бей

чёртов октябрь. он наступает, когда Кристина заливается водкой в общажной комнате. когда она не может есть или спать, думая лишь о том, как себя ненавидит. её с головой забирает апатия — не депрессия даже. кажется, будто это конец. больше не будет ничего. на самом деле, она просто не знает, что может быть хуже. в глупых попытках измениться, она изредка общается с Денисом — он частенько жалует на кухню четвёртого этажа под предлогом одолжить соль. Кристина вовсе не против, потому что парень ненавязчиво рассказывает ей о том, что происходит в группе, хоть Захарова и начала забрасывать попытки сходить в университет. Денис пытается узнать её. это сложно, потому что Кристину нужно знать изначально. так, как знала Лиза, — просто наблюдая, понимать. и с каждой новой фразой, выпуская клубы дыма, Захарова пробивает корку льда своей души. старается открыться, что ли. *** Лиза днями и ночами учится. это единственный способ себя отвлечь — просто без конца вычитывать строчки учебников и с головой окунаться в новые горизонты лекций и конспектов. о Кристине ей теперь напоминает только октябрь. несколько её футболок в собственном чемодане, кружка и ручка, которая в Лизином пенале валяется с одиннадцатого класса. больше ничего. теперь у индиго нет якоря — можно творить, что угодно. например, выбираться с Идеей на утренние пробежки и днями учить введение в высшую математику. можно ещё иногда пересекаться с Кристиной, когда та курит на подоконнике с Денисом и сгорать от злости. наносить себе новые порезы. можно делать что угодно, но выбор падает на саморазрушение. Лиза, наверное, слишком слаба для того, чтобы заливать в себя водку. они видятся на парах третьего октября. Кристина пытается записывать лекцию, игнорируя шум кругом. ей не до того. ей бы разглядывать Лизу, которая, кажется, чувствует себя не лучше. уставшая, с мешками под глазами и бледной кожей. Лиза ни за что и никому не признается, что не ест. а если ест — выблёвывает содержимое желудка в общажный туалет на четвёртом этаже. потому что ей кажется, дело в этом, именно в этом. но ненависть и желание разбить на осколки никуда не девается. хочется ещё и ещё — чтобы Кристина поняла и осознала. чтобы она, наконец, узнала, какой выбор сделала. всё же, это выбор. курить с Денисом на подоконнике и сближаться. менять родное и привычное на новое и нетронутое. открываться вновь. делать больно. Кристина Захарова старается внимательно слушать каждую лекцию, чтобы не думать о водке, спрятанной под матрасом. она таскается от аудитории к аудитории каждую пару, волоча ноги, слушает чужие разговоры и рассказы Дениса ни о чём. а Лиза свысока за этим наблюдает, мерзко улыбаясь себе нос. когда они стоят под одним из кабинетов, дожидаясь старосту с ключом, Лиза внимательно слушает разговор Кристины с Денисом. тот не улавливает их ненависти. тот просто пытается понравиться Захаровой, потому что она в точности в его вкусе: тихая, милая и спокойная. бушующей внутри боли он не замечает. ему кажется хорошей идеей завязать разговор с Лизой, которая с улыбкой вливается в компанию. — Пойдёшь с нами в бар после пар? — спрашивает парень, думая, что Лиза с ним в одной лодке. думая, что она поможет ему завоевать сердце Кристины. — Я не пью, — спокойно отвечает девушка, улыбаясь и рассматривая глаза, которые Крис прячет, старательно опуская их в пол. — Похвально! — Денис подбадривает, как может, пытаясь разбавить атмосферу. повсюду шум и гам. студенты дожидаются звонка, а преподаватели громко общаются по телефонам, проходя мимо. — Да, а то, знаешь, есть такие, которые пьяные даже на учёбу приходят, — цедит индиго, врезаясь глазами в глаза напротив. между ними около трёх шагов. ненависть, боль и отчаяние. Кристина хмыкает, складывая руки на груди. тоже едко улыбается, запаляясь злостью. Лиза рушит их личное, не желая её