Подрочить на препода

Что плохого в желании быть оттраханным собственным преподом по высшей математике? Ровным счётом ничего, — так считает Антон Шастун, который снова и снова сидит на злосчастной паре по математике и не думает ни о ком, кроме своего сексуального темноволосого преподавателя. А думать было о ком. И любоваться было чем. И было кем. Арсений Сергеевич Попов — это же воплощение острого ума, грациозности и эстетичности. В своём клетчатом синем костюме, чёрной футболке с рисунком и в очках с тонкой оправой — сейчас он стоит за кафедрой, сложив руки на груди, и внимательно созерцает аудиторию, анализируя, кто из студентов записывает задачу, а кто нет. У него такой пронзительный взгляд, что просто испепеляет тебя, проникает до костей, осыпает кожу мурашками и заставляет живот крутить со страшной силой. Антон вздыхает, берётся за ручку и щурится, чтобы разглядеть то, что Попов только что написал на огромной доске где-то там, внизу. Аудитория и вправду огромная. Широкая доска, преподавательский стол, кафедра, а затем длинные ряды студенческих столов, выстроенных полукругом и уходящие вверх. Зрение у него не то чтобы плохое, но сейчас он с сомнением читает формулы, пытаясь понять, всё ли верно рассмотрел. — Шастун, проблемы со зрительными способностями? — бархатистый голос преподавателя возвращает Антона к текущей реальности. Он вздрагивает от неожиданности, роняет ручку, что моментально предательски укатывается под стол, поднимает взгляд на идущего по рядам Арсения. Мужчина же смотрит спокойно, с лёгкой усмешкой. Голубые глаза не отрываются от студента ни на мгновение. — Н-нет, всё в порядке, просто задумался, — бормочет парень. В эту же секунду он ныряет под стол в поисках этой проклятой ручки. Вылезает он почти сразу же, но сталкивается лбом с чьими-то ногами. И в первый, но точно не в последний за эту пару, раз ему так чертовски хочется провалиться сквозь пол, под аудиторию, и больше никогда не вылезать оттуда от стыда. Он стоит на коленях, а над ним возвышается невозмутимый Арсений Сергеевич Попов. Брюнет смотрит на него, приподняв бровь. Затем изящными пальцами поправляет оправу очков и снисходительно интересуется: — Долго так будешь сидеть? Ты задерживаешь всю группу, — он выглядит спокойным, но Шастун видит, как тот нервно играет желваками и хмурится. — Простите. Встаёт с колен, отряхивается и собирается было сесть на своё место, как чужие пальцы ловят его за ухо и подтаскивают к себе. Пискнув от боли, Антон цепляется за руку Попова. И сейчас, в непосредственной и волнительной близости от него, парень ощущает приятный запах парфюма: тёплый мягкий аромат табачных листьев и сладкой ванили. Это на несколько секунд дезориентирует его и сбивает с толку. Губы Арсения касаются его другого, пока ещё свободного, уха, а дыхание опаляет кожу Шастуна, которого молнией пробивает дрожь. — Садись на первый ряд, Шастун. Собирай все свои манатки и проваливай. И не трать больше моё время, — он отталкивает его от себя, равнодушно поправляет пиджак, оглядывает притихших любопытных студентов и взмахивает рукой: — А ну писать всем! Живо! Мужчина не спеша спускается вниз, к первому ряду, останавливается около него, терпеливо ждёт, пока то краснеющий, то бледнеющий Антон спустится следом. Пальцем указывает на свободную парту и, гордо развернувшись, уходит к своему рабочему месту. Шастун послушно садится за указанный ему стол. За своей спиной слышит чьё-то хихиканье и перешёптывание одногруппников. Пара продолжается. Попов что-то объясняет, чертит мелом на доске, иногда слушает студентов со своей этой фирменной снисходительной улыбкой. Антон давно заметил, что иногда мужчина уделяет ему чуть больше времени, чем кому-либо, как, например, полчаса назад. Правда, он предпочёл бы получать совсем иное внимание, но, как говорится, что имеем, тому и рады. Сейчас, прикончив последнюю задачу из адского списка преподавателя, он сидит, подперев ладонью щёку, и просто любуется, как Арсений сидит на столе своей такой охренительной задницей, которую он любит подчёркивать неизменными брюками в обтяжку, листает методичку, через раз аккуратно слюнявя кончиком языка подушечку указательного пальца, чтобы перевернуть страницу. У него такие длинные ресницы, тонкие пальцы и эти губы! Нижняя прикушена, а лоб сосредоточенно нахмурен. Пару раз, нет, наверняка, бесстыдно больше, он дрочил на своего преподавателя. Об этом Антон старательно не думает, ему как-то неловко, что ли, вспоминать о таком. Давно нашёл в инстаграме аккаунт мужчины и подписался с фейка. А посмотреть там было что. Это в университете он такой строгий: в своём костюмчике в облипку и очках, а в социальных сетях — совершенно другой человек. Раскованный, улыбающийся и сияющий на десятках фотографиях и фотосессиях. Слабость Попова к