Unveil

Феликс поднимается в комнату, удивляясь тишине дома — он вернулся не настолько поздно, чтобы было пора спать, да и просьб никаких не оставлял — так куда все подевались? Конечно, он не хотел бы нарваться на Чана прямо сейчас, но вот предупредить Минхо об отплытии через два дня нужно. Их приготовления уже были закончены, заказы отданы покупателям, и здесь их больше ничего не держало. Но и радости от предстоящего путешествия Феликс больше не испытывал. Если раньше он ожидал момента, когда попросит Чана задержаться с ним чуть дольше, то сейчас испытывал только нарастающую тревогу и тоску. Он не скажет Чану оставаться. Не после того, что он ему сказал. Было обидно. Больно. Хёнджин убаюкивал его весь день, позволяя выплакаться, и ни слова не сказал, пока младший мял рубашку Чана в своих руках. Запах альфы по-прежнему был родным и уютным, но воспоминания бередили душу. Ликс понимал, что слова были сказаны под алкоголем, альфа — упоминал Джунга (провалился бы этот выскочка под землю!), но ничего со своей обидой поделать не мог. Он не готов с ним встретится. Хотя к альфе тянуло. Он подарил ему свой первый поцелуй, понадеялся, что это что-то для Чана значит. Считал, что смог обрести любовь, как и мечтал, но это едкое «хозяин», брошенное в запале, пятнало грязью, все те светлые чувства, что появились в душе. Неужели младший ошибся? Неужели неправильно истолковал его взгляды и осторожные касания? Венок на праздник считался предложением замужества, и Феликс, хоть и понимал, что Чан с их традициями не знаком, позволил себе фантазировать, что ему он отдан именно с тем умыслом. Позволил себе погрузиться в мечты, ведь в глазах альфы он видел бескрайнюю нежность, от которой собственное дыхание сбивалось. Феликс замирает у входа в свою комнату, прислушиваясь к звукам в соседней, но там слишком тихо, и младший вздыхает, дергая ручку двери. Заходит и замирает истуканом, видя альфу сидящим на своей кровати. Лицо Чана скрыто платком. Альфа видит, как меняются эмоции на лице маленького омеги — ступор, непонимание и совсем немного отстраненности, и нервы старшего натягиваются до предела. Но едва Феликс хочет что-то сказать, Чан выпаливает первым, волнуясь, что его сейчас выгонят: — Я хочу объясниться. Пожалуйста, выслушай. Голос альфы звучит глухо, с нотками мольбы, и внутри Феликса всё сжимается. Глаза Чана скрыты раздражающим покровом, который сам Феликс сдернул с него еще в самом начале, приняв последствия такой демонстрации. Зачем он вновь скрыл лицо? Феликс понимает, что от него ждут ответа, и неуверенно кивает, слыша вздох облегчения. Чан нервно ёрзает на чужой кровати, собираясь с мыслями. Он провел оставшееся время до встречи обдумывая их разговор, но все мысли резко перепутались, когда омега зашел в комнату. Они не виделись всего один день, но альфе оказалось этого достаточно, чтобы оказаться выбитым из колеи. В голове всплывает фраза Минхо про то, что надо быть честным, и Чан мысленно кивает, понимая, что это действительно единственно правильный выход. — Феликс, — альфа прочищает горло, глядя на всё еще стоящего у входа в комнату младшего, — Я хочу попросить у тебя прощения. Тогда… я не хотел обидеть тебя. Не хотел оскорбить память о твоём отце. Я поддался эмоциям, после того как столкнулся с Джунгом. Я слышал, как меня за спиной местные называли amante, но всегда забывал спросить смысл этого слова. Джунг тоже местный и говорил так уверенно, что я не смог усомниться в его словах. Хотел не верить, потому что видел, как ты ко мне относишься, но не мог, вспоминая все перешептывания. Феликс слушает внимательно, не перебивая. Младший уже понял, что сам допустил ошибку не объяснив нюансов, тем более, что альфа сказал, что знает их культуру и язык поверхностно, но он совершенно не вкладывал того смысла, который Чан ему пересказывал в чужих словах. Маленький омега сдёрнул платок, потому что хотел показать, что он не относится к нему как к рабу и даже сделку по этой же причине предложил, а на перешептывания старался не обращать внимания. И надеялся, что Чан не обращает. Но вот как вышло… Минхо беззлобно подтрунивал, но