понять. Лиза делает больно, потому что желает отомстить и растоптать свою бывшую первую любовь. — Или те, кто не смог прийти из-за неудавшегося суицида, — в ответ. наконец, поднимая глаза. пепеля индиго взглядом. и теперь начинается настоящая война. начало положено именно в этот момент, потому что они обе издевательски улыбаются, пока Денис наблюдает за перепалкой. — Есть ещё те, кого ночью избили и они не могут встать, — выплёвывает индиго, опираясь спиной на стену. что-то родное бьёт по воспоминаниям. это их ненависть вперемешку с привычкой. если они не вместе, значит, друг против друга. Лиза лыбится, потому что Кристине нечего ответить. оно колко усмехается, поглядывая на парня. а тот всё ещё ничего не понимает, просто слушая. — Так что, вы теперь встречаетесь? — она интересуется искренне. хочет услышать доказательство того, что её променяли за дешёвую монету. — Надеюсь, я добьюсь её, — шутливо проговаривает Денис, улыбаясь Кристине. по правде, ему плевать, с кем встречаться. парню хочется иметь постоянную причину мыслей и собеседника, а также собутыльника и постоянный секс. ему каких-то восемнадцать, и в его жизни нет ничего подходящего под эту категорию. Кристина, которая боится чужих прикосновений, под неё тоже не подходит. ей нужно хорошее отношение и излечение, а потому она готова врать даже самой себе, лишь бы стать нормальной. — Надеюсь, вы будете вместе, — издевательски, — уж больно красивая пара — Кристина и Денис. усмешка слетает с чужих губ, когда Лиза заходит в аудиторию, даже не оборачиваясь. но Захарова поспевает следом, совсем уж раздражаясь. он догоняет её у парты, утыкаясь взглядом и злостно цедя почти шёпотом: — Я могла бы напоминать тебе о матери каждый день, но я не делаю это, — пока голос хрипит. — Зачем, Лиза? — Потому что не моя мать виновата в том, что я, по всей видимости, встречалась со шлюхой, Крис, — у Лизы дрожит голос на пару с коленями. но она всё равно это выплёвывает, быстро отстраняясь и усаживаясь на своё место. оставляя Кристину стоять с подступающей истерикой прямо посреди аудитории, не слыша шум кругом. у Захаровой так громко бьётся сердце, что она отчётливо слышит только его — там симфония умирающей души. её, уже скатывающиеся по лицу, слёзы. её ненависть, которая вновь зарождается к когда-то любимому человеку. она не винит Лизу, ни в коем случае. она знает, что та такая — стоит сделать больно и Лиза сделает в ответ ещё больнее. но почему-то сердце дребезжит, напоминая о том, что ни черта Кристина не отпустила карие глаза. хорошо, что она не видит, как слёзы скатываются по лицу индиго. *** Виолетта упорно ищет способы заработка, потому что хочет ни в чём себе не отказывать. в общежитии она всё чаще проводит время с новыми знакомыми, иногда принимая своеобразные дружеские подарки — розовые порошки. веселиться и видеть разноцветный мир её устраивает. а когда её приглашают на стажировку в тату-салон, девушка почти прыгает от счастья и бежит на собеседование, забывая о парах в универе. Вилке не нужны основы психологии, потому что Виолетта запутана в себе. возможно, хочет умереть от ненависти к собственным поступкам каждый раз, когда вспоминает об измене. она от Рони уверенно и быстро отдаляется, оставляя её в одиночестве по ночам. хоть и обещает скоро приехать, всё ещё пишет, что любит и изредка звонит. Вилка верит, что всё изменится. в том числе и она. она обещает себе вновь влюбиться в Веронику Вербицкую, потому что та этого заслуживает. на первых в жизни настоящих сеансах всё проходит хорошо. небольшие татуировки получивших свободу подростков Вилке нравятся. за несколько дней появляются деньги и постоянные клиенты, которые обещают вернуться именно к ней. через неделю она уже покупает розовые порошки за свои собственные и отсыпается во время занятий. всё идёт своим чередом. к ней возвращается