фотосессиям, особенно к откровенным, заметить было не так уж сложно. Но Арсений никогда не переходил эту черту флирта и пошлости, а его фотосессии почти всегда были для Шастуна чем-то на грани оргазма и фантастики. Особенно последняя. Удивительно, но на тех фотографиях преподаватель абсолютно одет. Похожий на сегодняшний костюм и красный галстук, сжимающий его шею. Только дело в том, что он абсолютно мокрый. Белая рубашка прилипает к телу, очерчивая контур стройной талии, рельефного живота, просвечивая розовые стоячие соски. На одном из фото он принимает неестественную позу: откидывается всем корпусом назад, запрокидывает голову и держит эти идеальные руки над собой. Вспоминая об этом, Антон нервно сглатывает. Особенно его заинтересовали бёдра мужчины, а так же то, что волей-неволей магнитило взгляд, если смотреть ниже пояса. Парень облизывает пересохшие губы, поправляет ворот чёрной рубашки, что сейчас слишком душит его. Всё его тело немеет от этих воспоминаний. Его бросает в жар, а руки начинают нервно дрожать. Он сцепляет пальцы в замок, чтобы хоть как-то унять эту дрожь. Несмотря на его очарованность этой фотосессией, он не спешил сделать то, что делал обычно. Оставил, так сказать, на десерт. И сейчас его разум, очень тщательно и во всех деталях воскресив одну фотографию за другой в памяти, передаёт эту волнующую информацию в другие отделы организма. В том числе и туда, куда ну совсем не нужно в этот момент. Только не на паре, пожалуйста. Он и вправду не на шутку возбудился от одной мысли о том, как шикарен его преподаватель на этих фотках. Ему двадцать лет, он на втором курсе университета, а Арсению… Сергеевичу? Боже! Сколько же ему лет-то? Из последних данных, что удалось выяснить только лишь интересующемуся, но не более, Антону, — мужчине около тридцати восьми, может, меньше. Выглядит моложе, особенно, когда смеётся или улыбается. Но такое бывает крайне редко. Попов из инстаграм и Попов на паре — два разных и как будто незнакомых между собой человека. — Шастун, у тебя снова проблемы? Тебе скучно, я смотрю? — голос Арсения Сергеевича такой чарующий, такой сладкий и приятно растекающийся по всему помещению. Шастуна перетряхивает от очередной фантазии о том, как брюнет этим низким голосом шепчет ему какие-нибудь пошлости на ухо. Он в смятении таращит глаза и смотрит перед собой, пытаясь вычистить из своего мозга любую неприличную мысль, словно подошедший к нему умеет читать их. Так же парень предусмотрительно и как бы невзначай, как он полагает, кладёт руки себе на ляжки, прикрываясь. — Я всё решил, Арсений Сергеевич, — тихо отвечает студент, молясь всем богам о том, чтобы препод просто свалил и отстал от него. — А я же проверю. И ты не выживешь, если солгал мне, — он наклоняется, одной рукой опираясь о стол, а пальцем второй водит по странице. Его губы беззвучно шевелятся, словно про себя он просчитывает решение. Антон теперь уверен, что он точно не выживет, если Попов останется рядом с ним хотя бы ещё на несколько минут. Он не смеет даже пошевелиться. Лицо мужчины в нескольких сантиметрах от его лица, а губы просто сводят с ума. Знакомый аромат бьёт в нос, а во рту пересыхает. Арсений стоит над ним, одна рука его перекинута через плечо Шастуна, и ладонь покоится на столешнице. Его грудная клетка касается спины парня, а тот позвоночником ощущает дыхание брюнета. Эта ситуация просто вопиюща. О таком в самом деле стоит сообщить ну хотя бы в полицию. Это незаконно. Ему иногда просто кажется, что Попов провоцирует его. Только вот зачем ему это? Непонятно. В целом, он не обращает внимания на этого худощавого высокого студента в чёрной рубашке и бирюзовом пиджаке, но иногда делает что-то такое, от чего Антону хочется просто умереть. — Всё хорошо? — наконец-то решается рискнуть своей жизнью. Голос дрожит. Проклятье. — На удивление. Ты ведь совсем не туп, Шастун. Мне понравился твой ход конём во втором уравнении, я даже не подумал о такой вероятности. И получилось решить короче… Сфоткай и отправь мне потом. — Хорошо, — трясёт головой Антон. И Арсений наконец-то выпрямляется в полный рост. — Ты чего? — он удивлённо усмехается и вопросительно поднимает бровь. — Ничего, — бормочет Шастун. — Я выйду, пожалуй, — он хватает со стола свою тетрадь и встаёт, чуть не сбив Попова с ног. — Тетрадь-то тебе зачем? — улыбается ему вслед мужчина. — Буду любоваться! Антон почти бегом вылетает из аудитории, ненавязчиво прикрывая стояк конспектами по высшей математике. В коридоре оглядывается в поиске ближайшего и самого пустого туалета. И наконец-то оказывается в безопасности. Он поворачивает замок общей двери. Такой замок снаружи никто не сможет открыть. Только если кто-то из преподавательского состава. Но, с вероятностью в сто процентов, любой прохожий мимо человек просто дёрнет ручку и пройдёт до