Вкус сигарет и безумия

А что же сам Ди, ничего не подозревающий о внутренних терзаниях Глэма и незатронутый порочными идеями? Его мир долгое время вертелся вокруг внушительной, авторитетной фигуры отца, чей холодный, острый ум и резкий, безумный взгляд вызывали благоговение и желание подчиняться без малейшего крика либо насилия. Интуиция или инстинкт самосохранения подсказывали, что какой бы широкой и открытой не была улыбка мужчины, но ослушаться его - чревато большими и совсем не приятными последствиями. Поэтому в семье в основном царили мир и понимание. Вот только стены этого мира были будто изо льда: красивые, монументальные, надежные, но согреться в них не получалось по крайней мере белокурому подростку. Мать он слушался только по факту старшинства и самого статуса матери; брат был тем еще распиздяем, от которого один шум и неприятности; отец... А восхищаться и любить - это одно и то же? Нет, конечно, Ди любил их всех по-своему, но не чувствовал близости. Да и черт бы с этим, но единственный человек, чьего одобрения он отчаянно стремился достичь, ни разу не гордился им, только вечные "Неплохо. В следующий раз сделай лучше." - Лучше, лучше, лучше... Достало! Может, я хочу быть любимым, а не лучшим! Таким, какой есть, - после очередной сухой недопохвалы парнишка, оставшись один, скомкал листок с почти идеальным докладом и вышвырнул в урну, - Почему Хэви достаточно прийти домой хотя бы не обоссанным Сусликом, и он уже молодец. А мне... а от меня... Блять! Подросток нервно трясущимися руками засунул в уши наушники и врубил на полную Слипкнот, зарывшись в одеяло и погрузившись в свою злую тоску. И так случалось слишком часто и слишком долго, чтобы Ди перестал комкать "неплохие" контрольные и доклады, а начал их продавать, ведь то, что для Глэма "могло быть и лучше", для других было примером для подражания. Музыка и одеяло уже не были спасением - оно не требовалось вовсе, ведь юноша больше не прятался от мира, он спрятал свой мир в себе, закрыл его ото всех. А чтобы внутри все не выгорело от обиды, он подменил это щемящее в груди чувство густым ядом сигаретного дыма. А яда потребовалось много в тот самый день, когда Ди нашел злосчастную гитару и решил попробовать себя в музыке. Как же он ненавидел себя за это чуть позже! Музыка... Светоч всей жизни его отца; спасение из родительского дома, который помнит звуки ударов линейки; само становление Глэма. Было бы прекрасно найти в этом общую нить, связующую их, как отца и сына, услышать гордость в елейном голосе старшего. Но подросток ошибся. "Опозоришь себя, опозоришь меня!" "Хэви несоизмеримо талантливее..." "Бездарен." "Бездарен!" "БЕЗДАРЕН!" Бездушный, разочарованный тон мужчины набатом разносился в голове парня, вновь окунув его в то отвратительное состояние, когда ему хотелось спрятаться под одеяло или сбежать, чтобы никогда больше не ловить на себе уничтожающий взгляд голубых глаз с мелкими морщинками в уголках от вечно натянутой улыбки. Она напрочь фальшивая. А где же настоящий Глэм? Неужели это тот самый, который нависал над ним, унижая и давая осознать свою ничтожность. Нет, нет, нет! Верить не хотелось, но внутри все жгло, а сигареты тлели в пальцах и рассыпались в пепел - ком в горле мешал сделать вдох. - Раз я не могу вдохнуть дым, я его прочувствую, - пробормотал Ди, отодвигая напульсник и без раздумий туша чуть выше запястья умирающий окурок, - Ашш... Черт. Боль резким всполохом пронзила сознание, на время выбив из него все другие мысли и заняв главенствующую роль, когда ожог начал пульсировать, волнами разливая неприятно-ноющую боль по всему телу. Парень проклял свою глупость и постарался охладить рану водой, что была в бутылке в рюкзаке, но облегчение было недолгим, а после жжение накатило с новой силой, победив и заставив блондина пойти домой. Рыча и матерясь Ди снял напульсник, заперевшись в ванной, чтобы обработать ожог. Благо, в аптечке всегда были препараты первой помощи на все случаи жизни, даже об этом их идеальный отец позаботился. Ни с кем не хотелось говорить, и мальчишка остался на кафельном полу еще на какое-то время, пока Хэви не затарабанил в дверь, а ведь говорили ему не есть те розовые ягоды. Рука уже не так сильно беспокоила, да и смысла оставаться здесь дольше не было, чтобы не вызвать подозрения. - Что так долго?! Я же чуть не... того... прям тут. Или ты все-таки тоже наелся ягод, а мне запретил, чтобы самому больше досталось?! Эй, я с тобой говор... Оё-ёй, - и рыжик спешно скрылся за дверью, так и не получив ответа. Только рухнув на кровать прямо в одежде, белокурый юнец ощутил, как сильно устал - он почти не ел сегодня, курил, много гулял по заброшкам, да и эта смесь моральной и физической боли вытянула из него уйму сил. Оставалось прикрыть глаза и утонуть в забвении, которое сейчас стало настоящим лекарством.