***
Все началось с кроликов ровно 66 дней назад, тогда, когда выпал первый снег. У Джейн на том дне теперь была засечка: и в календаре, и в голове. — Думаю, ты понимаешь, что тебе не нужно убивать его руками, — Генри заботливо инструктировал, держа за уши пойманного им же трясущегося зайца, — Просто примени свои способности и забери его жизнь самый быстрым способом: сверни шею. Мужчина резко дернул головой в сторону, явно показывая, как это должно происходить. Джейн перекосило. Даже от мыслей о том, что ей предстоит сделать, становилось плохо. Но, с другой стороны, она сама уверенно согласилась: отступать было нельзя. Генри ей расстраивать не хотелось. Девушке понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями и подготовиться. Она зажмурилась — и повторила движение за Первым. Джейн помнит: когда она услышала отвратительный звук ломающихся шейных позвонков несчастного зверька, ее чуть не стошнило себе под ноги. У нее задрожали колени и сбилось дыхание; она еле устояла на ногах. У Первого реакция на случившееся была противоположная. — Умница, Джейн. Он подошел вплотную и взял подругу за плечо; Эл не увидела, но почувствовала, как безжизненная, но все еще теплая туша кролика прижимается к ее груди. Она еле сдержалась, чтобы в тот же миг не отскочить от Генри. — Что мы… будем с ним делать? Джейн решилась отступить на шаг и наконец открыть глаза. Генри улыбнулся. В его руках мертвый кролик, похожий со сломанной шеей на тряпичную куклу, с красной шерстью: когда Эл раскрошила его шейные позвонки в кашу, заставляя осколки повреждать продолговатый мозг, у бедняги из носа подтекла струйкой кровь, испачкав ладони Первого. — Это твоя добыча, Джейн. Тебе и решать, что с ним будет, — Генри потянулся к девушке и вытер пальцем багровое под ее носом. Долго Эл не думала. — Мы его похороним. Первый не возражал, естественно. Это было первое убийство Эл — и с тех пор все пошло под откос. Потом были еще кролики — Джейн клянется, что запомнила каждого из них. Первых четырех Генри ловил сам и просил Эл убивать их сворачиванием шеи. — Это самое простое, основы, — мужчина объяснял, — Тебе обязательно нужно научится делать это быстро и не думая. Тогда можно перейти к чему-нибудь посложнее. Быстро у Элевен получалось, а вот не думая — нет. Далее Первый научил ее делать ловушки на кроликов: силки, умерщвляющие животину почти сразу же стягиванием шеи, изредка волчьи ямы, и, конечно, обычные коробки-клетки. Лесная местность, подле которой располагался снятый ими на несколько месяцев дом, охоте удачно способствовала. На девятом кролике Первый наконец решил, что Элевен пора бы уже показать свою истинную силу. — Я хочу, чтобы ты вывернула его наизнанку. Сломала ему все, что только можно: лапы, шею, уши, позвоночник. Заяц в руках у Эл дрожал дико, но даже ему было не сравниться с трясучкой девушки после услышанного. Они оба — и Эл, и Первый знали, что у Джейн нет с использованием своих сил никаких трудностей. Нет, единственная и главная беда была в том, что девушка не хотела никого убивать: ее мутило от запаха крови, от вида поломанных дохлых туш. Она терпеть не могла это явственное ощущение, как у живого существа под твоими пальцах утекает жизнь — не по каплям, а мощным потоком, уходит, вместе с теплом. Когда она это чувствовала, у нее постоянно сами по себе наворачивались слезы, которые Генри заботливо вытирал. — У тебя получится, — Первый подошел ближе и положил руку кролику на голову, будто благословляя его на попадание в рай, — Соберись и сконцентрируйся. Эта жертва, как и все остальные, послужат нашей великой цели. Генри хотел довести Джейн до автоматизма в убийствах. Хотел, чтобы она перестала наконец жалеть маленьких кроликов. Она — хищник, так же, как и он, а хищники никогда не испытывают чувства вины за убийства. Потому что в этом их природа: их суть, их превосходство. Ну, малышка Джейн пока еще просто плохо это понимала — ничего страшного, Первый научит, сколько бы несчастных зайцев на это не ушло. Для нее Генри готов тратить хоть все время мира. Когда Эл наконец была готова, во всяком случае, частично, она по старой практике зажмурилась: ей никогда не хотелось видеть то, как проходит процесс забирания жизни. Однако, Генри возразил. — Нет, Элевен, открой глаза. Ты должна видеть все, что делаешь: от начала и до конца. Со своими страхами нужно было встречаться лоб к лбу — это был один из принципов Первого, который он планировал привить еще и Джейн. Девушка дернулась, когда он назвал ее по-старому имени. Они перестали так делать уже давно — никто из них не хотел вспоминать о ужасах национальной лаборатории Хоукинса, поэтому чтобы не тревожить память, использовали свои настоящие, данные при рождении, имена. В итоге, чтобы не расстраивать Генри, она действительно открыла глаза — и в этот момент встретилась взглядом с дрожащим зайцем. Животные не люди, у них нет разума, абстрактного мышления, и они не могут чувствовать такое, но в тот момент Джейн увидела в темных глазах несчастного столько страха, боли и нежелания умирать, что чтобы не выпустить его из дрожащих пальцев, ей пришлось до крови укусить собственный язык. Сразу во рту собралось это металлическое-солоноватое, пачкающее, противное до тошноты. Элевен решила игнорировать. Возможно, она слишком сильно любит Генри. Она не уверена. Поэтому требования мужчины были выполнены — несколько десятков секунд, не более, и Джейн держит в ладонях уже и не кролика даже, а что-то не понятное: красное и измученное, с конечностями, повернутыми на сотни градусов. И такое мокрое и грязное, что ощущается неправильным. Не реальным. Элевен сразу упала на колени, выронив мертвого кролика из рук, и ее вырвало горячим прямо на холодную заснеженную землю после того, как она услышала звуки трескающихся и лопающихся костей и органов, а еще увидела и, что более того, полностью ощутила, как из туши кролика буквально вытекает жизнь: кровь, сукровица, моча и еще бог знает что. Это был кошмар. Первый покачал головой, прикрыв глаза. Сначала девушка, поднявшая на него, чтобы найти поддержку, взгляд, подумала, что разочаровала его, но потом мужчина прошептал: — Прелестно, Элевен… Джейн. Генри присел на корточки перед девушкой — его не смущала ни однородная рвота, ни мертвый кролик под ногами. Вытер девичье лицо от дряни прям так, голыми руками. — Ты такая молодец, — он мямлим: от удовольствия, удовлетворения и возбуждения у него плохо двигался язык. В итоге припал, наклонившись, к дрожащим и холодным губам Джейн — хотел углубить поцелуй, но девушка крепко стиснула зубы, не позволяя. Поэтому мужчина отстранился довольно быстро, пытаясь теперь встретиться с Джейн взглядом. Да, наверное, ему стоило начать обучать ее искусству смерти раньше — все-таки дети восприимчивее и адаптивнее взрослых, но с другой стороны, разве тогда ему было бы позволено целовать ее таким образом после того, как она его порадует? Конечно нет — и ради подобных моментов Генри был готов рискнуть всем. И, в общем-то, просто не было