Straight kids

      Зубы впиваются в мягкую плоть, горячий язык очерчивает контур пульсирующих вен, а ледяные ладони с нечеловеческой силой сжимают тонкую талию, оставляя на фарфоровой коже синяки. Сверху доносится тихое хныканье, а крохотные ладошки обхватывают ссутуленные плечи.       — Тише, малыш, не дергайся, — длинные пальцы зарываются в копну белоснежных волос, пока клыки все глубже вонзаются в бледную кожу. — Стой смирно, Ликс-и, иначе тебе будет больнее.       Парень лишь тихо хмыкает, а после прогибается под прикосновениями. Низ живота сводит сладкой судорогой, колени начинают подкашиваться, едва удерживая хрупкое тело, а глаза закатываются от удовольствия. Покатые плечи вампира сотрясаются от легкого хохота, холодные широкие ладони бесцельно блуждают по нуждающемуся телу юноши, пальцы очерчивают изящные изгибы тонкой талии, как бы отвлекая от мимолетной боли, стоит клыкам вонзиться в бледную кожу вновь. Кровь брызжет на ворот некогда белой рубашки, алые дорожки стекают с веснушчатых плеч, на что вампир улыбается, обнажая окровавленные клыки.       Феликс дрожит как осиновый лист, его худые ноги становятся ватными, а жгучее возбуждение бьет по вискам, отдаваясь легкой пульсацией и покалыванием в паху. Эрекция болезненно упирается в плотную ткань узких штанов, а изо рта вылетает несдержанное хныканье, стоит вампиру подняться руками выше и очертить кончиками пальцев контур набухших сосков.       — Сынмин-хен! — с поджатых губ вновь срывается тихий всхлип. Сынмин хищно скалится, покрывая едва зажившую после прошлого раза шею юноши мимолетными поцелуями-укусами. Он наслаждается учащенным биением артерий, что чувствуется под прикосновениями его языка, его клыки скользят по бархатной коже, язык слизывает с шеи выступающие капельки пота, а руки все так же блуждают по худому телу. — Постой, я… хен, поцелуй меня! Пожалуйста, Сынмин-и..       Вампир лишь хмыкает на просьбу Феликса и продолжает исследовать губами изгибы его лебединой шеи. Енбок разочарованно хнычет, а после с его губ срывается тихое «ох», когда клыки вонзаются рядом с ключицей. Сынмин жадно вылизывает рану, протыкает острыми клыками нежную кожу и с упоением слизывает хлынувшую кровь. Алые дорожки стекают с его заостренного подбородка, смешиваются со слюной и пачкают одежду юноши, что держится из последних сил, чтобы не упасть.       Ким нехотя отрывается от раны; отстраняется с тихим хлюпом и резко обхватывает пальцами чужой подбородок, притягивая к себе лицо Енбока и вгрызаясь в его губы.       Феликс несдержанно скулит от ощущения металлического привкуса на языке, он импульсивно прижимается к холодному, но до боли родному телу, отвечая на кровавый и до жути грязный поцелуй с остервенелой страстью. Напористая нежность Сынмина граничит с мимолетной грубостью, и Феликс буквально течет от того, насколько он слаб в чужих крепких руках. Член вновь дергается и истекает природной смазкой — Феликс чувствует, что он полностью мокрый.       Сынмин вторгается в чужой рот, проскальзывая языком сквозь плотно сомкнутые губы юноши, посасывает чужой язык и царапает клыками нежную кожицу чужих пухлых губ. Кровь брызжет из недавно зажившей ранки на нижней губе, и вампир восторженно стонет в чужой рот, облизываясь и делясь с Феликсом его же кровью, что сладкой патокой оседает на языке.       Сынмин приподнимает чужой подбородок и отстраняется с громким чмоком, нечитаемым взглядом смотря на Феликса, с дрожащих губ которого срывается жалобное хныканье. Его белоснежные волосы растрепались и теперь походят на ореол — Сынмин чувствует себя чертовым грешником, что посмел осквернить божество, сошедшее с небес, чтобы вразумить его — молодого вампира, жаждущего крови. Феликс соблазнил голодного зверя своей невинностью и чистотой, и теперь он поплатится за это.       Сынмин поправляет растрепавшиеся волосы и притягивает юношу к себе за талию, болезненно впиваясь в нежную кожу ногтями и срывая с растерзанных губ парня сиплый стон.       — Иди ко мне, мой ангел.