Fuge, late, tace

Паб, в котором оказалась Люси, был просто напичкан новой техникой. Обычно она тусила в клубах типа "Morella" - там, где можно было хлебнуть от души хорошего вискаря и потанцевать обнажёнку на шесте, вопреки всем увещеваниям миссис МакКриди, которая не одобряла подобного времяпрепровождения. Тем не менее Люси прекрасно знала, что для того, чтобы поддерживать романтику с Каспианом, которого в наш мир занесло чисто случайно - когда тот провозился с древним конспектом и вызвал к жизни силы, которые превосходили по глубине и протяжённости саму жизнь, необходимо было почаще идти на уступки: приносили ли они ожидаемый результат или нет - этот вопрос стоял колом, как и последствия неудачных экспериментов Питера с изучением старых номеров «Тихуанской библии». Вот почему она почти каждый день втихую тырила из косметички Сьюзен красную помаду, без особых усилий приглушая голос совести касательно того, что мистер Гарольд, с которым Сьюзен успела закрутить недавно роман, достаточно богат для того, чтобы не придавать значение таким мелочам, как размышления о том, отчего у старшей вопреки устоявшимся принципам самостоятельности и справедливости (недаром же она носила похожий титул в Нарнии) никогда не хватает наличных, чтобы заплатить за чашку ставшего традиционным для их воскресных посиделок кофея, и ему приходится платить по счетам самому. Люси, говоря по правде, не умела развлекаться: сказывалась её привычка к уединённым занятиям в кабинете Керка, по стенам которого были развешаны фотографии африканских львов: профессор знал толк в биологии и всегда стремился привить своим студентам любовь к зоологическим атласам и анатомии для того, чтобы, когда Аслан (ежели будет на то желание у Творца Миров) призвал их на службу в Нарнию, у детей не оставалось никаких атеистических сомнений. Каждый день Сьюзен просиживала в своей комнате несколько часов кряду, зная, что девушка, которая работает над своим художественным творением, чаще на более верном пути, чем те, кому казалось (и не будем показывать пальцем на её младшего брата), что они победили интерес к себе, в то время как обозначенные лишь перенёсли эту сферу на более широкие горизонты жизни, в котором было место недорогим проституткам из салона мадам Лоры напротив католического прихода мадам Джоанны, гранжу, игре в покер и эротическим примочкам для тех, кому за восемнадцать. Эдмунду ещё не было восемнадцати, но его мало смущало то, что он часто попадал впросак, появляясь в пунктах рекрутёров на военную службу, пытаясь заменить свою неиспорченную жизнью сущность на билет, благословляющий на славные подвиги на военном поприще - в виде паспорта тёти Альберты, последнюю букву в имени которой он тщетно старался затушевать замазкой из канцелярской коллекции старшей сестры. Так и сейчас: пытаясь казаться взрослой, Люси то и дело натыкалась на те проявления своей натуры, благодаря которым она то взлетала на вершину популярности, а то и оставалась на бобах, отнюдь на них, впрочем, не жирея, когда её в силу возраста выпроваживали из злачных мест, намекая на то, что удачи ей искать следует всё там же - в покоях оксфордских профессоров. Опыт - этот трудный сын ошибок - приобретался только так. Да не смущаются юные умы волнениями земного бытия, в которых душа рвалась к небесам или на части - как когда-то у Питера, который, как буриданов осёл, всё никак не мог сделать выбор в пользу тех или иных преимуществ, которые дарит жизнь молодого лондонского повесы, поступившего на факультет социологии! Люси долго думала, смакуя мохито: правильно ли она поступила, дав Питеру возможность не идти по стопам старого мафиозника, а следовать своему собственному пути. Выбрав факультет, на котором они со Сьюзен наводили порядки в умах современников, виртуозно управляя общественным мнением изящным росчерком перьевой ручки на листках социологических отчетов, корректируя уже сложившуюся картину мира городских и сельских обывателей, она подписалась на невозможное в попытках стать чуть лучше - если на то, конечно, была воля богов этого греховного мира. В Нарнии воля Аслана не подлежала критике и сомнению, но здесь, в реальном мире, где суета, описанная Екклесиастом, спускала всех мечтателей с небес на землю, этот вопрос стоял если не колом, то уж ребром точно, как и подтверждала то экономка Керка, начищая до блеска трюмо на первом этаже поместья учёного мужа, своей фразой "хочешь жить - умей вертеться". Многозначительно подытоживая эту мудрую жизненную аксиому выразительным па вокруг своей оси со шваброй в правой руке и неоплаченными счетами за газ - в левой. Питер познакомил Сьюзен со всеми своими коллегами: трудно было сказать, что в её коллективе этика была гибкой - в её недостатках он готов был винить кого угодно, кроме самого себя, однако по мере своего развития, когда он стал воспринимать коллективную этику как основу личной, отношения стали налаживаться, упорный труд старшего брата над приведением в должное состояние внешних образов "я" лондонских Лолит дал пышные плоды: слава о мастерстве Пэвенси как парикмахера разлетелась по всему району со скоростью сплетен тёти Полли о легкомысленном поведении его подружки Лиззи Сноу. Лиззи, надо заметить, своё поведение особо не корректировала, не считая зазорным пропадать всю ночь на танцполе, обивая каблуки дорогостоящих туфель - вместо порогов университетских кафедр - о доски, отполированные многочисленными падениями на пятую точку неопытных начинающих танцоров: американские строители явно сэкономили на наждачной бумаге, чтобы привести место для воскресных кульбитов в идеальное состояние. Девушка