бей

Кристина убивает в себе последнее хорошее. всё то, что осталось от прежней влюблённой девчонки. глаза больше не ясно-голубые. они теперь серые, мутные и печальные. ей тяжело вставать утром и разглядывать отражение в зеркале. сложно думать, соображать, искать смысл жизни. от порезов на теле легче не становится. просто последнее, что теперь её объединяет с Лизой — одно на двоих лезвие в неработающей вентиляции последней кабинки. они изредка смотрят друг другу в глаза и ещё реже задерживают взгляд дольше, чем на секунду. Лиза всё понимает. понимает, почему та плачет, содрогаясь на подоконнике. Кристина знает, что кроме Лизы её никто не поймёт. наверное, это их общая беда — знать всё досконально и ещё более досконально молчать. чтобы уничтожить друг друга окончательно. Захарова утихомиривает вечный ураган внутри. становится ниже травы и тише воды. только лишь зыркает красными глазами на всех кругом, шарахаясь любого движения. она так же шарахается и Дениса, который теперь ходит с ней за руку и позволяет себе целовать. потому что Кристину научили быть послушной девочкой. не открывать рот без разрешения и открывать его по приказу. потому что как бы Лиза не старалась, она её не вылечила. лишь заразила новой болячкой. октябрь дарит первые холода и разочарование в себе. октябрь забирает себе поцелуи, разделённые с тем, кто совершенно не нравится. и горящее от другого человека сердце. это привычно-больно-стабильно. рушить всё кругом и ненавидеть себя. когда Виолетта заходит в гости проведать их, просто усаживается на другой край подоконника, смотря загнанно и печально. Кристине думается, что она всё знает. — В курсе, что ты дура? — с усмешкой тянет чудо в шапке, подгребая под себя ноги. — Вилка, я просто пытаюсь стать нормальной, — оправдывается та шёпотом, опуская голову. вена на лбу предательски надувается, а Виолетта предательски смеётся над ней. — Ну-ну, — только и тянет подруга, разглядывая еле живое тело, — я думала, ты это переборола. Не заметишь, как понятия разрушат твою жизнь. — Это не понятия, блять, — грозно воет та, поднимая уже заплаканные глаза. — Не понятия, ясно? Просто мужики меня обидели и теперь я их боюсь! Вилка усмехается, на секунду выпадая. настолько странных размышлей она ещё не слышала. — Ты что, не понимаешь? — она подвигается ближе, подкуривая сигарету. — Обидели, не обидели, без разницы! Если тебе мальчики не нравились, так они и не понравятся! — Ты не знаешь, о чём ты говоришь, — всхлипывает и пытается взять голову в руки. потому что Вилка не знает. наверное, она не орала под своим братом в четырнадцать. наверное, не пыталась себя убить. наверное, ей не заламывали руки, сгибая пополам. Кристина хочет донести, что ей плохо. что она сама не понимает, что, блять, происходит. — Потому что ты никому никогда ничего не рассказываешь, — взмахивает руками та, раздражаясь, — ты всё держишь в себе. Ты могла бы рассказать мне или Лизе, но ты просто нас бросила. и она со злостью уходит, всхлипывая. потому что Кристина отреклась от всего хорошего в своей жизни. середина октября не радует хорошей погодой. он запоминается слезами и Денисом, который задорно рассказывает что-то на ухо и не умолкает ни на секунду. Кристина внимательно слушает, отвлекается и кивает абсолютно на всё. так проще. не думать о своём предательстве. они проводят достаточно много времени вместе. гуляют, целуются в парке и на людях. Кристине непривычно, потому что свою любовь она привыкла прятать. когда он делает это на виду у всего универа, вместо бабочек в животе Кристине чудится Лиза с перерезанными венами. впрочем, не то, чтобы Захарова не права. Лиза доходит до точки невозврата, каждый день разрезая кожу глубже. тонкое лезвие в Кристининой крови проникает сквозь вены, пока она душится болью и слезами. пытается переключиться. пытается не думать о светлых обрезанных патлах и боли. Лиза пытается