возможности: до недавнего времени, у них были огромные проблемы с попыткой вливания в общество. Ни денег, ни одежды, ни паспортов, ни дома. А еще за ними наверняка шла охота — правда, за все время, что они вместе, Генри ни разу не мог удостовериться в этом напрямую. Но это было очевидно, так что даже сейчас он был аккуратен во всех своих действиях. Элевен подумала, что ее друг полностью безумен, когда увидела его яркие голубые глаза, пылавшие страстью, любовью и обожанием так, как никогда до этого не пылали. Это ненормально — определенно точно, что его заводит подобное. Генри — псих. Но тем не менее, даже эта ситуация не заставила Джейн бросить или возненавидеть Первого. Более того, она даже не стала любить его меньше. Да, она определенно чересчур к нему привязана. Слишком сильно любит его — своего друга, человека, подарившего ей свободу. Ну, в ловушку чувства вины она все равно попала. С этим ничего поделать было нельзя — эти чертовы кролики, которых она убивала, виделись ей и во сне, и наяву. Она думала о них постоянно: о их дрожащих ушах, испуганных глазах и мягкой короткой шерсти, которая из-за нее окрашивалась красным что мулета тореадора. К ее радости, Генри всегда знал что нужно делать. Он продолжал учить ее убивать: кроликов. Иногда он просил ее умерщвлять птиц — это сложное упражнение даже для него: выловить птицу на лету, на большой высоте. Но Джейн, его способная Джейн, всегда справлялась даже с этим непростым заданием. Он был чертовски горд за свою девушку. Однажды им попалась бешеная лиса — в тот день Джейн убила ее быстро, перекрутив все четыре лапы что в мясорубке, механически; это была самозащита, и девушка тогда среагировала очень быстро, намного быстрее Генри. Сказать, что подобное обрадовало Первого, не сказать ничего: это был крайне значительный шаг для них обоих. Если Эл научится делать так со всеми зверюшками, то это будет победа: их общая первая победа. В тот день Генри уронил ошеломленную от такого убийства подругу на снег и целовал так долго и так страстно, что боялся не справиться с собственным возбуждением и заняться с ней любовью прямо здесь, на холодной земле в лесу. Его буйная кровь просилась наружу. Хотя, Джейн в любом случае его отвергла — оттолкнула, не желая продолжать неуместную, по ее мнению, сцену. Генри было обидно — но с другой стороны, если бы она это не сделала, кто знает, чем это могло обернуться. В любом случае, мужчина всегда мастерски успокаивал и расслаблял подругу после убийств, даже самых ужасных: он заботился, ухаживал, говорил, что все хорошо, и она привыкнет. Может, звучало не слишком достоверно, но Генри повторял это так часто и так уверенно, что Джейн, в конце концов, уже начала понимать и адаптироваться. Она перестала причинять себе режущий вред от душащего чувства вины, кролики и другие звери больше не появлялись перед ее глазами, сон стал крепче, и все увереннее и спокойнее она начала убивать. Разве что, она все еще продолжала считать своих жертв: так было спокойнее. Итак, когда произошла «неприятная ситуация», на счету у Джейн было 39 жертв, каждая из которых (кроме бешеной лисы) была закопана в лесу в импровизированной могилке. Все, до единого, дикие звери. Ни одного человека. До недавнего времени.***
Первый нахмурился. Ему не понравился пренебрежительный тон, которым она с ним разговаривала. — Джейн, я понимаю, тебе тяжело. Но у нас не было другого выбора. Это была самозащита. Генри попытался еще раз взять подругу за руку — но она не далась. Это слегка смутило мужчину, но сдаваться он еще не планировал. — Да, да, ты прав — самозащита. Но он мог выжить, понимаешь? Выжить! Если бы ему оказали помощь… — Джейн, ты бредишь. — Генри нагло прервал ее. Он знал, что Элевен — умная девочка, но сейчас она никак не могла понять очевидных вещей.***
По-большей части, это — чистая случайность. Несколько часов назад, эдак в семь вечера, в переулке на Генри и Джейн набросился, вернее, эм, попытался это сделать мужчина с ножом — кто знает, может, хотел ограбить. В любом случае, у него не получилось: реакция у Джейн была безупречной, и стоило мужчине только вытащить блестящую опасность из-за пазухи, как он тут же свалился на земь со сломанной шеей. Элевен, понявшая через минутку, что совершила, упала на колени и попыталась коснуться нападавшего — возможно, думала, что он еще жив и не все потеряно. Но Генри вовремя успел потянуть девушку на себя — на жертве нельзя было оставлять биологических следов; Первый, убивавший до этого людей, отлично это знал. А потом «мертвый» мужик застонал. Первый остолбенел: видимо, Джейн приложила недостаточно сил. В любом случае, мужик явно был не жилец — долго он все равно не протянет. Разве что, если… — Его нужно отвезти в больницу! — Эл забрыкалась резко и попыталась отчаянно вырваться из крепких объятий Первого — Глупая, какая больница? Ты хоть понимаешь, что случится, если мы это сделаем? — Мне все равно! — девушка завыла в чужих руках, — Отпусти меня, я не хочу… Не хочу! — она царапала Генри руки, пыталась укусить, рычала как собака, и при этом умудрялась ныть. Иногда она была такая неблагоразумная… Генри раздражало лицемерие и дурость подруги: когда до этого люди умирали от рук Первого, она даже почти и не возражала, чаще всего. А тут что, боялась испачкать свои руки? Идиотизм — они уже и так были по локоть в крови. И началось это даже намного раньше ее первого кролика. Поэтому Первый, явно раздраженный, принял единственное верное решение: одним уверенным движением добил все еще мычащего бездомного. Элевен поняла, что произошло не сразу — ее собственные рыдания заглушали стоны раненного мужчины. А когда поняла — замолчала и застыла, обмякла в чужих руках, выискивая теперь глазами что-то в трупе грязного бродяги. У мужчины закатились глаза, выпал изо рта язык и из горла потекла темная густая кровь, оставляя багровую полосу на его небритом подбородке. В области его паха на штанах образовалось грязное пятно. В переулке, итак воняющем помойкой, запахло еще хуже. Генри молчал. Он ждал реакции Эл — будет отталкиваться от нее. Однако, девушка ничего не предприняла ни спустя минуту, ни спустя пять. У них не было времени — могли заметить в любой момент, поэтому Первый, достаточно робко, в итоге предложил: — Пойдем домой, Джейн. Она не ответила. Молчала в итоге всю дорогу. А когда пришли — беззвучно сняла верхнюю одежду и ушла в душ, не реагируя на робкие попытки Первого к контакту. И теперь они здесь.***
