Холодно не будет

— Ты разозлила его, снова, — тихо проговорила Валиде. — Я не собиралась этого делать и хотела рассказать о своих подозрениях в другой обстановке, но вышло иначе, — призналась молодая женщина. — Сулейман никогда не будет с той, в которой будет хотя на мгновение сомневаться. Фирузе больше тебе не соперница. На самом деле случайно или нет у тебя получилось довольно эффектно открыть на эту девушку, глаза моему сыну, — усмехнулась Айше Хафса. — Возможно и не будет, но и со мной тоже не будет. Повелитель зол на меня, а произошедшим в гареме я лишь увеличила это чувство, задев его гордость, к тому же и во мне он теперь сомневается — невесело усмехнулась женщина. — А ты дала повод для сомнений? — женщина внимательно смотрела на невестку. Очень веский повод, Валиде. — Тогда докажи ему свою верность. — Я все время в этом дворце только и делаю, что доказываю свою верность, а в перерывах между этим рожаю детей, — вздохнула Хюррем. — Михримах спит, не будем ей мешать. Пойдём выпьем щербет в моих покоях, а ты мне все по порядку расскажешь, что же в конце концов между вами произошло — предложила Хафса, видя, что женщине есть что рассказать. — Как это может быть? — султан буквально рвал и метал ходя по покоям взад и вперёд, вымещая свою злость на Паше и хранителе покоев. — Как в моих покоях смогла оказаться женщина из династии Тахмаспа? Персиянка? — Повелитель, быть может мнение Хюррем султан ошибочно? Она обижена и вполне возможно просто придумала это? — осторожно заметил Ибрагим Паша, которого султан вызвал во дворец. — Татуировку она тоже придумала? Немедленно найди мне всю информацию о Фирузе, — хмуро велел он Паше, который затем поспешно ретировался, чтобы не злить повелителя ещё больше. — А ты, Малкочоглу, вели позвать мою ноаоявленную жену, ведь сегодня ночь хны. Фирузе отныне моя вторая жена, кем бы ни была и к какой бы династии не относилась ранее, теперь она член моей семьи- решительно проговорил султан. — Повелитель, позвольте мне все объяснить, — Фирузе заливалась слезами, стоя в покоях падишаха. — Я, действительно виновата, но моя вина лишь в том, что я люблю вас. Я влюбилась. Влюбилась по- настоящему впервые в своей жизни, забыв про все на свете. Вы один в моем сердце… -Достаточно, — остановил её султан. — Просто ответь есть у тебя эта татуировка или нет. — Есть, повелитель, — Фирузе подняла волосы, обнажив шею, где виднелась небольшая тату. Я действительно появилась здесь с целью убить вас, но не смогла. Как только я увидела вас, то поняла, что никогда не смогу сделать то, ради чего пришла. Не смогу причинить вам боль, лишить жизни. -Ты хотя бы понимаешь, что ты сейчас говоришь? В чем признаешься? — вскричал мужчина. — Женщина, ты знаешь, что за такое признание я должен сделать? — Понимаю, повелитель. Я хотела причинить зло вам, но не смогла, потому что влюбилась. Я полюбила вас всей душой. За предательство положена казнь, я знаю. Но я не предавала вас. Я виновата лишь в том, что влюбилась. Влюбилась в заклятого врага своей семьи, — Фирузе опустилась на колени перед падишахом. — Без вас мне жизнь не мила. Я потеряла все из-за вас и ради вас. Мне теперь уже нечего терять. Убейте меня, повелитель. Избавьте от мук. Я почту за честь принять смерть от вашей руки. — Она протянула ему кинжал. — Встань, — неожиданно произнёс султан, взяв нож из рук женщины. Он задумчиво вертел его в руках. — Уже поздно. Ложись спать. Сегодняшнюю ночь ты проведёшь в моих покоях. Я лягу позже, — он сел за работу над камнями, не сказав больше ни слова. Перепуганная за свою жизнь девушка, практически сразу уснула. А вот падишаху не спалось. Ему было жаль глупую девчонку. Его впечатлило то, что она готова была отдать ему собственную жизнь. Он не любил её, но ему льстила её безоговорочная вера и любовь к нему. А ещё больше султану хотелось причинить боль Хюррем, за то, что посмела выставить его на посмешище перед всеми. Что он за