Темный Рай

Присутствие Альберта было ощутимым, хотя Брюс не мог его видеть, ослепленный густой и влажной темнотой. Просто знал, что он рядом, медленно движется навстречу, держа в руке нож, и гнусно ухмыляется за своей противной затертой маской с рогами. Брюс был обездвижен, совсем не мог пошевелиться и — что оказалось ужаснее всего — не чувствовал рядом Вэнса. С ним уже разделались? Или оставили «на сладкое»? Он видит Брюса? Или его тоже ослепили? Брюс подумал обо всём этом одновременно и снова ощутил, как его обдает волной первобытного ужаса. Альберт превратил их с Вэнсом в животных: сперва долго выслеживал на своем фургоне, потом загнал в угол своего жуткого подвала, и у него даже был верный пес, чтобы травить их. Дернувшись в отчаянной попытке спастись, Брюс резко открыл глаза и сразу же зажмурился от яркого белого света. Тело было мокрым от пота, в глотке пересохло. – Брюс! – обеспокоенно воскликнул кто-то. Конечно, это оказалась мама. Она сидела рядом с ним, в палате, и накатившая паника немного схлынула, хотя Брюс по-прежнему ощущал свое неестественно быстрое сердцебиение. Всё закончилось! Они вышли из подвала, и теперь, похоже, он лежал в больничной палате, потому что в его руке была иголка, через которую в тело поступала питательная жидкость. – Воды, – прохрипел Брюс, и мама тут же поднесла к его рту стакан с трубочкой. Сделав большой глоток — казалось, он не пил целую вечность — мальчик выдохнул. – Где Вэнс? Он жив? Последнее, что он помнил: Вэнс свалился на землю, после чего воцарилась тьма. – Твой друг в соседней палате, с ним его отец, – сказала мама и заплакала, упав лицом на край его койки. Она, конечно, не ожидала увидеть своего сына живым. После всех тех объявлений, появление Вэнса и Брюса можно было считать чудом. Брюс и сам не мог поверить, что они выбрались. Сейчас ему было трудно думать — он почти ничего не чувствовал. Тупую боль, очевидно, приглушали обезболивающие. Может, его даже накачали снотворным, потому что глаза плохо реагировали на свет, и Брюс прикрыл веки, чтобы не мучиться. – Не плачь, мама, пожалуйста. Со мной всё в порядке, – собравшись с силами произнес Брюс. Язык еле ворочался во рту. – Как Эми? – Очень скучает по своему старшему брату, – всхлипнув, ответила мама. Послышалось легкое шуршание — возможно, женщина промокнула глаза салфеткой. – Она придет завтра. С папой. – Хорошо, – сказал Брюс и снова отключился. Следующий день был долгий и мучительный, хотя не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло в подвале. Его проверял врач, ему ставили капельницу, просвечивали зрачки, давали какие-то пилюли, измеряли температуру. Брюс чувствовал себя послушной марионеткой, но делал всё, что ему велели, мысленно мечтая оказаться дома, в своей комнате. Больницы и госпитали ему никогда особо не нравились. К завтраку пришли родители и сестра. Они принесли корзинки со сладостями, мягкие игрушки, открытки, записки и ещё несколько разноцветных воздушных шариков от одноклассников, увидев которые Брюс не смог сдержать неприятный позыв — его стошнило прямо на одеяло. Он моментально вспомнил вылетевшие из фургона черные шарики, куда Гейлсбургский похититель заталкивал Вэнса. Не ожидая подобной реакции, отец на несколько секунд застыл на месте, а мама, изо всех сил сдерживая слезы, мучительно заломила пальцы. – Просто... унеси шарики в палату к каким-нибудь старикам, пожалуйста, – попросил Брюс сестру, пока родители разговаривали с врачом о случившемся. Разговор с родителями как-то не клеился, хотя Брюс очень скучал по маме и папе, пока сидел в подвале. Он чувствовал, что мама с папой не представляют, как вести себя с ним, и не могут задать беспокоящие их вопросы, боясь навредить. Лучше бы они прямо спросили, надругался над ним Альберт или нет, но вместо этого родители предпочли дождаться результатов анализов, а Брюс почему-то чувствовал себя виноватым. А вот от разговора с Эми ему немного полегчало, потому что сестра не умолкала ни на секунду. За те полчаса, что они провели вместе, она умудрилась рассказать всё, что случилось с ней на занятиях, описала, как родители искали его, развешивали объявления по всей округе, как ужасно она испугалась в тот день, когда её любимый старший брат не вернулся домой, и что все последующие вечера она провела в его комнате, перебирая его вещи и листая его школьные тетради. Потом появились полицейские. Два детектива, которых Ямада уже видел когда-то в школе, когда пропал Билли-газетчик. Стараясь не зацикливаться на чувстве вялости, сковавшем тело после очередной дозы обезболивающих, Брюс постарался рассказать о произошедшем с теми подробностями, какие помнил, не вдаваясь в детали своего общения с Вэнсом. Он смутно надеялся, что Вэнс, которого опросили до него, поступил точно так же. Очевидно, детективы остались довольны его