Unveil

Чан давится воздухом и смотрит недоуменно: — Но… я не знал. Я бы не стал, нет… Джунг… Минхо вздыхает. — Джунг воспользовался тем, что ты не местный и не знаешь обычаев. Сделал ставку на то, что Феликс мог не успеть всё рассказать, и оказался прав, — Хо продолжает разглядывать лицо Чана. — То, что он сказал, не имеет ничего общего с тем, чем на самом деле по смыслу является amante, — второй альфа поджимает губы, решая, может ли он объяснить всё. Незнание первого привело к плохим последствиям. Минхо вздыхает. — На твоём языке amante означает «возлюбленный». А снятие платка для раба означает признание перед всем миром, что тебя любят. Даже с клеймом. Чан хмурится. — Но Феликс снял с меня платок сразу же, — альфа вспоминает их первую встречу, криво усмехаясь. — Он явно не вкладывал этот смысл. — В самом начале — да, — Минхо вздыхает. — Скорее всего Ликс не хотел навязывать тебе чужие традиции и заставлять ходить так. Тем более что мы собирались отплывать, а он думал тебя отпустить, как только прибудем в северные земли. Он вообще не очень хорошо относится к рабству, поэтому не хотел вешать на тебя этот ярлык в чужих глазах. Снятие платка — это признание равным. Конечно, правила нашей страны не дают полного равенства в таком случае, но всё же. Тебя бы с этим статусом никто не посмел здесь тронуть. — Я не понимаю, почему мне нельзя было об этом рассказать. — Скорее всего, он просто не подумал об этом, — жмёт плечами Минхо. — Признание тебя amante больше отразится на нём, чем на тебе. И он просто это принял. — Или решил использовать в личных целях, — сухо вставляет шпильку Чан. Объяснение смысла слова отзывается в душе трепетом, но альфа не может в него поверить полностью. — Судя по встрече с Джунгом… — Джунг избалованный и высокомерный, — отрезает Хо. — Привык получать всё, что хочет. А Феликс ему отказал, естественно он захочет поквитаться. Как видишь — ему удалось. Чан вновь испытывает укол вины за всё, что сказал вчера младшему, и опускает голову, раздумывая. — Я извинюсь перед Феликсом, — спустя некоторое время произносит альфа. — Объясню, что не знал смысла. И уж точно не хотел задевать память о его папе, — а потом вдруг спохватывается. — Ты сказал, что Феликс не вкладывал этот смысл в самом начале? А сейчас? Минхо задумывается, а потом переводит на Чана изучающий взгляд. — Его папа-омега отдал свой первый поцелуй отцу Феликса, потому что влюбился в него. А Ликс до этого ни с кем не целовался. В голове Чана проносится фраза младшего, которую он пробормотал, пока альфа нёс его домой после трактира — «Я хочу такую же любовь, как у папы» — и удушающее чувство вины ядом растекается по сердцу. Альфа корит себя: зачем вспылил? Зачем позволил таким мерзким словам сорваться с языка? Почему не выслушал? Маленький омега не заслужил ничего из того, что произошло вчера. А вот Чан пощечину — заслужил. С каждой мыслью на душе становится всё паршивее, и альфа выглядит хуже побитой собаки; плечи ссутулены, взгляд потух, и Минхо не удерживается от вздоха. Он видит, что Чан раскаивается, и не может оставить всё так. Конечно, он обязательно влепил бы пощёчину и от своего имени, если бы не видел в альфе своё собственное поведение с Хваном. Практически точь-в-точь. И, если тогда сделать шаг к Джинни ему помог Феликс, то, видимо, теперь очередь Минхо подтолкнуть Чана к действиям. Тем более что младший его скорее всего простит, когда выслушает. Неспроста же Минхо замечал все эти ласковые взгляды и краснеющие щеки. — А что ты собираешься делать дальше? — голос Хо разрезает гнетущую тишину, и Чан поднимает на него взгляд. — После того, как получишь прощение? — Я не думаю, что мне удастся получить его… — Если ты будешь с ним честен, то никаких проблем не возникнет, — жмёт плечами Минхо. — Феликс, конечно, очень расстроен, но он тебя выслушает. Хотя и не прям сейчас, — Хо видит сомнение в глазах альфы и добавляет, — иначе бы он не принял от тебя венок. — Но ведь это на удачу? — неуверенно тянет Чан. Он уже во всём начинает сомневаться. Минхо качает головой. — Не совсем. Я подарил Хенджину венок не на удачу. Я предложил ему стать моим. Совсем. И он согласился, приняв его. Чан поджимает губы. — Он мог принять его, не вкладывая этот смысл, — мрачно начинает альфа. — Как и со снятием платка. — Но, чтобы узнать это наверняка, тебе нужно спросить его. А как бы ты сам хотел, чтобы он его принял? — Минхо рассматривает Чана, и альфа задумывается. Почему-то кажется, что от его ответа