***
— Он тщетно пытался превзойти Всемогущего с самого своего выпуска. Он смог стать героем номер два невероятно быстро, но, как бы ни пытался, Всемогущий оказался ему не по зубам...***
— Браки по расчёту причуды запрещены, но он смог скрыть свои намерения. Мама поняла, во что впуталась, слишком поздно...***
Ничего удивительного в истории Тойи нет. Мужчина, отчаянно жаждущий власти, брак по расчёту и навязчивая потребность в идеальном наследнике. — Раньше он тренировал меня без устали, — объясняет он, показывая Занзасу внутренний двор. — Мне было всего четыре, но, как только я про будил причуду, моя жизнь принадлежала ему. Не было ничего кроме тренировок, тренировок, тренировок. Моих усилий никогда не было достаточно. Когда родились Фуюми и Натсуо, он стал ещё злее. С каждым провалом он злился все больше, а мои тренировки становились все сложнее. Тойя говорит все это, почесывая рукой шею. Занзас уверен, что он это делает неосознанно. Явно нервный тик. — И что-то пошло не так, —заключает Занзас. Тойя издаёт нервный смешок. — Ага, можно и так сказать. Моё тело не может выдержать силы причуды. Он слишком поздно понял, что перестарался. Врачи говорят, что я вызвал "непоправимый ущерб в критически важные годы развития организма" или типа того. А потом родился Шото. Занзас приподнимает бровь, слыша злость в его голосе. — Это глупо. Я знаю, что он не виноват, но все стало хуже после его рождения. В ту же секунду, когда мама принесла его домой, я знал, что отец получил то, что хотел. Там по волосам было понятно, что у него, наверное, причуда мечты. Мама это тоже понимала, — он сжимает руки в кулаки. — Может, ей было стыдно за то, что она не защитила меня, но каждую секунду своего времени мама пытается дать Шото хоть что-то, что можно назвать детством. Было проще, пока у него не было причуды, но, когда она пробудилась, что-то пошло не так. — Родители воюют друг с другом? — Ага. Вы видели маму, она едва держится. Старик тренирует Шото так же, как тренировал меня, она уже видела достаточно. На этот раз она пытается что-то сделать. Фуюми и Натсуо всеми забыты. Занзас кивает. — А что насчёт тебя? Тойя останавливается, Занзас улыбается, видя его злость. — С появлением Шото мои тренировки прекратились. Он запретил мне подавать документы в геройские школы. Сказал, что мои травмы и общее состояние "не подходят для такого обучения". Будто бы я не провел всю свою жизнь, пытаясь стать героем. Будто бы мне позволяли думать о другом будущем! Его гнев исчезает так же быстро, как появляется. Нет, он подавляет его, так, что едва может выдавить из себя слова. — Нет, это глупо, — бормочет Тойя. — Я должен быть благодарен. Теперь я не буду жить в его тени. Я смогу заняться тем, чем хочу сам, а не тем, что хочет он. — Ты правда так думаешь, мусор? — спрашивает Занзас. Тойя останавливается. — Или это то, что тебе сказали думать? — ...Вот гостевая спальня, — бормочет Тойя и заходит. Занзас ухмыляется и следует за ним. Гостевая спальня настолько типична, насколько она может быть по азиатским стандартам: кровать, шкаф, тумба, диван в углу. Занзас готов поспорить на свой лучший виски, что эта комната не должна была использоваться, а существовала только потому, что у богатых семей должна быть хоть одна гостевая спальня. Он прогоняет Тойю, чтобы переодеться, с радостью стягивает с себя стремный костюм и идёт прямо в душ. Вода просто волшебна, особенно для мышц, которые, как Занзас начинает понимать, напряжены сильнее, чем ему бы хотелось. Стоит отдать должное, Старатель выкладывается на работе на все сто. На кровати лежит одежда: спортивные штаны, майка и толстовка. Куда менее формально, чем хотелось бы – Занзас не носил ничего, что не было сшито на заказ или не было формой Варии с двенадцати лет, но когда в Риме... Пока он натягивал толстовку, раздался стук в дверь. Это была единственная дочь Старателя, причём, как видит Занзас, явно нервничающая. Как там её зовут... — Фуюки? — пытается угадать он. Щеки девочки покрываются румянцем, и она отводит взгляд в пол. — Ох, эм, Фуюми, — поправляет она и, в полупоклоне, протягивает что-то из металла и пластика. — Тойя думает, вам это понадобится. Чтобы больше узнать о нашем мире. Занзас берет вещь и нажимает кнопку сбоку. Выглядит как крошечный ноутбук без клавиатуры... воспоминания о будущем, которое не случилось, охватывают его. Это планшет. Пароля нет – наверное, он принадлежит кому-то из сопляков. Или просто старый. — Вам нужно объяснить, как им пользоваться? — спрашивает Фуюми, все ещё нервничая. Занзас усмехается. — У меня все схвачено, мелкая, — она что-то пискнула в ответ, но Занзас захлопнул дверь. За то время, которое ушло у него на то, чтобы плюхнуться на кровать и открыть поисковик, чтобы напечатать «причуды», Фуюми полностью вылетает из его головы.***