тоже не вкладывал опошленный смысл. Тем более что у Хо был свой amante, и Феликс знал, как сильно альфа привязан к Хёнджину. Платок на лице Хвана отсутствовал по просьбе Минхо, самому же Джинни объяснили это чем-то вроде защиты от посторонних поползновений — мол, занят, трогать нельзя. Хотя уже позже сам Феликс рассказал истинный смысл, потому что не мог смотреть, как терзается догадками второй омега. И может это позволило продержаться Хёнджину так долго рядом с альфой и дождаться момента, когда тот всё-таки озвучит свои настоящие чувства. Чан делает глубокий вдох и продолжает. — Но Минхо объяснил мне, — альфа видит, как младший дергается, выныривая из своих мыслей. Хмурится, вслушиваясь в дальнейшее объяснение. — Объяснил, почему ты это сделал. И я благодарен тебе за то, что ты отнесся ко мне как к равному. Я благодарен судьбе, что именно ты выкупил меня. И я не хочу доставлять тебе проблем, пользуясь твоим добрым сердцем. Сможешь ли ты меня простить? Я искренне раскаиваюсь за то, что наговорил тогда. Феликс медлит с ответом, а сердце Чана отбивает в груди бешеный ритм. Он не знает, что делать дальше, если омега его сейчас выставит. Понимает, что тот может, но надеется на другой исход. — Я не держу на тебя зла, — тихо начинает Ликс, и это чистая правда. Выплакав все слёзы и обсудив с Хёнджином сложившуюся ситуацию, омега так и не смог разозлиться на альфу по-настоящему. Хотя слова Чана про поцелуй и про то что, он готов на большее, если Феликс прикажет — больно ранили. — Это было моим упущением, что я не пояснил тебе это сразу же. Но в любом случае, сейчас это уже не имеет значения — мы отплываем через пару дней, так что тебе нет смысла носить покров. Можешь снять. Никто уже не обратит внимания. Чан отрицательно качает головой. — Это еще не всё, что я должен сказать тебе, Феликс, — альфа поднимается с кровати и движется в сторону омеги, замирая на расстоянии вытянутой руки. Вглядывается сквозь ткань в полюбившиеся черты и видит лёгкое замешательство на красивом лице. Трусит немного, но решает идти до конца. — Я знаю, что тот поцелуй у тебя был первым. И я помню, как это для тебя важно, — младший дергается нервно, а у Чана словно в горле пересыхает. — И… для меня это тоже важно, Феликс. Я поцеловал тебя, потому что хотел поцеловать именно тебя. Ты заботился обо мне и выхаживал. Пояснял и объяснял. Дал кров и обещал отпустить, не прося ничего взамен. Там, на площади, пока ты танцевал, я не мог отвести глаз. А потом понял, что ты мне не безразличен. Как омега, — альфа внезапно тушуется и потирает шею. — Настолько, что я думал просить у тебя разрешения остаться рядом, когда мы пристанем к северной земле. И до сих пор хочу. Если позволишь… Признание ошарашивает. Феликс только хлопает глазами, пытаясь переварить услышанное, а Чан замирает рядом и кажется, что перестаёт дышать. В душе омеги настоящая буря из чувств — обида идёт трещинами, крошится и осыпается под натиском собственной нежности к этому альфе и чужой осторожности. Ликс хочет убедиться, что не ослышался, и тянется рукой к платку, но альфа отшагивает. — Я хочу, чтобы ты снял с меня покров с тем самым смыслом, Феликс, — голос Чана звучит совсем глухо, и рука младшего замирает в воздухе. — Я хочу стать для тебя amante. По-настоящему. Если ты… Договорить Чан не успевает, потому что маленький омега делает шаг к нему и отбрасывает покров, наконец-то встречаясь прямым взглядом с глазами альфы. И в них так много различных эмоций, что собственные начинают слезиться. Ликс всхлипывает, и альфа напрягается. — Феликс… — Чан осторожно протягивает руку, и маленький омега падает в его объятия прижимаясь к крепкой груди. Рубашка тут же намокает, но альфа чувствует, как маленькие пальчики сильнее стискивают ткань, а потому лишь ласково поглаживает младшего по затылку, крепче прижимая к себе. — Прости меня, солнце. Я не хотел, чтобы всё было так. И готов сделать всё, чтобы заслужить прощение. Омега отрывается от груди Чана и поднимает на него свой взгляд. В глазах блестит хрусталь непролитых слёз, и сердце старшего сжимается. — Поцелуй меня, amante. Просьба