Замороженными пальцами

Невыносимая боль охватила всё тело ниже пояса, однако светловолосая чувствовала, как внутреннюю сторону бедра царапает огрубевшая ткань, насквозь пропитавшаяся кровью. Схватить ещё и цистит сегодня в планы не входило, поэтому подниматься с холодного пола всё же пришлось. Живот скрутило ещё сильнее, стоило ей только подняться на ноги. Скрипя зубами, она подцепила с пола рюкзак, соскребла с пола несчастную книгу, которую пообещала потом сжечь, и поплелась к выходу, еле еле переставляя ноги, обессиленно волоча их по полу. Библиотека в здании была довольно большой, состояла из множества стеллажей, создающих в этом полуподвале некий лабиринт. Побродив в нём минут пять, девушка наконец-то вышла к двери, снова закрытой, словно никто внутрь и не заходил. На слабые толчки рукой они не реагировали. Не понятно чего она хотела этим добиться, они уходили на пару метров вверх над её головой и были намного толще чем обычные двери. Пару раз лягнув единственную преграду на пути домой ногой, студентка безысходно всхлипнула, упираясь лбом в её холодную поверхность. Просто стоять и плакать в ожидании спасения она не привыкла, поэтому через секунду по помещению прокатился хриплый крик, сотрясающий многолетние тяжелые стены. Светловолосая упёрлась в дверь плечом, со всех сил стараясь отодвинуть её хоть на пару сантиметров. Синяки во всю спину сразу же напомнили о себе, живот заболел с новой силой, но она лишь хрипло кричала и все сильнее стискивала зубы, пытаясь призвать все оставшиеся силы. Дверь наконец-то поддалась и отъехала на пару сантиметров в сторону. Не в состоянии бороться с ней дальше, девушка просочилась между ней и косяком, впервые радуясь своей нездоровой худобе. В здании тоже было темно. Наверное, даже все преподаватели разошлись по домам. Только свет от фонарей слабо освещал коридор сквозь старые заляпанные окна. Девушка, словно в бреду, плелась куда-то вперёд, сжимая тонкими, костлявыми пальцами потрёпанную книгу и телефон. Чуть не упав с лестницы, она всё-таки дотащилась до первого этажа, пустыми глазами глядя на гардероб с единственной висящей в нём курткой. Женщины, раздающей номерки уже давно на месте не было, часы в холле показывали семь часов вечера, ушла, наверное, полчаса назад, как и все здесь. Превозмогая только усиливающуюся боль, светловолосая перекинула ногу через деревянную перегородку и спрыгнула на пол, чуть не ударившись головой о металлическую трубу. Натянув на себя куртку, даже не застегнув, она поплелась в сторону выхода, всей душой надеясь, что там будет не заперто. К счастью, дверь была открытой, и девушка наконец-то вышла на улицу, как можно быстрее уходя от этого ужасного места. Снаружи как обычно царствовал порывистый ветер, остро бьющий своими холодными руками по лицу. Философ, видимо, специально дал студентке книгу с вырванными листами, держащимися внутри только из-за растрёпанной обложки. Резкий порыв ветра почти сразу вырвал их, раскидывая вокруг по земле, кое где покрытой тонким слоем мокрого, чудом не растаявшего, снега. Пожелтевшие от времени листья красиво кружились у земли, медленно опускаясь на мокрый асфальт. Саша только устало глядела на них, сначала даже не пытаясь поднять. Но это всё-таки было собственностью института, поэтому делать было нечего. Девушка упала на колени, не обращая внимания на резко пронзившую их боль. Пальцы снова начало неприятно покалывать, снег хоть и был рыхлым и мокрым, но холодным из-за этого быть не переставал. Мимо прошел какой-то парень, несколько жалобно оглядевший студентку, сидящую на коленях, роющуюся в куче грязного снега, выискивая в нём что-то. Наверное, это выглядело бы менее жалко, если бы она