Генри планировал говорить спокойно, но, увидев лицо Джейн, полное жалости к тому скоту и при этом ненависти к нему, не сдержался и зашипел от злости: — Люди, подобные ему, не заслуживают жить. Я говорил тебе это столько раз, и ты все никак не поймешь! Иногда Эл была просто невыносима. Первый не дал ей ничего ответить и продолжил: — Ну хорошо, допустим, мы бы отвели его в больницу — вызвали скорую, ладно. А дальше? Ты хоть понимаешь, что было бы дальше, Джейн? Бесчисленное число судебных разбирательств, выяснений деталей наших личностей, и о, все бы ничего, да только подобное дело явно бы привлекло внимание властей и тех, кто нас ищет. Думаю мне не стоит объяснять тебе, чем бы это закончилось, да? Да, Джейн? Обычно Генри трудно вывести из себя. Ну, сегодня был особенный случай. — Может была еще возможность… — девушка заробела и заговорила тише, без былой уверенности, когда поняла, что разозлила Первого. — Какая возможность, а? Ну-ка, объясни мне, пожалуйста, что еще можно было сделать в такой ситуации?! — он шипел, крепко сжимая девичье плечо. Первый был в ярости — и это вина Джейн. Эл не знала, как ответить. Поэтому вновь уткнулась лицом в свои колени и лишь слабо промямлила: — Не знаю, — она всхлипнула, — Я не знаю, Генри. Мужчина осекся, остановился резко, когда услышал сиплый голос подруги. Он мгновенно вернул себе прежнее самообладание. Нехорошо было так легко срываться с цепи. Ситуация стала в несколько раз хуже. Джейн не выносила, когда на нее повышали голос. Вернее, именно Генри — спокойный и понимающий Генри. Каждый раз это ее либо ужасно злило, и их конфликт выливался в драку и взаимный обмен оскорблениями, либо, как в сейчас, вводило в тоску. Справедливости ради, не то чтобы они часто так серьезно ссорились, особенно в последние несколько лет. Первый ослабил хватку на чужом плече и вернул на лицо мягкую улыбку. Ему не стоило на нее кричать. Он выждал какое-то время — им обоим следовало бы успокоиться. — Джейн. Да, он был не прав отчасти. Конечно, это стресс для Эл — первое настоящее убийство. Нужно было терпеливо объяснить ей, почему она не права, а не сразу орать, как чертов псих. — Прости. Я погорячился. Ты ни в чем не виновата. Он хотел закрепить свои слова, показать, что сожалеет, поэтому убрал ладонь с голого и холодного плеча Эл и предпринял попытку взять девичье лицо в свои руки. Получилось — Генри осторожно притянул ее профиль к себе и, наклонившись так, чтобы не упасть со скользкого борта ванны, коснулся губ Эл своим языком, после, ощутив кончиком всю сладость и мягкость, поцеловал ее так нежно и невинно, как только мог. Девушка выдохнула, когда Первый отстранился, отвернулась слегка, чтобы мужчина не видел ее вновь полившихся слез. — Ты дурак, Генри. Мужчина улыбнулся шире, положил руку на женскую макушку — погладил ее по влажным потемневшим кудрям, мягким, как поле одуванчиков на опушке леса. Прислонился губами к виску Джейн, девушка послушно наклонила голову в сторону Генри, чтобы ему было удобнее, — вдохнул приятный запах ее волос. Не удержался, положил одну руку на девичье предплечье. — Знаю, милая. Мне очень жаль. Генри решил, что этого еще недостаточно, и, убрав лицо от виска Элевен, провел расставленными пальцами по женской ключице. Девушка, однако, подняла голову и глянула на Первого вопросительно. Она, может, еще не понимала, что он задумал. Генри подарил подруге очередную сладкую улыбку, одновременно, очень медленно, переводя пальцы ниже: с ее ключицы на голую грудь, которую теперь видел полностью: Джейн выпрямила спину. Если бы она начала возражать, он бы мигом убрал руку, но Джейн молчала, только разве что слишком глубоко дышала. Волновалась, бедняжка. Когда Генри рискнул слабо коснуться ее возбужденного соска, из горла Эл вырвался томный стон; она странно глянула на мужчину. Первый, подумав, что зашел слишком далеко, решил убрать руку, но Элевен, удивив и его, и себя, не позволила, быстро накрыв его ладонь своей, сильнее прижимая мужские пальцы к своей груди. Первый не ожидал, явно не ожидал, и у него в штанах дрогнуло. Господи. Он сглотнул густую слюну, приоткрыл рот. Сделал несколько движений пальцами по голой женской груди, задевая неуверенно чувствительный сосок, заставляя Эл дергаться от этих интимных прикосновений; оттянул момент — — Ты такая холодная, Джейн, — он прошептал странность, потому что в мозг ударила сперма, — Хочешь я тебя согрею… расслаблю? Такие порывы ему было чертовски трудно контролировать. Элевен, однако, не ответила. Вместо этого, она, помедлив, робко потянулась губами к лицу Генри — мужчина послушно наклонился, дав Джейн проявить себя. Она целовала его неуверенно и невесомо, медленно, не пытаясь углубить поцелуй, но Первый все равно решил, что это ее действие значит явное согласие на его предложение. Поэтому Генри отстранился, убрал ладонь с женской груди, и уверенно потянул девушку за руки на себя, из ванны. Здесь заниматься подобным было бы неудобно и неуместно. Первый считал Джейн своей женщиной, и ему было все равно, считала она так же или нет. Хотя он, несомненно, надеялся. Его надежду усиливал тот факт, что за все время, сколько они вместе, у девушки ни разу не было бойфренда. Первый никогда не ограничивал подругу в действиях — если бы она захотела, она могла бы строить отношения и трахаться с каждым встречным. Единственную реакцию, которую она бы получила от Первого в таком случае — молчаливое неодобрение и скрытую ото всех, даже от него самого, ревность. На шее у Эл никогда не было ошейника, но она все равно хранила верность своему лучшему и первому другу. С другой стороны, у них при этом никогда не было секса, а еще никто из них открыто и ни разу не говорил напрямую о своих чувствах: просто так вышло. Генри мог целовать Эл, обнимать за талию и прижимать к себе; мог шептать ей изредка на ухо разные нежности от переизбытка чувств, заставляя бедняжку непременно смущаться; боже, да они даже спали вместе — в последнее время все чаще, потому что Джейн не могла уснуть одна, без нежных объятий Первого: ей снились кошмары и в целом было нехорошо, поэтому Генри, по старой традиции, успокаивал и убаюкивал ее. Но эти ласки никогда не переходили в нечто большее. Иногда Генри просто не хотелось: он трогал свою девушку самым невинным и целомудренным образом, без желания. Иногда же, что случалось чаще, он вовремя тормозил, не давая себе полностью возбудиться: потому что был уверен, что Джейн не готова, и его попытка сделать ее настоящей и полностью своей женщиной непременно испортит их отношения. Сейчас же Первый просто не нашел другого способа расслабить и заставить подругу забыться. Мужчина просто надеялся, что сделал самый правильный выбор, и на данный момент реакция Джейн это подтверждала. Таким образом он одним выстрелом убьет двух зайцев: и свое давнее желание наконец перейти на новый уровень отношений с Эл, и стрессовое состояние девушки. Плюс это отличный способ примирения и решения конфликтов, не так ли? Элевен хватило терпения только на то, чтобы выйти из комнаты и оказаться в коридоре — ей хотелось «этого» сейчас, как можно скорее. Она оперлась спиной на стену, потянула Генри за ладони на себя. Встала на носочки и губами слегка коснулась его широкого подбородка, положив руки на мужские плечи. Первый понял, что она хотела, поэтому наклонил голову, давая возможность Джейн столкнуться с ним ртами. Генри целовал Эл, проникая в ее рот языком, изучая ее нёбо, пробуя на вкус вязкую солоноватую слюну, выдавливая иногда из подруги протяжные тихие стоны. Он неспешно водил руками по девичьей