чувство жизни. пока в достаточно дождливый день по записи на поздний сеанс не приходит человек, который сломал её. в тот момент Вилка беззаботно дожидается клиента, переписываясь с Рони. и когда дверь кабинета скрипит, едва поднимает голову, чтобы поздороваться. тут же чуть не падая со стула. те же карие глаза, убитый взгляд, такое же, как и у Вилки, удивление. та же боль, которая, казалось бы, никуда не делась, хоть прошло полтора года. Кира такая же. в новой одежде и тех же мартинсах, такая же, блять, как и полтора года назад. она застывает в проходе, безмолвно открывая рот. на Вилке всё так же шапка. глаза, ясные и светлые, ни черта не поменялись. смотрят также, как и раньше — с испугом, словно она последняя шавка. — Сладость, — еле выдавливает та, пока у Малышенко внутри рушатся здания. молчание. немой крик, удивление, оцепенение, страх. всё затягивается на несколько минут, пока они разглядывают друг друга. потому что жизнь преподносит подарки в виде прошлого, которое наступает на пятки. — Привет, Кира, — у Вилки дрожит голос, потому что этого прозвища она не слышала давно. потому что, возможно, успела забыть, кем является. она помнит обещание разъебать её жизнь. хочет усмехнуться и сказать, что у Киры вполне получилось. — Я, может, лучше пойду? — как-то уж совсем неуверенно для такой грозной когда-то Киры Медведевой. Виолетта всё ещё помнит её фамилию, любовь к щенкам и крепкому алкоголю. оказывается, помнит шершавые губы и горячее дыхание на своей коже. она в миг начинает трястись, пытаясь взять себя в руки. и пряча всё замешательство, спокойным тоном и хриплым голосом выдаёт: — Нет, что ты? Проходи. а дальше неловкость, пока они готовятся к сеансу. редкие встречи взглядами и тихий вопрос: — Не знала, что ты стала тату-мастером. — Да уж, жизнь помотала, — со смешком выдаёт девушка, разглядывя собеседницу, — ногу добивать будем? — Да, — пряча взгляд. потому что, возможно, Кире стыдно за то, что она разъебала ей жизнь. возможно теперь она повзрослела и набралась ума. Вилка укладывает её на кушетку, пока в голове крутятся мысли. желание сделать больно затмевает все остальные и она без зазрения совести меняет шприц обезболивающего на физраствор. потому что иначе ранить не может. — Как у тебя жизнь сложилась? — она спрашивает, обрабатывая кожу. нарочно касаясь ног больше, чем это требуется. усмехаясь себе под нос, потому что по Кире видит, что ни черта не сложилось. но узнать хочется. — Потихоньку. Универ, работа, всё, как у всех, — Медведева поднимает карие глаза, от нервозности и перенапряжения кусая щеки. смотрит-высматривает ту старую Вилку, которую сломала. чувствует вину с примесью боли. больше не жалость. и задает свой вопрос «мы-так-давно-не-виделись»: — А ты? Поступила? — Да, мы, похоже, в одном универе, — со смешком говорит та, начиная работать. Кира чувствует боль, понимая, что к чему. сквозь зубы изредка издаёт что-то на подобии рыка и думает, что заслужила. заслужила ненависть Виолетты. у них другие люди в паре и общее прошлое. щенки в наушниках и обещание разъебать жизнь. Вилка своё хочет исполнить, хоть и срок годности истёк. все полтора часа Кира терпит, поглядывая на чужие руки и оскал, который когда-то был у неё. все полтора часа сеанса они смотрят друг на друга, пытаясь что-то сказать. а потом вдруг тихое: — Всё, я больше не выдержу. — Тогда, мы закончили, — усмехается Малышенко, говоря где-то совсем рядом. — С таким болевым порогом нужно как минимум пять сеансов, знаешь? Кира собирает вещи и одевается, даже не поднимая головы. смотрит на Вилку, которая усаживается на кушетку, мотыляя ногами не пойми от чего. — Ты же не дала анестезию, да? — Ты же сильная, Кир, — с усмешкой. желая сказать и многое другое, — или это притворство? Настоящая ты — совсем не Кира. Кира Медведева делает шаг вперёд, сжимая в руках ткань