Вкус сигарет и безумия

Стоило переступить порог потрепанного музыкального магазинчика, как сознание окутывал дурманящий коктейль из тягучей смеси благовоний, сигаретного дыма, перегара и винила. Нельзя сказать, что аромат этот был приятным, но он определенно опьянял, выхватывая посетителей из городской суеты за дверью и погружая в гипнотиЧЕСкое течение музыки. Тяжелой музыки. С полок, давно не знавших уборки, на гостей молча взирали пластинки, большая часть из которых не только не представляла из себя чего-то ценного, а напротив уже пришла в такое состояние, что магазин можно было из музыкального переименовывать в барахольный. К слову, барахла там тоже хватало: расстроенные гитары, ремни, пирсинг, банданы... Кто знает, что еще можно было откопать в недрах прилавков, которые заполнялись по типу - еще не прах, значит, годно. Впрочем, особо везучие и упорные всегда могли найти в этом царстве меланхолии и неспешности настоящие сокровища, ценность которых измерялась иногда лишь шелестом бумаг, а иногда настоящим эмоциональным экстазом. Правил этим миром тот, кого можно было даже не заметить сразу, настолько органично мужчина вписывался в атмосферу созданного им беспечного хаоса. Разве что хриплое, растянутое "Привеееет" и струйка сигаретного дыма выдавали его живую натуру, заставляя непривыкших посетителей вздрагивать и нервно озираться. Сегодня это "Привеееет" было украшено широкой улыбкой с прорехой и адресовано той самой "блондинке", с которой они когда-то делили кров (нет, не кровать, кров!), творчество, боль и радость. - Здравствуй, Чес, - светловолосый и неизменно ухоженный мужчина пробежался кончиками пальцев по кромкам обложек винила, проверяя наличие новинок, и двинулся к другу, ведь самое вкусное Чеснок обычно не выставлял сразу. - Если помнишь, хотя едва ли, но у Ди скоро День рождения. Есть ли у тебя что-нибудь особенное? Действительно... осоообенное? - голос Глэма приобрел низкий, заговорщический тон, так роднящий его с маньяком. Гитарист попытался заглянуть за стойку, но получил в лицо струйку сигаретного дыма, и отстранился, выжидательно постукивая подушечками пальцев, сложенных в треугольник. - Оуу, да... Малому ведь скоро 16. Кажется, я знаю, что подойдет, - шатен подмигнул товарищу и плюхнул на прилавок пластинку Twisted Sister, снискав непонимающий взгляд Глэма. - Но... Это ведь не уникальный альбом и даже без автографов. Ди и так знает эти песни, - блондин скептически повертел в руках предложенный подарок, пока Чес расплылся в еще более широкой улыбке. - Ты не понимаешь, дружище. Это не просто пластинка, это "та сааамая" пластинка. Пришлось немного покопаться в мусоре тогда, но не сомневайся, это не "Бах. Это Ба-Бах!" Мужчина через прилавок приобнял собеседника за плечи одной рукой, другой рисуя воображаемую радугу, словно возвращая их в тот солнечный день пару десятков лет назад. Но Глэм не оценил рвение товарища, покачав головой и отложив вещицу. И чем ярче сияла улыбка зеленого петуха, тем мрачнее становился светловолосый. - Это не его прошлое и не его эмоции, Чес. Для Ди, как и для любого члена моей настоящей семьи, это всего лишь старая пластинка, от которой еще и воняет помойкой. Подарок... Он должен радовать того, кому предназначен. - В любом случае оставь себе, чувак. Она твоя. Да и вовсе она не воняет! Уже, - пыл Чеснока немного поубавился, но он быстро подогрел его новой порцией горячего дыма в легких, что-то рассказывая о других вариантах подарков, но Глэм включился в реальность только, когда товарищ затарабанил по звонку на стойке, недовольно бормоча под нос: "Так вот для чего он на самом деле нужен." - Ооуу, чувак, да кто-то у нас поплыл по волнам ностальгии. Бессонные ночи, репетиции, "одолженная" гитара, твой побег из дома... Тебе же было примерно столько же, сколько исполняется Ди? - Чеснок похлопал друга по спине, но мужчина скинул его руку. - Я не сбегал. Меня поставили перед выбором, я этот выбор осознанно сделал. И ни о чем не жалею. Мы же договаривались не возвращаться к этой теме, как и к некоторым другим. Будь добр, Чес. - Ладно-ладно. Конечно, не жалеешь, - шатен перебирал пластинки, наконец, выложив на выбор товарища еще несколько довольно редких, - Херли жалеть, когда такой сыночек подрастает. Привлекательный, умный, сексуа... Кхм, в общем, очень похож на тебя в юности. - ... - Глэм с такой силой ударил ладонями по прилавку, что злосчастный звонок с тонким бряцанием слетел с него, завалившись под шкаф. Одного взгляда дрожащих от бешенства голубых глаз было достаточно, чтобы Чеснок осел на свое скрипучее кресло, разведя руками и виновато полубеззубо улыбнувшись. - Не. Смей. Даже. Думать. О. Таком, - с ледяным спокойствием отчеканил светловолосый, - Он еще ребенок. Мой ребенок. Ему только 15. И я не позволю втянуть его в ту грязь, которая плодится в твоей сорокалетней голове. Навел бы лучше порядок в магазине, глядишь, и в мыслях бы чище стало. Безукоризненный мужчина даже в гневе оставался статен, красив, не позволял себе хоть немного повысить голос, от чего его тон становился еще более угрожающим. Казалось, что он тот, кто без единой искорки сомнения вгонит нож в сердце лучшего друга, если посчитает это уместным в своем явно не совсем здоровом рассудке. И то ли так падал свет, то ли фигура Глэма, возвышающаяся сейчас над сидящим Чесом, и правда стала больше, внушительнее, отражая то цунами негодования, которое пробудил в нем неосторожный товарищ. Всегда похуистичный, откровенный Чеснок с непривычной покорностью снес выпад в свою сторону, потому что знал - за дело. И он же первый отвел взгляд, проиграв. Только после этого его светловолосый друг невозмутимо взял с прилавка одну из подписанных пластинок Slipknot, направляясь к выходу. Когда у двери Глэм обернулся на прощание, на его лице уже царила привычная безумная улыбка, остро подчеркнутая голубым льдом глаз. - Да, кстати... Ты знал, что струной можно провести ампутацию? Особенно того органа, в котором отсутствуют кости. Занятнейшее действо. До свидания, Чес!