Занзас безвылазно просидел в комнате несколько часов. Это устройство — бесценный источник информации. Очень жаль, что его нельзя умыкнуть домой — десять лет воспоминаний о будущем были чудесной помощью для техников Вонголы, но этот планшет все равно опережает их технику на несколько лет. Информация, которую он предоставляет, куда менее интересна. Нет, конечно, причуды очень увлекательны. Словно кто-то собрал все странные мутации пламени, которые появляются время от времени, и раздал их всем подряд. Занзас очень рад, что в его мире такого нет –пламя и так тяжело прятать, а они не всемогущи. Случайные мутации всегда вставляют палки в колеса. Мир, построенный на них... не такой увлекательный. Конечно, он только прошёлся по тому, что дозволено знать массам. Без доступа к даркнету это все, что он может сделать. Но Вонгола – это бизнес, более того, криминальная империя, а сам Занзас управляет отрядом убийц. Проще говоря, он натренирован подсознательно искать слабости в организациях, высматривать слабые звенья, чтобы получить с них прибыль, с малых лет. И даже простейший обзор доступной информации позволяет выявить серьёзные недостатки в работе местных правоохранительных органов. Стоит признать, он мог понять, как до такого дошло – если Бьякуран смог захватить несколько миров, раскрыв общественности существование пламени, можно только представить, что случится, если подобная сила появится в мире, где нет мафии, чтобы её подавить. Но недостатки становятся все больше, и со временем все начинает разваливаться на части. Когда Занзас наконец выходит из комнаты, уже темнеет, идти на кухню ему приходится по памяти. По запаху понятно, что что-то готовится. Фуюми и мелкий беловолосый уже едят, Тойя сидит на краю стола, уткнувшись в почти пустую тарелку. Пока он стоит и наблюдает, приходят женщина и самый мелкий сопляк, принося с собой свои тарелки. — Доедайте быстрее, — говорит Рей. — Я пойду принесу еды нашему гостю. — Не нужно, — говорит Тойя, роняя палочки в миску. — Он уже здесь. Все поворачивают головы к двери, Занзас фыркает. Натренированность Тойи сразу видно — он ни разу не поднял головы. — Не напрягайтесь, мусор, еды я и сам себе достану. Есть что-то из выпивки, что можно взять? Рей заламывает себе руки, глядя то на него, то на детей. — Эм... На верхней полке холодильника есть пиво. Светлое, — говорит она. — Еда на плите. Занзас кивает. Открыв холодильник, он смотрит на какие-то банки с алкогольными напитками, но потом отталкивает их, чтобы достать упаковку с шестью банками пива, прятанную сзади. Слабовато, но похуй — последний раз он был трезв еще до заточения во льду. Пока он накладывает себе солидную миску риса (много мяса, спасибо, что там считается за Бога в этом мире), Тойя подходит и ставит свою миску в раковину. Занзас на него оценивающе смотрит. — Ты не ладишь с ними. Подросток останавливается. — Они мне вполне нравятся. — Я не говорил, что они тебе не нравятся, — отвечает Занзас. — Ты провел свое детство в тренировках, они – нет. Они думают, что знают, насколько ужасен ваш отец, но это не так. Они, наверное, думают, что теперь, когда тебе не нужно тренироваться, ты сможешь проводить с ними больше времени, но вам с мусором не о чем говорить. — Они не мусор! — огрызается Тойя. Занзас ухмыляется, смотря в раковину. —И все же ты специально начинаешь есть раньше остальных, чтобы побыстрее уйти, — говорит он. — Хочешь ты это признавать или нет, но ты не хочешь быть с ними близок. Тойя отворачивается. Занзас, пользуясь возможностью, находит в ящиках стола западные столовые приборы, и отчаливает в свою комнату. Ни за что он не собирается есть рядом с детьми. Злая улыбка расползается по его лицу, когда он слышит, что Тойя идет за ним. До двери в комнату Занзаса они идут в молчании. — Вы меня не знаете, — говорит он со злостью в голосе. — Вы ничего не знаете об этом мире. Занзас приоткрывает дверь пинком и смотрит на него с издевкой. — Учитывая то, что ты мне рассказал про эту семью, и ту информацию, что я сегодня нашел об этом мире, думаю, я знаю достаточно. Я вижу общую картину. Он проходит в комнату, бросая банки на кровать и направляясь прямо к дивану в углу. — Закрой за собой дверь, Мусор. — Почему вы так интересуетесь мной? — спрашивает Тойя. — Вы говорите, это из-за моего отца, но вы его никогда не встречали. Он отводит взгляд. — Мне не стоит, — тихо говорит он. — Если кто-то услышит- — Через два дня я перестану здесь существовать, Мусор, — напоминает ему Занзас. — Все, что ты мне скажешь, уйдет со мной. Тойя закусывает губу, смотрит на него оценивающе. Что бы он ни увидел на его лице, это его убеждает, и он садится на пол напротив Занзаса. —Иногда мне кажется, что культура героев сломана, — признает Тойя, — Натсуо и Фуюми было