***
Они играли до поздней ночи. Никаких больше игр с полным погружением или запутанным сюжетом, только аркады, шутеры и гонки. Морти даже удалось затащить Рика на танцевальную платформу, и хотя тот ворчал, он оказался до неприличия хорош в этом. Морти был уверен, что Рик с его старыми костями быстро сдастся и уступит ему, но оказалось, что это Морти был слишком неуклюжим, чтобы успевать ставить ступни на нужные кнопки быстрее Рика. Домой они вернулись в приподнятом настроении. Было далеко за полночь, так что никто их не встречал, и они спокойно поднялись на второй этаж, намереваясь разойтись по своим комнатам и отдохнуть от насыщенного событиями дня. Морти остановился у своей двери и взглянул на Рика, уже повернувшегося к своей. Его спина была сгорблена от усталости, складки халата разгладились так, что можно было видеть, как под одеждой топорщились позвонки мужчины. Он был такой худой. Наверняка его позвоночник состоял из металла как минимум наполовину, иначе он уже давно сломался бы на одном из приключений, как тростинка. - Рик, так мы… - наконец, решившись, пробормотал Морти, - Мы в порядке? Рик развернулся к нему, вопросительно изогнув бровь, и просканировал его лицо внимательным взглядом. - Да, Морти, мы в порядке, - ответил он. Морти улыбнулся и кивнул, но продолжил стоять на месте. Ему больше нечего было сказать, но расставаться с Риком не хотелось, несмотря на то, что они оба валились с ног. За целый день мальчик так привык к его присутствию и безраздельному вниманию, направленному только на него, что возвращаться к привычной рутине было немного печально. Морти хотел бы, чтобы им не пришлось расставаться, чтобы им не нужно было расходиться по разным комнатам. Он поймал себя на мысли, что с удовольствием рухнул бы спать на одну кровать с Риком, даже не обязательно соприкасаясь: просто лежать рядом было бы достаточно, чтобы Морти ощущал себя счастливым. Рик первым прервал тишину: он потянулся и с ухмылкой растрепал волосы Морти. - Иди спать, малой. А то свидание проспишь. Не дожидаясь ответа, Рик открыл дверь своей комнаты и тихо исчез за ней.***
Рику не спалось. Он лежал на своей раскладушке и смотрел в потолок, сложив руки на груди. Его голова была полна дебильных мыслей, от которых щемило в груди, несмотря на то, что он даже не был пьян: обычно сентиментальность хватала его за зад своими цепкими лапами только под градусом. Но иногда случались исключения. Со вздохом, Рик сел на раскладушке и оперся спиной о стену. Он вынул флягу из-под матраса и сделал глоток, лениво оглядывая обстановку своей комнаты. В ней было темно, но света уличного фонаря было достаточно, чтобы разглядеть очертания вещей. Из мебели здесь была только тумба, пара настенных полок и, собственно, скрипучая раскладушка, на которой он спал. Всё остальное место занимали машины, приборы и всякий технический мусор, разбросанный по углам. Неуютно. Рик жил здесь уже довольно продолжительное время, но так и не обжился, словно боялся, что стоит ему распаковать метафорический чемодан - и его тут же придется собирать обратно, когда его выкинут на улицу. Почему он ощущал себя так, словно его могли выкинуть на улицу, он не знал. На самом деле, никто не мог его выкинуть, никто не мог избавиться от него - это было физически невозможно. Его нельзя было заставить сделать что-либо, и если бы даже Бет попыталась, у неё не было не единого шанса против его силы и ума. Он мог сделать что угодно, буквально сотворить любую ебанутую дичь - и никто не смог бы ему помешать. Или даже возразить. Возможно, корень его страха лежал в том, что он сам захочет быть выгнанным. Он уже привязался к этой семье слишком крепко, и не знал, посмел бы он остаться с ними насильно, если бы они по-настоящему захотели, чтобы он ушел. С другой стороны, он не был уверен и в том, что смог бы покинуть их, даже ради их блага. Мысли об этом ему не нравились, обычно он усиленно избегал их, либо напиваясь, либо вкалывая себе снотворное, чтобы не думать. Но в этот раз ему не хотелось прерывать их. Морти был прав, Рик никогда не изобретал машину времени и никогда не стоял перед дилеммой, перед которой его поставила игра. Он думал об этом, в самом начале, но