вы же и так в курсе, что у меня в секции все камеры забиты. А вы ко мне ещё одного тащите.       — А ты подсели его к своему говоруну. Пусть он ему про свои взрывы рассказывает.       — Да он его взорвет, — фыркнул надзиратель.       — И ладно, все равно этому не жить завтра. Смертник он, — тут подполковник ухмыльнулся. — Ха, а знаешь, кто будет его палачом на завтрашней казни? — Надзиратель отрицательно мотнул головой. Откуда ему знать? — Его собственная дочурка. А, как тебе, Билл?       Надзиратель посмотрел на Туманного алхимика. Тот отвел глаза в сторону. Билл понял, что начальник правду говорит о дочери алхимика, и более внимательно присмотрелся к заключенному. Нет, он не похож на тех убийц, которых приводили к нему раньше. Почему такой человек оказался здесь, в тюрьме - в этой клоаке?       — Бедняга, — сочувственно сказал Билл.       Толстый заведующий презрительно фыркнул:       — Завтра его жалеть и оплакивать будешь. Давай открывай камеру! У меня ещё дела неотложные есть.       Билл дернул плечами и стал отпирать камеру. Дверь со скрипом отворилась, заставляя надзирателя болезненно поморщиться. Билл осторожно взглянул внутрь камеры, словно опасаясь чего-то или кого-то, но тут же сплюнул на пол и проворчал:       — Черт, ни хрена не видно. Надо лампочку потом вкрутить, — обернулся надзиратель. — Заводите.       Двое сержантов буквально втащили задержанного в камеру. Посадив его в углу, они скоренько вышли и, отдав честь подполковнику, зашагали прочь. Подполковник, убедившись, что алхимик в камере, молча побрел следом, бросив напоследок Биллу, что придет за осужденным завтра утром. Надзиратель что-то буркнул в знак согласия и запер дверь. Заглянув в маленькое окошко камеры, он позвал Туманного.       — Эй, приятель. Если этот, — надзиратель взглядом указал куда-то в темноту камеры, — приставать будет — ты кричи. Я бы поселил тебя в отдельную камеру, но переполнены они. — Билл замолчал на мгновение и добавил: — С виду ты хороший мужик, так что удачи тебе.       Когда надзиратель закрыл окошко, в камере стало совсем темно. Хоть глаза выколи. Киримару прислонился к стене и закрыл глаза. Алхимик вслушивался в отдаляющиеся шаги надзирателя и понимал, что, когда в следующий раз их услышит, это будет начало конца. Едва они стихли, из провотиположного угла камеры прозвучал ясный проникновенный голос.       — Не думал, что когда-нибудь я снова увижу вас, Рин-сан.       Туманный насторожился и открыл глаза. Темнота в камере не позволяла ему видеть соседа, но по голосу он определил, где находится собеседник, и теперь всматривался, пытаясь разглядеть его. Голос показался алхимику знакомым, но вспомнить его обладателя Рин не мог.       — Мы знакомы?       Таинственный собеседник рассмеялся. И Туманный готов был дать свою руку на отсечение, что раньше уже слышал этот смех. Но где?       — Не вы ли мне говорили, что я вам как родной сын? — с усмешкой произнесли из темноты.       Тут Туманного осенило. Это он говорил только одному человеку. Только одному. Неужели..?       Киримару услышал шорох со стороны собеседника, а затем и шаги. И хотя он уже догадался, кто его таинственный собеседник, инстинкт самосохранения работал автономно от хозяина. Туманный готов был в любую секунду оборониться от физического удара. Алхимию они оба применить не смогут: колодки не позволят. А также Туманный прикинул, что и в физической силе соперник уступает ему, и, судя по силуэту в темноте, который подходил все ближе и ближе, в телосложении тоже не ровня.       Сосед по камере подошел к Рину и опустился на корточки. Теперь алхимик мог видеть его лицо и едва удержался от облегченного вздоха.       — Кимбли.       Багровый еле заметно кивнул. Киримару оглядел своего товарища. Серая тюремная форма, руки, закованные в колодки, распущенные темные длинные волосы, и неизменные серо-голубые насмешливые глаза блестят в темноте. Багровый алхимик, чьё имя во время Ишварской компании наводило ужас на восставших ишваритов, сейчас сидит рядом с таким же ветераном Ишвара.       — Зольф Джей Кимбли. Багровый алхимик. Алхимик Красного Лотоса. Известный всему южному фронту как Кровавый алхимик, — усмехнулся Киримару Рин. Кимбли рассмеялся.       — Вы тоже, Рин-сан, не плюшевый заяц. Туманный алхимик. Туман Ишвара. Или нравится, когда вас называют демоном? Дьяволом?       Киримару нахмурился. Да чего скрывать… Туманный алхимик тоже не белый и пушистый. Он тоже приложил свою руку к массовым убийствам в Ишваре. Быть живым оружием в руках армии — разве об этом мечтал Рин? Нет, не об этом.       — Неужели вы считаете, что поступали неправильно, выполняя приказ об уничтожении Ишвара?       — Приказ есть приказ, Кимбли. Но мы с тобой не единомышленники в этом вопросе. Ты знаешь настоящие цели этой войны?       — Мне это неинтересно, — хмыкнул Багровый. — Я просто выполнял свою работу. Вам лучше всех это известно.       Туманный грустно улыбнулся и уставился в одну точку.       — Я мечтал о другом. Я не хотел быть алхимиком. Но отец и армия решили все за меня.       Кимбли заинтересованно посмотрел на своего бывшего командира.       — Выскажитесь. Мне будет интересно, а вам легче станет.       