звучит тихо, но этого достаточно, чтобы душащая весь вечер тревога отступила. Чан очень осторожно прижимается поцелуем к губам младшего, чувствуя солёный привкус, и в сотый раз корит себя за то, что причиной этого состояния является он сам. Альфа продолжает целовать мягко и нежно, стремясь передать все свои чувства через каждое прикосновение, и Ликс льнёт к нему ближе, крепче цепляясь пальцами за рубаху. А когда они отрываются, чтобы глотнуть воздуха, младший просит: — Останешься со мной? Чан не знает — говорит ему младший про ночь или вообще, но отвечает так, как велит ему сердце: — Навсегда. Утро будит Феликса теплыми лучами и осторожными поглаживаниями по спине. Маленький омега вжимается носиком в Чана, вдыхая запах, по которому успел соскучиться за такое короткое время (и наличие рубахи альфы — не в счет), и вспоминая вчерашний вечер: всё закончилось долгими объятиями и нежными поцелуями. Альфа шептал слова благодарности за то, что омега дал ему еще один шанс, и клялся, что больше не станет причиной слёз для младшего. И омега верил. — Доброе утро, — раздается над макушкой голос Чана, и Феликс сонно промаргивается, встречаясь взглядом с альфой. Глаза старшего наполнены нежностью и теплом, а младший подаётся вперёд, целуя альфу куда-то в линию челюсти. Но в противовес младшему Чан выглядит куда более бодрым. — Доброе, — мурлычет младший. — Давно проснулся? — Не особо, — рука альфы продолжает поглаживать спину, и от этого действия у Феликса мурашки вдоль позвоночника разбегаются. — Как спалось? — Хорошо, — Ликс вновь вжимается в грудь Чана носом и чувствует, как тот вздрагивает. — А тебе? — Замечательно. Ты сказал, что скоро отплытие? — Да, — омега копошится рядом, приподнимая голову над чужой грудью. — Через пару дней, как Бин закончит со своими делами, он отвезет нас в один из портовых городов твоей страны. И ты сможешь встретиться с семьёй. — Я хотел бы, чтобы ты тоже с ними познакомился. — Хорошо, — кивает головой Феликс, но Чан хмурится. — Что-то не так? — Я хочу представить тебя как моего омегу, — альфа отводит глаза, а рот младшего складывается в букву «о». Старший добавляет поспешно. — Если ты сам хочешь, конечно. Наверное, я тороплю события, но… Альфа шумно выдыхает, когда младший внезапно седлает его бёдра. Ладошки Феликса упираются в его грудь, а сам он смотрит на Чана пристально, решая что-то для себя. Затем склоняется к губам альфы и оставляет нежный поцелуй. — Ты хочешь сделать меня своим? — Очень хочу, — искренне отвечает альфа, слегка сжимая бёдра Феликса. — Тогда сделай. — Уверен? — Чан укладывает одну ладонь на щёку Феликса, и младший потирается об неё, как ласковый котёнок, заставляя душу Чана трепетать. — Да. Альфа притягивает младшего для поцелуя, и тот с готовностью подаётся вперёд, ловя чужие губы в плен своих. Обстановка в комнате накаляется, когда омега продолжает ёрзать на чужих бёдрах, вынуждая Чана нервно втянуть носом воздух в попытке сдержать рвущийся наружу стон. Но весь контроль летит к чертям, когда маленький омега вновь настойчиво проезжается по паху альфы. Чан осторожно меняет их местами и нависает на Ликсом, разглядывая его раскрасневшееся лицо. Омега выглядит прекрасно: припухшие от поцелуев губы, растрёпанные волосы и глаза, что светятся нежностью вперемешку со страстью. А еще доверием. Чан утыкается своим лбом в чужую грудь, пытаясь немного отдышаться, и маленькая ладошка сразу же ныряет в его волосы, осторожно поглаживая. — Я правда хочу быть твоим, Чан. Не сомневайся. Я верю, что ты не сделаешь мне больно. Чан видит подтверждение в глазах омеги и припадает губами к манящей шее, подмечая в голове, что больно от метки как раз-таки будет. Но он сможет всё свести к минимуму. Осторожно касается пальцами низа рубашки Феликса, и маленький омега с готовностью поднимает руки, помогая стянуть броню одежды. Чана ведет от такой податливости, он осыпает поцелуями мягкий животик, слегка засасывая кожу над пупком, и слышит первый всхлип удовольствия. Стягивает штаны, отстраняясь, и видит, как омега стыдливо сводит ноги, пряча своё возбуждение. Оставляет поцелуи на острых