Темный Рай

За два месяца посещений Брюс уже привык к этому кабинету. Он казался ему уютнее, чем собственная комната, впрочем, сейчас мальчик везде чувствовал себя лучше, чем дома, где приходилось усердно притворяться, что ничего плохого не случилось. В последнее время Ямада всё больше чувствовал, что окружающие не слишком хотят, чтобы он был в порядке — исключением являлся, пожалуй, лишь Вэнс — им было достаточно, чтобы Брюс поддерживал видимость и не вызывал проблем. И Брюс поддерживал. Доктор Грей ему нравилась. Она интересовалась его состоянием и давала ему неплохие советы — её упражнения по дыханию помогали Брюсу, когда у него начинался эмоционально-вегетативный криз. Он уже знал, что не умрет, когда у него прихватывало сердце, и его кризы были не настолько частыми, как в первые пару недель после похищения. Доктор Грей считала, что это хороший знак. Она разрешала Брюсу говорить о вещах, которые его тревожат, даже если это была всякая ерунда вроде общения с одноклассниками или визита к директору. Пару раз, когда Ямада невольно заговаривал о Вэнсе, доктор Грей тоже звала его по имени, и это было намного приятнее, чем без конца слышать «этот мальчик» или «Пинбольщик». Тем не менее, дела шли не так хорошо, как хотелось бы. С тех пор, как Брюс вернулся на занятия, он почти не спал. Его ночи превратились в бесконечную череду кошмаров, утро и день он проводил в школе, после чего шел на тренировку, забирал сестру с продленки и возвращался домой — делать уроки. Поспать по-настоящему Брюс мог лишь у Вэнса, когда наставали выходные, а до этого момента Ямада лишь слонялся привидением, чувствуя себя всё хуже и хуже и невольно огрызаясь на попадающихся под горячую руку людей. Иногда это были родители, которые думали, что характер Брюса испортился из-за общения с «плохой компанией». Брюс прекрасно понимал, кого они имеют в виду, но молчал, лишь бы не услышать ещё нареканий. – Расскажи, как у тебя дела, – попросила доктор Грей. – Всё хорошо, – на автомате ответил Брюс. Хотелось спать, но он старался не зевать — это было бы неуважительно по отношению к психологу. – То есть... есть некоторые проблемы, но я с ними справляюсь. Взгляд доктора Грей, как и всегда, стал сочувствующе-заинтересованным. – Что за проблемы? – уточнила она. – Расскажи подробнее. Всё вокруг казалось Брюсу медленным, но он знал, в чем причина — это было его заторможенное сознание. Он постучал пальцами по подлокотнику, чувствуя, как это движение отзывается в каждой части тела. Сперва Брюс не хотел рассказывать ей про свои «проблемы с сердцем», но она, не втягивая в ситуацию родителей, помогла ему. Возможно, она так же могла бы помочь ему со сном. – Ну... я не могу уснуть, – ответил Брюс, собравшись с мыслями, и поморщился, чтобы не зевнуть. – Дома я почти не сплю. – Почти не спишь? – Я сплю. Но только у Вэнса, – сказал Брюс, уже привыкший к тому, что доктору Грей нужно знать все детали, чтобы помочь. – Он разрешает мне приходить и спать в его комнате, но теперь, когда я хожу на учебу, я уже не могу приходить к нему каждый день. Я могу прийти к нему только на выходных и иногда на неделе, когда не занят на тренировке, но этого мало. Я пытался спать в других местах — дремать в медицинском пункте, в раздевалке, в комнате Эми, когда её нет, даже у родителей в спальне, но всё это бесполезно. Когда я остаюсь один в комнате, мне кажется... будто похититель всё ещё смотрит на меня, – нехотя признался он. – Я знаю, что его не может быть в комнате, но чувствую себя по-другому. Я помню, что в подвале Вэнс наблюдал за дверью, когда я спал, и всегда первый реагировал, если дверь открывалась. Поэтому, когда