следующего туалета. Их частенько перекрывали на ремонт, для студентов и преподов ничего нового. Шастун бросает тетрадь на подоконник и пытается отдышаться. Споласкивает руки с мылом в раковине, умывается холодной водой. Ныряет в первую попавшуюся кабинку и плотно прикрывает за собой дверцу. Садится на закрытую крышку унитаза и переводит дух. Ещё никогда они с Арсением Сергеевичем не были так близки друг к другу. А такая близость для несчастного студента может закончиться остановкой сердца от волнения. Нельзя же так. Антон кладёт руку на пах, сквозь ткань штанов сжимает всё ещё возбуждённый член, пытаясь хоть как-то снять напряжение. Каждая мышца его тела жаждет получить разрядку, его до сих пор передёргивает от пережитого, а воспоминания только сильнее заставляют орган наливаться кровью. В его голову приходит сумасшедшая мысль. А что, если передёрнуть прямо здесь, в туалете? Ну а что, он молодой парень, это действо не займёт у него много времени, но зато он будет морально устойчив к чарам Попова на следующей паре, которую ещё только предстоит пережить. Две высшие математики — это скорее обыденность, чем исключение. Здесь он находится один, сам туалет заперт. В разгар пары сюда точно никто не будет ломиться, к тому же, расположена уборная в самом конце коридора. Ну и если что, он обязательно услышит, когда кто-то войдёт. Успокоенный этими рассуждениями Антон в предвкушении расстёгивает молнию чёрных штанов, теперь поглаживая себя сквозь ткань боксеров. Из кармана выуживает телефон, находит нужное приложение и аккаунт. Новая сторис. Парень улыбается и качает головой. Арсений с утра на парах же. Когда нашёл время? Открывает. Первая сторис — селфи. Такой горячий в своих очках и с этой фирменной лёгкой ухмылкой на губах. Подпись: «Сегодня работаем весь день». «Да вы и не только работать успеваете», — думает про себя Антон и листает дальше. Следующая сторис — видео. Со своего места преподаватель снимает аудиторию и подписывает «Учу малышей». Шастун поднимает брови. Да уж, малыши. И только сейчас, в этом коротком видео он замечает, как хорошо-таки Попову видно его, пусть и сидит парень чаще на последнем ряду. Но камера как будто на мгновение задерживается в определённом моменте, снимая его, склонившегося над тетрадью, чуть дольше. Но Антону некогда. Он решает подумать и проанализировать это позже. Сейчас хочется просто подрочить, успокоиться и вернуться на пару. Сессия совсем скоро, пропускать материал желания нет. Он спускает штаны вместе с трусами, одновременно с этим листая фотографии в карусели нужного ему поста, выбирая подходящую. Вот она. Та самая из его фантазий в аудитории. Арсений здесь выглядит просто великолепно. А влажные волосы зачёсаны назад. Такая причёска брюнету к лицу. Парень сглатывает и обхватывает ствол члена ближе к основанию. От прикосновений собственных пальцев по телу пробегают мурашки. Но одной фотки мало. Можно представить, что именно Попов сейчас будет дрочить ему. Очень непристойно, очень неприлично, но Антону уже всё равно. Никто об этом не узнает. Так к чему эта напускная скромность? Закусывает губу и медленно, поступательными движениями вверх-вниз, ласкает себя, не отрывая взгляда от вожделенной фотокарточки. Ни под какое порно с таким наслаждением он не кончал, как под фантазии о своём преподавателе и лицезрении его провокационных снимков. Это как наркотик. Он подсел на эту зависимость год назад, ровно тогда, когда к ним пришёл новый препод по высшей математике и матанализу. Его Антон заприметил сразу. Пропустить такого мужчину просто грехоподобный проступок. Влюбляться не планировал, просто какое-то время любовался, наблюдал за ним, потом нашёл странички в социальных сетях, охренел от возникшего диссонанса и подсел на эту игру. Арсений Сергеевич обращать внимание на него стал тоже не сразу. Периодически ловил его заинтересованные взгляды и ухмылялся в ответ. Что это значило — для него всегда было тайной. Сейчас же Антон занимается тем, к чему он старательно стремился в течение этого года — дрочит на препода, который почти вдвое старше его самого. Но он не чувствует этой разницы в возрасте. Сам Попов всегда выглядит таким бодрым, заряженным на работу и очень энергичным. С ним интересно как болтать о чём угодно, так и поспорить на теории вероятности. Тихий стон вырывается из его прикрытых губ, уж слишком долго он ждал этой возможности расслабиться и получить удовольствие. Сдерживать себя для Антона — худшее мучение. Ладонь скользит по члену, то наращивая скорость, то уменьшая её, чтобы не кончить слишком быстро. Его дурманит даже не предстоящий оргазм, а сам момент мастурбации, в процессе которой он представляет длинные и изящные пальцы с тяжёлым перстнем, на одном из них, на своём пенисе. И эти пальцы сжимают член, ласкают его, а сам Арсений