внешне походила на нормальную, красивую и здоровую девушку, а не всеми брошенного и измученного человечка, оставшегося в абсолютном одиночестве. В голове снова всплыл философ, его грязный шепот на ухо и многочисленные удары по спине, градом падающие сверху. Лицо исказила гримаса гнева и отвращения, и Саша, так и не собрав и половины страниц, злостно кинула их обратно в снег. Прошипев несколько проклятий, она кое как поднялась на ноги, засовывая руки в карманы. -Пускай, этот ублюдок сам собирает по частям свою книгу, если ему надо. Ёбаная философия. — Прохрипела светловолосая, уходя прочь. На секунду книгу даже стало жалко. Она же не виновата в том, что произошло. Девушка даже увидела в ней себя: такая же изорванная, брошенная на холодной улице, медленно умирает под ногами равнодушных людей. И всё это из-за одного ублюдка, который не подумал ни о её чувствах, ни о её дальнейшей судьбе, ни о чём, кроме себя. Саша уже хотела вернуться за ней и дотащить до дома хотя бы по частям. Но, с усилием подавив в себе всю жалость, она развернулась и побрела в сторону своей остановки. Не умрёт она без этих конспектов. В голове было пусто. То иногда закрадывались мысли о несправедливости жизни и мыслях о её прекращении, то снова воцарялась пустота и тишина. Среди этого мракобесия промелькнула мысль о том, что надо бы зайти в аптеку, купить таблеток. В кармане осталась последняя тысяча рублей, оставленная на пропитание и вещи первой необходимости. На улице, заставленной маленькими магазинами, среди ярких неоновых вывесок мелькнул зелёный крест, к которому она и направилась. Аптекарша, со скучающим видом стоящая у прилавка, обернулась на вошедшую, сразу же испуганно вздрагивая при виде неё. Грязные, безжизненно свисающие мокрыми сосульками волосы, полупрозрачная, тонкая кожа, на которой так ярко виднелись тёмные синяки под глазами, красные глаза и такие же красные полосы от слёз на впалых щеках, высохшая струйка крови под носом, уставшие карие глаза, исподлобья глядящие на неё, такая же грязная и потёртая одежда, промокшая под дождём, кое где испачканная песком и грязью. Девушка медленно, очень сильно хромая на обе ноги, подошла ближе, тяжело вздохнула и прохрипела: -Противозачаточные дайте, пожалуйста. Не успела фармацевт ничего ответить, как на стол перед ней упала мокрая, костлявая ладонь, сжимающая в кулаке такую же мокрую и помятую купюру. Красные, обледеневшие пальцы, усыпанные крупными кровоточащими ранами и воспалёнными красными пятнами, почти со скрипом разжались и выпустили бумажку, снова прячась под мокрой одеждой. -Извините… может, вам помощь нужна? Вы просто выглядите… Светловолосая грустно хмыкнула. Раньше помогать надо было. Лет восемнадцать назад. -Нет. Женщина ещё раз испуганно оглядела покупательницу и куда-то ушла, несколько брезгливо взяв купюру двумя пальцами. Саша несколько отчуждённо разглядывала полки с различными медикаментами, щурясь из-за слишком яркого аптечного света. Спустя пару минут фармацевт наконец-то вышла из-за угла с маленькой упаковкой таблеток в руках. -Я вам… те, что подешевле взяла, не сочтите за грубость, просто… Светловолосая закивала, подтверждая её наблюдательные догадки. -Простите, что спрашиваю, но… почему вы хотите избавиться от ребёнка? Девушка соскребла с прилавка оставшиеся на сдачу три сотни рублей и пачку таблеток, снова безрадостно хмыкнув. -До свидания. — Прохрипела она, разворачиваясь к выходу. Ребёнок от этого насильника. Что может быть хуже? Почему хочет избавиться? Только ребёнка ей сейчас не хватает, самой есть сейчас нечего. И вообще у неё ещё учёба есть, а дети в её жизненные планы никогда не входили. При чем созданные путём насилия. Да и к тому же