запрещено даже думать о геройстве, они были недостаточно сильны, так что они не особо обращают на это все внимание. Шото еще маленький, его завораживают мерч и реклама, для него мир черно-белый. Он прочувствует это на себе, но еще не скоро. Занзас ухмыляется. Кажется, чутье его не подвело — пока большая часть мира прячется от неприглядной истины, этот мелкий все понял. Или по крайней мере начинает понимать. — Может быть, изначально это была хорошая идея, — продолжает Тойя, — но чем больше я, как тот, кто учился на героя и провалился, смотрю на это все, тем больше я вижу. Нельзя слить воедино правоохранительные органы и статус знаменитости и ожидать, что все будет работать. Полиции нельзя принимать подарки, но мы платим героям, чтобы они открывали для нас развлекательные центры. Герои возводятся в абсолют, так что им больше сходит с рук. Никто не хочет свергать их с пьедестала, потому что тогда свергнут и это... чувство безопасности, или, может, превосходства, которое нам нужно для нормальной работы общества. Занзас улыбается, наклоняясь за банкой пива с кровати. — Мои поздравления. У тебя заняло всего лишь большую часть жизни то, что я понял за несколько часов, но у тебя была изначально невыгодная позиция. Тойя широко распахивает глаза. Занзас открывает банку и выпивает содержимое в несколько глотков. Боже, как же ему это было нужно. — Вы тоже это видите? Он сжимает банку и бросает ее, целясь подростку в голову. Тот морщится и отбивает ее рукой. Выглядит раздраженным. —Поверь, сопляк, у общества всегда две стороны, — говорит ему Занзас. — Сияющие земли счастья, которые пихают людям в глотки, и в которые они отчаянно хотят верить, и потрепанное подбрюшье, которое является фундаментом. Мне плевать, насколько "хороши" твои герои, там, где есть сила, есть и продажность. Это явно не то, что Тойя ожидал услышать. Гнев в его глазах затухает, он сидит на полу, обвив колени руками. Занзас смотрит на сгорбленного подростка и решает надавить. — Популярность твоего отца это доказывает. Я уверен, что даже у этого Всемогущего-мусора есть свои скелеты в шкафу, и какой-то агент по рекламе получает солидную сумму за то, что они в этом шкафу и остаются. Тойя поднимает голову и хмурится. — Вы правда так думаете? — спрашивает он. Занзас встает, фыркнув. — У меня дома есть один сопляк. Не могу нахрен его терпеть, но все обращаются с ним так, будто он ебучее второе пришествие Христа. Всегда защищает своих друзей и сражается за какое-то благо. Из всех, кого я знаю, он ближе всех к званию героя. Он ухмыляется, видя, каким зачарованным взглядом смотрит на него подросток. — И еще он тупой, вечно ноющий, эгоистичный и ленивый кусок дерьма. Он бы не сделал и половины своих подвигов, если бы к его башке не был приставлен пистолет. Поверь мне, героев не существует. Он поднимает подростка и тащит его к двери. И тут же выталкивает его из комнаты. —Ночи, мелкий.***
Следующим утром Занзаса очень грубо будят горящие простыни. Он кричит и пытается потушить огонь перекатываниями пока не понимает, что пламя не наносит ему никакого вреда. Один радостный миг он думает, что смог снова активировать пламя посмертной воли, но огонь затухает, и он понимает, что случайно воспользовался причудой Старателя. Но он не может понять, что такого сделал до пробуждения, так что, сколько бы ни пытался, не может этого повторить. Но само знание того, что причуду Старателя можно активировать, все меняет. Он не может не использовать любое преимущество, даже если оно у него будет меньше, чем два дня. Пора привлечь единственного человека, который может помочь. Местонахождение комнаты Тойи он помнит смутно, так что находит её с трудом. — Эй, мелкий, я проснулся в огне, пора ученику стать учителем, — кричит Занзас, стуча в дверь. — Хочу посмотреть, могу ли я довести это пламя до приличного состояния. Интересно, как это все работает. Изнутри доносится какой-то стук и полное паники «Иду!». Через несколько секунд дверь распахивается, но Тойя пытается быстро ее закрыть. — Извините, я не знал, что вы так рано встанете, — говорит он. — Если мы пойдем в его кабинет, я могу- Занзас прерывает его, схватив за ворот водолазки. У шеи какая-то странная пыль. Он видел такую же у Луссурии, когда ему не дают достаточно времени на переодевание. — Не думал, что ты пользуешься макияжем, — подмечает Занзас и хмурится. Мелкий, казалось бы, в ужасе... но цвет его лица не изменился. Погоди-ка. Он отпускает подростка и, распахнув дверь, заходит внутрь, полностью игнорируя мольбы паникующего Тойи. Быстро оглядевшись, он замечает стол в углу. Он заставлен косметикой, и, хотя Занзаса эта тема никогда не интересовала, он достаточно наслушался Луссурию, чтобы понимать, что эта косметика весьма дорогая, к тому же, та, которая в основном используется для гримирования. Некоторые в Варии используют подобную для миссий под прикрытием. Занзас подходит поближе, все еще игнорируя Тойю вместе с отчаянными воплями и попытками увести его. Он берет один из полупустых флаконов. Там какая-то жижа, созданная для... ...