себя наказать так, чтобы забрать Кристинину боль. получается паршиво, потому что убить себя не получится никогда. и когда она видит на кухне Дениса, который расхаживает в одной футболке по блоку, внутри всё оседает едкой пылью и разочарованием. *** Кристина в попытке разобраться в себе Дениса не отталкивает. когда он приходит к ней делать домашнее задание, позволяет пересесть на свою кровать. пытается довериться, хоть ни черта о себе до сих пор не рассказала. он накручивает прядь криво отрезанных волос себе на палец и обдаёт кожу горячим дыханием. — Почему ты такая стеснительная? пытаясь притянуть девушку к себе для поцелуя. Кристина устала противиться. она хочет расслабиться и стать нормальной. больше всего на свете. мужская рука осторожно проникает под футболку, пока она покорно терпит. смотря в одну точку и не чувствуя, как дрожат собственные губы. Денис пытается посмотреть в глаза. пытается словить её взгляд, который опущен вниз. — Ты же моя девушка, — шёпотом на ухо. пытаясь Захарову схватить за подбородок и аккуратно притянуть. рука под футболкой, чуть ниже, пробираясь к плечам. к животу, к груди, к соскам. Кристина ощущает эти касания наравне с ебучими ожогами. — Нет, хватит, — пытаясь не плакать, она быстро выдыхает, отстраняясь. Денис ни черта не понимает, моментально меняясь в лице и грустнея. видит, как девушка отворачивается, начиная реветь. ей разрывает грудную клетку от страха. — Что с тобой? Что я сделал не так? — пытаясь быть как можно мягче. он хватает её за плечи, поворачивая лицо на себя. а Захарова плачет, впервые вот так перед кем-то. плачет, тут же падая в его объятья, потому что она устала. она чертовски устала быть одной. в этой истерике Денис как может гладит её по голове и целует в макушку. шепчет, что всё будет хорошо. пугаясь таких вскриков и слёз. — Расскажи мне, — пытаясь не давить, — я всё сделаю. она запинается, поднимая запухшие глаза. еле смотрит, пока руки предательски дрожат. — У меня есть травма, — вздыхая и снова ничиная плакать, только ещё сильнее. Денис кивает, снова крепко обнимая. просто позволяя в себе раствориться и дышать его одеколоном. позволяя выреветь все слёзы. возможно, ему на самом деле плевать и он хочет секса. может, плевать он хотел на Кристинины травмы и её прогнившую душу. скорее всего, ему просто хочется побыстрее с ней закончить. а Кристина, успокоившись, поднимает на него затуманенный взгляд, боясь смотреть. — Расскажи мне, — потому что доверие нужно заслуживать. потому что Денис умеет это делать. — Мне страшно, — кое-как вылетает из приоткрытых губ, — понимаешь? Заниматься сексом. — Почему? — вдруг непонимающе сводит брови парень, будто его это и правда волнует. и тогда Кристина решается. потому что верит во что-то эдакое и заставляет себя перебороть травму. — Мой брат, — тут же всхлипывая, опуская голову и закрывая лицо руками, пока волной по телу проносится боль, — насиловал меня. и она пытается вырваться из объятий, потому что, наверное, это не должно было звучать так просто. наверное, нужно было держать рот на замке. Денис её сгребает в охапку, думая о чём-то своём. и такой серьёзной истерики вовсе не понимает. позволяет Захаровой реветь и сжимать его футболку. а спустя ещё тридцать минут, которые они проводят в тишине, вдруг говорит: — Он тебе родной? — Да, — со вздохом. пытаясь держаться. — И ты об этом никому не рассказывала? — шепча ей на ухо, он пытается аккуратно погладить по голове. Кристина перекатывает ответ на языке, размышляя. прикрывает глаза, думая, что прошлое надо хоронить с концами: — Нет, — выныривая из лишних мыслей. а спустя ещё несколько минут тишины парень вдруг выдаёт: — Я кое-что придумал. Мне кажется, ты просто неправильно это воспринимаешь. — Что? — непонимающе тянет Кристина, сводя брови. и он достаёт телефон, наугад набирая. уже представляя, как с неё летит одежда. и тыча в Кристину