ответами, потому что довольно быстро закончили задавать вопросы и делать пометки в рапорте. – С собакой всё в порядке, – вдруг сказал детектив Райт, останавливаясь у двери. – Её отправили в приют, пока не найдутся ближайшие родственники бывшего владельца. Твой приятель просил, чтобы я сказал тебе об этом. – Отлично, – устало прохрипел Брюс, провожая детективов усталым взглядом. Он слабо представлял себе ситуацию, в которой бы Вэнс о чем-то просил детективов. – А как вы нашли дом? – Соседи увидели через окно, как вы выходите с участка, и вызвали полицию, – ответил детектив Миллер. – Видели, как мы выходим, – повторил Брюс угрюмо. – Но не видели, как похититель заносил кого-то в дом, выносил тела, катался на своем фургоне по округе. Ясно. Детектив Миллер хотел что-то ответить, но детектив Райт положил руку на его плечо и, ещё раз пожелав Брюсу скорейшего выздоровления, увел коллегу из палаты. За это Ямада был даже благодарен, потому что не мог себе представить, что ответ Миллера не расстроил бы его ещё больше. К вечеру анализы были готовы и, похоже, полностью удовлетворили родителей, потому что они приняли решение забрать Брюса домой под свою опеку. Он оказался практически в полном порядке, если не считать нервного потрясения и большого истощения. Теперь ему полагались полный покой, много пищи и общение с психологом, что вполне можно было устроить и на дому. Переодевшись в чистую одежду, принесенную ещё утром, Брюс сел на больничную койку, ожидая, когда мама закончит разговаривать с врачом, дающим общие рекомендации. Он лежал в больнице почти двое суток, но так ни разу и не видел Вэнса, хотя им должны были назначить одни и те же процедуры. Медсестра несколько раз заверила, что его приятель в порядке, но Брюса это не успокоило. Взрослые вполне могли и приврать, когда считали, что это необходимо. Брюс решил рискнуть — просто сходить и посмотреть на Вэнса, чтобы удостовериться, что он цел и ему оказали необходимую помощь, а потом вернуться. На это не могло уйти много времени, учитывая, что Хоппера положили в соседнюю палату. Выбравшись в коридор, он сразу же заметил Вэнса, подпирающего стену плечом. Выглядел он, действительно, неплохо. Все ссадины обработали и заклеили, руку забинтовали, голову тоже, и хотя сейчас Вэнс Пинбольщик был не в лучшей своей форме, всё равно внушал легкий трепет. Брюс вдруг понял, что не может подойти к нему вот так, потому что совершенно не знает, что сказать, и вместе с тем, когда Вэнс поймал его взгляд, остаться на месте уже нельзя было. – А меня уже забирают домой, – неловко проговорил Брюс, приблизившись. – А... – У отца вторая смена, он придет после неё. Меня тоже отпустят, я уже всех тут достал: и врача, и медсестер — будут рады избавиться, – проговорил Вэнс, рассматривая стену. Губы он особо не разжимал. – Ты... ничего не сказал копам о... том, что им знать не следует? С губ Брюса невольно сорвался вздох. Из его рассказа полицейским следовало, что Альберт не трогал их из каких-то личных странных соображений, по большей части связанных с тем, что наверху у него был какой-то гость, никак не потому, что ему было интересно наблюдать за тем, как он и Вэнс изучают друг друга. Хотя стоило об этом вспомнить, как Брюс вновь ощущал на себе сальный взгляд похитителя, и неприятный ком вновь собирался во внутренностях. – Нет, а ты? – Хрен там, – проворчал Вэнс, всё ещё не глядя на него. Стянувший живот слегка отпустило. Вэнс Пинбольщик переживал о своей репутации куда больше, чем он. Хотя им обоим было, что терять. При ярком свете электричества это было особенно очевидно. – Вижу, тебе уже лучше, – заметил Брюс, чувствуя, что это самый тупой и неловкий разговор в его жизни. По лицу Вэнса стало понятно, что он ощущает тоже самое. Сейчас Вэнс Пинбольщик казался особенно далеким, и Брюс совершенно не мог представить, что буквально два дня назад они целовались. Это казалось выдумкой, но тогда и подвал был плодом его воображения, однако как раз именно эта часть прошедших дней ощущалась вполне реальной. Вэнс засунул руку в карман и достал оттуда сложенную в четыре салфетку, на которой было что-то написано. – Позвони, если захочешь, – будто незаинтересованно бросил Вэнс, протягивая Брюсу салфетку. Он не отпускал её до тех пор, пока их пальцы случайно не соприкоснулись. Короткий всплеск тепла заставил Брюса ощутимо вздрогнуть, и лишь тогда Вэнс, наконец, посмотрел на него, скользнул взглядом по его губам. Тоже подумал про их поцелуй. Брюс почувствовал себя ещё тупее, чем секунду назад. Считал себя умным, а в итоге даже не додумался оставить свой номер. В этот момент его мама выглянула из палаты с встревоженным видом, и Брюс, быстро помахав Вэнсу рукой на прощание, поспешил нагнать её. Похоже, теперь его родители всё время пребывали в страхе, что Брюса могут в любой момент похитить.