какой ребёнок сейчас? Она не особо разбирается в биологии, но всё-равно понимает, что спустя пару часов даже клеток каких-то нет, не то что ребёнка. Хотя, кто ж об этом знает. Маршрутка никак не хотела приезжать. Саша уже двадцать минут содрогалась под порывами ледяного ветра, придерживая замёрзшими руками капюшон, так и норовивший слететь назад. Рядом с ней стояло ещё несколько несчастных, почти засыпающих, всё ждущих, когда же их отвезут домой, в тепло. Светловолосая задумчиво смотрела вперёд, раздумывая над тем, зачем она вообще туда едет. Там также холодно как и на улице, она просто перемещается из одной точки в другую, ничего особо не меняя. Хотелось бы жить прямо в здании института, чтобы не тратить пару часов утром и вечером, чтобы дотащиться до него. В таких мыслях прошла вся поездка до дома, потом прогулка по лесополосе и по подъезду. Комната снова встретила девушку лютым холодом и снова распахнувшимся окном, бьющимся о деревянную раму. Кое как стянув промокшие, уже начавшиеся расходиться по швам сапоги, она скинула сумку на пол, пытаясь скинуть с плеч насквозь мокрую куртку. Батарея, служившая сейчас не как обогреватель, а как вешалка для вещей, которым надо просто повисеть, чтобы высохнуть, снова неприятно загудела, когда Саша по случайности ударилась о неё коленом. Джинсы отправились в ванную, ждать стирки, а сапоги у двери, в наименее холодном месте. Вода ударилась о стенки гранёного стеклянного стакана, надколотого в одном месте. Красные глаза кое как разглядели на упаковке надпись, гласившую о том, что принимать надо одну таблетку, в течение 24 часов после полового акта. Саша ещё минуты две пялилась на плещущуюся в стакане воду, дрожащими пальцами удерживая маленькую круглую капсулу. Внезапно стало как-то тревожно и, на всякий случай вытащив ещё одну такую же, девушка запила их, залпом осушив стакан. Нужно было отстирать одежду от крови, пока она окончательно не впиталась в неё. Холодной водой это сделать было проблематично, но других выходов не наблюдалось. Ванна наполнилась сначала светло-розовой, потом ярко-красной, а в конце уже мутно-коричневой водой. Она всё стекала и стекала в слив, никак не заканчиваясь. Хоть и было безумно неприятно, светловолосая, болезненно морщась, взяла жесткую ткань в руки, старательно натирая её хозяйственным мылом, которое служило и средством для стирки вещей и, в особо трудные времена, шампунем. Путём титанических усилий, джинсы наконец-то оказались более-менее чистыми. Телефон звякнул, оповещая, что пришло новое сообщение. Саша, вытирая руки о старый, домашний свитер, глянула на экран, ожидая увидеть там какой-нибудь очередной спам или уведомление об акции в ближайшей пятёрочке. Николай Николаевич Ребята, завтра с последней пары не уходим, я лично каждого проверю) Руки предательски задрожали, при виде этого имени. Саша смогла пройти только пару шагов по коридору, соединяющему ванную и единственную комнату, как ноги предательски подкосились и она медленно сползла по стене вниз. Хриплый, протяжный крик ударился о стены, почти сразу затихая и обрываясь. Девушка схватилась за собственные волосы, утягивая их вперёд, утыкаясь носом в колени. Эмоции скопились в один большой ком, внезапно разорвавшийся и выпустивший все накопившиеся в последние дни эмоции. Слёзы снова потекли по щекам, прямо поверх старых следов. Красные глаза, ещё не отошедшие от произошедшего парой часов ранее, снова наполнились солёной жидкостью, вновь краснея. Когда пара клочьев волос почти беспрепятственно вырвались, а трясущиеся руки занимать больше было нечем, она вцепилась ногтями в пол, стараясь вжаться в стену. Голос начал срываться и хрипеть, иногда то пропадая, то