я с ним, я чувствую, что я в безопасности, – помолчав, добавил Ямада. – Что он разбудит меня. И не даст Альберту подойти. Доктор склонила голову. Вид у нее был напряженный, встревоженный — сильнее, чем когда она сказала, что у него криз. Сейчас психолог не делала пометки в блокноте, лишь медленно постукивала концом ручки по странице, будто обдумывая ситуацию. – Брюс, я не думаю, что это хорошая мысль — спать у твоего друга, – с мягким нажимом проговорила доктор Грей. – Так ты никогда не справишься с этими состояниями. Вместо того, чтобы встретиться со своими страхами лицом к лицу и перебороть их, ты убегаешь от них. Перекладываешь ответственность за свое спасение на своего приятеля. Механизм, который используешь, чтобы справиться со своим страхом, нездоровый, – заметила доктор Грей, растирая переносицу. – Возможно, он ещё более травмирующий, чем ваш контакт с похитителем, потому что вы выстраиваете созависимую связь. Я не думаю, что ты понимаешь, что я имею в виду сейчас, и, наверное, мне лучше поговорить об этом с твоей мамой. – Нет! – испуганно воскликнул Брюс, и сонливость слетела с него в ту же секунду. От страха сердце Брюса начало колотиться быстро и сильно — очередной криз, потому что эта боль казалась невыносимой, и пришлось медленно втянуть воздух носом, чтобы выдохнуть через рот. Ямада не мог себе представить, что скажут его родители, когда узнают о его проблемах со сном, о том, как он с ними боролся, и о том, к чему это всё привело. – Вы же сказали: то, о чем мы здесь говорим, это секрет, и Вы не имеете права нарушать врачебную тайну... – Ты несовершеннолетний, а твоя мама несет за тебя ответственность, – прервала его доктор Грей. Когда она заговорила с ним, её голос уже не казался ему таким дружелюбным. – Брюс, мы два месяца пытаемся вылечить тебя, а ты всё это время усиленно обнуляешь наши старания! Мы тащим тебя наверх, а ты возвращаешься в этот подвал и запираешь за собой дверь. Тебе как будто нравится там находиться! Слова психолога обожгли не хуже пощечины. Брюс закрыл глаза, чувствуя, как к лицу приливает краска стыда. Само предположение, что ему могло нравиться в подвале, казалось ему унизительным. Всё, что он делал — пытался спастись из подвала, и Вэнс был единственным, кто понимал его в этом стремлении, поэтому Брюс старался держаться к нему поближе. Поэтому и ещё потому что Вэнс, действительно, ему нравился. Он научил его менять местами кассеты в видеопрокате, чтобы смотреть триллеры и боевики, вылавливать журналы из канала, а ещё — всегда держать салфетки у кровати. Вместе они слушали музыку, кидали дротики в фотографии учителей (это оказалось неожиданно весело), взрывали петардами старых солдатиков Джо... Интуиция подсказывала: стоит помалкивать о том, что они целовались друг с другом и слегка перешли эту черту. Это доктору Грей точно не понравится, и уж об этом она обязательно сообщит его родителям и, возможно, отцу Вэнса, что обернется катастрофой. – Мне совсем не нравится там находиться — это были худшие дни в моей жизни, – с обидой проговорил Брюс, не глядя на психолога. – Мы же не делаем ничего дурного — просто играем вместе и спим в одной комнате. Разве плохо, что мы присматриваем друг за другом, на случай, если случится что-то, пока мы спим? Вэнс не против того, что я прихожу. – Вэнс, может, и не против, но этот не хорошо ни для тебя, ни для него. Прошло уже два месяца, – повторила психолог и тяжело вздохнула. – Вы до сих пор даже не начали отпускать эту ситуацию. Подозреваю, что Вэнс приглашает тебя к себе по той же причине — ему страшно спать одному. И вместо того, чтобы бороться, он, как и ты, идет