Замороженными пальцами

— Блять, вот из-за этой пидорасины усатой даже перья как у Филлипа Бедросовича не успела достать. Саня, лак дай, я как обычно все нахуй забыла. Басист с барабанщицей уже второй час бегали по комнате, пытаясь подобрать образы для выступления, на которое рисковали опоздать такими темпами. Как бы они не хотели пару дней назад одеться подобно новогодним елкам, все-таки было принято решение одеться не так ярко, просто как в повседневной жизни, все-таки они только сопровождают артистку и только играют ей, а развлекать толпу и красоваться не их работа. Да и как-то неправильно будет затмевать саму артистку на сцене своими перьями и блестящими трусами. Швец не стала как-то особенно одеваться, как-то и не планировала этого, одежды особенной не было. Ещё и этот укус на голени, еще даже не планировавший превращаться в шрам, не давал надеть юбку, пришлось снова доставать джинсы и футболку, в которых сегодня было жарковато. Выезжать им через полчаса, выступать ближе к вечеру, неизвестно, что на территории еще пару часов до выхода делать. Балбесы наконец-то сумели определиться с выбором одежды и унеслись куда-то вниз, так и не объяснив, что им надо на первом этаже и когда они соизволят вернуться. Саша впервые за год выделила деньги на новые струны для гитары и теперь возилась с ними, разложив их на полу и сразу же запутавшись в том, какие из них новые, а какие старые. В честь первого выступление можно было и раскошелиться на шестьсот рублей, чтобы не звенело и не дребезжало все, что не надо. Алёна, судя по всему, собиралась с силами и успокаивала саму себя, чувствуя буквально всем телом, что тот, от кого она скрывается наверняка будет там, еще и на сцене ее увидит. Концерт пропускать из-за него не хочется, а что делать после него, если они все-таки встретятся — неизвестно. Остаётся только надеяться на то, что охрана и её команда, не особо внушающая доверие, сможет хоть как-то помешать ему забрать её обратно или сделать еще что-то. Но вдруг, когда светловолосая разобралась со струнами и уже вдевала их в нужные отверстия, красноволосая ни с того ни с сего вылезла из своего угла и опустилась на колени около кровати, засовывая под неё руку, пытаясь нашарить там что-то. — Так… мне уже страшно, что случилось? — Заметив внезапно переменившееся поведение возлюбленной, пробормотала Саша, оставляя гитару. — Да тут… Это… Блять… — Видимо то, что она пыталась отыскать, лежало впритык к стене, и она никак не могла дотянуться. — Эффект дури вроде должен уже был пройти, что за дела-то опять? — Решив, что это очередной странный припадок, как в тот раз, когда голубоглазая долго пялилась в стену, уверяя, что у неё есть глаза и она наблюдает за ней. Но это было ещё в первый день их пребывания в отеле, когда она ещё отходила от препарата, а сейчас-то что случилось? Все-таки решив перестраховаться, старшая обвила талию девочки руками и практически с лёгкостью оторвала её от пола и усадила обратно на кровать, пользуясь открывшейся способностью таскать ее на руках по полной. — Да блять, мне достать оттуда кое-что надо было. До конца жизни теперь будете думать, что я кукушкой еду, при любом моем действии? — Недовольно проворчала Алёна, обиженно скрещивая руки на груди. — Мы разве туда что-то складывали? Ну давай я достану. — Стой, нет! Но светловолосая среагировать на это не успела и быстро опустилась на колени, заглядывая в щель между кроватью и полом. Там и правда лежал какой-то черный комок черной ткани, не весть зачем туда положенный. Оказался он довольно тяжелым, внутри находилось что-то увесистое, что при движении издало звук трения чего-то металлического о пол, устланный ламинатом. На свету черное нечто оказалось чехлом от гитары, видимо с самим инструментом внутри. Странно, гитары у них с собой только три, и все три лежат сейчас на другой кровати, да и чехол какой-то подозрительно новый, аккуратный, как будто недавно купленный. — А. откуда у нас… уже четвертая по счету гитара? — Повертев его перед собой, растерянно пробормотала девушка. — Блять… Не так это должно было быть. — Швец выхватила из рук возлюбленной тяжеловатую штуковину, ставя её на пол. — Ну короче… я тут подумала, посмотрела на твой… инструмент, если его можно так назвать, и, несмотря на наше сложное положение, решила кое-что сделать. Короче, я не знаю, как бы тут можно было красиво сказать, ну короче на. Твоя. Вжикнула молния, и из-за края чехла выглянула головка грифа совсем новой электрической гитары. Красивая, чёрная, лакированная, с металлическими колками, двумя звукоснимателями и идеально отполированной блестящей поверхностью, ни в одном месте не тронутой царапинами или сколами. — Это… это что? — Не сумев связать факт наличия в этой комнате новой электрогитары и слова голубоглазой о том, что она для неё. — Откуда…? — Я тут подумала, мне же батя немаленькие деньги давал на репетитора по матеше вплоть до самого конца года. И за всё это время я своему репетитору, благодаря которому я, между прочим, на сотку ЕГЭ ёбаный написала, ни рубля не заплатила. А она так старалась, ночами из-за моей тупости не спала, и нихуя в итоге кроме сломанных рёбер не получила. А сейчас выдалась возможность как-то ей отплатить, вот я и послала кое кого вчера по магазинам походить, поискать