талии, изредка спускаясь ниже, к бедрам, но пока не решился касаться промежности или груди — рано. У девушки от возбуждения дрожали колени, и она скрещивала периодами бедра, чуть ли не падая, пытаясь, неосознанно, стимулировать собственный клитор. Генри тем временем отстранился от чужих губ, отодвинулся чуть поодаль, пытаясь разглядеть тело своей девушки. Она была чертовски красива — красная и мокрая, во всех смыслах: на бедрах у нее блестели капельки воды. Гладкие тонкие ноги, покрытые сейчас мурашками от холода и возбуждения, плоский живот, аккуратная грудь, вздымающийся быстро то вверх, то вниз. Даже вещи, которые другие могли бы находить некрасивыми, Генри в ней нравились, особенно сейчас: синеватые растяжки на боках, непослушные кудрявые волосы, немного мальчишеские черты лица или небольшой размер груди. Боже, он ее просто обожал. Хотел попробовать и изучить ее всю — с головы до пят, мягко касаться губами ее высокого лба и наслаждаться немного щербатой, но все равно ужасно красивой и такой родной улыбкой. Смотреть в ее темные глаза со всей нежностью и любовью, которая у него вообще присутствовала — только для нее. Первый уперся не нарочно, ведомый восхищением и любовью, пахом в поясницу Джейн, и девушка ощутила все его возбуждение через хлопковые брюки. Покраснела сильнее; не ожидала такого. — Джейн, ты прекрасна, — Генри задыхался от желания и страсти; опустил руки ниже, на оголенные бедра девушки. — Самая прекрасная девушка на всем белом свете. Лицо Элевен осталось непроницаемым от откровенного комплимента, разве что, слишком раскрасневшимся. Ей не нравилось, что Генри ведет себя так неуверенно — не хватало напористости с его стороны, поэтому она, убрав руки с его плеч, решила попробовать взять инициативу в свои руки. — Тише, Генри, — ее голос был так же нежен, высок и спокоен, как обычно, но она удивила мужчину несвойственной легкой грубостью. — Как будто у тебя до этого вообще когда-нибудь были другие женщины. Генри не успел опешить или возразить, потому что Эл взяла его за подбородок и предприняла уверенную, пусть и крайне неумелую попытку глубоко поцеловать мужчину. Ее язык скользнул внутрь чужого рта, но она слабо понимала, как это делается, поэтому просто неловко сталкивалась с Генри языками. В любом случае, это все равно заводило, так что не важно. Первый хотел отстраниться, потому что уже начинало не хватать воздуха — Джейн была очень настырна; но не смог: Эл сделала это первая и нежданно рукой полезла в мужские брюки, даже не расстегивая ремень. Она нащупала выпуклость на ткани трусов и провела там ладонью. От таких ее действий, Генри чуть не потерял сознание. Он замычал и растерялся, потому что не ожидал такого со стороны его кроткой и нежной девочки. — Что ты… — Первый планировал спросить, что она делает, но Элевен не дала ему договорить, потому что оттянула резинку его белья и коснулась подушечками пальцев влажной головки члена. Генри был уверен, что умрет от остановки сердца — мужчина замямлил и застонал, как маленькая девочка. Элевен понравилась реакция: она нечасто видела Первого настолько уязвимым, и она планировала продолжить нагло трогать его, но мужчина вовремя отпрянул, вытаскивая чужую руку из своих трусов. — Стой, погоди немного. Давай дойдем до спальни, пожалуйста. Это был слишком важный шаг для него, и он не хотел, чтобы они нелепо занимались сексом в коридоре, как два подростка без жилья. У Первого дрожал голос, и Эл ухмыльнулась, чуть было не хихикнув — она знала, что таким образом может задеть достоинство и честь Генри, но сейчас он выглядел так забавно… Вот что с мужчинами делает вставший член, однако. Кое-как дойдя до комнаты, Первый сразу же прижал свою девушку к изножью кровати, увлекая ее в серию очередных сладких глубоких поцелуев. Он решил наконец коснуться открытой промежности Эл, сначала все-таки остановившись на женском лобке; проводя пальцами вверх и вниз по грубым темным волоскам. Он не осмеливался пойти глубже — и Джейн это не понравилось. — Ниже, Генри. Умоляю, не медли. Я хочу… Она не знала, как ей следует закончить предложение; хотя не то чтобы это требовалось, потому что Первый по первой же просьбе опустил пальцы ниже, касаясь легонько капюшона клитора. Джейн застонала забыв, что хотела сказать еще, и сомкнула бедра от удовольствия. Ноги у девушки чуть не подогнулись, но Первый успел ее удержать. Он улыбнулся глупо — теперь была его очередь наблюдать уязвимость и слабость подруги. Пошел ниже — нашарил интуитивно, не понимая, открытую головку клитора; когда он тронул ее там, Джейн окончательно обмякла в мужских руках; она еще никогда не чувствовала себя настолько хорошо. Это так глупо: после случившегося убийства и последующей ссоры заниматься сексом, но в последнее время она была так напряжена, что не смогла ничего с собой поделать. Она сдалась, когда Генри поцеловал ее. Эл нужно было избавиться от стресса — и она не нашла способа лучше. Джейн была влажная. Мокрая полностью — Первый изучал ее внизу: от головки клитора до входа во влагалище. Генри не удержался, проник в нее пальцем: он легко заскользил, увязнув в женском нутре. При этом гладкие стенки вульвы сжимали его уверенно и напористо. Великолепно. Мужчине было очень интересно узнать, примет ли Элевен так же хорошо его член: наверняка, потому что количеством смазки, образовавшимся у Джейн в промежности, можно было напоить обезвоженного. Девушка стонала Генри в рот, когда он целовал и трогал ее — ей было трудно выносить все это удовольствие. Хотелось поблагодарить Генри за ощущения, которые он у нее вызывает. Тогда она вспомнила кое-что интересное и, дрожащей ладонью отведя пальцы Первого от своей промежности, вырвалась из его объятий и встала на колени, утыкаясь носом в ширинку мужчины. Генри смутился — не понял, что она собралась делать. — Ты чего? Джейн сглотнула вязкую слюну. — Я видела такое в… — Эл стало неловко. Она не слишком хотела, чтобы Генри знал, чем она занимается, пока его нет рядом. — Порно. Последнее слово далось с трудом; радовало Джейн только то, что Генри, вероятно, не увидел ее покрасневших ушей, когда она стояла перед ним на коленях. Ну, Первый в любом случае ничего не ответил, ожидая, возможно, дальнейших действий подруги. Девушка постаралась дрожащими пальцами снять с Генри ремень и расстегнуть ширинку, но у нее не получилось. Стало чертовски стыдно, но Генри на эту нелепость лишь мягко усмехнулся. — Пол холодный, Джейн, — он заметил не к месту, отвлекая девушку. Она хотела спросить «что?», но Генри не дал ей этого сделать, подтягивая ее за руки на себя и увлекая на мягкую кровать. — Я не хочу, чтобы ты простудилась. Он уперся половиной туловища на кроватное изголовье, потянул Джейн на себя и уткнул ее лицо в свой пах. — Или чтобы у тебя потом болели колени. Элевен смутилась таким проявлением заботы. В любом случае, Генри явно хотел, чтобы она продолжала то, что хотела сделать. Даже помог ей: сам расстегнул свой ремень и потянул замочек ширинки штанов вниз. Джейн насладилась