своего пальто и поправляя волосы. смотрит в глаза с таким же вызовом, как и её собеседница. — Мне жаль за то, что произошло тогда, — она поджимает губы, бегая глазами по лицу. Вилка не верит. скалится, пытаясь сжать кулаки до побеления костяшек и фыркает, отворачивая голову и посмеиваясь. — Не печалься, Настюш. Меня всего лишь избили пару-тройку раз, а потом опустили головой в унитаз, — зрачки расширяются от злости. Кира опускает голову, игнорируя имя, которым её называют. потому что Виолетта делает больно нарочно, зная, что это ранит. впрочем, Медведева заслужила. подходит совсем вплотную, пытаясь из себя выдавить хоть слово. оказывается, Кира врала, что к своей сладости не привязалась. оказывается, она всё это время себя корила за случившееся. — Прости, — будто говорить не хотела. но Кире бы хотелось молить на коленях. — А знаешь, что я больше всего ненавижу? — хрипит девчонка, поправляя волосы и вскидывая подбородок с улыбкой. — Что я всё ещё не могу забыть тебя. она касается чужой руки едва заметно. чтобы вспомнить или что-то ещё. Кира разглядывает сверху-вниз, молчит и думает. глаза в глаза. — Ты была права, да. Разъебала мою жизнь настолько, что после тебя я не могу ни к кому привязаться, — поток злости бушует почти в чужие губы, пока Вилка дрожит, повышая голос, — для Киры все кругом шавки! Так мило, что ты даёшь нам возможность тебя любить, Кир. — Виолетта, помолчи, пожалуйста, — даже не поднимая глаз. пытаясь собраться и придумать тысячу причин, по которым ей стоит уйти прямо сейчас и больше никогда не возвращаться. среди них девушка, которая ждёт на поэтическом вечере и смена на работе завтра. но та не слышит, продолжая и не замечая, как чужие кулаки сжимаются от отчаяния: — И ты, сука, всё равно вернулась в мою жизнь, потому что, видимо, не можешь, блять, не разрушать всё кругом, да? Потому что тебе нужно доломать меня? Ты знаешь, что я делала весь этот год? Я, блять, думала, что со мной не так, что ты со мной так поступила! — Да заткнись ты, — на выдохе. делая последний шаг вперёд и не давая Вилке возможности пошевелиться, Кира хватает её за бёдра, притягивая к себе. наклоняется, моментально прикусывая губы и прижимая к себе как можно ближе. та не вырывается. всхлипывает, хватаясь за чужое лицо и прикрывая глаза. ногами тащит к себе, сталкиваясь с Кирой зубами и вдыхая её запах. родной. они дрожат, пытаясь выхватить из поцелуя всё, что требуют. агонию и мандраж. хлипкое равновесие. Кира прикусывает её губы, проходится раздвоенным языком по нёбу и сжимает ляжки, гуляя руками по телу. мокрые губы, горячее сбитое дыхание и всхлипы. Вилка так остервенело жмётся ближе и жмурит глаза, приоткрывая рот раз за разом и выдыхая несвязный бред, что у Киры немеют ноги и бушует ураган внутри. из предательства своей девушке и чувств, которые она вкладывает в их связь. в комнате становится до жути жарко, потому, только по этой причине, футболка Виолетты летит на пол. только по этой причине ей вылизывают шею, пальцами проходясь по груди и заставляя стонать. — Сладкая, боже, — словно в бреду шепчет Кира, заглядывая в помутневшие глаза, — блять, иди сюда. пьянеть от стонов. от вздохов, взгляда и прикотрытого рта. от чего-то до жути родного и правильного, от которого ты когда-то открестился и которому когда-то сломал жизнь. её укладывают на кушетку, когда в последнем кабинете гасят свет. ей оглаживают рёбра холодными пальцами, ненароком рассматривая татуировки. Вилка только крупно дрожит и не соображает ровным счётом ничего, кроме того, как хочет ощутить чужие пальцы в себе на пару с губами на своих. хочет ближе, теснее и роднее. — Сладость, проси, — стаскивая джинсы на пару с бельём и усаживая обратно. — Ты будешь просить, милая, — с вызовом. заглядывая в карие, почти чёрные, глаза. пьянея от каждого прикосновения и чувствуя пальцы на бедре.