подходящую. Будем считать, наверное, что это плата за твои бессонные ночи со мной. Всё-таки на первое выступление лучше взять нормальную гитару, а не её остатки. Саша так и стояла с открытым ртом и новой гитарой в руках, будто всё ещё не понимая, за что на неё вдруг свалился такой щедрый подарок буквально ни за что. Так же неожиданно и без повода как в тот раз, когда Швец систематически пропадала из дома по вечерам, а потом ни с того ни с сего притащила ей необходимую зимнюю одежду, просто так, потому что захотелось. И как давно она собирала деньги? Весьма солидный стратокастер, такой не пару тысяч стоит, то есть она давно это спланировала? Хотя, если регулярно давали деньги на репетитора, а репетитор сидел с ней сверхурочно за просто так, должна была неплохая сумма накопиться. А она ведь могла потратить их на что-нибудь для себя, на какую-нибудь утварь для их нового дома, а выбрала это. — Эт-то мне? — Придерживая гитару за гриф, будто та сделана из хрусталя или стекла, промямлила светловолосая, таращась ошарашенными глазами на довольную Алёну, выжидающую немного другую реакцию. — Нет, блять, я нашла другую гитаристку, ты уволена. Тебе, кому ещё? — Но это… это же… это же деньги и… — Это где-то их треть, так что больших убытков мы не понесем. Светловолосая замямлила что-то не разборчивое, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Даже не понятно почему. Наверное потому, что у неё в принципе нормальная гитара была, если бы чуть-чуть в порядок её привела, можно было и выступать, и играть дальше, а ей просто подарили совсем новый стратокастер, как обычно без повода. Швец, как и в тот зимний вечер по лисьи ухмыляется и выжидает реакции, будто надеясь на то, что она будет какой-то другой. Оказалось, что делать приятно любимым людям можно хотя-бы ради того, чтобы посмотреть на реакцию. Девушка совсем раскисла и, аккуратно оперев гитару о край кровати, упала на покрывало рядом с возлюбленной, видимо намереваясь промочить её концертную одежду слезами счастья. — Когда-нибудь я дождусь от тебя другой реакции. — Хмыкнула Алёна, поглаживая всхлипывающую девушку по спине. — А то я начинаю думать, что плакать вот так каждый раз — нормальное явление. Мандраж перед первым выступлением смешался воедино с безумной благодарностью, и слёзы на удивление быстро закончились, оставляя место только неистовой дрожи и учащенному дыханию. Саша оторвалась от влажного плеча и впервые за всю неделю вцепилась в любимые мягкие губы, поначалу натыкаясь на секундное удивленное сопротивление. С момента их двухнедельной разлуки она не рисковала лезть к девочке с поцелуями, мало ли какую ещё травму она успела получить в родительском доме, да и как-то неуместно это было. Довольствовалась только легкими поцелуями в сильно осунувшиеся щечки, против которых та вроде не выступала. Но в этот момент поступить по-другому просто нельзя было, было бы можно, она бы и отлизала ей в знак благодарности, но для этого после произошедшего ещё точно рано. — О, мы торопились, а у них свои дела. — Цыц, завидовать будешь в другом месте. Нехуй моим голубям мешать. На реплики вошедших Юли и Саши они даже не обернулись, слишком были заняты друг другом после долгого отсутствия столь близкого контакта. Да и при недавних обстоятельствах всем пришлось узнать, что они уже зашли за черту обычных поцелуев и объятий. Все уже собрались, ждут они только уже едущие такси, а они могут отцепиться друг от друга в любой момент, в чем старшая уже начала сомневаться. — Ладно, хватит, а то сожрете друг друга сейчас. Машинка вон вообще через пару минут подъедет, а если мы вас долго ждать будем, она уедет и все, пизда, плакал наш концерт. Пришлось все-таки отлипнуть друг от друга и продолжить собираться. Из внешнего облика их команды только ярко накрашенный Александр и инструменты за плечами выдавали в них артистов. Это было и на руку; будет обидно, если Сергей, в чьём пребывании в городе не сомневался уже никто, настигнет их на самом пути. Таксист оказался излишне разговорчивым, пришлось сажать Юлю на переднее сиденье, чтобы он не изнурял вопросами о внешнем виде и пункте их назначения всю компанию. Молчаливых гитаристов охватил приятный мандраж перед выступлением, Швец опасливо поглядывала в окно, будто боясь увидеть там голубые глаза, а барабанщица все болтала без умолку, выкладывая водителю вообще всё о их предстоящем выступлении. В такой сонливой и малость напряженной атмосфере они добрались до местности, огороженной бетонными стенами, заклеенными разнообразными плакатами, вдоль которого струилась длинная очередь из людей. Чуть не заблудившись в лабиринте из других машин, автомобиль подобрался ближе к забору, где очередь обрывалась, выпуская запарившихся артистов из душного салона на не менее душную улицу. — Ебать, ебать, ебать, а куда идти, а что делать? — Засуетилась счастливая как никогда Юля, бегая взад-вперед, пока остальные медленно вываливались наружу. — Не знаю как вы, а я пошел искать красную ковровую дорожку, она тут явно должна быть, хотя-бы ради меня. — Выполз следом за ней довольный Александр, с истинно королевским видом закидывая чехол с гитарой на плечо. Пока эти двое счастливо бегали и заглядывали в щели в заборе, пытаясь разглядеть где-то вдалеке за ним сцену, светловолосая любезно за руку