Замороженными пальцами

Хоть в то, что будет настоящий судебный процесс, что до него вообще дойдёт, что дело не замнут и не закроют через пару дней, Швец совсем не верила, дело завели. Видимо впервые за долгое время на весь тот ужас, что творил Сергей, обратили внимание, может быть полицейские, приехавшие на фестиваль в тот день, оказались добросовестными и не среагировали на попытки задержанного откупиться от обвинений деньгами. Дело быстро передали в прокуратуру Москвы, сами участники на той же неделе вернулись в столицу, при чём на одном и том же поезде. Вагоны были разными, Сергей при всём желании, наверное, не смог бы добраться до дочери, но та всё равно сначала закатила истерику на пол вечера, а всю оставшуюся ночь не вылезала из угла купе, сжимая руку возлюбленной до белых пятен. Та всю ночь провела за заваркой зелёного чая, иногда всё-таки подмешивая туда валерьянки, чтобы красноволосая не расчёсывала кожу до крови и не рвала на себе волосы. Отец ведь по любому не оставит это просто так, его же дочь подала на него в суд, хочет кинуть его за решетку, он как минимум попытается её убить за такое. Юля с Сашей только несколько испуганно поглядывали на светловолосую, шепчущую сжавшемуся до размеров атома ребёнку успокаивающие слова на ухо, безустанно гладящую его по растрёпанной голове. По возвращению в свой город басист любезно предложил девушкам остаться у него, пока они не оправятся и не найдут новый дом. К некоторому удивлению, Швец быстро нашла с парнем общий язык; теперь они вдвоём прятали по дому белые шоколадки, орали в пьяном угаре песни какой-то американской рок-группы и устраивали карточные баталии по вечерам. Порой их слишком крепкая дружба выходила на новый уровень, обычно в том же пьяном состоянии, и красноволосая валялась у него на коленях, глупо хихикая и пытаясь в таком положении обнять, чем изрядно подбешивала свою девушку. Та хоть и знала, что темноволосому девушки безразличны, тем более девушка его подруги, всё равно частенько ревновала её, в глубине души понимая, что та просто физически не сможет ей изменить из-за сильной привязанности и осознания того, как больно ей сделает. Та и не собиралась никого предавать, просто почему-то внезапно полюбила смотреть на смущённую мордашку своего басиста, никогда в жизни не флиртовавшего, да и не любившего девушек. Правда Саша после этого сидела мрачнее тучи, и её приходилось зацеловывать до полусмерти, чтоб не обижалась и не грустила. С родителями после концерта она не виделась. Наверное, они из дома во время судебного процесса не выходили, голубоглазая всё никак не расставалась с привычкой постоянно оглядываться и шарахаться практически ото всех. Практически всё лето было одной большой панической атакой, только Саша периодически вытаскивала её из дома и таскала по городу, чтобы та не провела всё лето в доме за написанием новых песен. Ближе к августу это почти прекратилось, но самый жаркий месяц лета пришлось провести в духоте в четырех стенах. Обе, а в особенности светловолосая, уже привыкли к тому, что кроме них двоих в помещении, в котором они проводят большинство времени, никого нет, и они полностью предоставлены друг другу. В первое время это приносило определённого рода неприятности. Александр любил сначала незаметно и неслышно уходить из дома куда-то по своим делам, а потом так же неслышно возвращаться, даже не предупреждая временных сожительниц об этом. Те после недавних событий видимо осознали, как сильно друг для друга важны и как они друг друга любят, из-за чего хозяин квартиры частенько находил их на своей кровати, потому что на их маленьком диванчике, на котором им приходилось ютиться, им валяться не нравилось. Он был маленьким и узким, но после поездки на поезде все знали, что для сна этим двоим достаточно и односпальной кровати, всё равно они лежат только в обнимку или вообще друг на друге. Видимо для того, чтобы страстно и влажно целоваться им нужно было место побольше. Если бы он знал, что в его отсутствие они и не таким занимались на его кровати, а не заметил он их только потому, что в такие моменты его всё-таки успевали услышать. Характер к Швец постепенно вернулся, что отразилось и на интимной стороне жизни. Соседи знали Александра Валерьича с первого