Песнь белого пламени

Радостям не было предела, Анариель отошла от родов и стала настоящей матерью, но иногда приходилось нелегко. Дети плакали, кричали и порой доходило до абсолютных истерик, когда на помощь приходили няньки. Эймонд каждую свободную минуту проводил с женой и детьми. Как он заметил, сын больше был похож на жену, сдержанный и спокойный, как дочь приняла все качества отца, своевольная и капризная. Он мог рассматривать их часами, рисуя в голове образы повзрослевшего Мейлора, который учится с ним сражаться на мечах и Эннель рассекающей потоки воздуха на своём драконе. Эймнод, закинув руки за голову, задумчиво изучал каменный потолок, честно собираясь уснуть и стараясь не слишком отвлекаться на то, как довольная жена играет с его волосами. Хвост он послушно распустил, чтобы ей было удобнее, рубаху снял, и теперь белые пряди вольготно разметались по постели, позволяя тонким пальчикам ловко перебирать их, временами заплетая и снова расплетая многочисленные косички. — Эймонд? — Мм? — Скажи, ты хотел бы побывать в моём родном крае? — Ари отодвинула в сторону скомканную простыню и, подобравшись ближе, заглянула в мягко мерцающие сапфиры его глаз. — Хотел, но вряд ли мне будут рады. — Почему ты так думаешь? — она неожиданно смутилась. — Не притворяйся, что не знаешь, — Эймонд грустно ухмыльнулся. — Они будут рады, — В голубых глазах заметалась несвойственная ей неуверенность. — Я ведь тоже здесь чужая. Эймонд изумлённо повернул голову. — Что происходит? — Я сама не знаю, — Анариель нахмурилась. — Я наблюдала за здешними женщинами, сравнивала, много думала, и они… красивые. Правда. Настоящие леди. И я хорошо понимаю, почему ваши мужчины неизменно выбирали себе жен из почтенных домов, но ведь для королевства я приношу мало пользы. — Пользы? Думаешь я женился на тебе ради пользы? — недоуменно произнёс Эймонд, приподнимаясь на локтях. — Не смей так говорить. Я люблю тебя. И не устану говорить это. Никогда. Никогда, потому что ты — моя пара. С тобой никто не сравнится, даже другие эльфийки, и это — чистая правда. А моя жизнь всегда будет принадлежать только тебе. Как, впрочем, и все остальное. — Особенно волосы? — Всё, что захочешь, — улыбнулся Эймонд, настойчиво притягивая к себе её упругое тело. — Та-а-ак… — вдруг прищурилась Анариель, чувствуя, как начинает пылать его кожа, а в глазу загорается знакомый огонёк. — Кажется, кому-то давно пора выспаться и отдохнуть? Забыл? — Я нежно. — Ээй-ммо-нд… — с нескрываемым подозрением протянула она, когда его руки скользнули ниже. — Ты меня слышишь? Мы слишком много сил потратили и не отдыхали. Не заставляй меня нервничать. — Успеем, — невнятно буркнул Таргариен, жадно целуя тонкую шею. — Все равно у нас есть еще целый день в запасе. И одна о-о-очень долгая ночь. — Нам нужно восстановить силы. — Мы оба знаем, как их восстанавливать. — Нахал! Я не чертог бесконечной мужской силы, чтобы ты черпал оттуда, когда тебе вздумается! — Нет, конечно. Зато ты — бесподобная приманка для меня. Можешь считать, что я снова попался в эту ловушку, — довольно промурлыкал он, безошибочно отыскивая крошечную точку за левым ухом. — Правда, уже успел оценить ее преимущества и хорошо знаю, как оттуда выбраться. Не так ли? Анариель тихо охнула, когда он вцепился ей в шею, отчаянно брыкнулась, пискнула, но сразу сдалась, потому что это единственный выход. По ее телу мгновенно пробежала горячая волна, тугие мышцы непроизвольно расслабились, кожа стала еще мягче и нежнее, охотно поддаваясь его настойчивым губам. А аромат меда усилился настолько, что Таргариен непроизвольно охнул. — Только поцелуи, ничего больше! — простонала эльфийка. Эймонд рассмеялся и, послушно подчинился её приказу, поскольку не хотел доставлять дискомфорт любимой жене. Леди Алисента уже третий час не находила себе места, теряясь в бесконечных догадках и сомнениях. О