вывела из машины нервозно озирающуюся по сторонам Алёну, выискивающую не сцену, а того, кто может её оттуда снять или скорее сбить. Куда надо идти никто не понимал, проталкиваться через толпы народа с инструментами будет как минимум неудобно, да и вроде как это немного не так происходить должно. Барабанщица еле держалась, чтобы не унестись куда-нибудь вдаль на разведку, басист с королевским видом ходил рядом, Швец копалась в телефоне, надеясь найти информацию о том, куда им идти и что желать хотя-бы там, время поджимает, а им еще свою гримерку надо найти и успеть как-то подготовиться. — Бля, а нас не ждали или где? Куда идти-то? — Все трое кроме красноволосой уже начинали думать, что они просто приехали не туда или произошла какая-то ошибка и их вообще не ждали. — Так, ясельная группа номер пять, парами построились и за мной. — Если и дальше бездействовать, эти трое сначала разбегутся по сторонам и потеряются, а потом еще и разнесут тут всё. Швец, вспомнив, что она вроде как тут босс, собралась с силами, утаивая дичайший страх неизбежной встречи с отцом, и подозвала дезорганизованных коллег к себе. Вход для выступающих был вообще в другой стороне, если бы Юля расходовала энергию в правильное русло, сразу бы его нашла. Ясельная группа двинулась за своей предводительницей, по-детски счастливыми и любопытными глазами исследуя местность. Сбоку и правда оказались неприметные ворота, огороженные забором, около которых стояла пара мужчин в форме. — Ну вы это самое… Если после нашего прекраснейшего перформанса девочки фанатки будут вешаться только на меня, вы не обижайтесь, ничего личного. — Деловито разглядывая собственные ногти, протянула Юля. — Больно они мне нужны. — Повторяя интонацию, протянул Александр. — Но, если вешаться вдруг будут мальчики… я конкурентов не потерплю. — А мне кроме моей никого не нужно. — Умиротворенно вздохнула Саша, неустанно поправляя тянущую плечо гитару. — Погнали. — Красноволосая, теребя что-то наподобие бейджа на веревочке на шее, наконец-то позвала уже поделивших фанатов музыкантов, когда охранники что-то отметили в списке и расступились. Территория была каким-то пустырем, предназначенным специально для подобных мероприятий. У забора, вдоль которого они далее пошли, людей практически не было, они уже стояли у сцены где-то вдали, со стороны которой доносились барабанные дроби и завывания гитар. Они шли по стороне с большими белыми шатрами наподобие палаток, расположенных буквально в нескольких метрах друг от друга, которые служили гримерками, одна из которых должна была принадлежать им. Побродив в этом лабиринте около получаса, взгляд наконец-то зацепился за листок с надписью «Алёна Швец», который они так долго искали. — Еба, вот это хоромы… — Восторгающейся Юли и след простыл, стоило ей только увидеть в другом углу просторного шатра стол с различными закусками и напитками. — Товарищ командир, а вы заебись райдер подобрали, одобряю. — Не сожри его только за несколько минут. Пошли со мной, надо до организаторов дойти по-быстрому. К организаторам светловолосую утащили практически на час, за который они успели и поразглядывать сцену, и заглянуть в еще одну гримерку, и обойти почти всю территорию фестиваля, и попрощаться с уже наверняка уничтоженным райдером. Его, конечно, постигла не такая уж ужасная участь, но целым остаться ему было не суждено. Ещё около полутора часов ушло на настройку инструментов, деловые переговоры по поводу того, кто где на сцене стоять будет, и успокоение солистки, снова увидевшей своего отца в одном из проходивших мимо охранников. Наконец-то внутрь проснулась голова одного из организаторов, оповестившая о том, что пора бы двигаться в сторону сцены. По поводу первого выступления мандражировали только музыканты, солистка была спокойной как будто там родилась, только из-за родителей, находящихся уже где-то рядом, все еще нервничала. — Ебать, ебать, ебать, это я прямо там сидеть буду? — Задыхаясь из-за восхищения, прохрипела Юля, глядя на пустующую уже несколько секунд барабанную установку, стоящую практически у самого конца сцены около большого плазменного экрана, на котором высвечивались псевдонимы артистов. — Блять, я обоссусь сейчас, почему там так много людей? — Нервно приплясывал рядом неспокойный басист, высовывая голову из-за большой колонки, стоящей у края кулис, если многочисленные балки и крепления софитов, глядящих на них из-под арки крыши над сценой, можно было так назвать. — Это ещё немного, вон у предыдущих выступающих, хер знает как их там, у них вообще толпища была в два раза больше. — Ты-то хоть толпы не боишься? — Хмыкнула Алёна, поднимая голову на притихшую гитаристку, не поддерживающей общих волнений, вызванных большим скоплением людей. — Вообще-то я в диком ужасе, но не показываю этого. Главное не упасть лицом в пол после первого шага. Новая гитара ослепительно поблескивала в свете софитов и вспышек камер, отражая всякий свет идеально отполированной металлической накладкой. Изначально, как только она взяла её в руки еще в отеле, она хотела оставить её там же, отыграть вечер со своим старым инструментом, благодаря которому она сейчас тут и стоит. Все-таки к ней она привыкла, все песни, которые сейчас нужно будет исполнять она тренировала и наигрывала именно на ней, с ней