путем наименьшего сопротивления — продолжает сидеть в подвале. Это было уже совсем возмутительно. – Вэнс бесстрашный, – возразил Брюс, взглянув в глаза доктора Грей с легким вызовом. – Такое у тебя сложилось впечатление, и, бьюсь об заклад, Вэнс рад, что ты так думаешь, – сказала доктор Грей мягко. – Но твоему другу столько же лет, сколько и тебе, и он ещё более незрелый, чем ты. Брюс, я тебе не враг, у меня нет цели задеть твои чувства или обидеть твоего друга, – заметила доктор Грей, и Брюсу стало немного стыдно за то, как он на неё посмотрел. – Я задам тебе вопрос, а ты ответь на него честно, пожалуйста. Ты хочешь поправиться? Хочешь, чтобы эти состояния исчезли? Это было несправедливо, даже в принципе допускать, что он хотел бы, чтобы всё осталось по-прежнему. Его жизнь превратилась в сущий кошмар, и ему казалось — это очевидно для каждого. Но доктор Грей хотела ему помочь, возможно, она была единственной из взрослых, на самом деле в этом заинтересованной, потому и спрашивала. – Конечно, хочу, – честно сказал Брюс. – Я не могу спать, постоянно чувствую на себе чужой взгляд и мне очень страшно, когда я один. Особенно, когда я один. – А ты хочешь, чтобы Вэнс поправился? – спросила доктор Грей. – Конечно, хочу! Сердце неприятно сжималось от мысли, что он навредил Вэнсу своим желанием чувствовать себя защищенным. Всё было в порядке, когда они виделись, болтали и целовались. И хотя Вэнс почти не жаловался, — только на одноклассников, учителей, соседей, отца, его пассию, но, Господи, речь-то шла совсем о другом — он никогда и не отрицал, что его не мучают мысли о подвале. – Тогда вам нужно перестать видеться, связываться друг с другом по телефону, контактировать, в целом, – сказала доктор Грей, откинувшись в кресле. – Не навсегда, никто не запрещает вам дружить, но сейчас лучший выход из ситуации — не воскрешать Альберта постоянным присутствием в жизни друг друга. Попробуй снова начать видеться со старыми друзьями, ты сам говорил, что они рады твоему возвращению. Если тебе тяжело — заведи новых знакомых, – посоветовала женщина. – Исключи подвал из своей жизни. Помоги Вэнсу исключить подвал из своей жизни. Иначе вы так и просидите в нем до конца своих дней. Брюс неуверенно прикусил губу. От одной мысли о том, что им нужно прекратить общаться (прямо, как хотела его мама), становилось дурно. Возможно, виноват был недосып или то, что он почти не мог есть из-за проблем со сном, но на Брюса накатила тошнота. Сердце неприятно прихватывало — не так, как во время криза — словно под ребра загоняли нож и крутили то в одну сторону, то в другую. Попытавшись представить реакцию Вэнса, Брюс ощутил, как земля уходит у него из под ног. В висках стучало неприятно и громко. Брюс нащупал в кармане чокер, обычно придающий ему уверенности, но почувствовал, как его сжимает в кольцо одиночество. Если у него не будет Вэнса, значит, не будет никого. Он останется совершенно один, и это, по словам доктора Грей, было то, что ему нужно, чтобы подвал, наконец, исчез из его жизни. – Это поможет? – спросил он пересохшим от волнения голосом. Доктор Грей заметила это и немедленно налила ему воды из стоящего на столе графина. Брюс осушил стакан, не задумавшись, не почувствовал вкус воды. Казалось, она пролилась вхолостую и камнем упала на дно желудка. – Поможет, – кивнула доктор Грей. – Взгляни в лицо своему страху и увидишь, что бояться нечего. Альберт мертв. Ты жив. Ты будешь в порядке — теперь, зная проблему целиком, мы проработаем её. Мы сможем углубиться в проблему и закрыть твой гештальт — по настоящему вывести тебя из подвала. Брюс понятия не имел, что это, но слово