этажа как тихого и скромного парня, который не особо их тревожил, из-за чего так растерялись, когда из его квартиры на постоянной основе начали доноситься громкие стоны. А у Саши и не получалось по-другому, Алёна орудовала своими волшебными пальчиками слишком умело, сдерживать себя, когда та забиралась наверх и буквально вдалбливала ими в постель, просто не получалось. Младшей видимо понравилось быть сверху, оставалось только умолять её быть нежнее и не заигрываться, потому что сидеть на полностью алой от шлепков пятой точке на следующий день было не самым приятным. Однажды Александр чуть не увидел её в не самой скромной позе с красным и блестящим от пота лицом, довольными закатившимися глазами и вываленным изо рта языком, при чем опять на своей кровати, но идеальный слух Алёну и в тот раз не подвел, и они успели одеться. В прочем их успешные попытки бегства не давали парню поводов не сомневаться в том, что кровать его начала скрипеть не просто из-за старости. Прятаться вот так им оставалось не долго, карьера у красноволосой пошла в гору, она даже наняла себе менеджера, который сейчас занимался предстоящим туром по России. Дела налаживались, через некоторое время наверняка получится съехать от парня и расшатывать уже свою кровать, а не бегать от него по квартире, по дороге натягивая одежду на голое тело. Но пока судебный процесс не закончился, они продолжали писать альбом и чалиться дома у басиста, выжидая, когда же станет известно, посадят ли Сергея или Швец всё-таки нужно волноваться. В суде же всё ещё разглядывали историю семьи голубоглазых вампиров, разглядывали снимки побоев и никак не хотели давать красноволосой спокойно вздохнуть. Но долго эта пытка неизвестностью не продолжилась, и вот финальное судебное заседание было назначено на самый конец августа. С поисками дознавателя им неожиданно помогла барабанщица, приведшая к ним за пару дней до заседания одного молодого человека, видимо только-только закончившего юридический институт. Сергей наверняка найдёт себе хорошего адвоката, наверняка вообще собственную жену для этих целей найдёт. Швецовой младшей, как стороне обвинения, можно было обойтись и без помощников, просто против собственной матери хотелось как-то перестраховаться, чтоб быть не совсем в одиночестве. Много денег он за свои услуги не требовал, на роль простого помощника идеально подойдет. После знакомства с самим делом он самолично сказал нервничающей клиентке о том, что ей после всего произошедшего его помощь и не понадобится, он свою лепту внести не сможет как минимум потому, что тут и без него понятно, что это — полный пиздец для того, чтоб просто так закрывать на него глаза. Швец тревожиться не перестала и от помощи не отказалась, знает ведь, что мать в роли адвоката с почти пятнадцатилетним опытом может и не так дело развернуть. В зданиях суда Алёна ни разу доселе не была, хоть работа родительницы и могла позволить ей хоть раз побывать на подобном мероприятии просто в роли наблюдательницы. Не так она себе эти помещения представляла. Вместо исполинского здания это было обычное пятиэтажное строение, вымощенное будто из слоновой кости, с величественными колоннами и какими-то рельефами на фасаде. Сама комната, в которой проходило слушанье, была не такой уж большой, практически в четверть спортивного зала в её школе, задние ряды для наблюдателей были пустыми, только Юля с Александром сиротливо сидели неподалёку, несколько испуганно оглядываясь по сторонам. Судья был обычным лысоватым мужчиной лет пятидесяти, а не глубоким стариком с громоздким белым накрахмаленным париком как в документальных фильмах. А в остальном всё было так, как она и представляла; темно-зелёные ковры на полах, деревянные постаменты для обвиняемого и обвиняющего, высокий судейский стол, флаг и герб на стене, небольшие вытянутые окна на той же стене, всё какое-то красивое, рельефное, деревянный судейский молоток, бронзовая статуя девушки с завязанными глазами и весами в руке. На стороне защиты за трибуной стоял обыкновенно спокойный Сергей, рядом с ним жена-адвокат, кто бы сомневался, что именно она будет стоять на его защите, и шестеро мужчин, работающих на этих двоих. Может быть Сергей специально отгородил свою жену от ответственности в