том, что случилось с Люцерисом, она узнала одной из первых. Десница короля лично передал ей эту новость, и отвечая на вопрос, откуда он об этом знает, отец загадочно произнёс: «У меня тоже есть свои уши». И у Алисенты не было сомнений в том, что Рейнира, обезумевшая от горя, нанесёт им ответный удар. Королева судорожно сглотнула, войну принёс её сын, именно он заказал убийство сына сестры. О боги! Война… и именно её они скоро приведут в свой дом?! Своими руками впустят этого демона в чертоги?! Проклятье! Не может быть, что отец пропустил эту угрозу! Не может быть, что ее пропустила сама Алисента или… Может, именно десница стоял за этим решением? Может, он изящно спланировал давно взращиваемую месть? Кто… кто сможет устоять перед этим притворщиком, за бесконечными масками которого кроется холодный расчетливый ум Отто Хайтауера? Алисента поёжилась, ведь сама приняла участие в том, что Харвин Стронг умер, а вместе с этим и его отец. В какую же игру она ввязалась из-за отца?! Эймонд всегда отличался жестокостью и яростью и не походил более на любимого сына матери, добродушного и послушного. И он мог такое сделать, мог убить этого треклятого мальчишку, чтобы наконец-то напиться безрассудной местью. Алисента в панике шарахнулась прочь и моментально созвала семейный совет, несмотря на поздний час. Она велела быть всем, кроме Анариель и Королевы Хелейны. — Разве не я должен созывать тайные советы? — словно оскорбившись проговорил Эйгон, вальяжно перешагивая порог переговорной. — Сейчас это чрезвычайно важно, мой король и должно остаться пока в секрете, — серьезно произнесла мать, усаживаясь на стул рядом с Королем. Эймонд удивленно обвёл всех взглядом и слегка приподнял брови, молча вопрошая брата о причинах, по которым они все собрались. — Мы долго будем молчать? — настойчиво произнёс Эйгон, краешком глаза отметив хмурое лицо матери. — Может принц Эймонд нарушит это тягостное молчание? — мрачно отозвался десница, поглядывая на прищуренный глаз внука. — О чём вы? — холодно отрезал Эймонд. — О том, что ты заказал убийство Люцериса Велариона! — не сдержалась Алисента, вскрикивая. Слова повисли в воздухе. Эйгон ошарашенно замер. Затем кашлянул, не совсем поняв услышанное, но потом рассмотрел красноречивое лицо матери, которое вдруг пошло красными пятнами, и громко расхохотался. — А я то всё думал, когда эти шныри наконец-то расплатиться за грехи своей шлюхи матери! — простонал Эймонд держась за живот, — Нужно устроить пир, в честь моего братца! Эймонд в нерешительности замер, переводя неуверенный взгляд с одного на другого в этой странной обстановке. Он не мог не заметить, как испуганно встрепенулась мать, как напряглись плечи у деда, и уже приготовился к самому худшему, но Эймонд отчего-то не взъярился. Только вздохнул и сжал до боли кулаки. — Я этого не делал, — серьезно проговорил принц впиваясь глазами в мать. — Его убили прямо в замке. Рядом с телом обнаружили записку, в котором отчётливо написано твоё имя, — хрипло выдавила Алисента, силясь отогнать от себя тошнотворную мысль. Эймонд жестко усмехнулся. — Вы думаете, что мне есть дело до этого бастарда? Я этого не делал, а если бы и захотел прикончить мальчишку, то сделал это сам, правда у меня не получилось. — Эймонд?! — снова вскрикнула Алисента. — Ты хоть понимаешь, какой удар сейчас нанесли Рейнире? — А ты подумай, — холодно улыбнулся Эймонд. — Если даже ты этого не делал, то чёрные всё равно будут думать, что убийца ты, Эймонд. Они будут мстить. — Пусть мстят, — отозвался Эйгон, с искренней улыбкой на лице. — Пока мы будем пить за здоровье Люцериса Бастарда! Эймонд вдруг нахмурился, справедливо подозревая подвох. Но брат хоть и сверкал отчаянно веселыми глазами, все же стойко догадывался, отлично понимая, во что им потом может вылиться это убийство. — Я этого не делал, — холодно повторил Эймонд, понимая