двигается к нему ближе, как и десять минут назад на паре, касается губами его шеи, шепчет ему самые пошлые и гадкие слова, лижет мочку уха и посасывает её, тихо и хрипло дыша. Парень чувствует, что оттягивать оргазм он просто больше не в силах, поэтому прикрывает веки и откидывает голову назад, желая получить всплеск самых ярких и мощных ощущений. Но спустя пару секунд этого сладкого предвкушения он слышит какой-то шум, резко вздрагивает, открывает глаза и выпрямляется. Жалко только одно. Антон услышал шум слишком поздно. Медленно, словно во сне, и молясь о том, чтобы его предположения не сбылись, он поднимает замыленный взгляд. Но мечты сбываются только в сказках, а вот суровая реальность всегда готова дать тебе пинок под зад. Сначала начищенные ботинки, затем синие клетчатые штаны, обтягивающие стройные ноги, затем такой же клетчатый пиджак с узкими рукавами, подчёркивающий мышцы рук, а после и невозмутимое лицо. Арсений Сергеевич Попов, ебаный, сука, того рот. Шастун приходит в ужас. Нет, он просто разбит и уничтожен. В панике хватается за резинку штанов, лежащих на кафельном полу, чтобы натянуть их на себя, но мужчина успевает быстрее него: он носком ботинка наступает на край штанов и трусов, так что каким-либо способом выдернуть их не представляется возможным. Антон роняет телефон на пол экраном вверх, но сейчас его это мало заботит. Сейчас самое главное — это прикрыться обеими руками и не умереть со стыда. — Хм, — хмычет Арсений и с интересом оглядывает своего студента с ног до головы. — Дрочишь? — спокойно интересуется он. — Я? — в том же ужасе глупо переспрашивает Шастун. — Нет! — А не дрочишь ты, случайно, не на меня, верно? — брюнет склоняет голову, чтобы разглядеть открытую на телефоне парня свою фотографию, и нагло ухмыляется. — Арсений Сергеевич! — Я тебе мешаю? — его, кажется, ничем невозможно смутить. — Я хотел бы одеться, — тихо шепчет раздавленный Антон, одной рукой продолжает прикрывать пах, а другой поднимает телефон с пола. — Вы не могли бы выйти? — Мог бы, — Арсений медлит, будто специально издевается, затем убирает ногу. Выходит из кабинки и прикрывает дверцу. Парень отряхивает одежду, быстро одевается и вылетает прочь. Он рвётся к двери, чтобы смыться отсюда и постараться как-то без психологических травм и последствий для себя пережить этот позор. Дёргает ручку, но дверь оказывается заперта. На два замка. К одному из которых нет ключа. Антон, проклиная про себя тот самый момент, в который он решил подрочить на своего препода в туалете, посчитав это прекрасной идеей, осторожно поворачивается. Попов стоит у подоконника, держа в руке тетрадь студента и ухмыляясь. — Ничего не забыл, Шастун? — трясёт тетрадью в воздухе. — Арсений Сергеевич, — с тоской в голосе произносит Антон, — отдайте мне мою тетрадь и выпустите отсюда, пожалуйста. Он подходит к мужчине и в нерешительности останавливается рядом, не смея поднять глаза. — Ну ты чего раскис-то? — вдруг почти ласково спрашивает Арсений. Его пальцы мягко касаются подбородка парня и поднимают его, заставляя зелёные глаза встретиться с голубыми. В этом взгляде больше нет этого высокомерия и надменности, только интерес и любопытство. — А вы как думаете? — он смущён и растерян. — Держи свою тетрадь. И не забудь сфоткать мне своё задание. Вот ключ, — он машет перед лицом парня ключом, висящим на его указательном пальце. — Если хочешь, можешь идти отсюда. Я никому ничего не скажу. — Что значит «если я хочу»? — с опаской уточняет Шастун, забирая свою тетрадь, но не решаясь взять ключ. — Как я вижу, я потревожил тебя на самом ответственном моменте, — вновь улыбается Попов. — Ощущаю некоторую вину за собой. Могу попытаться её исправить. Если ты, конечно, хочешь этого. Антон не может выдавить ни одного слова из себя. Он поражён. «Я хочу, чтобы вы выебали меня во все щели, Арсений Сергеевич, без всякого сомнения и сожаления», — только и может подумать про себя, но сказать вслух — никогда. Ему кажется, или его преподаватель, по которому он уже год сходит с ума, предлагает ему… секс в университетском туалете? Фантазия Шастуна сразу же услужливо подкидывает ему красочные картинки того, как Арсений Попов трахает его сзади, прижимаясь к нему всем своим ахуительным телом и хрипло дыша в шею. — Я… не… — всё ещё погибает в попытках сказать что-то членораздельное. — Вижу, твой запал не угас, — мужчина кивает на выпирающий и уже снова возбудившийся член такого же заведённого Антона, который слишком хорошо видно сквозь штаны. — Я хочу вас, — наконец-то решается на правду. — Вы всегда мне очень нравились. — Я знаю, Антон. Парень вздрагивает. Впервые за этот год Попов назвал его по имени. — Вы знаете моё имя? — Конечно, знаю, — Арсений пожимает плечами. — Я всё знаю и всё вижу. Если ты думаешь, что я слепой или глупый, то ошибаешься. — То