она прошла весь этот путь длинною почти в год. Но все же это было уже давно, в прошлом, в безумно тяжелом, болезненном и темном прошлом, тогда пальцы были деревянными, дни одинаковыми, жизнь ужасной, а Алёна Сергеевна злейшим человеком на земле. Сейчас уже настоящее, Алёна Сергеевна уже не Алёна Сергеевна, а просто солнышко, а жизнь наладилась и стала практически такой, о которой она всегда и мечтала. На первое выступление не захотелось тащить груз прошлого, вспомнить о том, через что она прошла ради того, чтобы сейчас стоять здесь, она сможет в любое другое время, сейчас лучше уступить место для чего-то нового и хорошего, что не будет тянуть за собою вниз. — Да ладно, я же не зря над тобой издевалась весь год, нормально играешь, может быть и проебёшься, но с кем не бывает. — А ты нас не сожрешь, если мы проебёмся? — Подтянулся к диалогу чуть успокоившийся басист. — Не проебётесь. — Это откуда такая уверенность? — Потому что вы молодцы. Мы полгода с этим ебались, вы меня вытерпеть смогли, всё ахуенно пройдёт. В конце концов почти год к этому готовились. Рыжая умилительно завизжала и набросилась на начальницу с удушающими объятьями, вынуждая Александру напрячься ещё сильнее. Она ожидала от неё каких-нибудь слов о том, что, если кто-нибудь ошибётся, вернётся домой без рук или ног, а тут хвалят и говорят такие милые слова. Что это за резкая замена язвительных шуточек на какую-то необоснованную нежность? Видимо обняться перед выступлением хотелось всем, хотя тот комок трех счастливо лыбящихся людей, сцепившийся на медленно задыхающейся Швец, скорее походил на нестандартную форму удушения. — Так, ну всё, хватит, и вообще нам уже идти пора. — Толпа около сцены и правда загудела громче, видимо решив поторопить неторопливую артистку, не желавшую выходить. Откуда-то сбоку подскочил техник со странными неведомыми приборами, крепившимися на поясницу. Разжать объятия пришлось хотя-бы ради того, чтобы вытащить из карманов наушники и в целом подготовиться. Шум толпы и людей стоящих рядом стало хуже слышно, обменяться еще парой слов перед выходом не получилось, пришлось переговариваться на счет того, кто выходит первым с помощью языка жестов. Уже поразившись такой нерасторопности коллег, Швец только толкнула растерявшуюся барабанщицу в спину, надеясь, что остальные не будут тупить и пойдут за ней. Остальных все-таки тоже пришлось выталкивать, а потом еще и смотреть, как они, подобно глупым слепым котятам, плетутся вперед, стараясь не запнуться о какой-то шнур или провод, лежащий на полу. Юля зачем-то потащилась следом за гитаристами, забыв, что барабанная установка в другой стороне. Саша глупыми глазами уставилась на людей, закричавших громче, не особо веря в их реальность сейчас. Они даже не собираются уходить, они пришли сюда специально для того, чтобы послушать их музыку, вон как радостно завизжали, когда они вышли. Она и не ожидала увидеть тут такую толпу, думала, что будет максимум пара человек, стоящих у сцены, а тут такое столпотворение, что даже по сравнению с еще большими габаритами аудитории у предыдущих артистов оно казалось просто огромным. Забыв, что она на сцене перед ними стоит не просто так, она обмякшими руками отпустила гитару, болтающуюся у бедер, только продолжая разглядывать горящими глазами глядящих на нее людей, даже на время теряя координацию от ощущения того, что они все стоят внизу, а она сейчас возвышается над ними. Когда мандраж и ахуй, вызванный первым выходом на сцену, прошел, она наконец-то помотала головой и вернулась в этот мир, оборачиваясь на таких же бездействующих коллег. По левую руку, в другом конце сцены, стоял басист, машущий ей рукой, глядящий на неё круглыми глазами, не понимающими её неподвижного и обомлевшего состояния. Кинув ему сигнал о том, что она пришла в себя и можно начинать, она наконец-то снова схватила гриф и с силой сжала во влажных пальцах медиатор, поглядывая в чек-лист со списком песен, вспоминая аккорды первой. Когда гитаристы синхронно обернулись назад, барабанщица недовольно всплеснула руками, радуясь, что те наконец-то взяли себя в руки и перестали тупить. Боясь перевести взгляд направо, в сторону еще прячущейся за кулисами Швец, она размеренно стукнула палочками друг о друга четыре раза, задавая ритм. Загремели первые аккорды, поначалу слишком оглушая. Метроном в наушниках притих из-за громкости колонок, из-за чего вступление у первой песни смазалось и пошло не в ритм, при чем отчасти даже в барабанной партии. Несчастные барабанные перепонки быстро привыкли, и дали услышать спасительные удары метронома и восстановиться. Алёна аки бывалый профессионал не сбилась и не сфальшивила ни на одну ноту, когда королевской походкой выходила на середину. Хоть её привычно уверенная и изящная походка даже ни разу не дрогнула, колени пару минут назад тряслись как в лихорадке, и она чуть ли не падала с них. Когда начало получаться вроде бы складно и ритмично, все четверо напряглись до выступа синих вен на шее, как-то роботизировано продолжая тянуть мелодию. Весь концерт в таком напряжении, к счастью, не прошел, а иначе кто-нибудь точно в обморок упал бы, где-то на третьей песне все поуспокоились и продолжали играть на автомате, как на репетициях. Красноволосая смогла расслабиться и даже понемногу разговаривала