всю горечь ситуации. Его подставили. Намеренно. Стало больно дышать, он словно был в куполе, поскольку все смешки и возгласы брата о предстоящем пиршестве, проходили сквозь него. Эдмонд понял, что началась война, и кто-то специально провернул это убийство, чтобы по вине принца чёрные начали наступление. Он чувствовал стыд перед женой. Эймонд медленно поднялся с места и не выказав должного прощания королю и остальным, быстрым шагом направился в покои своей Анариель. Он знал, что придёт время, когда его семья окажется в опасности. Он тихо приоткрыл деревянные двери, и осторожно подошёл к спящей жене. Эймонд смотрел на нее, будто в первый раз увидел. Он бережно привлек свою пару, одновременно касаясь губами ее тонких пальчиков. Анариель охотно прижалась и тихо вздохнула, украдкой любуясь игрой света в крупном изумруде на левом глазу. — Какие новости? — сонно пробормотала Анариель, еле открывая глаза. — Всё хорошо, — соврал Эймонд и немедленно обвил руками её талию и снова притянул к себе, устраиваясь рядом, с тревогой заглядывая в прикрытые глаза. — Я рада, что всё хорошо, — тихонько ответила жена и уткнувшись в грудь мужа, засопела. Весь следующий день Отто с нескрываемым удивлением наблюдал за мирно беседующими парочками: Анариель в сопровождении мужа выглядела счастливой и весьма благосклонно поглядывала на заметно оживившегося Эйгона, который в ее присутствии окончательно отошел от бремени короля и общался с наследницей старшего дома, как с подругой. Правда, ее это тоже не смущало, а потому завязавшийся разговор все длился и длился, плавно перетекая из неловкого обмена фразами в увлеченную беседу. Как оказалось, им обоим было чем поделиться. Правда, время от времени то один, то другая, да и поглядывали в сторону десницы, который, против обыкновения, не изводил молодых людей нравоучениями. Несколько раз, разумеется, прицепился, чтобы не слишком расслаблялись, но быстро отстал, явно не желая портить такой замечательный день. Эймонд конечно предупредил братца, чтобы тот помалкивал о вчерашнем разговоре, поскольку не хотел вмешивать жену в столь неприятные интриги. И Эйгон на удивление справлялся с данным указанием и время от времени смеялся со своей королевой над укоризненным лицом Эймонда. Когда ужин был в самом разгаре все принялись говорить тосты, и Эймонд явно занервничал, прожигая взглядом короля. — За семью! — торжественно произнёс король и все остальные принялись радостно пить. — Знаешь, я хочу чтобы такие вечера проходили чаще, — прошептала Анариель на ухо мужу. Тот улыбнулся и ласково взял ее руку в свою, понимая, что праздник совсем не для семьи, а для того, чтобы поглумиться над смертью бастарда. И эта мысль Эймонда развеселила. — Хочу поднять тост за моего брата! За отважного и ловкого воина и…- он чуть помедлил, хотел было произнести заветные слова, но осёкся под тяжелым взглядом принца. — И за его жену! Анариель отблагодарила короля за его щедрость и принялась вкушать жареную утку. — — Анариель? — ласково позвала девушку Хелейна, — Ты сегодня придёшь к нам? — Конечно, — ответила эльфийка. Ей было в радость проводить вечер в компании королевы и её детей. Хелейна рассказывала подруге про необычайные трудности материнства и Анариель нравилось разговаривать с этой прекрасной королевой. После семейного ужина Анариель вместе с Хелейной и детьми отправились в детскую, по указанию Эйгона и Эймонда их сопровождали три стражника. Тем временем принц и король уединились, чтобы лично переговорить о случившемся. — День хороший, — хмыкнул Эйгон, доставая кувшин с вином, — И разбавлять эту тишину нашими с тобой неумелыми ругательствами мне отчего-то не хочется. — Раньше тебя это не смущало. — Ну, когда-то и мне нужно отдыхать. — Странно, — не поверил Эймонд. — Ты даже не поднимешь тост? Или, наоборот, готовишь что-то особенное? — Ой, чего это ты стал таким