для маскировки шрамов. Флакон падает на пол. Занзас резко поворачивается к подростку, не отрывая от него взгляда. Тойя молчал с того момента, как он взял грим, но теперь что-то скулит, пока Занзас тащит его к окну. Одной рукой он поднимает подбородок Тойи, игнорируя его дискомфорт, другой же отводит челку в сторону. Теперь, при свете дня, ему все видно. Лицо Тойи полностью покрыто макияжем. Он нанесен очень хорошо: если не смотреть очень близко и не заметишь. Но его слишком много. Очевидно, он здесь что-то прячет, к тому же, с лицом Тойи что-то явно не так – будто его части искусственные. Блять. Как он не заметил? Гребанный тупой мир, дома он бы ни за что так не проебался. Целый день! Он отпускает подбородок и хватает Тойю за руку. —П-погоди, что ты- Отпусти! Занзас игнорирует его, таща в ванну. Тойя сопротивляется на каждом шагу, но хватка на его руке слишком крепкая. Он распахивает дверь ванной и стягивает свободной рукой тяжелую водолазку, попутно поворачивая кран. Льется холодная вода, и Тойю практически бросают под нее, не внемля воплям и мольбам. Как и ожидалось, его лицо сильно меняется: грим медленно стекает, Занзас стирает его с лица. Но даже он опешил, видя, как меняется значительная часть подбородка. Оказывается, он тоже был загримирован, но когда этот грим смыт… Блять, мелкий в еще худшем состоянии, чем казалось. Ожоги под глазами, да и в принципе все от его нижней губы и до грудной клетки – масса уродливого расплавленного фиолетового. Дома он бы гадал, как, черт возьми, он вообще выжил – с таким горлом ему ни за что не может быть приятно есть. Почти подсознательно он проводит рукой по подбородку подростка. Тот откидывается на плитку, лишь бы убраться подальше, его глаза полны слез. — Прекрати! — кричит он, пряча лицо в руках. Занзас чувствует, ярость, поднимающуюся в груди, видя, что руки Тойи покрыты тем же гримом. — Смой его, — рычит он. — Весь. Тойя игнорирует его, свернувшись калачиком и всхлипывая. Ну или пытаясь: плакать ему, очевидно, нечем. Занзас дает ему немного времени, но, когда он не двигается, матерится и садится рядом. Подросток пытается отбиться от него, но сейчас он уязвим, и Занзас быстро расправляется с его гримом. Даже его тошнит от того, что было спрятано под ним. Проще сказать, какие части тела Тойи не были расплавлены. Руки, ноги, грудь, по сути, все кроме волос и скул на его лице – даже опытному мафиози сложно смотреть на такие повреждения, особенно на гражданском. — Так, когда ты говорил «непоправимый ущерб» и «перестарался», ты имел в виду, что он буквально расплавил кожу кого-то с огненной причудой? – спрашивает Занзас низким загробным голосом. — Хочу ли я вообще знать, насколько горячим должно быть пламя, чтобы сотворить с тобой такое? Тойя тяжело дышит, его ужас сменяется усталостью. На этот раз Занзас дает ему личного пространства, отходя от него и опираясь на стену ванной. — Зачем… —стонет Тойя, восстановив дыхание. — Что, черт возьми, с тобой не так? Как ты мог- — Насколько. Горячо. Мусор? — повторяет Занзас. Тойя смотрит на него с чем-то похожим на ненависть в глазах, но поднимает руку и зажигает синее пламя на своих пальцах. Даже с учетом расстояния Занзас чувствует его жар и кивает с пониманием. Он озирается и бросает Тойе полотенце. — Обсохни, одевайся и даже не думай прятать их снова. Потом пойдем поработаем. В конце концов он вынужден вытаскивать Тойю из ванной, пока подросток намеренно с ним не разговаривал. Как бы Занзас его не оскорблял или не давил на него, тот только сжимал свои изуродованные губы. Он показал Занзасу дорогу к кабинету Старателя и захватил по пути несколько видеозаписей, чтобы Занзас мог увидеть, как пламя должно было работать. Что, кстати, значит настолько показушно и до неприличия неэффективно, насколько возможно. Как ни посмотри, нет никакой причины с точки зрения практичности для существования огненной бороды, но Старатель все равно ходит с ней. Вообще, теперь ему стало ясно, что самые явные ожоги Тойи находятся в тех же местах, в которых Старатель поддерживает пламя во время работы. ...