со слушателями, разглядывая их будто они не люди. Всё пыталась найти среди них тех, кого она боялась больше всего на свете, знала, что они где-то рядом, они точно в городе, точно на территории, встречи избежать точно не получится, даже если она попытается скрыться сразу после выступления. Гитаристка по правое плечо от неё так же безотрывно таращилась в толпу, только не пыталась найти там кого-то конкретного, просто разглядывала счастливые лица, и хоть смотрели они преимущественно на Швец, всё равно радовалась, что стоит сейчас перед ними. На город уже опустились сумерки, а жара спадать никак не хотела, так что мокрыми сейчас были все четверо, у вокалистки хотя-бы пара бутылок с водой стояла, а все остальные были вынуждены смахивать капли пота со лба и мириться с легкой болью в пересохшем горле. Всю программу отыграть нельзя было, на фестивалях играют только треть от неё, поэтому, когда сбоку за кулисами уже замелькали следующие выступающие облегченно, никто не выдохнул. К концу они наконец-то начали получать удовольствие от выступления, а их уже со сцены гонят. — Спасибо, Питер! — Прокричала в толпу Алёна, когда была отыграна последняя песня из чек-листа. Саша нехотя отпустила гитару, устало выдыхая, коллеги тоже особой радостью не отличались, хоть вымотались так же, как и она. Швец подошла совсем близко к краю сцены, жестами руки призывая музыкантов к себе на поклон. Гитаристам стоило только пару шагов сделать, а вот выдохшаяся барабанщица, по алому цвету своего лица походящая на марафонца, пробежавшего приличную дистанцию, долго пыталась вылезти из-за установки, и так же долго ковыляла к друзьям, стараясь удержать палочки в трясущихся руках. Светловолосая прижимала к себе свою девушку за горячее плечо, не в силах спокойно дотянуться до плеча басиста, стоящего рядом. Та выглядела сейчас особо счастливой, даже счастливее, чем в день, когда они успешно списали контрольную по алгебре. Юля наконец-то подползла ближе и встала сбоку, так же возвышаясь на несколько сантиметров над головами двух низеньких коллег. В голову ощутимо ударила кровь при наклоне вперёд, и не особо захотела возвращаться назад, когда получилось разогнуться назад. Когда овации малость поутихли, четверо по-прежнему тяжело дышащих артиста наконец-то покинули сцену и скрылись в полутьме кулис, смешиваясь с толпой техников. — Ахуеть… че это сейчас было? Я только сейчас понял, где я. — Восторженно прохрипел басист, хватаясь за гудящую голову. — А вот я поняла… и не в восторге от того, что они поленились даже один вентилятор нам поставить. — Подала голос такая же еле живая барабанщица, скидывая с себя насквозь промокшую футболку, оставаясь в одном черном топе. — Пиздец, я в зал, конечно, не хожу, но мне кажется, даже там не было бы так плохо с этим. Мне срочняком надо переодеться. — Так, дамы, идите пока что куда-нибудь, куда вам там надо, я отведу эту брезгливую женщину переодеться. Басист с барабанщицей быстро куда-то смылись, оставив Алёну в одиночку разбираться с подбежавшим менеджером, просящим подписать что-то. Светловолосая осталась терпеливо стоять рядом, оставлять её одну среди кучи суетящихся людей нельзя было, снова паническую атаку схватит из-за чувства всеми брошенности или просто потеряется, гримёрку найдёт, но перепугается не на шутку. И в конце концов все уже догадываются, что где-то поблизости бродит её отец, оставлять её одну сейчас дико небезопасно, особенно если они не хотят её потерять. — Ну и… куда пойдём? — В гримёрку, куда нам ещё пойти можно? А как эти двое вернутся, сразу в отель обратно, а то я снова начинаю нервничать из-за того, что отца я не нашла даже в толпе. Он точно где-то здесь, но я его вообще ни разу за эти несколько дней не видела. Младшая снова начала истерично озираться по сторонам, её снова крепко схватили за руку и повели к белым шатрам. Количество людей почему-то резко возросло и ту легко могли задавить где-то в толпе, пришлось брать не за руку, а за плечо, и крепче прижимать к себе, чтобы не пришлось потом искать где-то под ногами. Дорогу до гримерки всё-таки пришлось искать, среди куч людей тропинки между шатрами стали какими-то другими, да и никто особо не запоминал дорогу по пути к сцене. Светловолосая старалась не сбиваться и как можно спокойнее выискивать дорогу до гримерки, находившейся как на зло где-то в середине территории шатров. Но внезапно её непоколебимое поведение почему-то сменилось тревогой, она испуганно замотала головой, будто выискивая выход из этой шумной кутерьмы. — Слушай, а… у меня тут дело одно появилось, важное очень, ты иди пока, я тебя догоню. — Протараторила она и сорвалась с места, оставляя девочку одну посреди толпы бегающих туда сюда людей, артистов, их менеджеров, музыкантов и прочих, не относящихся к категории обычных слушателей. — Но… подожди, эй! Но девушки уже и след простыл. И с чего это такое резкое изменение поведения? Вроде сама говорила, что ни на шаг не отойдёт, потому что самой ужасно страшно, а тут ни с того ни с сего убежала в закат, даже не объяснив нормально, что случилось. Даже если какие-то срочные дела появились, могла бы её с собой взять, она вроде не особо устало выглядит, ей бы так спокойнее было, какие бы дела у девушки не появились, она вряд-ли стала для неё обузой. Но