секундной мягкостью и теплотой матраса, потом все-таки решилась. Стащила брюки мужчины к коленям и уперлась носом в выпуклость на трусах. Первый выдохнул шумно, крепко взял Эл за волосы, собирая ей хвост: чтобы кудри не мешались. Тонкий хлопок под ее лицом был мокрым от предэякулята мужчины; девушка несмело вытащила язык и провела им по темной ткани — Генри чуть не захлебнулся от удовольствия. Он хотел еще — хотел, чтобы его девушка была увереннее. Но Элевен не торопилась, медлила, оттягивала момент. Может, она хотела, чтобы он начал ее умолять? Какая наглая девушка, ей богу. — Пожалуйста, Джейн… Он тоже не мог нормально подобрать слов: потому что изнывал от похоти и желания. Элевен подняла взгляд, чтобы посмотреть в лицо Генри. Ей хотелось узнать, как он сейчас выглядит: боже, в его ярких глазах было столько мутной мольбы, что Джейн даже стало стыдно, что она так с ним озорничает. Ну, она правда стеснялась: все это для нее впервые, и она знала, что могла разочаровать Генри своей неопытностью. С другой стороны, мужчина выглядел так, что ему, казалось, на подобное было бы абсолютно все равно. Так что девушка собралась с мыслями и потянула трусы Генри за резинку вниз. У нее от увиденного покраснели щеки — до этого она мужские гениталии видела только в фильмах особого содержания, а так близко вообще никогда. Она хотела по инерции отпрянуть, но Первый нагло подтолкнул ее за голову к члену — девушка уткнулась губами в ствол, заставляя Генри сипло застонать и сказать что-то глупо-неприличное. Против Джейн не была. Одной рукой она обхватила Первого за основание члена, неловко касаясь мошонки. В порнофильмах дамы обычно любили стимулировать орган партнера не только ртом, но еще и пальцами, причем трогая вообще все. Джейн не была уверена, что у нее получится делать это так же хорошо, как и актеры, но она хотя бы попытается. В итоге, девушка высунула язык что собака и, подняв слегка голову, неловко коснулась кончиком мужской головки. Она услышала еще один глухой стон со стороны Генри; решила продолжать. Сделала попытку углубить касание, теперь прижимаясь всем языком к члену Генри. Ей не слишком понравился солоноватый, немного горький вкус органа Первого: но ей уже поздно было отступать, поэтому она, проведя еще немного языком по головке, все-таки решилась взять его полностью. Мужчина все это время не переставал безбожно стонать, мычать и что-то говорить: ему было настолько хорошо, что он боялся кончить девушке в глотку еще даже до начала основного акта. Но когда Элевен взяла его плоть в рот — он вообще чуть не умер. Запрокинул голову назад и взмолился, чтобы она продолжала. Стал таким чувствительным — но ничего не мог с этим поделать. Эл очень нравилось такое поведение со стороны Генри: обид на него она не держала, но была не против немного подразнить и заставить его чувствовать собственную слабость. Это было весело — и стало еще веселее, когда обхватила член ртом полностью и предприняла попытку сделать движение вниз. В порнофильмах, которые она смотрела, женщины сосали член глубоко, полностью; но у нее не получилось — это был ее первый раз, и она могла взять его только наполовину, при этом неловко и неприятно (для Генри) задевая зубами. Зато она усиленно и очень даже неплохо обволакивала его языком, смазывала вязкой слюной, чтобы легче скользить. И даже не забывала периодами стимулировать пальцами ту часть члена, которую не могла захватить ртом. Генри было глубоко плевать на все недочеты: он был готов кончить от одного ощущения, что так грязно и добровольно его касается именно Джейн. Глубоко она берет или нет, задевает зубами — не имело значения для него. Разве что, ему хотелось, чтобы она была быстрее: поступательные движения головой вверх-вниз у Джейн были крайне медленными. Но, конечно, заставлять он ее не планировал, хотя очень хотелось попробовать немного грубости: схватить ее за волосы еще сильнее и самому направлять ее голову так быстро и глубоко, как он только захочет. Он сдерживался — Джейн не понравится; она не любила такие вещи. Генри знал. Спустя несколько минут нетерпеливых движений головой туда-сюда вокруг члена Генри, с этим странным ощущением чего-то липкого и крупного во рту, наполняющим, будто засунула в горло лампочку, мужчина оттолкнул девушку от себя, заставляя ту, честно говоря, крайне смутиться. Она сделала что-то не то? Слишком сильно поцарапала зубами? Эл выпрямила спину и открыла рот — с ее пухлый губ обильно стекала блестящая пенная слюна. Первый сглотнул, увидев это. Вспомнил великолепные ощущения ее языка на своем члене — захотелось, чтобы она взяла его в рот еще раз. Но нужно было заканчивать: он не хотел, чтобы все обошлось одним неумелым минетом. Генри желал почувствовать Джейн по-настоящему, по-взрослому. Изучить все ее влажное и теплое нутро своим мокрым и горячим членом. — Хватит, пожалуй, — он еле произнес, выдавливая из себя улыбку, объясняя своей девушке столь резкое поведение, — Ты же не хочешь, чтобы все обошлось только этим, верно? Позволь мне тоже доставить тебе удовольствие, Джейн. У Элевен на языке все еще был этот странный вкус мужской смазки — она подумала что, пожалуй, не хочет больше его ощущать, тем более ее низ горел от возбуждения и желания. Она хотела, чтобы Генри отплатил ей за старания своими жаркими прикосновениями. Естественно, она согласилась — не смогла вымолвить ни слова, ее рот частично онемел от отсоса, поэтому просто кивнула. И потянулась к Генри, цепляясь дрожащими руками за простынь, к мужскому лицу. Она слабо коснулась его губ своими, медленно, но Первый, видимо, не слишком довольный таким, легко и уверенно скользнул языком внутрь чужого рта — его, кажется, совсем не волновало, что минуту назад девушка сосала его член. Это было так грязно — но какая разница, черт возьми? Продолжая целовать ее мокрые слюнявые уста, мужчина обхватил Эл за спину в крепком объятии и прижал ее тело к себе. Девушка, ощутив влажную твердость чуть выше своего лобка, резко откинула голову назад, разрывая поцелуй с Первым. Она, открыв широко рот, тяжело и шумно задышала; заёрзала теперь нижней частью тела, не слишком осмысленно пытаясь сделать так, чтобы член ее друга вошел, ну или хотя бы уперся в ее влагалище. Генри, однако, решил повременить. Ему нравилось то, каким образом его девушка об него терлась, право слово, как течное животное, — тем не менее, до вкусного нужно было потерпеть. Он стремительно перевернул Джейн, теперь оказываясь сверху. Генри по-идиотски осклабился, когда заметил озадаченные и дезориентированные темные глаза Джейн. Все ее черты показывали, что она хотела прямо сейчас — в одежде, быстро и страстно, без подготовки. Но Первый не мог позволить их первому разу пройти так бестолково. Он поцеловал девушку в лоб, в попытке успокоить и приласкать. — Не торопись. Мужчина мурлыкнул ей в ухо, и уже готовился выпрямиться, чтобы встать и раздеться до конца — но Джейн ловко схватила его за белый воротник и вновь потянула на себя. Генри позволил Элевен единожды