экраном, говорит: — Это самая популярная категория. В этом же нет чего-то такого, он тебе просто брат, — пытаясь доказать что-то новое и неведомое. у Кристины отпадает челюсть и начинают дрожать колени. — Посмотри, просто посмотри, — в умоляющем тоне что-то есть. надежда на секс и желание излечить. Кристина морщит глаза, хнычет «нет» и пытается отвернуться, пока умоляющая мордаха поворачивает её снова, показывая экран телефона. там названная сестра уж больно громко стонет и неправдоподобно выгибается. там названный брат шлёпает её и рычит неразборчивые слова. там секс, грязный, более напоминающий животный и совсем не настоящий. актриса блондинка. с голубыми глазами. Кристина плачет и захлёбывается в слезах, пока Денис, откладывая гаджет, с напором её целует, уже не особо давая права выбора. — Просто забудь об этом, — упираясь стояком ей в живот. Кристина забыть хочет, но не может. хочет сильнее. откидывает лишние мысли, вспоминая лишь то видео и стонущую сестру. и когда ей намекают уж больно нагло, опускается на колени, не чувствуя ног. *** двадцать две минуты. воспоминания, навыки, упорный труд и кропотливая работа. унижение и слёзы, которых Денис не видит, уходя без лишних слов. целуя её в макушку, словно она куколка из сериалов про папиных любовниц. где-то на подкорке горит без остатка взрослая травма. горит Кристина в стыде. горят лёгкие и губы, обожённый плотью язык и пальцы. она не может думать. пока сердце колотится как бешенное, не может. и бежит в ванную блевать от съеденного ужина и пива. упираясь руками в старый унитаз, еле соображает, почему так плохо. трахать сестёр — это нормально. это самая популярная категория. Кристина такая, как все. её клинит на одной-единственной фразе и последнем, особенно громком стоне девчонки. она вспоминает свои крики. и никто не может помочь Кристине Захаровой, потому что всем плевать на её детскую травму. она зарабатывает себе новую, упиваясь болью. она пытается забыть единственное хорошее, что было в её жизни. "это хорошее" всё прекрасно понимает. уже направляясь в туалет и снисходительно смотря, разжигая новую ненависть. Лиза пялится так, будто никогда не любила и не любит до сих пор. щурится, улыбаясь. — Отсосала ему? Или он тебя трахнул? — пока уголки губ сами тянутся вверх. — Заткнись, — загнанно и отчаянно. потому что сил больше не осталось. — С чего бы ещё тебе блевать? Честно скажи, — делает паузу и обнажает зубы, бегая по лицу и рассматривая, как у той стекают слёзы по лицу. — Со мной хоть раз было противно? — Нет больше нас, — с запинкой, хрипя и улыбаясь в ответ, — ты, блять, признать не хочешь, — и она обдумывает, тоже желая ранить в ответ. — Настолько не хочешь быть похожей на мамочку, что даже с мужиками не спишь, индиго? это индиго — вся её боль и утерянный рассудок. её печаль, тоска, ненависть, любовь. — Нет, это ты признать не хочешь, — Лиза опускается на колено, едко улыбаясь. — У тебя же, блять, в привычку вошло сосать? Давно на колени не ставили, Крис? Захотелось вспомнить? — Да пусть и так! Какого хуя, сука, ты меня мучишь? — с криком подрывается Захарова, уже норовя налететь. Лиза готовится, перехватывая её запястье. замечает шрамы и ебанную биту. их ёбанное прошлое и любовь. — Ударишь? Как в старые-добрые? — тихо. делая шаг и впиваясь взглядом в глаза. серые и мутные. — Иди нахуй, а? Похуй мне на тебя! — Кристина чувствует, как её тащат в коридор. со всей силы толкая к кухне. заставляя волочиться, пока Лиза не замечает ничего кругом. она одним движением запаливает плиту, тут же прислоняя чужое запястье к огню. и удерживает несколько секунд, пока та вырывается, толкая в бок. — Знаешь, что? Забудь нахуй про меня, про соседние квартиры, про Новый Год. Сведи эту хуйню со своей руки, а если нет — я сама её срежу, ясно? Кристина ревёт, провожая Лизу взглядом вон из кухни. на запястье ожог. а другим словом — травма.