Песнь белого пламени

И будет так, что созданное людьми будет разрушено, и огонь проляжет чрез зор эпохи, и Пламя вновь наложит длань на мир людей. Жены возрыдают, а мужей охватит ужас. Ничто не устоит и ничего не уцелеет. Но рождён будет принц, дабы встретить не дрогнув Пламя, рождён и вновь — как был рождён и прежде. Возрождён будет Дракон, и при его новом рождении станут причитать и плакать. В пепел он людей обратит и своим крылом вновь расколет мир. И он тот, кто будет рождён Рассветом, в страдании обретая спасение. *** Столетия идут, оставляя наследство в виде воспоминаний, раскиданных в разные книги. Тусклые страницы превращаются в оборванные мифы, что читают дети, в надежде стать такими же, как те герои в книгах. Так, в покоях, где пахло отваром из трав, маленький мальчик с пепельными волосами читал про Эйгона Завоевателя. При помощи трёх драконов — Мераксес, Балериона и Вхагар — Эйгон завоевал и объединил шесть из семи королевств Вестероса. Он построил город Королевская Гавань и при его правлении выковали легендарный железный трон из мечей поверженных им врагов. Взор усталого девятилетнего Эймонда Таргариена рассеянно скользил по чёрному гобелену, и вместе с этим, принц прокручивал у себя в голове приключения Эйгона. Хотел бы он стать таким же. Как несправедливо считал он, что его старший брат не чтил традиций, и даже книг не брал в руки, но унаследовать железный трон мог только он. Хоть и был у него дракон, Эйгон был балбесом. Эймонд закрыл книгу, и в этот самый момент молния рассекла облака, и через непродолжительное время послышался гром. В закопчённом камине заплясали рыжие язычки пламени, озарившие стены, большую кровать, стол — и книги. Книги занимали всё свободное место — они заполняли углы, лежали под кроватью, громоздились на каминной полке. Старые увесистые фолианты в кожаных переплётах и книги поменьше. Между тренировками с Кристоном Колем, Эймонд бежал в библиотеку, либо на кухню, в которой так вкусно пекли пироги со смородиной. А его брат оставался в оружейной, с которой глядел на невзрачных служанок. За спиной раздалось деликатное покашливание матери, которая по видимому стоит там давно. Эймонд встряхнулся, отгоняя непрошеные мысли и повернулся к рыжеволосой женщине. — Пора спать, Эймонд, — нежно проговорила мать, указывая головой на кровать. — Хорошо, я как раз закончил. *** — Ты будешь? — младший указал пальцем на оставшийся лимонный пирог. — Неа, доедай — непринуждённо отозвался Эйгон, со скучающим видом. Когда брат проглотил последний кусок, на лице старшего появилась ухмылка, сопровождающаяся хрюканьем. — Как тебе твоя служанка? — насмешливо протянул Эйгон, заедая свои слова остатком завтрака. — Или для тебя нет разницы, мужчина или женщина? — Перестань! — Эймонд возмущённо всплеснул руками, чуть не сбивая бокал со стола. — Признай, тот факт, что ты нравишься девкам, уже не может не радовать — не сдавался Эйгон, ехидно хихикая. Довольно улыбнувшись, Эйгон покинул стол, оставляя своего брата одного. *** Шум шныряющих служанок разбудил Визериса, заставляя поморщиться и сжать тонкими пальцами виски. Болезнь брала над ним верх с неимоверной скоростью, и вот сейчас, лёжа на кровати, он чувствовал себя прогнившим трупом. Он был благодарен, что хотя бы на лице не так сильно отражалась та боль, которую ему приходилось терпеть каждый божий день. За окнами прошуршал налетевший порыв ветра, скрипнули ставни, где-то хлопнула неплотно закрытая дверь. Солнечные копья пронзали ещё оставшиеся в самых укромных уголках ночные тени, и остатки мрака поспешно бежали, возвращая земле привычные очертания и краски. Визерис распахнул втрое окно и задержался возле него, чтобы побольше свежего воздуха проникло в душные покои. Через распахнутые окна до него доносилось бряцания доспехов, птичий щебет и свист дневного ветра в щелях и закоулках старого замка. Визерис застыл в нерешительности, потом сделал несколько шагов вперёд, но не успел он собраться с мыслями, как служанки тут же начали предлагать ему одеться. *** — Это принесли вороны, госпожа — десница с почтением подал маленький свёрток бумаги Королеве. Быстро пробежавшись глазами по написанному, она вздёрнула брови и устремила взгляд на мужчину. — Баратеоны? Завтра? Вы шутите? — Я не думаю, что это ошибка, с малой долей вероятности, они могут прибыть на турнир — предложил десница, пытаясь дать хоть какое-то объяснение. — Если они приедут, то