виде соучастия в жестоком обращении с дочерью, чтобы та смогла выполнить свою работу, может просто суд посчитал её невиновной и не стал ставить её рядом с мужем. Справа от него, за другой трибуной, стояла бледная и мелко потрясывающаяся Алёна, уже во всей полноте оценившая духоту не особо проветриваемого в столь жаркий день помещения. Рядом, на той же стороне зала, стояла чуть более уверенная Саша, вызвавшаяся свидетельницей последних, да и не только, событий. — А, то есть ты хочешь сказать, что то, что избил до полусмерти собственную дочь, а на момент её совершеннолетия ещё и преследовал и пытался похитить её, нормально? Даже если она твоя дочь, какое право вообще ты имеешь на то, чтобы принуждать её к чему-то, тем более когда она сто раз выразила желание сепарироваться от тебя? Швецова младшая весь день, с самого пробуждения, молчала как рыба, изредка кидая одинокие слова, а сейчас вообще ушла в астрал. Слова всех присутствующих доносились будто из-под воды, их значение вообще не было понятно, она даже не особо их слушала, так как была банально не в состоянии понять и переварить их. Может быть, страх вернуться к родителям уже по приказу суда довел её до такой степени нервоза, может быть осознание того, что не вывезут они дело против богача и профессионального адвоката, а может просто недостаток кислорода в помещении сыграл свою роль и ввёл её в состояние овоща. В любом случае, говорливостью сегодня она не отличалась, так что уже полчаса с её родителями препиралась Саша, недовольная их бесстыдным гоном на дочь. — А если моя дочь абсолютно невменяемая, я пытаюсь спасти её и исполнить свои обязанности опекуна? А ты, между прочим, укрываешь её, а это карается штрафом и уголовным наказанием. — Сергея ярое сопротивление Александры явно подбешивало, он изо всех сил держал себя в руках, чтобы не начать кричать как она. — Эта экспертиза подделанная! Ты сам сказал, что она полностью подделанная и сделанная вообще неизвестно где! — Ударила девушка трибуну кулаком. — Подтверждаю, есть два свидетеля, слышавшие ваши же слова о том, что экспертиза куплена и отношения к реальности не имеет. — Подал голос дознаватель, стоящий поодаль. — Да кто они вообще, эти ваши свидетели? — Уже сдавленно фыркая из-за бушевавшего внутри гнева, хмыкнул Сергей. — Вообще левые люди, которые неизвестно откуда взялись. — Ага, а ты, хер моржовый, откуда бумаги и психиатрическую экспертизу взял? Откуда мне знать, что ты не сам её в ворде написал? — Возражаю, оскорбления в суде. — Стальным голосом произнесла адвокат, не сменявшая своего каменного лица на протяжении всего процесса. — Культурнее выражайся. — Прошипел Саше на ухо дознаватель. — Ваша честь, по-моему то, что он и сейчас пытается насильно забрать совершеннолетнюю девушку к себе домой, даже до суда дошло. По-моему тут всем понятно, что если она сейчас стоит здесь, у неё всё хорошо и она невменяемостью не отличается. — А, по-моему, выслушивать все эти бездоказательные слова от алкоголического отродья, которое моя непутёвая доченька подобрала на улице, просто смешно. Кто ты вообще такая, чтобы мы тебя выслушивали и верили тебе? — А, то есть меня тебе оскорблять можно? Завязалась словесная перепалка и стороны начали просто неприкрыто друг на друга кричать, обвиняя во всех смертных грехах. Алёна наконец-то отмерла и перевела те же пустые глаза на вдруг закричавшего отца, а потом на не менее злую Сашу, машущую руками. Из-за шума криков казалось, что только она и её мать стоят неподвижно и безэмоционально, просто смотрят на то, как их представители собачатся. Будто пришли сюда не ради того, чтобы решить вопрос с Алёной, а просто разругаться и высказать друг другу всё, что они думают. На пару секунд их взгляды пересеклись, словно соглашаясь с тем, что вся эта головомойка затянулась и всех утомила. Красноволосой внезапно показалось, что во взгляде матери мелькнуло сочувствие, что сразу же переменилось на обычное равнодушие и безразличие. Маловероятно, но может быть она тоже устала ото всех этих игр. — Тишина в суде! — Ударил молотком судья, когда перекидки обвинениями переросли в простые оскорбления и словесные драки. — Так… я думаю, что всем уже всё понятно. Я так понимаю, сторона защиты и сторона обвинения