зависит очень многое. Как бы он хотел, чтобы Феликс принял венок? С каким смыслом? Конечно же, с тем же, с каким и Хёнджин принял венок от Минхо. Ведь Чан уже признал, что хочет быть с этим омегой. Но может ли он после всего того, что сделал? Минхо говорит, что маленький омега его выслушает, но правда ли это? Чан вздыхает, устав от самокопаний, и отвечает искренне: — Я хотел бы остаться с Феликсом навсегда. Минхо понимающе кивает. Сказать о необходимости разговора оказывается проще, чем подобрать слова для него. До конца дня Феликс из комнаты так и не показывается, а Хёнджин продолжает прожигать Чана взглядом, когда приходит забирать ужин. Хван ничего не говорит, только смотрит пристально, поджимая губы, и Минхо приходится легонько подтолкнуть омегу к двери, что-то шепча на ушко, что заставляет Джинни вопросительно изогнуть бровь, но кивнуть. Чан замечает это краем глаза, но не обращает полноценного внимания, продолжая прокручивать в голове сценарий, по которому можно было бы объяснить всё Феликсу. Объяснить, извиниться и признаться. Он понимает, что младший может выслушать. Может простить. И может не захотеть остаться рядом, после того как задели его чувства. Чан постарается это принять, хотя и уверен, что смириться — не получится. Мысли не оставляют до самого утра, и альфа не замечает, как проваливается в тревожный сон. Спускаясь на кухню, он сталкивается там с Хваном и Минхо, и взгляд омеги, хоть еще и достаточно холоден, но вчерашнюю злобу уже утратил, и Чан понимает — без пересказа вчерашнего разговора вторым альфой тут не обошлось. Он признателен Минхо, хотя и не понимает, почему тот помогает ему. Почему не ударил и не выставил. Но Чан однозначно испытывает благодарность. — Феликс ушел к Чанбину, — внезапно говорит Хёнджин, пристально вглядываясь в лицо Чана. — Вернётся к вечеру. Если ты действительно хочешь с ним объясниться, то советую распорядиться оставшимся временем грамотно и использовать шанс. Он не хотел с тобой пересекаться до самого отплытия и отпустить тебя решил сразу же, как мы пристанем к берегу. Слова про «отпустить» отдаются болью в грудной клетке, но Чан только кивает в ответ. Он думал об этом, но услышать всё равно оказалось тяжело. Хёнджин продолжает разглядывать альфу, а Минхо поглаживает его по плечу. — Чанбин не имеет никаких видов на Феликса, у него есть Джисон, — на это заявление Хёнджина даже Минхо приподнимает бровь, а Чан и вовсе сидит удивленно распахнув глаза. — И Ликси умчался к нему сразу же после течки, только чтобы договориться о скорейшем отплытии. Они согласились помочь нам с переездом. А не то, что ты успел себе напридумывать. Еще одно откровение-пояснение давит на Чана, но только укрепляет желание скорейшего разговора с маленьким омегой. Он сделал столько ошибок, а потому обязан всё исправить. — Феликс много плакал, — продолжает Хван, — плакал и обнимал твою рубаху. Так что хорошенько всё обдумай. И прими правильное решение. Чан кивает, поднимаясь из-за стола. Ему не надо много думать, он уже решил, что вновь вверит свою судьбу в эти маленькие ладошки. И постарается принять любой исход. Но искренность своих чувств докажет. Когда Чан выходит из кухни, Минхо усаживается рядом с Хваном, глядя на любимый профиль. — И давно у Чанбина есть Джисон? — Нет, — Хёнджин подцепляет виноградинку и отправляет её в рот. — Месяца три может быть. — И ты это знал. — Знал, — соглашается омега и тянется за новым фруктом, но Минхо перехватывает чужую руку, заставляя взглянуть на себя. — И не сказал мне? Но он же задаривал тебя подарками. Я думал, что он хочет забрать тебя… — Джисон меня благодарил за то, что я помог пробить броню Чанбина, — устало отвечает Хван, разворачиваясь к Минхо корпусом. — Хотя там и пробивать особо нечего было, нужно было только просто подтолкнуть. Вы с Чанбином в нежелании признаваться в чувствах очень похожи. Но Бину хватило только моего запаха, чтобы сразу же сказать Джисону, что тот ему нравится сильнее, чем просто торговый партнёр и он не хочет ни с кем его делить. Хёнджин замолкает, и Минхо понимает, что для самого Хвана эта история с признанием обернулась намного трагичнее. И чувствует укол вины. Притягивает любимого к себе ближе, кутая в объятия, и оставляет поцелуй на макушке. — Прости меня. — Давно простил, — омега прижимается к Минхо ближе. Он знает, что альфа действительно раскаялся за свой поступок. А еще Хёнджин выслушал и принял его объяснения. И теперь всё будет хорошо. — Люблю тебя. — А я тебя.