есть вы вели себя так, зная, что я убиваюсь по вам?! — возмущённо вопрошает Антон. — А как мне ещё вести себя, если я преподаватель? — А что изменилось сегодня? — Ещё никогда на моих парах ни у кого из студентов не вставал на меня, — брюнет вырывает тетрадь из рук Шастуна и бросает её на подоконник. — Во всяком случае, увидел это я в первый раз. Не предполагал, что я настолько тебе нравлюсь. Думал, поубиваешься и забудешь. Он протягивает руку, ловит пальцы студента своими и притягивает его к себе. Антон целует первым. Ему уже невмоготу ждать чего-то и уж тем более просить разрешения. Мужчина, не глядя, рукой тянет и закрывает за своей спиной жалюзи. Он легко обхватывает ладонями его за талию и сажает к себе на колени. Этот парень такой худенький, ласковый, страстный, что у Арсения перехватывает дыхание. Его губы влажные, пухлые, и он кусает сначала одну, потом другую, нежно посасывая, стараясь не поранить. Мужчина сам не уверен в том, что делает сейчас. Этого внимательного и сообразительного пацана он приметил сразу. И сразу же стал замечать оказываемые ему знаки внимания. И как будто они были совсем не для того, чтобы он их заметил, а просто этот удивительный Антон Шастун был для него всегда как раскрытая книга. Десяток сменяющих друг друга эмоций, нахмуренный лоб во время решения задачи и этот украдкой несмелый, но полный интереса взгляд на него. — Арсений Сергеевич, — шепчет Антон, уткнувшись в его шею и вдыхая уже полюбившийся ему и неизменный аромат парфюма преподавателя. — Что такое? — в нём неожиданно просыпается такое нежное чувство со шлейфом восторженности к этому парню, что так предательски сквозит в голосе, который от волнения становится ещё более низким и хриплым, как и мечтал Шастун. — Трахните меня, пожалуйста. — Раз ты просишь, — усмехается брюнет и снова пальцами ласково поднимает его подбородок, встречаясь с ним глазами. — У тебя уже был… такой секс? Если честно, это его первый опыт с такой разницей в возрасте, так что он с непривычки даже теряется, не зная, уместен заданный им вопрос. — Да, — Шастун облизывает губы и ёрзает на коленях Попова, чувствуя собой, что тот уже заведён до предела. Опускает руку и сжимает через тонкую ткань брюк член. Такой большой и пульсирующий от возбуждения. — Только не говорите, что в арсенале преподавателей имеется смазка и презервативы. — Нет, — Арсений кладёт ладонь на руку парня, надавливая сверху, подталкивая его сжать пальцы ещё сильнее. — Но только в том случае, когда очень срочно нужно заняться сексом с любимым студентом, — свободной рукой он хлопает себя по выпирающему карману. — Я ваш любимый студент? — Конечно. Ты что, не видел этих балбесов? — он наклоняется ближе, этими умопомрачительными длинными пальцами откидывает голову Антона назад и припадает губами к его шее, оставляя на ней влажные поцелуи и, возможно, засосы. Его поцелуи такие целительные и покоряющие сердце целуемого. — А ты не такой. Очень умный, сообразительный, а ещё невероятно красивый мальчик. Эти слова сводят ноги Антона судорогой. Ему кажется, что сейчас он просто взорвётся от накопившегося в нём возбуждения. Хочется просто ощутить в себе Арсения Сергеевича и быть выебанным до потери сознания. Кажется, это первое его настолько сильное желание, что он не уверен, сможет ли устоять на ногах. — А никто… — Никто нас не потревожит, обещаю, — уверяет его брюнет, помогая парню слезть со своих коленей. — Если ты будешь вести себя тихо, то ещё и не услышит. Он скидывает на широкий подоконник пиджак, оставаясь в футболке. Антон впервые своими глазами видит его обнажённые руки, что играют мускулами перед его восхищённым взглядом. Вживую он настолько прекрасен и привлекателен, что невозможно поверить в то, что это действительно правда. Но ему нужно успокоиться, чтобы не кончить в первую же секунду. Этот секс должен запомниться ему на всю жизнь. Арсений снимает с него пиджак, расстёгивает одну за другой пуговицы чёрной рубашки, не снимает её, но обнажает худое тело: грудь и торс Антона. Сквозь тонкую бледную кожу просвечиваются его рёбра. Он и вправду очень красивый и сексуальный мальчик. И сейчас он так взволнованно и часто дышит, Попову это льстит. Он подталкивает парня к окну, чтобы тот опёрся на подоконник руками. Прижавшись к нему сзади, так же расстёгивает штаны, приспускает их вместе с трусами. Сам Антон не может даже пошевелиться, просто позволяет делать с собой всё что угодно. Ладонь преподавателя ложится сначала на одну его ягодицу, оглаживает её, затем на другую. В воздухе виснет такая цепенеющая и волнительная тишина, что слышно каждое действие, каждый вдох и каждый выдох. Затем брюнет отвлекается, подходит к раковине, моет руки с мылом, с интересом наблюдая за тем, как мелкой дрожью дрожит Шастун, послушно ожидая его у подоконника. Он