высказались, можно выносить вердикт. Потерпевшая, вам последнее слово. Все выжидающе глянули на Швецову младшую, которую пришлось пихать в плечо, чтобы та отмерла и сказала хоть что-нибудь. — А… Кхм… Не знаю, наверное, на мои слова всем снова будет всё равно, но… Настоящая психологическая экспертиза показала, что никакой невменяемости у меня нет, а сбегала я от отца потому, что он хочет до конца своей жизни удержать меня около себя против моей воли. Он… он с самого детства издевался и портил мне жизнь, избивал и не давал мне даже по минимуму общаться с людьми, настраивая меня против всех. У меня практически не было детства и сейчас, когда мне показали нормальную жизнь, пытается забрать обратно и лишить абсолютно всего. Мне недавно исполнилось восемнадцать, я хочу жить своей жизнью, как взрослый человек, а не прятаться от него и бояться того, что меня запрут в комнате и будут колоть опасным для жизни обезболивающим. Я знаю, что за все его злодеяния ему скорее всего даже выговор не сделают, возможно он купит тут всех и меня принудят вернуться обратно, но всё, чего я хочу в своей испорченной им жизни: забыть о нем и прожить остаток жизни как нормальный человек. Просто чтобы он больше не трогал меня. — Почти плача на последних словах, в абсолютной тишине пробормотала Алёна. Вся сторона обвинения перевела печальный взгляд на говорящую, возможно отчасти понимая, что силы у них не равны. Только Сергей гаденько хмыкнул, будто уже празднуя победу и получение опекунства над недееспособной дочерью. Повисла напряженная тишина, к судье подошло несколько юристов, перешептывающихся с ним о выносе вердикта. Голубоглазая шумно сглотнула и нервно застучала ногтем по деревянной поверхности трибуны, выжидая слов о том, что отцу подпишут его долбанное опекунство и её принудительно отправят назад уже по приказу суда. Сергей нарочито спокойно, будто желая поиздеваться, смотрел на жену, что-то шепчущую и незаметно протягивающую какой-то конверт судье. Тот окинул её удивленным взглядом и запрятал его куда-то в стол, откашливаясь и старательно приводя себя в непринужденный вид. — Итак, руководствуясь статьями 127 и 166 УК РФ, Московский городской суд признаёт Швецова Сергея Сергеевича, виновным в незаконном лишении свободы и насилии над несовершеннолетней дочерью, в принуждении к употреблению запрещённых веществ и преследовании. С учетом слов стороны защиты и стороны обвинения Московский городской суд выносит виновному приговор в виде… — Будто специально делая паузу между словами, произнёс судья, откашлявшись. — В виде выплаты штрафа стороне обвинения в размере двух сотен тысяч рублей. Такой неожиданный поворот сторону обвинения явно обескуражил. Только голубоглазая горько улыбнулась, смеясь с абсурда ситуации. Ей сейчас заплатят эти несчастные двести тысяч, а потом вместе с ними отправят на верную смерть. — Так же для обеспечения безопасности потерпевшей, Швецовой Алёне Сергеевне, суд выписывает запрет на приближение Швецову Сергею Сергеевичу, нарушение которого влечет за собой выговор, а при многократном нарушении уголовное наказание и лишение свободы до пяти лет. Приговор окончателен и обжалованию более не подлежит. Судебное заседание объявляю закрытым. Казалось, все присутствующие удивленно затаили дыхание и округлившимися глазами уставились на абсолютно серьёзного судью. Алёна чуть не вскрикнула, услышав, что её не просто не приговорили к возвращению в родительский дом, так ещё и огородили от их преследования. В чем дело? Отец же вроде проплатил всё как обычно, протянул судье через жену конверт с деньгами, её должны были запихнуть в отчий дом и чуть ли не привязать там к кровати, а они запретили им приближаться к ней. Не в тюрьму кинули, конечно, но свободу ей обеспечили. Неужели отец откупился только от уголовного наказания и не стал платить за возврат дочери домой. Но круглые глаза Сергея, чуть не упавшего назад, уставившиеся на жену, всё так же не меняющуюся в лице, говорили об обратном. Видимо он и правда не хотел отпускать дочь, но тут либо судья решил пожалеть потерпевшую и не подкупаться, либо адвокат сказала не то, что ей велели, из-за чего судья так и удивился. Почти все присутствующие всё ещё удивленно озирались друг на друга и стояли на месте, даже