поцеловать себя в губы, а потом, пусть и с неохотой, отпихнул ее от себя и присел на край кровати. Сбросил лишнее до конца, прямо на пол. Попытался судорожно расстегнуть пуговицы на рубашке. Обругал себя мысленно — за то, что так и не смог убить в себе древнюю привычку носить эту строгую и формальную одежду. Он не хотел заставлять изнывающую подругу ждать, но чертовы пуговицы никак не поддавались. Ну, Джейн, в отличие от Первого, особым терпением никогда не отличалась, поэтому подползла к своему другу и положила подбородок ему на плечо, заставив того вздрогнуть. Мужчина побоялся, что она опять попробует выкинуть что-нибудь странное, но Эл, вместо этого, легко нашарила пуговицы на белой рубашке Генри и не спеша начала их расстегивать. Ей тоже было тяжело — ее колотило от похоти, пальцы дрожали как при прицеливании, но сейчас ее глупому и неуверенному другу нужна была помощь. Кто она такая, чтобы отказывать? Когда дело было сделано и белый шелк комком расстелился на полу, Генри стремительно снял с себя последний элемент одежды — майку, потянув ее через верх и небрежно бросая куда-то в остальную кучу белья. Джейн оглядела худое и костлявое тело друга сверху-вниз. Положила расставленную ладонь на грудину Генри; ощутила быстрый и не слишком ровный стук его сердца. Улыбнулась от нелепости ситуации: взрослый, опытный мужчина нервничал сейчас так же сильно, как и она — девственница, у которой краснели щеки от одного вида голой груди. Повела рукой ниже, легонько задевая не особо чувствительный сосок, выдавливая из Генри хриплый стон. Погладила своего друга по выступающим ребрам, насладилась его дрожью и теплом. Первый был красивым мужчиной: и в одежде, и без. Джейн видела, естественно, хотя со временем привыкла к этому настолько, что просто перестала обращать внимание и восторгаться его аполлоновой внешностью Сейчас же, впервые увидев его нагим, это чувство прекрасного снова к ней вернулось. Да, пожалуй, ей серьезно повезло, что ее первым мужчиной стал именно Генри — терпеливый, заботливый и любящий, при этом всем еще и чертовски красивый: с этими светлыми вьющимися волосами, неаккуратно задевающими ее нос во время поцелуев; грубыми точенными контурами лица, становящимися нежными всякий раз, когда он мягко улыбался ей; и, конечно, этими яркими-яркими, добрыми только для нее глазами, голубыми что горные васильки. Всякий раз, как Генри смотрел на нее — пристально, глаза в глаза, она таяла словно мороженое под палящим солнцем; и ничего не могла с этим поделать. Его стройное тело же только все это подчеркивало — он был аккуратно сложен, вымощен словно божественными руками: высок, гладок и худ, как палка, при этом во всем нем виднелась эта неясная сила, власть и воля. Образец мужчины — хищника и охотника: ему словно было суждено стать следующим властителем этого бренного мира. Элевен покорно хотела, чтобы он овладел ей полностью — такое глубоко низменное, стыдливое желание, но избавиться от него она никак не могла: Генри сделал с ней что-то нехорошее, заставил ее еще давно, полностью привязаться, примкнуть и прикипеть к нему. Джейн до сих пор до конца не знала, как ей стоит к подобному относиться. Эл осматривала его внимательно — цепляясь за каждую мелочь, наслаждаясь его привлекательностью. Конечно, она вряд ли скажет ему это напрямую — но Генри был умным человеком, поэтому понял все по ее восторженному взгляду. Он чуть не рассыпался в тот же миг от любви, нежности и гордости, охвативших его. Его девушка хотела его жутко и дико — упивалась его красотой, что может быть еще лучше, Боже? Первый позволил Джейн молча изучить его еще немного руками, изредка одаривая ее глухими стонами: когда она касалась низа его живота, сжимала с силой двумя пальцами соски, целовала его в загривок, в шею, будто ненароком задевая острыми зубами. Эти прикосновения отзывались сладострастной истомой во всем теле Генри — и он действительно боялся закончить слишком рано. Поэтому когда Эл с вызовом тронула его большим пальцем за головку уже полностью эрегированного члена, оттянув крайнюю плоть, Первый остановил ее мигом, хватая за запястье. Повернулся к ней лицом: улыбнулся и толкнул девушку на матрас, оказываясь сверху, поставив локти по обе стороны от ее лица, колено между ее ног. Генри уткнулся носом в девичью шею — отплатил ей тем же, провел языком по яремной выемке, поцеловал нежно, задел зубами. Джейн обхватила мужчину за шею, замычала шумно. Только для Генри всё тело Элевен — сплошная эрогенная зона. Мужчина пошел ниже; вдыхая сладкий запах подруги, смакуя губами мягкость ее бархатной и теплой кожи, осыпая горячими поцелуями. Когда дошел до упругой груди и языком наткнулся на темный шершавый ареол, не удержался в конце концов и укусил девушку за розовый сосок. Джейн вскрикнула от его выпада, и Генри подумал, что сделал ей больно. Мигом отпрянул, уже готовясь извиняться, но Эл в очередной раз показала себя с неизвестной поныне стороны — и схватив мужчину грубо за непослушные волосы, ткнула его лицо в свою грудь. — Давай ещё, — она потратила почти весь свой кислород на эти два слова. Генри сглотнул, почувствовав почти наяву, что его низ обхватывает пламя — он натурально полыхал. Дыхание сбилось. Неспециально прижал колено к голой промежности Джейн — девушка застонала громче, крепче стискивая мужские волосы. Первый время терять не стал, и как и просила его девушка, еще раз зубами сжал ее сосок — не прилагая много усилий. Он не хотел ни в коем случае причинять Эл боль — даже если и сама она была бы не против. От грубых прикосновений девушки в районе головы было немного неприятно, но Джейн мужчина был готов без проблем разрешить такую роскошь; Генри радовался любому ее прикосновению. Когда Элевен отпустила его белые пряди и переместила свои пальцы к его лопаткам, Генри понял, что пора заканчивать ласки груди. Он спустился еще ниже, не переставая касаться губами ее тела в легких поцелуях, оставляя влажный и блестящий шлейф слюны на коже. Когда мужской рот добрался до плоского живота Джейн, та чуть было не задохнулась от наслаждения, как умалишенная замычала и застонала — попыталась скрестить бедра в попытках доставить себе удовольствие, но ей помешало колено Первого. Мужчина позволил себе насладиться реакциями Джейн на его ласки еще чуть-чуть, а потом резко выпрямил спину и убрал лицо от тела своей девушки. Она, опешив, бросила вопросительный взгляд на Генри. Мужчина посмотрел на Элевен с обожанием — без улыбки, правда. Сил уже не оставалось. Нагнулся к ее уху — укусил слабо мочку, заставляя девушку выгнуть спину в ужасной похоти. — Давай уже перейдем к главному, хорошо, Джейн? Он не слишком понимал, что говорил своим трясущимся языком — но ему нужно было согласие перед тем, как он наконец сможет ощутить Эл полностью. Девушка помедлила с ответом. Ей было обидно до чертиков; мужчина решил не продолжать ласки языком. В той же порнографии она видела, как мужчины трогают женщин внизу, не стесняясь, прямо ртом — пробуют на вкус и доставляют, судя по