встряхивает кисти рук, чтобы стряхнуть воду, смотрит на себя в зеркале, а точнее, на своё сосредоточенное лицо с потемневшими от вожделения голубыми глазами. Это значит для него больше, чем он мог предполагать. — Я не особо любитель этой всякой нежности и предварительных ласк, — бормочет мужчина, но всё-таки на сладкое для Антона мгновение останавливается, чтобы провести пальцами по его груди, обогнуть ими заострившиеся соски и дотронуться до живота. На груди у парня волос практически нет, это всегда смущало его до глубины души, но сейчас любые комплексы стираются под этим взглядом сузившихся и пожирающих его глаз. Он достаёт из кармана маленький тюбик смазки, выдавливает нужное количество себе на пальцы, кидает тюбик в раковину и снова вплотную подходит к парню. Свободной рукой обнимает его за талию, прижимает к себе и касается губами его шеи, проводя ими волнообразные движения, оставляя влажный след. От него приятно пахнет и это оказывается так невероятно приятно: вдыхать запах и чувствовать собой шелковистую кожу. Всё точно так, как в фантазиях Антона. Затем опускает взор и с жадной улыбкой оглядывает парня сзади. Попка Шастуна так жертвенно виляет перед ним, что он только усмехается сам себе, после чего опускает пальцы вниз, к сжатому колечку мышц. Арсений сжимает пальцами член Антона, большим пальцем гладя набухшую головку, после чего проводит сверху-вниз. Парень закусывает губу, чтобы не застонать. Жарко и умопомрачительно. Каждая клеточка его тела отвечает на эти ласки, передавая импульс как бегущую строку, по всему организму. Отмечает тот самый перстень на безымянном пальце. Его фантазии и вправду сбываются. Но он отвлекается от лицезрения руки Попова на своем пенисе, потому что мужчина не теряет времени даром и погружает в него один палец. Вздрагивает, инстинктивно пытается вырваться, но крепкая рука брюнета удерживает его. — Тихо, — шепчет он, задевая горячим дыханием эрогенную зону — шею. Снова дышит рядом так томно и так горячо во всех смыслах этого слова. — Сейчас будет приятно, обещаю. Потерпи, малыш. Это сказанное на эмоциях «малыш» так восхищает Антона, что он мгновенно расслабляется, и палец Попова заходит глубже. Боль острым всплеском пронзает нервные окончания, но он терпит. Кусает костяшки кулака, чтобы отвлечься, и чуть поддаётся назад, ощущая более глубокое проникновение. Он знает, он читал и смотрел. Нужно просто немного подождать. Мужчина больше не церемонится, он входит в узкий анус сразу вторым и третьим пальцем, совершая невообразимые вещи внутри. — Арс-с-сений… С-с-сергеевич! — стонет парень, взвизгивая от неожиданности и от ослепляющей боли. — М-м-м! — тут же обиженно мычит, потому что преподаватель закрывает ему рот рукой, прекращая ласки там, внизу. — Если хочешь, чтобы я продолжил, веди себя тихо, слышишь? Обещаешь? — Антон торопливо кивает. Сейчас он готов наобещать с три короба. Арсений убирает руку, возвращая её к члену парня, аккуратно и не спеша продолжая ласкать его, а так же поступательными движениями погружается в парня сзади, с животным удовольствием вслушиваясь в его тихие и прерывистые стоны. Он так виляет своей попкой, что у мужчины перехватывает дыхание. Этот процесс заводит его невероятно, хочется уже войти в него, ощутить его размеры и влажность внутри от смазки. Он останавливается, мокрыми и липкими от смазки пальцами пытается достать из кармана презерватив в упаковке. Антон слышит за своей спиной этот неловкий процесс, разворачивается и помогает сделать это. Губы трогает несмелая улыбка. Попов выглядел милым в своих попытках одержать победу в этой борьбе. Тем временем его ловкие пальцы распечатывают пакетик и швыряют на пол. Сейчас не время для мыслей о порядке и порядочности. Сейчас время думать только о том, что его наконец-то хорошенько выебут. Сжимает презерватив, пальцами другой руки расстёгивает ремень на брюках Попова, который замер и с любопытством следит за этой инициативой. Его забавляет это желание младшего услужить ему и помочь. Стягивает сначала брюки, а затем и боксеры, в мгновение смущаясь и краснея. Отступая назад. Такой размер он видел разве что в порно. Большой твёрдый и налитый кровью пенис Арсения качается перед его изумлённым взглядом. Об этом стоило догадаться раньше, ещё тогда, когда он рассматривал кадры «водной» фотосессии, где любимые обтягивающие брюки спалили главное достоинство их хозяина. Да и комментарии были наполнены двойственными шуточками и намёками. В них Антон вчитываться попросту не стал. Смутился, поставил растерянный лайк и заблокировал телефон. После такого ещё нужно время прийти в себя. — Вы меня там не порвёте, Арсений Сергеевич? — несмело улыбается Антон. Когда-то он гуглил возможную вместительность своей или чьей-либо другой задницы, чисто в рамках спортивного интереса, но сейчас