делать было нечего, нужно было всё-таки найти гримёрку и спрятаться где-нибудь там, чтобы не стоять посреди этой суетливой толпы бегающих туда сюда людей, в которой могут затеряться те, кому нельзя попадаться на глаза. Красноволосая растерянно огляделась и поплелась куда-то вперёд, надеясь, что много времени на то, чтобы найти нужный шатер не придётся. Побродив мимо чужих гримёрок около пятнадцати минут, девочка наконец-то нашла табличку с собственным именем и, облегченно выдохнув, влетела внутрь, наконец-то скрываясь от вездесущих людей. Внутри было пусто, всё было так же, как и до их ухода, никто сюда не заходил, даже несмотря на то, что никаких охранников или заборов не было, можно было без каких-либо препятствий проникнуть внутрь. Музыка безостановочно грохотала где-то вдалеке, дополняя приятную атмосферу летнего вечера, после долгого изматывающего пребывания на сцене хотелось упасть куда-нибудь и проваляться в жидком агрегатном состоянии несколько часов, слушая музыку и доедая остатки еды из райдера. Но перед этим всё-таки хотелось узнать, куда пропали её коллеги и собираются ли они возвращаться. Покопавшись в одной из сумок, голубоглазая кое как нашла в её глубинах свой телефон, который изначально хотела взять с собой на сцену, встревоженно тыкая по кнопке включения. Ночью она его не заряжала, процентов на нём оставалось мало, но она в последнее время и не пользовалась им много, чтобы просто позвонить зарядки хватит. Послышались гудки, а в следующую секунду из другого конца помещения послышался тихий рингтон, видимо Александра свой телефон с собой тоже не стала брать. Решив не отчаиваться и не паниковать без повода, Швец нашла номер барабанщицы, и уже даже ожидаемо из того же угла послышался какой-то дурацкий сигнал, поставленный на звонок наверняка по пьяни. Басисту можно было даже не пытаться звонить, но видимо желая доказать самой себе, что это тоже ни к чему не приведёт, она нашла в контактах и его номер, который и вовсе оказался вне зоны действия сети, хоть она и видела, что парень прятал телефон в той же сумке, что и все остальные. Все куда-то сбежали, рядом никого нет, узнать о том, где они находятся, и спросить, когда они планируют возвращаться, нельзя, очень хорошее совпадение. Из всех сил подавляя растущую внутри себя истерику, девочка встревоженно потерла руки и упала на раскладной стул рядом со столом, стараясь заесть стресс тонкими кольцами огурца, оставшимися на тарелке. — Доброго вечера, извиняюсь, что без стука. Алёна перевела уже чуть расслабившийся взгляд на вход, являвшийся краями жесткой брезентовой ткани, свисавшей сверху. В следующий момент вместо облегченного выдоха из её груди вырвался сдавленный крик ужаса, похожий больше на свист. Она сжалась и подалась назад, сразу же соскальзывая из-за этого со стула. В дверях вместо какого-нибудь менеджера или техника, вместо тощего силуэта любимой девушки, вместо двух силуэтов басиста и барабанщицы стоял угловатый, высокий силуэт Сергея. Мужчина тяжело дышал и совершенно дикими глазами таращился на побелевшую дочь, помимо этого не выказывая никаких других признаков ярости, просто спокойно как и всегда шагнул внутрь, не закладывая руки за спину по привычке, а держа их по швам, сжав кулаки. Сзади него стояла не привычная шестёрка из мужчин чуть пониже его, а всего пара, видимо остальные срываться в другой город и продолжать эти странные догонялки не захотели. — Думала спрятаться? Хотя-бы табличку со стены додумалась бы снять. Пока Алёна сдавленно что-то хрипела, пытаясь прогнать отца словами о том, что где-то неподалёку бродит пара охранников. Хоть и было понятно, что гримёрок тут много, и до неё они дойдут не скоро, да и что отца эта угроза вряд-ли испугает или остановит. Он же абсолютно спокойно вошел внутрь и неторопливо расхаживал взад-вперед, будто желая напугать дочь этой паузой ещё больше. — Твои дружки, я погляжу, снова тебя бросили? Или у них какие-то очень важные дела и им вот вообще не до тебя? А где же твоя жена? Вернула твоё доверие и снова смылась? — Ух-ходи… Тебя поймают, тут м-много людей. — Всё-таки взяв себя в руки, заскулила девочка. Внезапный побег её возлюбленной, конечно, наталкивал на мысли, что она увидела Сергея где-то в толпе и поэтому сбежала, но она пообещала себе не вестись на его провокации во второй раз. Она сделала это точно не потому, что ей всё равно на неё, точно есть какая-то причина, и во второй раз манипулировать этой ситуацией у него не получится. — Да? И что же эти люди мне сделают? Моя крайне непослушная и избалованная дочь сбежала от своих родителей на какой-то концерт, скрывается от них, предпочитая им компанию каких-то своих крайне подозрительных друзей. Ты думаешь, кто-то из них будет на твоей стороне? — М-мне уже в-восемнадцать есть, ты б-больше не имеешь права удерживать меня. — Ты смотри-ка, у неё ещё аргументы какие-то есть. Сейчас… — Мужчина покопался в предоставленной ему сумке и выудил оттуда какую-то бумагу, скатанную в трубочку. — А у меня есть вот такая вот бумажечка, в которой во всех подробностях говорится, что моя дочь тяжело больна очень опасным психическим заболеванием, может причинить вред себе и окружающим, а в данный момент находится в невменяемом состоянии и скрывается от своих законных представителей. Тут, конечно, пока