подозрительным? — с наигранным огорчением воскликнул король. — Всего пару дней назад был такой милый, доверчивый, так чутко реагировал на каждое слово… А теперь — нате вам! Даже отправляясь в туалет, стал оглядываться! Испортился, одним словом, как наш славный дед! Или просто устал? Эймонд скептически поджал губы, но все же удержался от ответной колкости, а Эйгон неожиданно посерьезнел. — Ладно, хватит юлить. Ты хотел поговорить. — Мы должны защитить семью, Эйгон, — сухо произнёс Эймонд. — Я это и делаю, — оскорбившись ответил король, — Это правда не ты убил мальчишку? — Правда, и теперь я не могу отделаться от мысли, что чёрные провернули это специально, чтобы провозгласить меня убийцей родичей и напасть. — Даже если так, то мы отстоим твоё имя и честь, — серьезно проговорил Эйгон хлопая брата по плечу. *** К тому времени, когда сумерки накрыли верхушки сосен бархатным покрывалом, женщины начали собирать ложиться спать. — Пожелаем Леди Алисенте доброй ночи? — поинтересовалась Ари. — Конечно, — ответила Хелейна, убирая деревянных драконов в ящики. Женщины приказали стражникам подождать их в начале коридора, чтобы они не шумели своими доспехами, чем самым мешая Алисенте уснуть. Хелейна взяла своих детей за руку, а Анариель держала двух прытких малышей на своей груди, и на слова о том, что королева может взять одного ребёнка и помочь, Анариель добродушно отказалась. Она бросила быстрый взгляд на неподвижные двери и насторожилась: что-то точно не так. Что-то очень сильно не так, иначе не смотрела бы Анариель на них с таким ужасом. И не мелькало бы в его глазах выражение паники. — Хелейна…- прошептала Анариель прям перед тем, как Королева прикоснулась к двери и открыла её. В комнате было темно и Хелейна, без задней мысли пошла в тёмные покои, а за ней тихонько последовала Ари с грудными малышами на руках. Она встретилась взглядом с побледневшей Алисентой, увидела исказившееся лицо Хелейны. В то же мгновение поняла, что не может шевельнуть даже пальцем, и мысленно взвыла от унизительного ощущения беспомощности. Алисента была связана, а во рту была грязная ткань. Не успела она развернутся — как прямо перед ней тьма расступилась и огромное чудовище, сверкнув глазами, кинулось на нее. Чудовище было быстрым — быстрее ветра, быстрее молнии. Анариель еще и испугаться как следует не успела — а что-то набросилось на неё и ударило ее плечом в спину. Лишившись дыхания, Анариель упала на спину, придерживая детей. Свет в глазах померк, и чувства оставили ее. Сознание возвращалось к Анариель медленно и неохотно. Лениво коснулось самых задворок затуманенного болью разума. Несколько томительных секунд она пролежала без сознания, и когда очнулась, сознание принесло незнакомые, странно изломанные голоса. — …Молчи, дура! — яростно выдохнул кто-то в нескольких шагах левее. Анариель вяло трепыхнулась, кряхтя от боли в груди. Она услышала слаженный вопль ужаса, быстро сменившегося криками боли. — Убейте меня! Я прошу вас! — ревела Хелейна, стуча кулаками по полу. — Нет, только сын станет хорошей платой, — промурлыкал чей-то голос. Анариель судорожно сглотнула, чувствуя странный жар в теле, и внезапно поняла, что искренне ненавидит этот вкрадчивый голос. Не потому, что, похоже, по вине его обладателя оказалась в таком неприглядном положении, не потому, что не может даже глаз открыть. Не потому, что руки и ноги словно чугуном налились, а… просто голос был отвратительным. Слишком грубым, каким-то скользким. И он, видимо, полностью соответствовал своему обладателю. — Кого нам убить? — проговорил второй голос и Анариель окончательно вернулась в реальность. Хелейна ревела, кидалась, но всё тщетно. И в этот момент, Анариель поняла, что в руках у неё только дочь, а маленький сын бился в истерике в руках огромного мужчины. — Выбирать надобно быстро, а то я заскучаю и возьму прямо здесь твою