очень и очень сомневается в своих знаниях. — Презерватив, — словно не слыша его, приказывает мужчина. Парень слушается, раскатывает на члене колечко, натягивая презерватив, который, к счастью, надевается без проблем и конфузов. Хочется прикоснуться снова, может быть, даже не только пальцами, но не осмеливается. — Я буду осторожен, — вдруг улыбается серьёзный до этого момента преподаватель. — Поворачивайся. Шастун чувствует, как его ноги дрожат, но он делает то, что ему велено. Ощущает влажные от смазки — искусственной и естественной — пальцы на своей обнажённой под рубашкой пояснице, которые сжимают его тело. Трогать Антона Арсению невероятно приятно. Он старается делать это бережно, боясь что-то повредить. Сам он из тех любителей «пожёстче», но не решается демонстрировать в их первый раз всё то, на что он способен. И если от проникновения пальцами Антон чувствовал ранее боль, пусть немного приятную, то сейчас это ощущение иное. Арсений касается губами шеи парня сзади и входит в него. Сначала в узкую дырочку проникает только большая головка, и это заставляет Антона опять дёрнуться, затем сам член медленно погружается в него. Ему не составляет никакого труда представить, как член брюнета заходит в него, и от этого момент становится ещё более восхищающим. Парень хватается руками за подоконник, он снова громко стонет, окрашивая воздух своим хрипением. Острая боль опять пронзает его насквозь, яркими вспышками пробегая по телу, но затем Арсений начинает двигаться сзади. Он обнимает его за стройную талию, поглаживает её и насаживает парня на себя ещё глубже, сам еле сдерживаясь. Одному никогда не было так приятно, а другому никогда не было так узко. И вправду, Антон сжимает собой пенис мужчины, наслаждаясь новыми и новыми всплесками головокружительных ощущений. Кажется, это и есть самое оно. Его партнёр задевает простату, от чего любое его действие внутри отдаётся сладким отголоском во всем теле. Он тяжело дышит, дрожит и пытается молчать. Член Попова и вправду оказывается слишком большим, это у него, однозначно, впервые, а Арсений поражается тому, какой узкий и какой податливый этот мальчишка. Как сексуально он извивается в его руках, как хлюпает смазка внутри него и как соблазнительно он оттопыривает свой зад, насаживаясь и насаживаясь. Наклоняется ниже, приподнимает рубашку, чтобы рассыпать невесомые поцелуи по спине парня. Утыкается носом, вдыхает его полностью, снова целует, проводит мокрые дорожки кончиком языка, опять целует каждый доступный ему сантиметр. Арсений — не-особо-любитель-этой-всякой-нежности-и-предварительных-ласк, Попов. — Будете меня трахать каждую пару теперь? — сипло интересуется Антон. После каждого слова он делает небольшую паузу, набирая воздуха в лёгкие и пытаясь отдышаться. Ему просто нравится, как восторженно-грязно звучит это слово в его устах, да ещё и обращённое к преподавателю. Поэтому он обязательно использует его сейчас ещё раз. — Зачем же каждую пару? — улыбается ему в шею Попов. А он чувствует кожей эту улыбку и снова покрывается взволнованной стаей мурашек. Этот момент кажется интимнее всего, что может случиться между ними. Губы мужчины снова отпечатывают свой след на нежной шее. — Выберем место поудобнее. — Я хочу, чтобы вы трахали меня каждый день, — вырывается у него. Сам смущается и зажмуривает глаза. Просто он столько времени ждал, чтобы наконец-то признаться и сказать это вслух. Это приносит облегчение и удовлетворение. — Вы… очень нравитесь мне. Надеюсь, вы ещё будете вести у нас пары. Вы очень сексуальный за работой. — Сексуальный, говоришь, — хмыкает брюнет и делает резкий толчок, выбивая из губ Антона очередной приглушённый стон. — Планирую преподавать до конца вашей учёбы. Без математики вам никуда. — И без вас тоже никуда, — после этих слов он ловит подбородок Шастуна, прижимается своими губами к его губам, сладко целует, кусает за кончик языка и снова улыбается. Такой милый, такой прямолинейный и такой юный. Просто невероятный. Таких больше точно не бывает. — Ты тоже мне нравишься, Шастун. Не знаю, что из этого может получиться, но можно попробовать. Если ты, конечно, хочешь этого. Арсений сжимает член Антона, вторую руку опускает ниже, гладя и лаская мошонку. Он чуть увеличивает темп, чувствуя, как мальчишку трясёт от избытка эмоций и чувств. Его так легко довести до экстаза, и так приятно наблюдать за тем, как чутко он откликается на каждое действие. — Очень хочу. А-а-а-х!.. Он хочет сказать что-то ещё, но не успевает, потому что кончает. Грубоватая рука брюнета скользит по члену Шастуна, а сперма кратко брызжет и течёт по его пальцам, пачкает подоконник и немного прикрытые жалюзи. Свободной рукой он удерживает его в объятиях, не давая шевельнуться, целует в шею, гладит и ускоряется сам, желая только одного: излиться в этого