что подтверждающих печатей нет, но мы сегодня же это исправим, да? Время до вечера и до нашего вечернего поезда ещё есть. — Это же п-подделка… — Пока что это подделка, но с печатью психиатра любой бред, написанный на этой бумажке будет доказательством твоей невменяемости. Ты сейчас, сама того не подозревая, себе гвоздь в гроб вколачиваешь. Я — благородный отец, который опекает свою недееспособную и абсолютно невменяемую дочь, а ты своим сопротивлением, криками и истериками только доказываешь правдивость диагноза. Мне даже подкупать психологическую экспертизу не придётся. Глядя сейчас на тебя, вообще кто угодно поймёт, что у тебя с головой проблемы. Так что для тебя сейчас лучше будет просто спокойно пойти с нами, в противном же случае тебя за необходимостью накачают успокоительным, и поедешь домой ты в бессознательном состоянии. Что на это ответить, перепуганная девочка не придумала, учитывая изворотливость отца и его состояние это всё просто бесполезно. Всё как он и говорит, она своим поведением саму себя подставляет, наверное, и правда можно сказать, что она психически нездорова, а у отца исключительно благие цели, если он подкупит экспертизу, предоставит это органам опеки, ему предоставят опекунство, а её мольбы о спасении будут выглядеть как сумасшедший бред, попытки подставить отца, следящего за её подорванным здоровьем. У него ведь все карты на руках, в голове ещё как никогда не кстати всплыл случай из детства с забитой собакой, она же ведь сама, по своей воле это сделала, а вот так без повода изуродовать живое существо сможет разве что псих. И теперь желание бежать куда глаза глядят подальше и здравый смысл, твердивший о том, что лучше просто сдастся, чтобы ей не приписали ещё более серьёзный диагноз буквально разрывали её изнутри. — Мы только зря время тратим. Если мы не успеем на поезд, поедем в клинику, а там твоё положение лучше не станет. А так может быть успеешь какие-то вещи собрать. Хоть всё сейчас было против неё, и сопротивляться и пытаться сбежать было явно бесполезно, тоненький внутренний голосок всё-таки пробился к ней из глубин испуганного сознания. Хоть и было понятно, что шансов выбраться у неё почти не было, он настаивал на том, что попытаться противостоять всё же нужно, как же она просто так оставит свою команду, свою возлюбленную, своих слушателей и просто так сдастся и пойдёт за ним? Она может быть уже и правда потеряла рассудок, но не до такой степени, чтобы добровольно идти в клетку, а может и вовсе на смерть. — Я п-позову охрану, п-просто уйди. Зачем я тебе вообще? Мне уже восемнадцать, какой в этом вообще смысл? — Ты опять всё усложняешь… Тебе от знания того, зачем ты мне нужна, легче не станет. Я считаю до трёх, по истечению счета ты либо идёшь со мной добровольно, либо тебя придётся выносить силой. Психов всегда под белы рученьки водят, у нас тут машина рядом, далеко тащить не придётся. — Я же сказала: просто блять уйди, оставь меня в покое, хватит рушить мою жизнь! — Истерично завопила Швец, хватаясь руками за стул, намереваясь то ли размахивать им как оружием, то ли прикрываться как щитом, то ли просто сжимать в трясущихся руках. — Парни, снимайте это кто-нибудь, нам же нужны доказательства невменяемости. — Сергей устало вздохнул и закатал рукава, подходя к почти плачущей дочери ближе. — Отстань, отойди! Отставать мужчина и не планировал, он резко подскочил к девочке, пытавшейся выползти наружу из-под натянутой брезентовой ткани снизу, и схватил ту за предплечье. Та заверещала и попыталась вырвать конечность из крепкой хватки, роняя одну слезу из-за боли, расползшейся по коже из-за сдавливания. Когда её потащили на выход, она схватилась за стол, который ей ничем не помог, а просто поехал по траве, служившей полом, следом за ней. Раньше она бы наверняка понадеялась бы на то, чтобы кто-нибудь из людей рядом услышал её крики и хотя-бы заглянул спросить, всё ли у неё нормально. Но тот случай, когда её крики проигнорировал весь подъезд, даже не вызвав полицию, веру в людей пропала, надеялась только на себя и возможно на коллег, которые снова как нельзя некстати исчезли. — Сопротивлением ты только увеличиваешь нам работу и причиняешь себе ещё больше боли. Со стола руки соскользнули, и девочка упала на землю, из всех сил цепляясь за траву. Зелень под пальцами рвалась и совсем не могла удержать, как бы красноволосая не старалась хотя-бы удержаться на месте, её всё равно тянули к выходу за ноги, задевая хваткой только-только начавший заживать укус. В этот раз сообщники Сергея почему-то неподвижно стояли снаружи, не пытаясь помочь ему, хотя просто стоять неподвижно перед входом в чужую гримерку было как минимум странно. Когда несчастную почти выволокли на улицу, та наконец-то смогла совладать со всем своим телом, ударила отца в грудь ногой и отползла подальше, стараясь забиться в угол или схватить что-нибудь со стола. Но внезапно, когда в следующую секунду её с ещё большей силой схватили за ногу и поволокли к выходу, снаружи послышалась какая-то возня и шаги. — Ой, вот, товарищи, поглядите. Всё как я и говорила. Девушку насильно вытаскивают, явно пытаются похитить, к тому же ещё и на частную территорию, в чужую гримерку, без разрешения зашли. В проходе стояла Саша, с довольной кошачьей ухмылкой