И вот ушли все остатки вины, которые Занзас испытывал, портя этому Старателю жизнь. —Рано или поздно тебе придется снова заговорить со мной, Мусор, — бросает Занзас после одного из видео. Он смотрит на свою руку, пытаясь поджечь ее. Увы, хотя видеоматериал был очень подробным, там не было ничего про то, как зажигать пламя. — Я не уйду, пока не смогу заставить появиться хотя бы искру. Тойя все еще молчит, скрестив руки и упрямо отказываясь смотреть ему в глаза. Занзас хмурится. Время быть честным. — В твоем возрасте я попытался убить своего отца. Тойя выпрямляется и пялится на него. Занзас горько улыбается. — Я провалился, и, в качестве наказания, получил полную изоляцию на восемь лет и тело, покрытое шрамами. Которые пиздец как болят, когда становится холодно или когда я бешусь или иногда даже когда я, блять, дышу. — Что он тебе сделал? — спрашивает Тойя. Занзас усмехается. — Он соврал. Дал мне надежду на то, на что у меня не было права надеяться, и потом удивлялся тому, что я разозлился. Подсознательно он чешет щеку. До этого момента Занзас даже не понимал, что она совсем не болит. — У меня были союзники, которые пытались мне помочь. Хотели помочь вылечить шрамы или замаскировать их. Я сказал им завалить хлебала. Эти шрамы – доказательства того, кто я есть и что я сделал. — Но я этого не выбирал, — тихо говорит Тойя. — Со мной это сделали. — Тогда сделай их своими, Мусор, — говорит ему Занзас. — Твой старик создал эти шрамы, но тебе решать, насколько они на тебя влияют. Уверен, это он говорит тебе их прятать, да? — Я- Это расстроит остальных… — И? Что-то я не замечал, чтобы кто-то в этой семье думал о том, что расстраивает тебя. Его живот урчит, и Занзас потягивается, снова направляясь на кухню. — Подумай об этом, Тодороки Тойя. А потом придумай, как помочь мне использовать наконец это пламя.***
В тот вечер он дожидается, пока сопляки уснут и идёт на кухню. Ожидаемо, Рей находится там, протирая стойки в попытке занять себя. Занзас прислоняется к дверному косяку, чтобы оценить её состояние. Очевидно, его не заметили. — Выпьем? Рей подпрыгивает от неожиданности и резко поворачивается, на что Занзас закатывает глаза. Он поднимает бутылку, найденную в кабинете Старателя, и проходит к буфету. — Нашёл её спрятанную в запертом ящике стола, — говорит он, доставая стаканы. — В моем мире такой марки не существует, но, согласно интернету, штука дорогая. Мелкий Тойя научил меня, как использовать причуду его старика, думаю, можно отпраздновать — Энджи этому не обрадуется. Если она была в его кабинете, значит, он хранил- — Слушайте, я выпью ее так или иначе, — перебивает её Занзас. — Вы можете пропустить стаканчик и потом свалить вину на меня или смотреть на то, как я пью, и потом все равно свалить вину на меня. Выбирайте. Он проходит в гостиную. Раздвижные двери ведут в до нелепого витиеватый сад. Занзас присаживается на деревянный пол. По крайней мере небо такое же, как в его мире. Он откручивает крышку и наливает себе стакан ликёра. За его спиной раздаются шаги. Занзас улыбается, наливает ещё один стакан и протягивает Рей, севшей рядом. Она слегка вращает его, быстро нюхает янтарную жидкость и выпивает залпом, запрокидывая голову. Занзас смеётся. — О, да кто-то умеет пить. Она ставит стакан и улыбается. — Знаете, я не всегда была матерью и домохозяйкой, — с этими словами она протягивает стакан. Занзас наливает ей ещё ликёра, а потом выпивает свой. — Ничего так. Немного сладко, но аромат сильный. Я обычно такое не пью, но неплохо. Рей кивает. — Энджи всегда выбирал по достоинству. — В отличие от вас. Рей замирает. — Нахрена остались? — спрашивает он. — Ваш муж – тот ещё кусок дерьма, все в этой семье это понимают. За эти три дня можно было собрать вещи и свалить, но у вас и мысли такой не возникло. — Я... побег ничего не решит. — О Боже блядский, да ты сама в это не веришь. Твой старший сын – ходячая свечка, дочь совершенно бесхребетна, беленькому прямая дорога к тяжёлому случаю синдрома среднего ребёнка, и ты прекрасно знаешь, что происходит с половинчатым мусором. Уходи. Рей качает головой. — Всё не так просто. — Так объясни мне, Мусор. Я из общества, где нет героев, никакая женщина бы не стала раздумывать. Казалось бы, не должно быть никакой проблемы. Его собутыльница смотрит на него со странным выражением лица. — Энджи весьма могущественный человек. Его семья была влиятельна задолго до появления героев, когда как у моей были сильные причуды, но не было родовитости и денег. Наш брак считался очень выгодным для моей семьи, но Энджи заключил брачный договор. Если мы разведемся, он получит полную опеку над детьми, я же, будучи домохозяйкой, не получу ничего. — Тогда не разводись! — срывается Занзас, — Просто уйди из дома. Дети с радостью пойдут за тобой. Эти слова вызывают лишь горький смешок. — Энджи найдёт нас. У него есть доступ ко всем записям правоохранительных органов. СМИ выставят меня бессердечной сукой, которая украла его детей. Не говоря уже о Регистре Причуд. Занзас кивает, резко осознав положение. — Точно. Работа и образование. И вся чёртова страна зарегистрирована... отпечатки пальцев или кровь? — Отпечатки. Хотя из-за причуд у некоторых людей их нет. И это, может быть, самое смешное, что