его немного успокоило. Очевидно, доктор Грей прекрасно знала, о чем говорит, и, похоже, не в первый раз работала с подобной проблемой. Всё, что от него требовалось — содействие, и это Брюс мог гарантировать, потому что больше всего на свете хотел, чтобы из его жизни исчезли кошмары и страхи. – А когда можно будет снова начать общаться с Вэнсом? – уточнил Брюс. – Это будет зависеть от твоего прогресса, – ответила психолог. – Разумеется, всё не случится за один день. Тебе придется приложить немало усилий, но у тебя всё получится, ты ведь сильный мальчик. Не забывай, что ты выжил, а это главное. Брюс, – доктор Грей посмотрела на него с легкой настойчивостью. – Тебе следует говорить мне о таких вещах, чтобы мы могли помочь тебе, пока ситуация не вышла из под контроля окончательно. Твои родители очень волнуются за тебя. Посмотри, до какого состояния ты себя довел! Думаешь, твоя мама будет рада узнать, что каждый раз после наших сеансов ты шел и обнулял свой результат? Её страховка не безгранична... – Я это понимаю, – мучительно проговорил Брюс. – Я постараюсь больше так не делать. От психолога Брюс ушел в расстроенных чувствах. Конечно, доктор Грей была права — он пытался решить проблемы легким способом. Но других способов Брюс просто не видел. Возможно, скажи он психологу о проблемах со сном с самого начала, сейчас бы его уже ничего не тревожило. Но Брюс совершенно не хотел упоминать Вэнса и то, что они делали вместе. Тогда он был маленьким, но хорошо помнил, что случилось пять лет назад, когда в Колорадо отменили закон о Содомии. Они оказались третьим штатом, официально отказавшимся от гонений гомосексуалистов, но их округ пришел в ярость. Некоторое время на улицах были беспорядки, в новостях постоянно говорили про сожженные бары и клубы, избиения и убийства. Брюс запомнил то лето хорошо, потому что ему приходилось почти всё время сидеть дома — родители не хотели, чтобы он увидел на улице что-то неправильное. С тех пор мало что изменилось: Брюс всё ещё слышал, как время от времени сжигали бары, где, по слухам, проводили время геи, а в прошлом году по новостям он даже видел, как в Лос-Анджелесе арестовали заместителя мэра за обвинение в гомосексуализме. Тогда отец презрительно цокнул языком и переключил канал, чтобы Эми не спросила, о чем идет речь. Брюс знал, что с ним случится, заикнись он о своей симпатии к другому мальчику — его тут же отправят на электрошоковую терапию. Или в церковь. Он даже не знал, что хуже — стоять на коленях и бесконечно каяться или терпеть удары тока. Впервые он шел навестить Вэнса, не надеясь, что ему полегчает. Каждый шаг давался с трудом, как будто к ногам привязали гири, и Брюс искренне хотел оттянуть момент встречи, потому что совершенно не представлял, как себя вести и что говорить. Обычно оказывалось достаточно того, что он просто был собой — по какой-то причине Вэнса устраивало то, какой Брюс есть на самом деле, без притворства. – Где тебя таскало? Думал прискачешь ещё полчаса назад, – произнес Вэнс, пропуская Брюса в дом и ткнул себя пальцем в щеку. – Я жду. С тех пор, как Ямада поцеловал его в щеку в первый раз, Вэнс делал так во время каждой встречи, и обычно сердце Брюса неистово билось, словно он снова собирался признаться в симпатии. Но сейчас Брюс лишь рассеянно ткнулся в щеку Вэнса губами, стараясь не думать о том, как ему будет не хватать этого маленького ритуала. – Знаешь, Ямада, похоже, сегодня лучший день в моей жизни! – заявил Вэнс с торжеством в голосе. – Сперва я перебил рекорд этого засранца и... в тот же момент узнал, что это Гарри Боумэн. Имя ничего тебе не скажет, но он тот ещё ублюдок, из