глядящая на растерявшегося Сергея, по-прежнему не отпускавшего тощую щиколотку дочери. За её спиной, расталкивая его подельников, показались двое охранников, которые как раз и должны были находиться неподалёку и предотвращать подобные случаи. Те удивлённо оглядели эту странную сцену и, к величайшему счастью обеих девушек, вбежали внутрь шатра и схватили Сергея за плечи, оттаскивая от рыдающей дочери. Табельного оружия им не полагалось, но телосложением они почти не уступали всем присутствующим мужчинам, и без него наверняка смогли бы спасти Швец от её почти свершившейся участи. — Подождите… стойте, это ошибка, вы всё не так поняли, это… да подождите, я всё могу объяснить! — С Сергеем церемониться не стали, схватили за плечи и, стараясь заломать руки за спину, повели на выход. — Это моя дочь, да послушайте же! — А чего же вы тогда её за ноги таскаете и вырываетесь сейчас? Все вы так говорите, идёмте, идёмте, иначе с вами будут говорить наши коллеги по цеху, а у них с такими вот кадрами разговор короткий. — Да вы вообще знаете, кто я? Да я вас всех тут судьям сдам, вы ещё пожалеете! — Ага, слыхали уже сотню раз. Будьте вы хоть помощником президента, вы нападаете на человека, а провожать таких вот пупов земли до полицейских участков — наша работа. Чем больше сейчас будете сопротивляться, тем больше поводов у нас для того, чтобы написать на вас жалобу или заявление. Охранники ещё что-то насмешливое говорили недовольно идущему между ними Сергею, но в слабом шуме музыки за пределами шатра этого уже не было слышно, что было и к лучшему, услышать слова о том, что ему поверили и это всё большая ошибка, не хотелось. Когда в гримерке никого кроме двух девушек не оказалось, светловолосая сорвалась с места и присела на корточки рядом с лежащей на земле Алёной. Та крупно тряслась и глотала собственные слёзы, не имея возможности подняться на дрожащие ноги. — Ну всё, всё, всё хорошо. — Приподняв возлюбленную с земли и прижав её к себе, прошептала она, убирая с влажного от слёз лица прилипшие к нему волосы. — Если даже эту мразь и отпустят, у нас есть время чтобы смыться. Красноволосая подобно слепому котёнку, трясущемуся исключительно от холода, прижалась к девушке, ничего не видящими глазами стараясь высмотреть в расплывчатой картинке перед собой силуэт отца. Но того, судя по всему, увели к выходу, куда должны были подъехать полицейские, которых вызвали то ли сами охранники, то ли Саша по дороге сюда. В то, что он получит по заслугам, попадёт в тюрьму и они больше с ним не столкнутся, не верили обе, но сейчас расслабились только потому, что пока он будет все объяснять, пытаться подкупить или уйти, они успеют скрыться и исчезнуть. — Т-ты за ними тогда ушла? — Чуть успокоившись, промямлила Швец, залезая на колени к всё ещё сидящей рядом с ней на земле девушке. — А зачем ещё? Пришлось съебаться побыстрее, а то их тут только двое на всю эту вечеринку, я бы пока их искала, тебя уже обратно в Москву увезти бы успели. — Н-но… зачем? Откуда ты знала, что они придут сюда? Я их в т-толпе со сцены не видела, их вообще рядом вроде бы не было. — Если не увидела ты, не значит, что не увидела я. — Так же довольно ухмыльнулась старшая. — По-моему меня в кошмарах этот взгляд преследовать будет. Он где-то в конце стоял, я бы, наверное, почувствовала его даже если бы он стоял вообще около забора. Я думала, что они нас искать будут потом долго, и мы успеем съебаться, но эти черти каким-то способом уже на пути нас нашли. Если бы мы обе тогда просто попёрлись сюда, нас обеих бы тут переломали, пришлось на время тебя бросить, чтоб подозрений не вызывать. — Так ты знала? — Несколько обиженно воскликнула Алёна, слабо тряся девушку ща воротник футболки. — Ну прости, мне пришлось. — Смеясь, пробормотала Саша, хватая возлюбленную за тонкие запястья, чтоб та не успела задушить её воротником. — Всё же хорошо, я бы точно успела добежать. Зато теперь у нас есть малейший шанс на то, что нам дадут нормально жить. — Нет… его снова отпустят. — Перестав показательно дуться и обижаться, помрачнела Швец. — Надо снова бежать, они могут отпустить его уже сегодня. — А пошли тогда сейчас к ним. У тебя побои в виде укуса, пальцев и следов на спине есть, мы его дяденькам копам предъявим, может за это ему хоть контактировать с тобой запретят. — Скорее всего он купит судью, и ему даже условный срок не впаяют. — Зато суд будет знать про этот пиздец, а не так как сейчас. Пойдём, не отчаивайся, не настолько плохо же у нас всё с законом. Может чего-нибудь и добьёмся. — Мы вот сейчас туда придём, и ты снова меня бросишь скорее всего. — Обиженно пробормотала голубоглазая, когда её поставили на ноги и повели к выходу. — Ничего не брошу, это вообще была вынужденная мера. — Старшая оставила мимолётный поцелуй на щеке девочки. — Вот если получится суд против него выиграть, или хотя-бы не проебать, больше не придётся этого делать. Оставим твоего батька с носом и заживём нормально. А может ему на зло я, как и обещала в жены тебя позову. — Правда? — А чего бы и нет? Надо же над ним как-то поиздеваться и отомстить за весь этот пиздец. — Мне кажется простых слов о том, что я люблю тебя, будет достаточно. — Если что-то хорошее он в своей жизни и сделал, так это избавил тебя от страха говорить мне эти ёбаные слова.