Занзас услышал за два дня. Он хихикает в стакан и опрокидывает его. — Так если бы ты убежала, пришлось бы полностью уйти в подполье, — говорит он. — Никакой легальной работы, никакой школы для детей. По крайней мере, если у тебя нет хороших связей для поддельных документов. Проблема, наверное, была в школе. Занзас знает достаточно о японской культуре, чтобы понимать, насколько важна хорошая старшая школа для их будущего. Он сомневается, что в этом мире дело обстоит иначе. И хотя подделать документы в его мире легче, чем отжать конфетку у ребёнка, у них нет полного регистра популяции (и, усилиями Вонголы, никогда не будет). — Шото хочет стать героем, — вздыхает Рей. — И возможности, которые даст Фуюми и Натсуо имя Тодороки, огромны. Если я сбегу, мечта Шото умрет, и они не смогут достигнуть и половины того, что смогут при нынешнем раскладе. Занзас наливает ещё стакан. — А Тойя? Рей замирает. — Какие у него варианты? — давит Занзас. — Из того, что я видел, у него нет друзей, нет увлечений и, благодаря его старику, нет здоровья. Он перегорел и физически, и ментально. Её рука крепче сжимает стакан. — Я знаю, что подвела его, — говорит она. — Но все, что я могу сделать – убедиться, что не повторю тех же ошибок с Шото. — Ты могла бы уйти, — повторяет Занзас. — Сопляк уже пожертвовал всем, почему бы не заставить заплатить и остальных, разнообразия ради? Рей не отвечает, Занзас скалится. — Но ты этого не сделаешь. Тойя так долго терпел, зачем все портить? Нет нужды лезть в то, что работает. Она все ещё не отвечает, но протягивает стакан, не поворачивая головы. Занзас послушно наливает ей, но Рей не пьёт, лишь держит. — Тойя силен, — говорит она. — Это, наверное, единственная черта, которая досталась ему от Энджи и которую он ценит. Если бы он больше пошёл в меня, он бы не выдержал. Она поворачивается и горько улыбается ему. — Я не хороший человек, Занзас. Может, могла бы им быть, но я позволяла людям говорить, как мне жить, почти столько, сколько себя помню. Я не знаю, как освободиться. Она выпивает залпом ликёр и встаёт. — Я лишь хочу, Занзас, чтобы мои дети были умнее, чем я. Умнее и сильнее. Пожалуйста, допейте бутылку. Она уходит. Занзас слышит мягкие шаги, которые направляются к её спальне, но смотрит не на неё, а на свой стакан. Бросает его в небо и целится. Столб пламени вырывается из его руки и врезается в стакан, разбивая его на кусочки. Занзас мысленно хлопает себя по спине и начинает пить прямо из бутылки. Ну, нельзя сказать, что он не пытался...***
Следующим утром Рей передает ему сообщение от геройского агентства ее мужа. В полдень они придут за ним, чтобы Старатель мог вернуться назад в безопасной обстановке и быстро быть введен в курс дела. Наверное, это умный ход, учитывая, что нельзя сказать, через что он проходит прямо сейчас в другом мире. Занзас может гарантировать: он вернется с криками и в огне. Но до этого времени еще есть несколько часов, так что он тащит Тойю в одну из комнат для тренировок. — Теперь, когда я понял, как работает моя, я хочу посмотреть и на твою причуду, — объясняет ему Занзас. — Начнем с рукопашной, пока не войдем в ритм, потом начнем зажигать. Тойя кивает, и Занзас начинает оценивать его навыки. Через несколько минут Занзас чувствует себя оскорбленным. Мастерство боевых искусств Тойи равно нулю, и его собственные мышцы болят так, как не должны. — Да вы, блять, издеваетесь? Вы что, только с причудами работаете? Что ты, черт подери, должен делать, если тебе приходится драться с кем-то, у кого преимущество перед огнем? Тойя тяжело дышит, но пожимает плечами. — Ты превозмогаешь. Плюс ультра. К тому же мало кто может выдержать жар двух тысяч градусов. Занзас приподнимает бровь. — Звучит как что-то, что сказал бы преступник. Как это вообще законно? — Мир привык к причудам, — оправдывается Тойя. Занзас закатывает глаза. — О Бо- ладно, — он активирует причуду Старателя на руках. — Тогда пламя. Его глаза округляются, когда Тойя улыбается и все четыре его конечности начинают гореть синим пламенем, которое сразу же поднимает температуру в комнате как минимум на десять градусов. Его ни за что не спутать с пламенем дождя: даже с сопротивляемостью Старателя Занзас чувствует, как его уже пробивает пот. — Так-то лучше, — говорит он и выпускает пламя так, как видел в видео. Десять минут Занзас напирает на Тойю изо всех сил. Он все еще не привык к этому пламени: такому, которое будет жечь вне зависимости от того, что он делает, и не может разлагать, – но даже без мышечной памяти он значительно превосходит подростка в ближнем бою. И с его шрамами Тойя не может использовать максимальную температуру, когда Занзас слишком близко, не вредя самому себе. К тому времени, когда Занзас начинает уставать, Тойя еле дышит, реагируя больше на