не пытаясь рваться на выход, чтоб урвать глоток воздуха, постепенно начавшего охлаждаться ближе к вечеру. Но когда даже судья успел покинуть помещение, пришлось взять обомлевшую Алёну под руки и выволочь на улицу, чтоб предотвратить асфиксию. Сергей куда-то исчез, видимо пошел возмущаться и разбираться с выдвинутым ему обвинением, только его жена ушла куда-то в неизвестном направлении, видимо понимая, что муж сейчас её не по головке погладит. На улице Швецова младшая не особо пришла в себя, все вокруг, включая даже не особо вовлечённого дознавателя, счастливо прыгали и обнимались, уже начиная праздновать окончание страшной игры с голубоглазыми вампирами. Красноволосая всё ещё не могла даже поверить в то, что она сейчас на свободе, а не в плену у довольного этим отца, а на свободе, рядом со счастливо скачущей рядом Сашей. Напряжение все никак не спадало, даже счастье долгожданной свободы не могло полностью прочувствоваться. Но она точно знала, что, если докопается до сути с помощью матери, придёт в себя и сможет радоваться так, как и должна. — Эй? Ты вообще слышала? — Подскочила к девочке Саша, тряся ту за предплечья. Только сейчас та заметила, что Александр, дознаватель и прочие посторонние люди, за исключением Юли, разбежались по домам и исчезли. — А… э… — Только протянула голубоглазая в ответ, растерянно оглядываясь по сторонам, по-прежнему не веря, что вокруг не стены с кровавыми следами, а свободная и светлая Москва. Вдруг рядом промелькнул женский силуэт, в котором Алёна чудом смогла узнать свою мать. Та спокойно направлялась к машине, видимо решив оставить мужа разбираться со всякими юридическими делами в одиночку. Не обращая внимания на дочь и двух её подруг, радостно скачущих рядом, она прошла мимо автомобиля и направилась к дороге, видимо решив добраться до дома пешком. Швец без предупреждения сорвалась с места и подбежала к родительнице, останавливая её в паре метров от дороги. — Мам! — Женщина тяжело вздохнула, явно недовольная тем, что ей даже дочь не даёт спокойно уйти домой, но на голос всё-таки обернулась, смеряя дочь всё тем же холодным взглядом. — Это… это… в смысле? А как же… Почему? Я думала… это же ты сделала? Тебя же наверняка не об этом просили? — Даже если меня не об этом просили, что такого? Нравится взаперти сидеть? — Но… почему ты не послушала его? Он же… он же не простит тебе этого… — Потому что я смертельно устала слушать этого социопата-маньяка и возиться с тобой, потому что он хочет. Тебе, кобыле взрослой, уже восемнадцать есть? Есть. Шуруй на все четыре стороны. Хотела свободы? Пожалуйста, я тебе её дала, так что сгинь в небытие и не насилуй себе мозги из-за этого. — Но… Н-но вы же… — Что? Если ты из меня когда-то вылезла, я должна бегать и вытирать тебе сопли до самой старости? Думаешь тебе с родителями не повезло? Я, к твоему сведению, вообще тебя рожать не хотела. Меня в отличие от тебя в семнадцать выдали замуж вот за этого вот психопата, а ему как на меня, так и на тебя всё равно было, хочешь, не хочешь — всё равно рожай. Так что пока есть шанс избавиться от самого главного груза моей жизни, иди и делай что тебе заблагорассудится. Только одно условие — даже не думай снова попадаться мне на глаза. Я уже достаточно натерпелась. Женщина откинула распущенные светлые волосы назад и вышла на опустевшую на секунду дорогу, оставляя дочь круглыми глазами смотреть на её удаляющуюся фигуру. Саша с Юлей, стоявшие всё это время неподалёку и, соответственно, всё слышавшие, переглянулись, неловко потирая руки. Им обеим не особо повезло с родителями, но вот такими прямыми словами в лицо им никто не говорил о том, что к их появлению кого-то принудили. Алёна не двигалась, только опустевшими глазами таращилась на дорогу, по которой снова носились машины, перекрывая отдалившийся силуэт матери. Светловолосая, поняв, что нельзя вот так оставлять наверняка разбитую девочку, подошла ближе, невесомо кладя руку той на плечо. — Хэй…? Эм… грустно, наверное… — Не придумав, что ещё сказать, пробормотала она. — Но… эй? Ты жива? — От меня отказались родители… — Тихо прошептала Швец, даже не моргая. — Ну… да, грустно, наверное… но… — От меня отказались родители! — Вдруг завопила Алёна и подпрыгнула чуть ли не выше своей