искренне считала, что, работая с утра до ночи в кафешке миссис Примроуз, где чаевые ложились мужской половиной посетителей исключительно в её лифчик - и зачастую не её руками (как правило ими были урывающие последний кусок от мирной жизни понаехавшие из-за границы наёмные «добровольцы», которые, как известно, скрывались от воинской обязанности в трюмах ливерпульских кораблей, а затем прыгали в воду, точно пресловутый Мартин Иден - плавать при этом они умели отменно), бывшая подружка известного ловеласа компенсировала себе все затраты на обустройство личной жизни, от которой после ухода Питера остались лишь воспоминания о потерянном блаженстве и - не менее потерянные трусики в дальнем углу Платяного Шкафа, в котором она с братом Сьюзен познавала первые радости плотских утех. Увы, Лиззи никогда не была в Нарнии, вот почему подобный образ действий никогда не казался ей кощунством. Кощунством для неё было скорее то, что Питер променял её прелести на сомнительных барышень из лондонских свинг-клубов, которых, впрочем, совесть за измены благоверным никогда не мучала так, как Лиззи, считавшей себя виновной по всем статьям просто за то, что она упустила возможность стать счастливой в браке за богатым приданным, долженствующем достаться ей от миссис Пэвенси и тёти Альберты. Тётя Альберта была прогрессивным человеком, вот почему она никогда не ставила в упрёк своему племяннику разбитной образ жизни и стринги его герл-френдш, выразительно висящие после бурной ночи на руле её кадиллака с таким же многозначительным видом, каким венком победителя когда-то в древности увенчивал великих поэтов кружок благодарных муз: она прекрасно помнила, каким вернулся из Нарнии её драгоценный сыночек, только сейчас начинающий понимать, сколь многим он был обязан кузену своим обновлённым нравственным обликом, и каким серьёзным он стал, когда отставил в сторону банки с муравьями и засел за конспекты русского учёного Алекса Лесли. Тётю Альберту Вред тяготил так же, как обычно тяготят почтенных отцов семейства их перезрелые дочери - или её собственная девственность, затянувшаяся в своё время на неопределённо долгий срок. Мистер Альберт был человеком более консервативных взглядов, и для его жены было сущим наказанием слышать за каждым завтраком очередное переливание из пустого в порожнее: политические многоходовки, светские сплетни или постановления Палаты Общин, обращающей свои взоры к законодательству короля Якова или к какой-либо другой тени древних, очень утомляли Альберту, как и страшно раздражали её забытые супругом на диване грязные носки, миазмы которых отнюдь не гармонировали с недавно приобретённой картиной талантливого венецианского мастера "Цезарь и Клеопатра", которая словно источала реальные хищные и пряные ароматы сладострастия, но, вопреки ожиданиями тёти Альберты, к сожалению, редко когда достигающие заветной цели, рисуемой в её воображении и отражающей её самые заветные юношеские мечты. Любовь у мужчин, как правило, находится в недоступном месте не только для детей, но даже для тех, кого они выбрали в качестве спутников своей долгой, утомительной и размеренной жизни (в случае с мистером Альбертом - в самом спальном из возможных районов Ист-Энда, окутанном смогом фабричных труб и туманом, напускаемым на этическое состояние неверных жён почтенных профессоров и политических акул вроде отца Юстэса, общественным мнением и охотницами за чужими наследствами). Иногда Люси казалось, что её жизнь протекает так же размеренно, как и жизнь профессора, который, потратив далеко не самую целомудренную юность на любовные похождения, зрелость - на флирт с серыми мышами из оксфордских лабораторий, а старость - на попытки заигрывания с миссис МакКриди, для которой не существовало иного счастья, кроме как приведения в порядок финансового состояния знаменитого учёного мужа и вязания в дальней комнате загородного дома. Во всяком случае, слухи о разборках Питера с местными авторитетами, жалобы Эда на то, что его венерические болезни воспринимаются лечащим врачом младшего Пэвенси как нечто естественное, само собой разумеющееся и неотъемлемое от его природы, и волнение Лиззи касательно того, что остаток жизни она проведёт разочарованной старой девой скользили через её сознание так же бесшумно и почти не оставляя никакого отпечатка, как сквозь подсознание профессора во время проверки домашних заданий своих студентов проносились дуновения совсем иных миров - положения нарнийского законодательства, освежающий ветерок конкретных проблем с этическим подтекстом для Каспиана, который никак не мог найти лазейки в семейном кодексе волшебной страны, чтобы отвертеться от ответственности за развращение дриад, и прав сексуальных меньшинств Тархистана, которым приходилось весьма несладко, когда они пытались утвердить себя в специфическом и, мягко сказать, - жестковатом контексте своего культурного пространства. Керк, задумавшись, обычно ставил "nota bene!" на полях рядом с двусмысленными описаниями подопечными сексуальных проблем гепардов и особенностей размножения водяных черепах - и давал волю сентиментальности, когда дело доходило до анатомических рисунков соответствующих частей животных организмов. Аристотель был в какой-то степени для него более чем примером для подражания: во всяком случае, он искренне верил в то, что старина Македонский не заигрывал со своим учителем так же, как с Гефестионом, оставляя первого наедине со своими учёными занятиями, чтобы этот великий ум смущали совсем иные предметы рассмотрения, нежели любовь в том стиле, о котором писал другой великий философ - автор "Государства", "Пира" и "Законов".