десятого класса. Когда мы вышли из зала, он начал ерепениться, и я тут же засунул его в мусорный бак, – Хоппер с довольным видом впечатал кулак в ладонь. – Владелец аркадного зала ничего не может мне сделать, потому что потасовка произошла на улице. Он так и сказал! Будь уверен, там все уссались — десятиклассников я ещё не колотил. Записывай на мой счет, он первый, но не последний, скоро я нагну и кого-нибудь из выпускников, – довольно протянул Вэнс. – Дальше лучше — отец отсыпал мне деньжат, так что я всё-таки куплю себе нормальный нож, да ещё на кастет останется. Но самое главное: я захренячил его ключи под шкаф. Думал, всё, изобьет до смерти, как узнает. Но у меня получилось отодвинуть шкаф, и знаешь, что я нашел на полу? – Вэнс горделиво вытащил из внутреннего кармана пожелтевшую фотографию белокурой женщины. – Отец вырвал все фотографии из альбома, но, похоже, про эту он не помнит. Вэнс самодовольно улыбнулся, и Брюс почувствовал себя ещё хуже. Он знал, что будет скучать по нему, очень сильно, но не представлял, что начнет тосковать уже сейчас, когда они ещё не попрощались. Может, Вэнс и не был самым сильным и по-настоящему бесстрашным, Брюс не встречал людей лучше. Его родители и одноклассники могли бы поспорить, но Ямада был уверен: он не знал никого лучше, чем Вэнс Хоппер. – Я... очень рад за тебя, – произнес Брюс неуверенно. – Да что с тобой? – Вэнс бережно спрятал фотографию во внутренний карман и окинул Брюса сосредоточенным взглядом. – Какие-то проблемы? – Нет. То есть... да, – собравшись с мыслями, проговорил Брюс. От волнения у него неприятно тянуло язык. – Вэнс я пришел, чтобы сказать... нам больше не нужно видеться. Выражение недоумения на лице Вэнса моментально сменилось яростью. Брюс отчетливо увидел, как брови тяжело опустились, образуя глубокую морщину, и упрямый рот с недоверчивой яростью открылся. – Чего? Брюс глубоко вздохнул, набирая в легкие побольше воздуха. У него тряслись руки. – Наши встречи плохо влияют на нас с тобой. Они ещё более травмирующие, чем наше заключение в подвале, потому что у нас с тобой появилась нездоровая связь, – на духу проговорил он. И стоило ему встретиться взглядом с Вэнсом, Брюс ощутил, что у него снова начинается криз. – Ты что, рехнулся? – спросил Вэнс, наступая на него. – Ты, блядь, соображаешь, что несешь, Ямада? – Доктор Грей говорит... – Твой ебучий мозгоправ, ну, конечно! – протянул Вэнс дрожа от злости. Брюс зарылся руками в волосы, пытаясь успокоиться. Ему хотелось, чтобы Вэнс его понял, но Хоппер не желал его слышать. Стоило начать издалека, сперва объяснить проблему, но Брюса учили начинать с сути, и он не хотел обманывать и слишком оттягивать. – Я лишь хочу, чтобы исчезли кошмары, у нас обоих, – произнес Брюс. – Хочу, чтобы мы забыли о подвале, чтобы он исчез из нашей жизни. – Ты хочешь, чтобы Я исчез из твоей жизни, – прорычал Вэнс, ударяя кулаком в шкаф. Брюс напряженно замер, замечая, что по дереву пошли трещины. Лицо Вэнса было перекошено от мучительной гримасы ярости и боли. – Уходи, – хрипло произнес Хоппер. – Если ты сейчас не свалишь отсюда, я не сдержусь и врежу тебе. И на глаза мне больше не попадайся, иначе я изобью тебя. Ком горечи набухал в горле. Брюс чувствовал, как у него начинает резать в глазах, как тело ломает от странных спазмов. – Вэнс, я же не это... – Уматывай, – рявкнул Вэнс, схватив его за рубашку. – Думаешь, ты единственный япошка, у которого рот похож на сердечко? Да хрен там. Катись и не показывайся тут. Сильная рука вытолкала его за дверь, и Брюс, глотая слезы, медленно побрел по дороге. Он надеялся, что это к лучшему, но сердце упрямо терзала боль.