падишах, который не знает, что твориться у него перед носом? Прошло два месяца. — Повелитель, быть может вы отмените свою поездку в Эдирне? — негромко спросила Хюррем, стоя возле кроватки шехзаде Абдуллы. Он болел уже несколько дней и сейчас спал в покоях султанши, изолированный от других детей. — Эту поездку очень ждут Мустафа и Мехмет. Я обещал им, — покачал головой султан. — К тому же я не вижу никакого повода, чтобы отменять охоту. Абдулле сейчас нужна материнская забота, а не моё присутствие. У ребёнка обычная простуда, которая скоро пройдёт. Лекарша его осматривала и не нашла ничего серьёзного, — в голосе падишаха сквозило раздражение. На самом деле султан больше злился на себя, потому что и сам готов был остаться, волнуясь за сына, но проклятая гордость не давала возможность уступить жене и остаться. Он все ещё был зол на нее и только болезнь шехзаде немного смягчило его отношение к женщине. Впервые за два месяца он заговорил с ней и пришёл в её покои, узнав о болезни шехзаде. До этого времени повелитель наказывал молчанием и отсутствием своего внимания первую жену. — Быть может тогда нашего сына посмотрит другой лекарь? Жар не спадает уже четвёртые сутки, — в глазах стояла мольба. Хюррем сама не могла объяснить волнение за сына, но почему-то она была уверена, что причина его болезни не простуда. -Ты не доверяешь Эфсун хатун? — нахмурился мужчина. — Вот уже много лет она лечит всех во дворце и никогда ни у кого не возникло сомнений в её лечении… — сурово проговорил султан. Он был уверен, что это уловка со стороны его женщины, чтобы посеять зерно сомнения в словах лекарши и усилить волнение за здоровье шехзаде для отмены его поездки в Эдирне со старшими шехзаде и Фирузе. — Эфсун прекрасная лекарша и если она считает, что у Абдуллы обычная простуда, значит так и есть, — тоном не терпящим возражений, проговорил султан, давая понять что разговор окончен, и вышел из комнаты. — Хюррем, поспи немного, а я послежу за Абдуллой, — в комнату вошла Хатитдже. — Я не хочу спать, но, если можешь, то побудь с ним. Я как раз хотела позвать Эмине хатун, но раз ты пришла... — Конечно иди. Но куда ты собралась? — Жар усиливается, Хатитдже. Ни на секунду не спадает. Хочу пойти за лекарем сама. Из-под земли достану, но найду того, кто спасёт моего шехзаде, — в глазах стояла решимость. — Но повелитель… — Повелителя здесь нет, Хатитдже. Ты же видишь, что лечение Эфсун хатун не помогает, а повелитель… Охота и Фирузе стали для него важнее… — Хюррем… — Не надо, Хатитдже. Не оправдывай его сейчас, прошу. Шехзаде бы поняли и смирились с переносом поездки. Но нет, гордость и задетое самолюбие султана оказались сильнее, — она тяжело вздохнула и решительно встала, давая понять, что продолжать это разговор более не собирается. — Я пошла за лекарем. Ты остаёшься с племянником или я позову кого-то из служанок? — в глазах горел огонь и знакомое упрямство. — Разумеется я останусь с ним, иди, — вздохнула подруга султанши, зная, что сейчас бесполезно спорить с женой брата. Она все равно сделает по своему. — Хатитдже, я нашла лекаря. Это Ферит эфенди, он ученик Эмира эфенди, главного лекаря, он согласился посмотреть шехзаде, — в покои буквально вихрем ворвалась Хюррем. Впервые за последние дни её лицо озарила улыбка, а в глазах появилась надежда. — Хюррем… — султанша с растерянностью и болью смотрела на женщину, не зная как сообщить о том, что шехзаде умер. — А что здесь происходит? Я же запретила этой лекарше подходить к Абдулле? — голос жены повелителя был напряжённым. Она понимала, что что-то случилось. — Хатитдже, ну не молчи, говори! Что с моим сыном? — практически выкрикнула и, оттолкнув Эфсун хатун, склонившуюся над кроватью, замерла, увидев неподвижное тельце. Хюррем казалось, что она забыла как дышать, ей казалось, что вместе с дыханием её сына остановилось время, остановилась и её жизнь. Душераздирающий крик женщины, казалось, слышал весь дворец.