быстро отбросил идею с путешествиями во времени, как бесполезную. Временная полиция всё равно исправила бы все его изменения, так что даже пытаться было пустой тратой времени. Но что, если бы временной полиции не существовало? Если бы никто не мог помешать ему? Он был эгоистом, но именно поэтому он не оставил бы свою жену и дочь мертвыми - именно поэтому он спас бы их. Или он так думал. Возможно, они с другим Риком могли бы договориться. Возможно, Дайен приняла бы его в семью, даже будь у неё другой, свой Рик. Или хотя бы позволила ему навещать их. Приносить подарки на Рождество и дни рождения малышки Бет. Забирать её на выходные к себе в гости. Рик тяжело выдохнул, уронив лицо в свободную ладонь. Он постоянно насмехался над Джерри за то, каким жалким и навязчивым тот был, особенно во времена их с Бет почти состоявшегося развода, но разве сам Рик не готов был стать таким же ради того, чтобы хоть иногда проводить время со своей маленькой дочкой? Другой Рик ненавидел бы его, жалкого ебаната, который никак не может оставить их семью в покое. Он знал это, потому что сам был этим Риком: если бы прямо сейчас на пороге появился оригинальный Рик его Морти, он бы не спустил с него шкуру на месте только потому, что не хотел расстраивать пацана. Им пришлось бы терпеть друг друга ради Морти и Бет, но один из них явно был бы лишним. И всем было бы очевидно, который именно.* Возможно, такова была судьба Рика: всегда быть лишним в любой семье, к которой он ни пытался бы приткнуться, но при этом быть неспособным перестать пытаться. Возможно, Джерри раздражал его так сильно именно потому, что иногда Рик, смотря на него, боялся увидеть в нём себя. Возможно, поэтому, несмотря на раздражение, он был не против иногда сходить с Джерри в приключение или пропустить с ним по стаканчику в баре. Быть честным с собой было больно, но иногда это была приятная боль: она означала, что он всё ещё был способен на чувства, пусть больше и не показывал этого. Рик ни за что в жизни не рассказал бы об этих чувствах кому-то ещё. Даже просто представлять, что кто-то ещё мог знать о них, было мучительно. Другие Рики бесили его одним своим существованием в том числе потому, что эти мудаки знали. К счастью, это был обоюдоострый меч, так что обычно Рики не атаковали друг друга этим знанием. Правда была в том, что Рик тосковал, сколько бы лет ни прошло. Теперь у него была новая Бет, даже целых две, но у него всё ещё не было его дочери, которой он мастерил игрушки, которую отводил в детский сад, которую качал на руках, пока она не уснёт. Она навсегда осталась маленькой девочкой, любившей розовые раскладные ножички и плюшевых медвежат с анатомически точными внутренними органами. Она никогда не повзрослела, не окончила школу, не поступила в университет. Он не был на её школьных постановках и собраниях, не слушал её речь на выпускном, не вел её, в красивом белом платье, под руку к её жениху, ждущему её у алтаря. Всего этого с ней не случилось. Её никогда не вернуть. Рик почувствовал, как что-то в его груди болезненно сжалось, и сцепил зубы, едва не зарычав. Его собственные пальцы крепче сжались на его лице, как если бы он хотел вцепиться в него так сильно, чтобы вырвать с корнем. Он не мог выносить себя в таком состоянии. Он ненавидел себя за то, каким слабым был, и всеми силами пытался вытравить из себя эту позорную слабость, но время от времени что-нибудь становилось триггером, например, какая-нибудь ебанная игра, и травматичные события, вместе со всеми сопутствующими ощущениями, возвращались, будто никуда и не уходили. Будто и не было никаких сорока лет между тогда и сейчас. Рик отрывисто дернул головой, отпуская своё лицо, и ополовинил флягу одним длинным глотком. Затем рыгнул, зажмурившись от крепкости алкоголя, и допил оставшуюся половину. Он всё ещё сидел на постели, раздетый, и его ступни начинали мерзнуть. Нельзя было оставаться в таком положении, ему срочно нужно было одеться и деть себя хоть куда-нибудь, только бы не сидеть здесь, в темной необжитой комнате, жалким, одиноким и без ебанных штанов. Рик бросил флягу на подушку, рывком поднялся с постели, потратил минуту на то, чтобы одеться, и открыл портал в бар.