крикам и стонам актрис, невиданную эйфорию. С другой стороны, она задумалась: вряд ли Генри, выросший в традиционной и консервативной семье, оценит подобную практику. Она даже не была уверена, задумывался он о подобной возможности вообще. В итоге она решила согласиться, пытаясь не показывать свое разочарование. — Хорошо. Только… Будь аккуратнее. Генри все-таки не сдержался, расплылся в улыбке. — Конечно. Он поцеловал ее в висок. Для своей любимой девушки он будет самым нежным мужчиной — самым первым и, пожалуй, единственным. Первый оторвался от женского лица, впился пальцами в девичьи бедра и сделал попытку развести их сильнее в стороны. Джейн покорно и податливо сделала это сама, открывая мужчине вид на свою раскрытую промежность. По мнению Генри, она даже там была прекрасна и привлекательна — не то чтобы вид этих странных мокрых складок мог кому-то показаться красивым. Никому, кроме Первого. Отчасти в этом виновато его излишнее возбуждение, но все-таки поболее его любовь и обожание к своей девушке. Джейн была идеальна — она и Генри стыковались во всем, его отражение, его часть — дополнение. Без нее Первый вряд ли смог бы ощущать себя счастливым, даже если бы добился своих изначальных целей. Она была его главной слабостью — и он ничего не мог с этим поделать. — Джейн, я тебя невероятно… Ценю. Я не могу даже представить свою жизнь без тебя. Элевен глупо хихикнула, покраснев. — Генри, сейчас не самое удачное время для комплиментов. Первый нахмурился поняв, что спорол что-то странное и излишне сладкое. В следующий раз он прикусит собственный язык, а пока, чтобы урегулировать ситуацию, он нагнулся к Джейн и поцеловал ее в губы. Почти сразу отодвинулся — одного раза будет достаточно. Первый провел по своему члену несколько раз — от слюны подруги и собственного предэякулята он был мокрый полностью, пальцы скользили по плоти легко и размеренно. Приятно — но станет еще приятнее, когда он войдет в Эл. Направил рукой член ко входу в девушку — когда неоткрытая головка задела малые половые губы Элевен, девушка чуть было не свела ноги назад — испугалась, может. В любом случае, Генри не позволил, подарив подруге еще одну успокаивающую улыбку. Эл чертовски нервничала — боялась боли, ощущения наполненности внутри. Боялась сделать такой серьезный шаг в отношениях с другом. Ей необходимо было расслабиться, чтобы все прошло как по маслу — и она искренне пыталась, восстанавливая сбитое дыхание и предпринимая попытки сконцентрироваться на приятных ощущениях от чужих касаний. Генри нашел, наконец, вход во влагалище — кончиком члена прижался к нему, наклоняясь теперь к подруге, ложась на нее почти всем весом. Мужчина еще раз поцеловал Джейн в губы, пытаясь проникнуть языком внутрь, потому что головкой члена он уже скользнул в ее влажное и хлипкое лоно. Девушка замычала в чужой рот; выгнула спину от нового ощущения. Внутри Джейн была горячая до ужаса, а еще чертовски мокрая — возбужденная полностью. Генри этот факт обрадовал: она хотела его так же сильно, как и он ее. Хотя с другой стороны было немного тесно, поэтому Первый толкался осторожно, по чуть-чуть, давая девушке привыкнуть к каждой новой легкой фрикции. Он пробурчал Джейн в рот какую-то непристойность, когда член был в ней уже наполовину. Для девственницы она принимала его довольно легко, стискивая приятно теплыми и гладкими стенками вульвы; легко вмещала его внутри, доставляя Генри ощущения, схожие почти полностью с эйфорией. Джейн, однако, было мало подобного. Генри мог об этом и не знать, но чтобы ей получить полное удовольствие от процесса, нужно было еще кое-что. Она предприняла попытку взять Первого за руку — он позволил неосознанно, на самом деле, занятый немного другим. Отпрянула от глубокого поцелуя — все ее лицо было в слюнях, как у собаки. Направила мужскую руку с своему клитору. — Ты можешь… здесь, — она изогнулась и взвыла, когда Первый сделал еще один толчок внутрь, проникая теперь в нее полностью, до основания члена. — Больно? Мужчина сразу же остановился, выпрямился, теперь мутными глазами пытаясь найти ответ в девичьем лице. Элевен помотала головой из стороны в сторону — больно не было, просто странно и непривычно, когда внутри тебя что-то крупное и мокрое. Это чувство заполненности было необычным, но довольно приятным с психологической стороны. Тем не менее, ей, опять же было мало. — Нет, — она закрепила свои слова голосом, — Просто… я хочу, чтобы ты коснулся меня здесь. — она постаралась направить его пальцы к уже втянутому капюшону своего клитора. Генри не очень понял зачем ей это нужно — но, конечно же, выполнил требования своей девушки, трогая ее двумя пальцами свободной руки там, куда она не слишком точно показала. По этой теме у него было ноль знаний, поэтому он довольно бесцельно касался ее плоти подушечками пальцев. Чувствительную небольшую головку клитора он находил не всегда, редко, больше концентрируясь на его капюшоне и малым половым губам. Он был не опытен — Элевен же, однако, не обижалась. В общем-то, даже так, ей было ужасно приятно — она стонала и выгибалась по-кошачьи. — Вот так? — Да, да, — она выдохнула еще раз с шумом, — Не останавливайся, пожалуйста, — звучала Джейн ужасно уязвимо и горячо. Первый опять лег на свою девушку — делать несколько вещей одновременно было сложновато, он все-таки не Цезарь, но он пытался: толкался внутрь осторожно, массировал клитор Элевен, целовал изредка, когда получалось; в губы, щеки или скулы. Элевен обняла друга за спину — внутри было так горячо и хорошо, что она, не сдерживаясь, издавала громкие нелепые звуки, задыхалась, захлебывалась в своем возбуждении, иногда царапая стриженными ноготками спину Генри. Она пыталась идти с ним в ритме, делая поступательные движения бедрами на встречу; получалось плохо, она никак не могла поймать темп партнера. В общем-то, не то чтобы Генри это особо волновало. Первому было трудно держать себя в руках — он увеличил скорость, надеясь, что Эл не будет против. Фрикции были быстрыми, член скользил легко от основания и до кончика, при этом всем мужчина отлично ощущал то, как стенки влагалища сжимают, обхватывают его там. В какой-то момент, Джейн вцепилась в спину Генри с такой силой, что мужчина даже чуть не остановил движение. Возражать, он, конечно не стал — но на всякий случай изменил свое положение, выпрямляя спину и пытаясь взять Эл за руку. Боль ему терпеть не хотелось. Он посмотрел в девичье лицо, пытаясь разглядеть в нем ее ощущения: Элевен зажмурилась, запрокинула голову назад, закусила нижнюю губу — так сильно, что казалось еще мгновение, и она ее прокусит, дышала глубоко и сипло; все лицо, красное теперь что травянистый мак, исказилось в какой-то странноватой гримасе. Первый почувствовал легкую пульсацию внутри нее, что-то вроде сердечных сокращений. Он подумал об этом на секунду — а потом забыл, ибо Джейн свела бедра, еще сильнее сдавливая его член внутри, и вцепилась в его ладонь крепко-крепко. Генри вся эта ситуация показалась забавной — и он, не