дочь. — плюнул бородатый. Ощущая растекающуюся в груди боль, Анариель перестает дышать, крепче сжимая в руках дочь. «Как же так? Разве такое возможно? Разве могло это случиться с нами?» В голове не укладываются вопросы без ответов… «За что? Что я сделала? Почему?» — Возьмите меня и сделайте со мной что хотите! — взмолилась хрипло Анариель. — Мы возьмём тебя после, — усмехнулся грязный мужчина. — Кто умрёт?! — Младенец! — выкрикнула Хелейна и забилась в истерике. Анариель взглянула на нож приставленный к горлу сына и мир замер. Она оторопела, а потом начала громко кричать, Анариель кинулась на мужчин, но те откинули её, ударяя прямо в живот. Эльфийка ничего не чувствовала, ничего не хотела видеть, Ари стала абсолютной слепа, её прекрасные голубые глаза заслоняли горячие слёзы. Её сын умрёт. Она просто ничего не видела из-за стены печали и боли: ни настоящего, ни будущего — она видела только его. Анариель кричала. Безнадежно, долго, как молоденькая лисица в капкане. Эльфийка уже растворилась в боли и тоске, и сейчас она была просто телом, без души. Ее слезы упрямо впитываются в тонкую ткань платья и мокрое пятно на них все возрастает и возрастает. Это конец. Резко мужчина с ухмылкой отрубает голову старшему сыну королевы и его хрупкое тельце, падает прямо под ноги Хелейне. Время остановилось. Анариель с ужасом взглянула в отрубленную голову мальчика, глаза были полны страха и мутны, с губ капала кровь. — Нет, НЕТ, — не понимая происходящего взвыла Королева, а за ней и мать, которая содрогалась в муках, — О БОГИ… Где-то там, в глубине отрешившегося от живого кошмара сознания рушилась стена самомнения и искренней уверенности в том, любовь способна на любое чудо. Пытка продолжалась и продолжалась, а избавления все не наступало. Зато на его место набросилась тьма, погружая Анариель в беспамятство измученного разума. Кожа мальчика, когда-то молочная и чистая, словно снег, превратилась в месиво: окровавленная разрезанная шея, мгновенно синеющая уродливыми впадинами. Вывихнутый под неестественным углом рот уже распух, словно пузырь, замерев в устрашающем искореженном выражении. Хелейна начала рычать и реветь одновременно, её руки скользили по обезглавленному телу сына. Он дышал. Он жил. Только недавно она укладывала его в постель, только недавно держала его маленькие пальчики в своих. Она обезумела. Из перерезанной гортани сочилась струйками кровь и мать пыталась остановить кровотечение. И когда она думала, что её конец близок, в Анариель кинули её кричащего и целого сына, словно мешок, а не живое существо. Анариель взяла его в руки и не верила своим глазам. Её дети в порядке. Пока Хелейна пыталась оживить холодное тело сына. Анариель укачивала детей, она не чувствовала запаха детской крови, не видела, как королева в ладошки собирает бурую жидкость, сейчас главное только её дети. По щекам катились слёзы, эльфийка скулила и напевала под нос какую-то колыбельную. — Ну что, теперь как и договаривались. Ты же не будешь против? Смотри, какая красотка! Мимо такой грех пройти мимо! — прошипел, наклонившись над ней человек, обдавая запахом немытого тела и алкоголя. Он властно провел большим пальцем по ее скуле. — Кожица словно шёлк! Анариель почувствовала как холодный пот ручейками стекает по спине. Она старалась смотреть перед собой и молила богов лишь об одном — чтобы они не вспомнили о детях. — Надо же, какое чудо! — между тем продолжил человек. — Никогда не видел ничего подобного: она просто совершенство! — Анариель! — раздался за дверьми крик Эймонда. — Ох, вот и муженёк проснулся! Пусть присоединиться, вчетвером веселее будет! — ухмыльнулся мужчина. Хелейна взревела ещё больше и страшнее. Снаружи послышались крики короля и стражи, они пытались открыть дверь, но разбойники вставили железный штырь с наружней стороны. — Нам более не надобно задерживаться, — проговорил