появляясь. Простая истерика постепенно перерастала в настоящую паническую атаку, заставляющую девушку задыхаться и кричать всё сильнее и громче. Она то у утыкалась в колени, словно пытаясь спрятаться от всего мира, то снова ударялась затылком о стену сзади неё. Из угла, со стороны батареи, послышался стук от удара чего-то тяжёлого, железного по металлу. Ну конечно, соседи всё услышали и начали стучать по батареям, прося перестать тревожить их своими криками. Стены были почти картонными, каждый шорох и тихий звук был слышен. Девушка голосила уже около получаса, хоть по ощущениям прошло только две минуты, никому такие вечерние концерты не понравились. -Чтоб ты сдох, мразь! — Сквозь бессвязные хрипы прорвался громкий, надрывный вопль. — Чтоб тебя заперли до конца твоих дней в этой ёбаной библиотеке! Из-за нового потока слёз глаза начало неприятно щипать, из-за чего они начали непроизвольно закрываться. Саша, кое как оторвав руку от пола, потёрла ей мокрую от слёз щеку. Только после этого ощущение влаги на лице не исчезло, а только увеличилось. Девушка разлепила заплывшие глаза и подняла руку к лицу, расфокусированным взглядом исследуя её. Вниз, по фалангам и выпирающим костяшкам, медленно текла алая струйка крови, беря своё начало у полностью красных подушечек, изодранных и нашпигованных мелкими занозами. На лице остались кровавые следы от пальцев, потиравших щёку ранее, смешиваясь со слезами и капая вниз. Стук становился всё громче и назойливее, никто не хотел идти и словесно договариваться, только стучали каким-то гаечным ключом по холодным батареям. Но этого девушка уже не слышала. Силы быстро её покинули, и она безжизненно растеклась по полу, провалившись в глубокий сон. Пускай стучат дальше, пускай в институте сидят без неё, а лучше пускай просто исчезнут.

***

Солнечные лучи, блуждающие по осунувшемуся лицу, настойчиво лезли в глаза. Солнце, вылезшее на почти безоблачное небо, наконец-то порадовало своим появлением москвичей, уставших от постоянных туч и дождей. Саша недовольно поморщилась и разлепила, опухшие после вчерашнего ужаса, глаза. Шея снова затекла из-за неудобной позы, согнувшись под углом почти сто десть градусов, в которой она провела всю ночь. Наручные часы показывали девять часов утра. Через час ей уже надо было быть в институте. -Ну и хуй с ним. Пошло оно всё в жопу. И дядя Коля и все остальные. — Проворчала Саша, падая на бок. Она свернулась в клубок прямо на полу, обняла саму себя ледяными руками и снова прикрыла глаза. После вчерашнего, в том месте появляться не хотелось, не хотелось сидеть рядом с одногруппниками, не хотелось снова видеть философа на последней паре, хотелось просто полежать и забыть всё, что произошло вчера. Заснуть ей не дала трель звонка. Кто-то остервенело давил на кнопку, иногда стуча рукой по старой, обитой чем-то странным, двери. Как бы светловолосой не хотелось просто проигнорировать незваного гостя, стучался он слишком настойчиво. Прохрипев ещё пару проклятий в сторону того, кто в такое раннее время решил потревожить её покой, девушка кое как поднялась на ноги и поковыляла к двери. Человек по ту её сторону начал стучать уже ногой, поняв, что звонок не является хорошим способом выкуривания обитательницы квартиры наружу. Саша еле сгибающимися пальцами повернула механизм затвора и толкнула дверь ногой, окидывая пустым взглядом незванного гостя. -О господи, напугала. — На пороге стояла хозяйка квартиры, в которой и жила Александра. — Ты чего выглядишь так… помято? Женщина лет пятидесяти семи, с жидкими, чёрными, с кое где проступающей проседью, волосами, собранными сзади в тонкую косу. На плечи накинута цветастая шаль, поверх какого-то замызганного