устроим охоту, и нужно будет… Королева не успела договорить, как дверь распахнулась впуская наречённую Визерисом наследницу престола. — Прошу прощения, если помешала, — с сомнительным почтением пробормотала Рейнира. — Мы как раз закончили — кивком королева отослала мужчину, полностью разворачиваясь к бывшей лучшей подруге. — Что-то случилось? — Лейнор. Он слишком много времени проводит в оружейной, можешь велеть его напарнику не задерживать моего мужа до позднего часа, — Рейнира чувствовала себя униженной, чувствовала себя так с того момента, как вышла замуж и когда дядя покинул Королевскую Гавань. — Да, конечно, что-то ещё? — в её голосе слышалось понимание, Алисента давным давно догадалась о предпочтениях Лейнора Велариона, но вида, как истинная Королева семи королевств не подавала. — Можешь сказать отцу, что вечером, я хотела бы с ним поговорить, — прижимая руку к животу проговорила принцесса. — Ты беременна? — удивилась Алисента, в глубине души веря, что на этот раз Рейнира произведёт на свет настоящего Велариона. Принцесса смутилась, и ссылаясь на острую боль в голове поспешила уйти, перед этим кивнув головой. *** Был один человек в Королевской Гавани чье внимание не было сосредоточено на семейных делах. Одна пчела в улье, чья песенка не совпадала с тоном общей песни роя. Она сидела в глубине сада, в закутке между стеной и безлистой стороной куста-льва и надеялась, что её не скоро хватятся. — Все лапки чёрные, на каждой есть пушок, по пять ворсинок — увлечённо бормотала Хелейна. Она днями наблюдала за этими жуткими гусеницами. Все были заняты своими делами, ни у одного не хватало времени отвечать на её вопросы, завтрак запоздал и остыл, к тому же ей всегда давали массу беспорядочных распоряжений, но никого не интересовало, что она думает и что хочет донести. Всё это можно было предвидеть, подумала она ворчливо. Если бы не случайная встреча с огромным жуком, который столкнулся с ней, гуляя по саду, самодовольный, как горожанин, у которого карманы битком набиты монетами, — день прошёл бы совсем бездарно. Маленькой веточкой она расширила узенькую дорожку, процарапанную в мокрой, холодной земле у стены, но насекомое не шевельнулось. Жук не сдвинулся с места даже после того, как его пощекотали. — Хелейна! — звонкий голос младшего брата послышался из-за кустов, сопровождающийся быстрыми шагами. Прутик выпал из её пальчиков, а жук всё ещё оставался на месте. Не сильно обращая внимание на брата, она взяла этого восхитительного господина в руки. — Свет будет белым, как луна — шёпотом произнесла девочка. — Ты завтракала? Матушка тебя ищет — Эймонд встал у неё за спиной, наблюдая за сестрой. — Я потом поем, — отозвалась наконец-то Хелейна. — Что у тебя там? — ласково спросил мальчишка, усаживаясь рядом с сестрой. — Ого, какой огромный! — Придётся с ним расстаться — вздохнула Хелейна, обращая свой взор на брата. Смотря на сестру, Эймонду казалось, что он — единственный обитатель в замке, не имеющий своего дела. Сестре, брату, отцу и матери, не требовалось ни минуты дня размышлений о смысле жизни. Лакеи и кладовщики, беззаботно насвистывая, перекатывали с места на место бочонки с вином и солониной и торговались с фермерами из-за странных луковиц и запачканной в земле моркови, каждый день доставлявшихся на кухню замка. Горничные были всегда мучительно заняты, размахивая повсюду длинными метлами и преследуя комочки пыли, словно капризных разбежавшихся овец. Среди всех этих трудов Эймонд был одинокой стрекозой в хлопотливом муравейнике. Он хорошо знал, что мало к чему пригоден: это многие ему говорили — а почти все они были старше и значительно умнее, чем он. В возрасте, когда другие мальчики уже становятся мужчинами, например его брат Эйгон, Эймонд оставался все таким же бестолковым и неприкаянным. Неважно, какое дело ему поручали, внимание его быстро рассеивалось, хоть он и прилагал усилия, чтобы доделать работу, он всё же принимался мечтать о битвах и драконах. Иногда его вообще нельзя было найти. Он скользил вокруг замка, как унылая тень, мог вскарабкаться по любой стене не хуже каменщиков и стекольщиков и знал так много переходов и тайных укрытий, что окружающие в шутки звали его «невидимка». Матушка драла его за уши, пытаясь вернуть на землю и наконец-то пристрастить его к обязанностям принца, правда Эйгона она лупила гораздо больше, а вот Хелейну ни разу. Наверное, она её слишком сильно любила.