узкого мальчишку и получить желаемое. И он тоже приходит к финишу, цепляется зубами в шею Антона, впечатывает его животом в подоконник и с протяжным тихим и хриплым стоном, нет, даже рыком, изливается в презерватив, сжимая до алых следов на коже ягодицу. — Ч-чёрт, — мужчина замирает, отстраняется и тяжело дышит. Ему требуется десяток секунд, чтобы прийти в себя после экстаза. Вытирает со лба капельки пота и вздыхает. — Ты как? — спрашивает он притихшего Шастуна. — Я в ахуе. Арсений смеётся, осторожно выходит из Антона, вызывая очередное сладкое и тихое «ой!». Снимает презерватив и выкидывает его в мусорное ведро. Подходит к раковине, моет руки, то же делает и Шастун, смывая с себя остатки спермы. — У тебя это был первый раз? Преподаватель одевается, следом отряхивает пиджак, надевает его, смотрится в зеркало над умывальниками, разглаживает складки на одежде. Выглядит идеально. Как будто только что не зажимал у окна мальчишку. — Как догадались? — Я живу на свете тридцать восемь лет и уж что-то, да понимаю, — он помогает своему студенту застегнуть рубашку и приглаживает его растрепавшиеся пшеничного цвета волосы. Какой же он всё-таки обаятельный, этот Антон Шастун! Стоит перед ним такой стесняющийся и улыбающийся своей нежной кошачьей улыбкой. В нём всегда было что-то особенное. А Арсений всегда удивлялся его нестандартному мышлению, и тому, как он решал те же дифференциальные уравнения. У доски Шастуну не было равных. Ему всегда было тяжело не выделять парня среди остальных студентов, ведь ничто так не деморализует остальных, как наличие у преподавателя любимчика или любимчиков. И он хорошо это знал. Профессионализм — это святое. Плюс всегда тщательно скрывал свою симпатию к двадцатилетнему парню, но всё же не мог не видеть его искренний интерес. Знал, что тот мониторил его соцсети, увидел это случайно из-за спины, проходя мимо него во время лекции. Пальцы парня тогда очень бережно увеличивали одну из фотографий, чтобы рассмотреть получше. Но ему всегда казалось, что это лишь мимолетное увлечение, такое у студентов сплошь и рядом. Но такого неподдельного восхищения собой никогда не встречал. И в этом что-то было. Что-то чарующее и трогательное. И что-то важное. В их беседах на парах и после них. В их спорах, в их препираниях у доски и на сессии. Как будто среди сотни студентов он наконец-то нашёл себе достойного соперника, которого мог и обучить, и с которым мог обсудить любую математическую тему уровня их обучения, конечно же. И то, что произошло сегодня, было точкой кипения. Его с самого начала позабавила ситуация с ручкой и стоящим перед ним на коленях Антоном. Так хотелось потрепать его взлохмаченную голову. Но ещё до этого он успел засмотреться на его миловидную задницу, смутиться и поклясться себе, что такого больше не повторится. Но потом он приметил что-то неладное в поведении парня уже на первом ряду. Честно говоря, ему доставило особое наслаждение видеть, как трясся мальчишка, когда он схватил его за ухо. Позволил себе лишнее, это точно. Но что уж теперь. И так отчаянно воспользовался шансом быть к нему ближе, проверяя решение задачи. За напускным равнодушием и высокомерием старательно скрывал любопытство и желание узнать этого парня лучше. Увидеть сгорающего от смущения Антона, прикрывающего стояк — это было верхом всех возможностей терпения Попова. Он пытался сосредоточиться на уравнениях, бесцельно водил пальцем по тетради, что-то про себя бормоча, но не имея каких-либо сил или возможностей оторвать напряжённый взгляд от выпирающего члена Антона, который тот неловко скрывал обеими руками. Получалось, кстати, плохо. Как вести пару в таком состоянии — непонятно. Вышел проветриться в самый дальний туалет. Дверь оказалась закрытой. Ну а дальше сложилось, как сложилось. Терпеть, чтобы не отодрать этого мальчишку, было уже невозможно. — Я так и знал, что вам тридцать восемь. — И как ты к этому относишься? — Прекрасно. Потому что это вы. И кстати, как вы оставили ребят? — Дал им самостоятельную. У них есть отличный шанс списать, никто из них даже с места не сдвинется. Хотя потом я обязательно узнаю, кто скатал, — улыбается Попов. — Ты потом ко мне отдельно зайдёшь и напишешь, — многообещающе. Антон кивает, робко подходит ближе и целует мужчину в приоткрытые губы. Касается руками его рук, ощущая под пальцами напряжённые мускулы. — Нам нужно идти. Иди ты, я приду минут через пять, приберусь тут, — усмехается в горячие влажные губы парня. А на деле — так не хочется его отпускать. Мальчишка послушно кивает и отступает. — Увидимся ещё, Арсений Сергеевич. — Увидимся, Шастун. Арсений отпирает дверь, выпускает Антона и запирает снова. Прислоняется спиной к двери, выдыхает и окидывает взглядом помещение. Впервые за многое количество лет он чувствует себя очень счастливым.