второй. — Прощай, красавица, — прошептал мужчина и ударил эльфийку в грудь, отчего та, с болью упала во тьму. *** Когда дверь с треском отворилась, в покои, которые были освещены лишь факелами с улиц, ворвались стражники, а вместе с ними король и его брат Эймонд. Они застыли. Хелейна кричала от боли и злости, держа руках обезглавленное тело сына. Алисента была связана и на её красном лице выступали слёзы. Эйгон пошатнулся, не в силах сдерживаться, упал на колени рядом с ревущей женой и мёртвым сыном. — Анариель? — её имя вырвалось помимо его воли. Воздух в лёгких закончился. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. В воздухе парил отвратительный запах крови и пролитых слёз. Минуты растягивались в часы. Он не мог смотреть на рыдающую сестру, не мог себе представить, что она чувствует, Эймонд не мог позволить себе оплакивать её потерю, пока не найдёт свою. И он нашёл. Анариель лежала на боку в самом тёмном углу комнаты, не подавая признаков жизни. Всё вокруг замерло. Эймонд на дрожащих ногах подскочил к жене, издавая страдательский стон. Рядом лежали дети, испуганные и молчаливые, завёрнутые в белые простыни. Уже стоя рядом на коленях, касаясь ее лица ладонью, уже прижимаясь ухом к ее груди, чтобы услышать биение сердца, уже целуя ее глаза и призывая: проснись! — он не мог поверить, что с ней что-то случилось. А когда поверил, забыл обо всем на свете. Сейчас самый большой ужас был — она умирает, она не проснется, не откроет глаз… — О боги… — выдавил Эймонд. Потерять ее теперь, после всего, держать в руках и чувствовать мертвый холод. — Нет, нет… Он приказал страже взять детей и унести их нянькам. Эймонд рывком поднял любимую на руки и поднялся. Пошатываясь, вышел из кровавой комнаты, и зашагал через онемевший разом, как будто вымерший замок. Он не замечал никого вокруг, видел только запрокинутое лицо Анариель, чувствовал лишь ее вес. Пришёл в покои, аккуратно положил жену и упал на колени. Он не подозревал, что в мире так много боли.С физической болью он справился бы и без особых усилий он всегда был крепким и выносливым. В восемь лет он мог выдержать любые удары от Коля и не пикнуть. Ничто не подготовило его к сегодняшнему. Ему хотелось голыми руками вырвать из собственной груди сердце. Куда бы он ни смотрел, он видел лицо женщины, которую любил больше жизни, женщины, ради которой пропускал сквозь себя всю любовь, существующую в мире. Ему было плевать, на те секреты, что она утаивала от него. Эта женщина была всем, что он любил, и он видит, как она умирает. На вечное мгновение он растворился в ней, стал ударами ее сердца, движением ее губ, словами, которые она произносила так, будто возносила молитву звездам… Он взглянул на нее умирающими глазами, лицо исказил спазм непереносимой боли, а потом глаза налились кровью. — Они умрут. В огненной пещере, в которую попадают трусы и предатели, — он проговаривал эти слова холодно и четко, — Я клянусь перед богами, что буду наслаждаться кровавой и жестокой жатвой. Чтобы ни одна дрянь не смела меня останавливать. Не смела перечить и поднять своей руки на тебя и наших детей. Чтобы страх поразил их души, как поразил мою семью, — Он исподлобья посмотрел на измученную жену. — И… Когда я поставлю их на колени перед собой, когда мне еженедельно будут приносить в кубке кровь их детей… Вот тогда, я достигну покоя. И сердце мое перестанет болеть так же надрывно, как сейчас. Я никогда не забуду произошедшего. И никогда не стану искать виновных. Для меня — они все виновны. Без разбора. Голос его понизился на целую октаву и был холоднее, чем ледяные мурашки, которые поползли у стоящего в дверях Кристона Коля по спине. Эймонд знал, что началась не просто война, а кровь за кровь. Жизнь за жизнь. И бесконечная ночь поглотила Красный замок. Но даже в самой глубокой ночи обязательно кто-нибудь будет мечтать о рассвете.