чёрного платья. Мелкие рыбьи глазки, водянистого серого цвета, придирчиво и несколько злобно оглядели пошатывающуюся девушку, смотревшую в стену, словно сквозь неё. -Чего молчишь? Или ты под таблетками какими-то? Или ты пила? Отвечай, наркоманка поганая. Саша, так и не умывшаяся после вчерашней истерики, только глупо ухмыльнулась, вспомнив вчерашний поход в аптеку и таблетки. Можно сказать, что женщина и угадала, таблетки тут и правда были замешаны. -О боже, ты в моей квартире уже притоны устраиваешь?! А ну, дай-ка. — Она по-хозяйски схватила светловолосую за подбородок, оглядывая её растрёпанные, грязные волосы, красные глаза, засохшую кровь на лице, и потрескавшиеся, искусанные губы. — Ну, точно! Так, ну-ка отойди, я осмотрю тут всё. Не хватало ещё, чтобы ты со своими дружками наркоманами мне всё тут разнесла. Женщина оттолкнула Сашу с дороги и прямо в обуви прошла в квартиру. Девушка закрыла дверь, безразлично разглядывая бегающую по комнатам хозяйку. Осмотрев ванную и абсолютно пустую кухню, она, ещё раз недоверчиво глянув на светловолосую, двинулась в комнату. Всё как и было: старая кровать в углу, такой же старый, скрипучий шкаф буквально в паре метров, письменный стол и шатающийся стул рядом. Между двумя стенами было расстояние было метра три, сама комната была больше похожа на какую-то каморку, давно уже непригодную для жилья. -Ба, как знала! — Хозяйка подскочила к окну, с довольным видом разрушая конструкцию из изоленты, показывая девушке тот ужас, что она сотворила с её домом. — Это что за беспредел? Мы договаривались: ты снимаешь мою квартиру, и всё остаётся неизменным, а это что? -Оно само, честно! Я его вообще не трогала, это ветер. Этим окнам же уже лет сто, любым неосторожным движением сломать можно. — Наконец-то очнулась Саша, поняв, что сейчас ей предъявлять будут, если она не ответит. -А вот этого тут не надо. Хорошие, советские окна, пережили и Горбачёва и Хрущёва, а сейчас какой-то ветер? Вижу, ты специально мне тут квартиру рушишь. Дружков своих каких-то приводишь, блядство устраиваешь и окна ломаешь! Мы так не договаривались! -Да мне делать как будто нечего, хожу от безделья окна ломаю. Им уже сто лет, поэтому они и ломаются. -Во-первых, не хами мне. Во-вторых, я такого отношения к своей квартире не потерплю. Давай решать. Ты мне законное имущество испортила, нужно как-то разбираться. -Тёть Люд, ну вы же знаете, у меня не особо много денег. Ну поверьте, это не я! Вы думаете, я не знаю о том, что надо будет как-то это исправлять? Стала бы я, почти не имея денег, ломать что-то? -Специально, не специально, мне не важно. Моё имущество повреждено, изволь заплатить или как-то это исправить. — Безразлично бухтела женщина, не смягчая тон на мольбы Александры. — В общем поступаем так. Ты мне возмещаешь ущерб в размере… пятнадцати тысяч. Или я подаю в суд, и ты будешь возвращать сумму в два раза больше. -Но… -Никаких но. Мы договаривались. Жду деньги до конца ноября, так уж и быть, дам тебе время. Или будешь таскаться за мной по судам. -Да тут и двух тысяч хватит, чтобы починить механизм! Вы пластиковые окна что-ли хотите ставить? За эти деньги, такие можно раз десять поставить. -А вот не надо на меня голос повышать. Сломала — возмещай. Или я тебя выселю, и поедешь обратно к родителям. Пусть они тебе показывают, как домой всяких наркоманов водить. Не желая дальше выслушивать доводы девушки, хояйка в последний раз оглядела комнату и ушла к входной двери. Саша всё пыталась что-то ей сказать, то умоляя, то почти крича, взывая к справедливости. Ещё раз напомнив про долг, на прощание, она вышла в коридор, шаркая стоптанными туфлями по полу. Дверь захлопнулась, оставляя девушку