головы, начиная в припадке неконтролируемого счастья носиться вокруг. Девушки испуганно отшатнулась в сторону, вздрогнув из-за этого внезапно начавшегося праздника жизни. Счастья и детского восторга в ответ на прямые слова о том, что она не нужна родителям и те посылают её куда подальше, они не разделяли, просто не могли взглянуть на это её глазами. Слишком уставшими и измученные этими страданиями, чтобы не радоваться тому, что всё закончилось. — Я свободна! От меня отказались родители! Это всё закончилось! — Раздирая горло, вопила голубоглазая. — Эм… нам её не понять… — Крайне удивлённо протянула Юля, стараясь не говорить громко, не издавать звуков и не привлекать к себе внимания. Алёна радоваться в одиночку не собиралась и в следующую секунду напрыгнула на растерянную Сашу, чуть не сбив ту с ног. Радовались они уже вдвоём, мотаясь из стороны в сторону, пока старшая пыталась нормально поднять возлюбленную на руки, чтобы та не царапала ногами асфальт. — Ладно… пожалуй, оставлю вас наедине… Пока рыжая, поджав хвост, драпала с площадки перед судом по направлению к противоположной дороге, Швец чуть не повалила возлюбленную на землю, из-за чего той пришлось её отпустить. Оказавшись на земле, голубоглазая не решила останавливаться и затрясла девушку за плечи, требуя, чтобы та разделила её радостную реакцию и начала ополоумевши прыгать вместе с ней, ну или хотя-бы перестала так испуганно лыбиться из-за её странного припадка радости. Когда стало понятно, что девушку это скорее пугает, а не радует, Алёна отскочила в сторону, снова радуясь наедине с собой, выкрикивая не всегда приличные слова в сторону суда. — Эм… Ко мне тут та… женщина подошла, которую мы видели около больницы тогда и… попросила тебе передать. Говорит, что тебя не нашла и поэтому попросила передать меня. — Вдруг вернулась Юля, одергивая стушевавшуюся девушку за плечо. Саша, сначала не поняв, что за женщину встретила её подруга и почему она попросила передать ей какую-то странную коробочку, обернутую пергаментом, просто взяла её в руки, даже особо не понимая зачем ей это. Юля так же быстро убежала обратно, снова оставляя подругу успокаивать Алёну и разбираться с этой странной посылкой, которую ей передала Катя, неизвестно как вообще тут оказавшаяся, в одиночестве. Предоставив Швец, уже начавшую хрипнуть, самой себе, светловолосая растерянно оглядела коробочку и развернула шершавую бумагу, удивляясь ещё больше при виде приятного на ощупь картона бордового цвета. Вообще не понимая, что такого важного понадобилось подруге с универа передать ей, чтобы для этого приходить к зданию суда и вообще выведывать о том, что они тут будут, она подняла крышку. Внутри лежала пара тоненьких, поблёскивающих в свете закатного солнца, серебряных колец, по форме своего корпуса напоминающих вьюн виноградной лозы. Швец как раз любила подобные украшения, не особо жаловала золото или что-нибудь ещё, постоянно носила на пальцах по несколько таких тонких колец, которые снимала раз в пару месяцев, чтоб отдохнуть. Интересно, как она подгадала вариант, понравившийся бы обеим? Саша слабо хмыкнула, вспоминая все случаи, когда подруга подшучивала над тем, что подарит ей кляп и плётку, а в итоге выбрала кольца. Внутри также лежала записка. Я в ахуе с того, сколько стоил этот дом на рублёвке, и особенно с того, что мне хватило этих денег на то, чтобы свалить из страны. Наверное, мы больше не увидимся, поэтому фотку со свадьбы настоятельно требую отправить мне в электронном виде. Плёточку возможно потом вышлю по почте) Расплывшись в дурацкой ухмылке из-за осознания всей ситуации, светловолосая вытащила украшения из коробки, глупо их разглядывая. Плётку им дарить точно не надо, либо у них обеих триггер на предмет, схожий с ремнём, сработает, либо Швец снова не сможет себя проконтролировать и этот предмет в ту же ночь угробит её спину, и не только, окончательно. Алёна всё ещё бесилась где-то неподалёку, даже не замечая того, что девушка неподвижно разглядывает что-то уже минут как пять. И типо сейчас нужно предложить одно из них ей? Именно сейчас? А вдруг момент неподходящий? Вроде как только из суда вышли, а она тут с предложениями лезет. Она, конечно, вряд-ли откажет, но как-то это некрасиво что-ли… А в