инстинктах, чем с применением какой-то продуманной стратегии. Если судить по легким ожогам на руках Занзаса, это у него хорошо получается. Что значит, что настало время последнего акта. Тойя заведен, полон адреналина, он не может сейчас остановиться и подумать. Идеальный момент для последнего толчка. Он останавливается и выпрямляется, изгибает губы в самой издевательской улыбке из тех, на которые способен. — Вау, и это лучшее, на что ты способен после чего там? Десяти лет? Неудивительно, что он тебя бросил. Тойя дергается, словно его ударили, и смотрит на Занзаса широченными глазами. — Что? Занзас смеется. — О, теперь, увидев тебя в действии, я все понял. Ты был прототипом, давал ему право на ошибку до того, как он начал работать со своим шедевром. Уверен, что бы ты ни делал, он не собирался дать тебе шанс на успех. Пламя становится в два раза больше, Занзас отпрыгивает от его языков. — Заткнись! — рычит Тойя. Занзас просто обходит его со спины и бьет кулаком в затылок. Подросток кричит и перекатывается, резко соскакивает, направляя пламя, которое почти поджигает стену. — Не волнуйся, — продолжает свою пытку Занзас. — Нет ничего постыдного в том, чтобы быть провалом. Или бесполезным и брошенным. По крайней мере твой отец теперь знает, что не надо делать. — Замолчи! Ты ничего не знаешь! Просто умри! Он направляет струю голубого пламени прямо на Занзаса, и тот едва уворачивается. О, вот это красиво… так близко. — Какой верный сын. Даже сейчас защищаешь своего отца. Жертва ради будущего поколения. Ты, должно быть, по-настоящему любишь его, раз защищаешь после того, что он с тобой сделал. Взгляд подростка становится просто убийственным. Слыша следующие его слова, Занзас триумфально улыбается. — Неправда! Я хочу прикончить его! Как только были произнесены эти слова, синее пламя исчезает, а сам Тойя, шокированный, замирает. — Я… Я хочу прикончить его, — повторяет он, смотря на Занзаса, словно обезумевший в своем открытии. — Правда? — спрашивает Занзас. — И все? Тойя мотает головой. — Нет… Я… Он сжимает кулаки перед собой с улыбкой безумца на устах. — Я хочу отнять у него все, что он любит, и уничтожить это. Я хочу, чтобы он чувствовал то же отчаяние, что я, и убить его, как псину. Занзас улыбается в восторге. «Вот мы до этого и дошли» — Твой отец подводил тебя раз за разом, — говорит ему Занзас. — Он маячил призом прямо у твоего носа, но каждый раз отдергивал руку в последний момент. Последствия его действий останутся с тобой навсегда в виде твоих шрамов, но он все еще ждет, что ты сдашься и позволишь другим забрать то, что всегда было твоим. Почему ты должен это принимать? Когда начнет быть важным то, чего хочешь ты? — Как мне это сделать? — Можешь начать, признав, что тебе поебать. Прекрати прятать то, кем ты являешься. Думай о том, что тебе нужно, а не о том, чего хотят все в этом доме. Прими того монстра, которым ты стал, чтобы выжить. Пойми, чего ты хочешь, и пошли своего старика нахуй прямиком до его могилы. Маниакальность во взгляде Тойи начала затухать. — Сейчас мне его не одолеть. Занзас просто фыркает. — И не надо, — говорит он. — Мечта стоит только тех усилий, которые ты в нее вкладываешь. Теперь, когда ты перестал сдерживаться, ты знаешь, что делать. Он бьет горящие кулаки друг о друга. — У меня все еще есть несколько часов до того, как геройский мусор заберет меня и действие причуды закончится. Раз ты был так честен со мной, почему бы мне не отплатить тем же? Начиная с того, кем я на самом деле работаю…***
Позже тем же днем геройское агентство Старателя подготавливало машину к отправке, когда, к их удивлению, человек, занимающий тело их героя Номер Два, появился прямо на пороге. — Что- Мистер Занзас! Вы не должны были покидать резиденцию Тодороки! — воет какой-то помощник. Занзас игнорирует его, направляясь прямо к лифту. — Ага, ну, мне стало скучно. — Вам стоило позвонить! — ноет помощник, следуя за ним. — Проблемы безопасности- — Слушай, один из его мелких показал мне дорогу, — прерывает его Занзас. — Не то чтобы я пошел один. И через несколько минут меня здесь не будет, так что расслабься, мусор. Он не расслабляется и, к тому времени, когда Занзас доходит до запасного офиса, уже почти накрутил себя до панической атаки. Занзас игнорирует его в пользу тяжелого кресла, в котором сидел пару дней назад, и поворачивает его, чтобы смотреть в окно. Согласно той сошке, которую опрашивали в день переноса, он почувствует сильную тягу и через секунду обнаружит себя в своем теле. Занзас смотрит в окно и ухмыляется. Конечно, жаль, что он не смог убедить Рей сбежать, но, если честно, она и так едва держится. Ничем хорошим это бы не закончилось. Может, если бы у него было больше времени, после работы с Тойей он мог бы приняться за других сопляков… Ну, он заложил основы. Что-то начинает шевелиться в его груди. Занзас откидывается назад в кресле и поднимает руку вместе со средним пальцем так, чтобы он мог видеть свое отражение. Это будет первым, что увидит Старатель по возвращению. Он чувствует тягу. Мир окрашивается в черный. Он очень надеется, что Старателю понравится его подарок…***