коленках, скользя пальцами по пышным бёдрам, и шепчет как в бреду: — Такой красивый. Такой необыкновенный. Колени Феликса от комплиментов разъезжаются, и альфа видит маленький аккуратный член, который манит попробовать себя на вкус — и старший от этого отказываться не собирается. Стягивает с себя рубашку, сбрасывая куда-то в сторону, и избавляется от штанов, оставаясь тоже полностью обнаженным. Продолжает мягко поглаживать, успокаивая и помня, что это первый опыт омеги. Не хочется ни испугать, ни навредить. Возвращается взглядом к лицу и видит, как подрагивают пушистые реснички, пробегается маленький язычок по пухлым губкам, смачивая их, и подается с новым поцелуем, впитывая тихие стоны от своих манипуляций. Накрывает ладонью маленький член омеги и скользит вверх-вниз, чувствуя, как омегу под ним выгибает. Осыпает поцелуями тонкую шею и грудь, лижет животик и наконец-то накрывает возбуждение Ликса губами, лаская головку языком. Жмурится довольно, когда слышит хриплый стон сверху, и аккуратно раздвигает ягодицы, размазывая смазку вокруг хлюпающей дырочки. Феликс возбужден, и Чан на самом деле не меньше, но всё еще осторожен. Растягивает, внимательно отслеживая реакцию, добавляет пальцы. Когда входит уже четыре, то омега перехватывает руку альфы, заставляя замереть. — Войди в меня уже, альфа, — грудная клетка Ликса ходит ходуном, а глаза слезятся от удовольствия. — Сделай своим полностью. И Чан не смеет ослушаться, прижимаясь губами к запястью. Прикусывает легонько и сразу же зализывает отметку. Вынимает пальцы и вновь зависает над Феликсом, вглядываясь в его лицо. — Я люблю тебя, Феликс. И аккуратно погружается внутрь. Ответ мешается со стоном, а сам альфа жмурится до разноцветных вспышек перед глазами. Внутри Феликса горячо и узко, и приходится досчитать до двадцати прежде, чем он решается на первый толчок. Омега вцепляется в его предплечья и подбадривает низким стоном, стимулируя альфу на продолжение. И Чан вновь слушается, осторожно наращивая темп. Феликс под ним извивается, подмахивает и издает настолько сладкие звуки, что у Чана дыхание сбивается. На лице младшего не отражается ни грамма боли, а альфа не может оторваться от таких манящих губ, продолжая сцеловывать звонкие стоны. Омега принимает его так хорошо и так правильно, что старшего буквально крошит от этого ощущения. И лишь когда тело Феликса начинает биться в оргазме, он отрывается, чтобы вонзить свои клыки, оставляя метку и кончая следом. Младший скулит высоко, но не думает отстраняться, лишь плотнее прижимая Чана к своей шее. Феликсу безумно хорошо, и он кончает второй раз, становясь сверхчувствительным. Хнычет, но продолжает прижиматься, теряя связь с реальностью. И только когда чувствует, как горячий язык Чана зализывает метку, расцепляет руки, позволяя им обессилено свалиться по бокам. Альфа осторожно выскальзывает из жаркого нутра и укладывается рядом, перетягивая омегу на себя. Убирает со лба прилипшие волосы и целует мягко, накрывая разгоряченные тела прохладной простыней. Феликс жмурится довольно и жмется ближе. Скользит пальцами по полученной метке, шипя тихонько, но чувствует себя чертовски счастливым. Пусть и не без сложностей, но он нашел свою любовь, как и мечтал. — Я люблю тебя, Чан. Феликс нервничает. Альфа понимает это по лёгкой горечи в их перемешанном запахе и по интенсивности сжатия его ладони. Слегка сдавливает маленькие пальчики в ответ, и омега оборачивается на Чана, видя поддержку в тёплых глазах. — Не переживай, — тихо просит альфа и тянет Феликса ближе к себе, укутывая в объятия. — Ты точно им понравишься. — Надеюсь, — нервно хихикает Ликс, вжимаясь в чужую грудь. Но выдыхает уже спокойнее. — По-другому быть не может, — ободряюще шепчет альфа, оставляя поцелуй на макушке. Отстраняется и чмокает в маленький носик. Недолго думает и быстро целует пухлые губки. И затем распахивает дверь, перед которой они стояли. — Пап! Отец! Чонин! Я вернулся, — а когда на голос прибегает вся его семья, неверяще уставляясь на альфу, аккуратно укладывает на плечи Ликса ладони, прижимая к своей груди. — Это мой возлюбленный — Феликс.