Киримару взглянул на Зольфа. Туманный не увидел привычной насмешки на лице Багрового — лишь любопытство вперемешку с серьезностью. Рин понимал, что жить ему осталось считанные часы. Почему бы не довериться и не рассказать бывшему товарищу по оружию?       — Хорошо. Ты ведь знаешь о моей алхимии?       — Да, мощь вашей алхимии потрясает. Я до сих пор уверен, что вы используете философский камень.       — А вот и нет, Зольф. Это не мощь философского камня. Это все научный эксперимент. Наши аместрийские ученые в ходе изучения алхимии и рентанджицу Ксинга изобрели новый круг преобразования. Если человек использует эту алхимию, то он становится практически непобедимым. А нашей армии нужны непобедимые солдаты. Поэтому меня, мою жену и сестру выбрали как «подопытных кроликов». Они «вживили» в нас этот круг. Но был и ещё один нюанс: чтобы человек мог использовать эту алхимию, он должен обладать невероятной физической силой. В нас троих вживили кровь гомункула. Эта была адская пытка. Я думал, что умру от этой боли. Но вскоре все закончилось. Эксперимент прошел удачно. Теперь мы могли использовать эту треклятую алхимию!       Туманный сделал короткую паузу, чтобы справиться с дыханием, а затем продолжил:       — От того, что в нас вживили кровь гомункулов, мы не превратились в них. Но, вместо этого, моя жена стала вторым Гераклом, сестра — второй Афиной, а я — неуязвимым Ахиллесом. Мои способности очень заинтересовали правительство. Так я стал государственным алхимиком. Я разрушал города, убивал людей, делал все, что мне прикажут. А правительству этого было мало. Им нужна была ещё сила — одной им было недостаточно. Моя сестра и жена оказались ненужными. Только потом я понял, что их сделали заложниками. Я уже почти смирился, но вскоре у нас родилась дочь. И какого было изумление мое и правительства, что и она оказалась носительницей этой алхимии, по силе не уступающей моей. После рождения второй дочки я решил действовать, хоть она и родилась без этой чертовой штуки. Я выяснил настоящую причину всех войн.       Киримару подался чуть вперед и шепнул Багровому прямо в лицо:       — Они хотят уничтожить эту страну, Зольф. Сравнять с землей. А мы работаем на них.       Кимбли молчал, не желая соглашаться с Туманным. Рин отстранился от подрывника и обреченно вздохнул.       — Мне тебя не переубедить. Да я и не старался.       Багровый ухмыльнулся.       — У каждого человека свои взгляды на жизнь.       В ответ Киримару осклабился.       — Скоро из людей не останется никого.       В камере повисла тишина. Алхимики молчали, каждый был погружен в свои мысли. Зольф украдкой взглянул на своего бывшего командира. Как же быстро меняются люди! Раньше этот вояка лихо сражался на поле боя, не думая о последствиях и не взирая на свои раны, а теперь? На вас жалко смотреть, Рин-сан.       — Я — плохой брат, плохой муж, плохой отец…       — Ну почему же? — сказал Кимбли. — Вы хороший муж и отец. У вас прекрасная дочь…       — …которая окружена ложью и не видит правды, — закончил за Багрового Рин. — Которая совершает глупости и верит всему, что ей говорят в армии. Которая не знает, какая участь ей уготована. Я упрятал её, все следы и ниточки к ней перекрыл. Жила бы как человек. Но она совершила человеческое преобразование, и армия почти сразу вычислила её. Откуда моей девочке знать, что она является частью запасного плана гомункулов.       Туманный снова замолчал. Ему было очень тяжело говорить об этом. А жить осталось совсем чуть-чуть. Но Киримару, хоть Багровый и слушает внимательно, и по-своему пытается поддержать, ни за что не расскажет ему о письме, которое оставил для дочки и в котором написал всю правду.       — Прости, что пришлось выслушать бред жалко прожившего свою жизнь человека.       Кимбли лишь улыбнулся уголком губ и ничего не ответил. Сколько они так молча просидели, Рин не знал. Теперь тишину нарушил подрывник:       — Не убивайтесь, Рин-сан. Я уверен, ваша дочь скоро узнает правду. Хоть мы и стоим по разные стороны баррикад, если мне доведется выбраться отсюда, то могу поручиться, что я не сделаю ничего, что могло бы угрожать её жизни.       — Зольф, это не ты говоришь. Багровый алхимик никогда бы так не сказал.       — Несмотря на всю мою репутацию, я — человек слова. Я помню свое обещание.       Туманный недоуменно взглянул на Кимбли.       — Это обещание ты дал давным-давно и до сих пор цепляешься за него?       Багровый первый раз за вечер улыбнулся по-настоящему.       — Повторяю: я — человек слова.       Сложно было не поверить его словам. И Рин поверил. Хоть он и не понимает, зачем Багровый цепляется за это обещание.       — Спасибо.

***

      — Рин, на выход!       Киримару, щуря глаза от резкого света, посмотрел на открытую дверь камеры. Ну, вот и все.       — Прощай, Багровый, — сказал Туманный своему временному сокамернику и в сопровождении четырех военных вышел в коридор. Кимбли лишь кивнул в ответ. Дверь камеры противно скрипнула и захлопнулась.       И только когда часы в маленькой каморке надзирателя глухо пробивают десять часов, Багровый тихо говорит в тишину:       — Прощайте, Рин-сан. 8.11.2010 год ________________________________________ * — в переводе с японского “кири” означает “туман”