Придя в себя, Занзас видит стоящего над ним Луссурию в одежде священника, улыбающегося, как безумец, и направляющего дрель ему в глаз. — Я же сказал, Призрачек, не двигайся! — звенит голос его Солнца. — Мне бы не хотелось тут промахнуться. Он незамедлительно выпускает пламя ярости, разлагая стул, к которому был привязан, и отбрасывая всех окружающих в стены. — НЕ СМЕЙ ДАЖЕ, БЛЯТЬ, ДУМАТЬ ОБ ЭТОМ, МУСОР! Успокоившись и затушив пламя, Занзас быстро себя осматривает. Он не вооружен, все еще в форме Варии, но, судя по следам, его связывали по рукам и ногам. Неприятное послевкусие во рту говорит о кляпе. Как и ожидалось. — Клянусь, Мусор, если я не узнаю хоть один ебанный шрам на себе, я начну отрубать конечности, — предупреждает он, осматривая руки. Они на удивление мокрые и- Это там на столе бутылка из-под святой воды? У него нет времени думать об этом: его офицеры уже на ногах и летят к нему. — …БОСС! — Вой! В каких ебенях ты был! — Ты должен мне пятьдесят тысяч долларов за каждый день, когда мне пришлось иметь с ним дело. — Ты вернулся! Ребята, наш дорогой босс вернулся! Говорил же, это сработает! Он закатывает глаза и сдерживает порыв поджечь накинувшихся на него офицеров. — Да, да, я тоже по вам скучал, Мусор, — рычит он. — А теперь отпустите нахрен!***
— ВЫ ОСТАВИЛИ ЭТОГО УБИЙСТВЕННОГО ПСИХОПАТА С МОЕЙ СЕМЬЕЙ? — М-мы не знали, что он был- — Как вы могли не понять? Каждый из моих похитителей был безумен! Он не мог быть лучше. Если что-то случилось с моей семьей, отвечать за это придется вам! — Я дозвонился до вашей жены! Она говорит, он был идеальным джентльменом! Ни с кем не общался… по большей части- — Дай сюда телефон! Рей? Рей, все в порядке? Он ничего не сделал с тобой или с Шото, или с остальными? … … — В СМЫСЛЕ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ НАЙТИ ТОЙЮ?***
На другом конце города в дешевом мотеле подросток сушит свои волосы старым полотенцем. Чуть позже он сбрасывает его на пол и поднимает голову, чтобы осмотреть теперь уже черные пряди. Он улыбается, и, выбросив остатки краски вместе с коробкой в мусорку, идет переодеваться в спальню. Это сложнее, чем он думал – приходится помнить и об ушах, и о носе, которые саднят из-за нового пирсинга. Чтобы его сделать, пришлось сдать старые перчатки Старателя в ломбард, который не задавал вопросов. Пирсер не хотел делать ему больше одного прокола за раз, но не то чтобы смотря на него можно подумать, что он не выдержит боль. Не с таким лицом. Зловеще стоящий за плечом Занзас тоже помог. Он немного сожалеет о том, что не нашел огнеупорную кожаную куртку. Было бы здорово отдать таким образом честь своей ролевой модели, хотя Занзас и сказал, что его собственная была частью формы. И у То- и у него пока что нет никаких причин носить форму. Может, однажды это изменится. К тому же ему кажется, что Занзас бы одобрил синий. Он ему идет и всегда будет напоминать о костюме своего отца. Вечное напоминание об его мечте. Убить Старателя. Освободить этот мир от него и от таких же героев, как он. Его усилия оправдывают себя, когда он спускается вниз и ресепшионист едва его узнает. Пропал стеснительный рыжеголовый подросток с плохо нанесенным гримом, который прятал свои раны. Теперь черноволосый подросток стоит прямо, его одежда никак не позволяет скрыть ни единый ожог на его теле. Никогда больше он не будет стыдиться самого себя. Никогда. Ресепшионист, стоит отдать должное, быстро оправляется. —Выезжаете? — спрашивает он. Большие закругленные когти пролистывают книгу, в которой он еще вчера расписывался. — Ваше имя- — Даби, — говорит он и пишет что-то, похожее на него. Он не говорит фамилии, а мужчина и не просит. — О, и еще кое-что, — говорит Даби, возвращая ручку. Он сует руку в карман и достает оттуда приличную пачку денег, которую бросает на стол. — Чаевые? — спрашивает ресепшионист немного нервно. Даби улыбается. — Извинение, — говорит он. — За пожар. — Какой пожар? — спрашивает ресепшионист, но подросток молча выходит из помещения. Он смотрит на свою комнату, из которой уже просачивается дым через трещину в стекле. Даже с предупреждением, к тому времени, когда должные органы приедут, все следы Тойи Тодороки сгорят вместе с ним. Это лучшая смерть, которую он может себе дать. Пройдя несколько кварталов, он слышит вопль сирен. Он улыбается и продолжает идти, игнорируя всех, кто на него оглядывается, и насвистывая какую-то мелодию. Для него теперь открыт совершенно новый путь.