выдержав, слегка хихикнул. Его девушка иногда вела себя так странно. — Убери… убери руку. — Я сделал что-то не так? — Генри нежданно смутился. — Нет, — она говорила так тихо, что Первому снова пришлось наклониться к ее рту, — я просто… всё. Мужчина не понял, что значит ее реплика, но сил на выяснение этой загадки не было. Может, спросит позже. Ну, руку он в любом случае убрал, положив теперь влажные пальцы на девичью грудь. Он прижался подушечкой пальца к ее возбужденному соску и сделал несколько круговых движений — механически, скорее. В любом случае, на это действие Элевен грязно застонала и замычала. Джейн отвернула голову в сторону — взгляд у нее был бесцельный, бегающий. Первый опять подумал, что ей что-то не нравится: больно, может. Поэтому он стал двигаться ровнее, медленнее, давая девушке возможность концентрироваться на каждом нежном толчке. Это не то, что ему обычно нравилось, но ради своей любимой девушки он был готов на многое. Внезапно, мужчина неловко выскользнул из подруги. Чуть не ругнулся — Джейн не любила сквернословие; он, в общем-то, тоже. Опять посмотрел на Эл — она всё так же почти не показывала никаких эмоций. Стало обидно — Генри скользнул в нее снова, продолжая ровные движения. Убрал руку ее груди, положил на ее щеку; нагнулся, коснулся губами ее рта — проник рыхлым языком внутрь, пытаясь заставить подругу обратить на себя внимание. Мужчина не понимал, возможно, что после оргазма его дама сердца чертовски устала. Ей, конечно, все еще были приятны интимные касания Генри, ощущение его внутри; но хотелось уже побыстрее закончить и лечь спать. Генри продолжал медленно и в ритм толкаться, раз за разом, заставляя девушку мычать в его рот; он целовал ее без устали, глубоко и страстно, сдерживая позывы причинить легкую боль: укусить или сжать пальцы девичьей ладони, которую он продолжал стискивать. У Эл все еще не получалось идти с ним в темпе, даже тогда, когда он уменьшил скорость. Глупо, но она подумала о том, что это похоже на венский вальс, которому Первый однажды пытался ее научить. Танец — легчайший, но у бедняжки Элевен никак не получалось услышать простой ритм. Сейчас ситуация была похожа — Первый совершал фрикции определенного темпа-ритма, и Эл не могла их поймать. Было немного стыдно — но Генри подобное совсем не злило: тот факт, что она хотя бы пыталась, а не просто лежала бревном, уже многое для него значил. Время тянулось под странные хлюпающие звуки, обоюдные глухие стоны и скрипы матраса; ритмично, как толчки Первого. Джейн считала про себя — секунды или фрикции, она так и не поняла. Все еще безуспешно искала чужой ритм. Потом случилось очевидное: Генри уткнулся лицом в девичью щеку, сжал крепко до боли ее ладонь, выдохнул шумно и вытащил член — считай, в последний момент. Перламутровое и вязко-липкое растеклось по лобку Джейн, марая и пачкая короткие темные волоски. Первый закусил губу, когда выпрямился и рассмотрел результат своей деятельности — еще секунда, и последствия для них обоих могли стать не слишком хорошими. В следующий раз он обязательно озаботиться приобретением пачки хороших презервативов. С другой стороны, его серьезно возбуждала мысль о том, что его семя могло оказаться внутри девушки, вытекать белым и мазким — он, как животное, показал бы таким образом свое право на ее персону. Но это было ужасное-дикое, непозволительное желание, которое Первый постарался упрятать куда поглубже. Еще раз глянул туда — забавно, но крови не было. Его это озадачило: разве у девственниц не идет кровь после первого полового акта? Он нахмурился, подумав на секунду, что он у девушки не первый — а потом вспомнил про ее реакции, нелепые слова и узость влагалища: и все его подозрения как рукой сняло. Нет, конечно, она хранила ему верность — не спала ни с кем, кроме него. А кровь… может, это была ее индивидуальная особенность, откуда ему знать? Посмотрел на Элевен, на ее потное тело, распластанное что на паперти, на ее быстро вздымающуюся вверх-вниз грудь, на ее обескураженное красное лицо. Она была великолепна по всем аспектам даже сейчас. Боже, он действительно ее любил: даже не так, это не любовь — что-то гораздо глубже и сильнее, что-то недоступное обычным порочным людям. Первый выдавил из себя улыбку — чертовски устал, хотелось спать и ни на что не было сил; даже на душ после такого грязного акта. Он потянулся и зевнул; лег рядом с Элевен, которая теперь повернулась на бок и молча подтянула к себе колени, прижал ее к себе за талию; носом примкнул к ее мокрым волосам. Великолепно. — Моя девочка отлично справилась, такая молодец, — Генри говорил заискивающе, интимно: шепотом, сунув руку между сжатых девичьих ног. Впрочем, его смутило молчание девушки. Он решил осторожно поинтересоваться. — Тебе понравилось, Джейн? Девушка ответила не сразу — может, десяток секунд спустя. — Да, — ей было неловко в таком признаваться. — Очень. Первый гордо ухмыльнулся, сильнее прижимаясь к девичьим волосам лицом. Они молчали еще какое-то время, и Генри уже начал засыпать. — Генри, то что мы сделали… нормально? Правильно? Мужчина встрепенулся, вышел из состояния полудремы, услышав неожиданный вопрос подруги. После того, как все кончилось, Джейн запуталась. Пришло ощущение неправильности происходящего — разве это нормально, заниматься подобным со своим пусть и лучшим, но все равно другом? Ей стало стыдно — она ощутила себя подобием грязной проститутки, готовой лечь под любого, кто протянет к ней свои сочувственные объятия. — Разумеется, — Генри сладко поцеловал свою простодушную девушку в шею, — это именно то, чем занимаются люди, которые любят друг друга, — он планировал подобрать другое слово, но слов, объясняющих его чувства к Джейн люди пока еще не придумали. Элевен смутилась. Конечно, она любила Генри… но возможно их понятия любви друг к другу серьезно отличались. Она не знала, что ей ответить и как реагировать, поэтому просто промолчала, сжавшись, и решила, что подумает об этом утром — чертовски хотелось спать. Для Первого произошедшее — акт любви, но не такой, как у других людей: нет, настоящей, живой. Гораздо более глубокой; той, до которой всему человечеству еще далеко. Акт настоящих хищников; властителей этого мира. Беспорочный по своему существу. О, ну, глупышка Элевен вероятно опять этого не понимала — она была молодой, наивной и не осознавала многих вещей. Ну, ничего страшного. Он ее научит. Сделает так, чтобы она испытывала к нему то же, что и он к ней. Покажет, продемонстрирует — это его мужская обязанность; теперь, когда их отношения наконец достигли пикового значения. Генри еще раз поцеловал свою любимую девушку в шею, сильнее прижал к своему нагому телу. Они наконец достигли полного единства — стали одним целым; и теперь Первый планировал делать подобное как можно чаще. Потому что Джейн — тот человек, без которого он больше не может представить свою жизнь. Отныне и во веки веков, она принадлежит ему и только ему — как его половина, его часть. Его любимая, единственная и идеальная девушка.