прочем почему бы и нет? Не на похоронах же. Она сегодня и так много стресса в этом суде перенесла, по сравнению с этим просто встать на одно колено будет пустяковым действием. — Ебать, я свободна! — Как раз подскочила ближе младшая, посветлевшими от счастья глазами таращась на возлюбленную, которая в последний момент успела закинуть руки заспину. — Мы… мы обязаны отметить! Так, чтобы на утро проблеваться как в последний раз! Батя, сосать! Ахуеть… я такой счастливой, по-моему, не была никогда… — Точно? — Всё-таки решив, что сейчас самое время, улыбнулась Саша. — А я уверена, что смогу сделать ещё счастливее. — В смысле? — Счастье чуть притихло, затаиваясь внутри из-за таких внезапных интригующих слов. — Если только это будут слова о том, что моего батю всё-таки решили посадить за решетку лет эдак на сто. — Ну… это не так, но… Короче, тут случай подвернулся подходящий. Мы… уже несколько месяцев встречаемся вроде как и… я недавно говорила об этом уже. Ты для меня щас самый дорогой и близкий человек, первый, которого я сумела полюбить по-настоящему и… в общем я не думаю, что это прям такой серьёзный момент, чтоб говорить такую длинную речь, мы тут ещё и после суда, в общем… — Не найдя больше слов, девушка вытащила из-за спины пару колец и опустилась на одно колено, стараясь не обращать внимания на мелкие камешки на земле, впившиеся в кожу. Швец совсем обомлела, поджав губы и вытаращив глаза, особенно после вспомнившихся слов о предложении, о котором старшая уже говорила. — Мы, наверное, слишком мало встречаемся, чтобы по серьёзному предлагать тебе свою руку и сердце, давай я просто подарю кольцо? Ну и… будешь моей женой? — Э… Но разве кольцо не в загсе предлагают? — Растерявшись только из-за неподходящей обстановки для предложения кольца, пробормотала Швец. — Нахуй ЗАГС, нас всё равно туда не пустят. Или ты расстроишься из-за отсутствия штампа в паспорте? — А… так разве можно? — Просто скажи, да или нет? — Уже не в силах стоять коленом на асфальте, поежилась Саша. — Да? Светловолосая облегченно выдохнула и наконец-то поднялась с земли, отряхивая джинсы. Придя в себя и вспомнив похожую сцену в недавно просмотренном фильме, красноволосая схватила возлюбленную за щеки, притягивая к себе. Наверное, целоваться так напротив здания суда было странно, но праздник жизни из-за правил приличия прерывать не хотелось, да и когда в следующий раз такой момент выдастся? Решив не стоять без дела, старшая отняла ручку возлюбленной от своей щеки и надела кольцо на большой палец, к которому то, как ни странно, идеально подошло. — Будем дожидаться твоего батю, чтобы обоссать его? — Даже не успев отдышаться, прохрипела старшая. — Или праздновать домой пойдём? — Нахуй батю, его жизнь обоссыт потом, видеть его не хочу. Хочу сейчас только шоколадку свою, пару бутылок водки и желательно тебя. — Ну как так, мадам? Мы же наверняка смутим Александра Валерьича своим празднованием, пожалейте его недотраханную душу. — А мы выгоним Александра Валерьича, чтоб не смущался. Не каждый день получается батю нахуй послать. Пошли уже, пока не вылез. Саша сгребла возлюбленную в охапку и потащила в сторону дороги, тоже намереваясь погулять после долгожданной победы. Даже не верилось в то, что тираничного отца, портящего жизнь обеим почти целый год, можно больше не бояться, что он больше не придёт и они наконец-то предоставлены друг другу. Можно больше не волноваться и не вздрагивать из-за звука домофона и дверного звонка, не плакать по вечерам при виде новых кровавых следов на измученном тельце, можно просто спокойно любить и не бояться того, что кто-то сломает за это рёбра. Завтра они наверняка проснутся голые на полу рядом с парой пустых бутылок, будут мучаться с диким похмельем, но проснутся совершенно свободными, независимыми и влюблёнными, и на этот раз в квартиру с дикими криками ворвётся не двухметровый усатый монстр, а двухметровый злой басист, недовольный тем, что его выгнали из собственной квартиры. Возможно в скором будущем их ждут проблемы с жильём, сложности с платежами за это жильё, межличностные разногласия, от которых Алёну раньше оберегали родители и их деньги, но ведь это и есть жизнь? При чём лишь малая её часть. А значит именно этого она и хотела.

~The end~