наедине с ворохом проблем, всё растущих и растущих прямо на глазах. Она только гневно ударила рукой по стене, сразу же хватаясь за неё, с силой зажмуриваясь. Спать после этого увлекательнейшего диалога уже не хотелось. Делать было нечего: она пару лет копила себе на проживание, ещё когда жила с родителями. Пару недель назад несколько дней работала промоутером, листовки раздавала. Заработала пару тысяч за несколько недель, добавила свою стипендию и отдала хозяйке за месяц проживания. Болезнь, свалившая её на долгие две недели, вынудила её на время прекратить это. Никаких вакансий баристы в кофейню или работника Макдоналдса, почему-то не было, только какие-то маленькие однодневные дела. Один раз только ходила на собеседование в какую-то компанию, для работы на пол ставки. Но те как обычно сказали, что перезвонят и, что не удивительно, не перезвонили. Может быть выглядела девушка слишком жалко и немощно, может быть просто нашлись кандидаты получше. На всякий вакансии грузчика или фасовщика откликаться нельзя было: её ослабшие, тонкие руки и рюкзак с трудом поднять могли, не говоря уже о чём-то более тяжёлом. Она всегда искала что-то серъёзное и стабильное, закидывая подальше все свои давние мечты. Только гитара, неизменно лежащая на кровати, напоминала о её детских грёзах. Девушка с самых ранних лет хотела стать музыкантом, стоять на сцене, смотреть на радостную толпу, рукоплескающую ей и её коллегам, стоящим рядом. Хотелось проводить большинство своего времени на студиях или на гастролях, а не в душном университете или в холодной квартире. Но всё, что ей оставалось делать, это выживать на последние гроши, ходить в университет, цепляясь за последние призрачные надежды на нормальную жизнь, и работать на каких-то малооплачиваемых работах. Ни времени, ни сил не хватало на музицирование, тем более на что-то более серьёзное в этой сфере. И пока всё, что ей оставалось, это мечтать и грустно поглядывать на гитару, раздумывая о том, чего бы она смогла добиться, если бы родилась в нормальной семье. Приближающийся день оплаты жилья и эти пятнадцать тысяч за поломанное окно, кричали о том, что надо снова искать работу. Она, устало упав на скрипнувшую кровать, положила на колени свой маленький старый ноутбук. Перед глазами мелькали объявления о найме всяких фасовщиков на почту, дизайнеров или IT специалистов. Ни к какой из этих частей общества она не относилась, поэтому только листала всё ниже, бегая глазами по строкам и цифрам. Через минут десять Саша, чуть не заснув, решила прерваться и чуть отдохнуть от этой неутешительной картины. Перед глазами замелькала стена ВКонтакте. Сообщений не было, только в беседе института пару часов назад было оставлено сообщение от философа. Тридцать друзей, которые числились в этом списке только для галочки, уже пару месяцев помалкивали. На стене мелькали сообщения из каких-то пабликов с мемами, котиками или какими-то объявлениями. Часто попадались посты на музыкальную тематику, напоминая девушке о её подавляемой и забытой мечте. Снова какие-то рекламные объявления, наборы на онлайн курсы и прочая неважная ерунда. И сквозь это необъятное количество постов, которые она пропускала, мелькнул один, за который почему-то зацепился её взгляд. Ребята из Москвы, кто владеет игрой на гитаре, желательно электрической, откликнитесь, пожалуйста. Светловолосая заметно оживилась и жадно уставилась на текст, быстро перебегая со строчки на строчку. Приглашали в группу, на должность гитариста, для репетиций, студийных записей и, возможно, выездов на концерты. По оплате, графику и прочему надо было договариваться уже с артистом. Имя которого скромно было написано в самом конце: «Алёна Швец».