***
Каваки стоял у двери и вслушивался в разговоры. Седьмой, кажется, успокаивал свою дочь — та что-то лепетала таким голоском, будто сейчас расплачется. Хината — жена Хокаге — в этот момент давала какие-то бесполезные наставления своему сыну-придурку, который, собственно, и был виновником этого переполоха. Как Каваки понял, на того свалился карниз — пацан заорал на весь дом, а затем на пол упало что-то тяжёлое. Звук разбудил остальных, после чего родичи придурка сразу же помчались к тому в комнату. Судя по воплям Хинаты, удар пришёлся пацану прямо по голове, отчего тот незамедлительно вырубился. Хотел бы Каваки сам на это посмотреть, но всё же предпочел лишний раз не пересекаться с их семейкой. Когда пацан втирал ему, что непричастен к «Каре», Каваки не верил. Но теперь, после недавнего происшествия, у него закрались сомнения: вряд ли Каре нужны были придурки, неспособные уклониться от летящего на них карниза. К тому же, пацан уверял, что хочет избавиться от Кармы, а получил её вообще каким-то дурацким способом... Не то чтобы Каваки поверил его словам, но выглядел тот довольно убедительно. В любом случае, с пацаном нужно быть осторожнее — мало ли что выкинет. Наверняка начнёт выпытывать у него информацию про Карму — Каваки и самому было известно немного, но даже этим он не горел желанием делиться. Спать давно расхотелось, да и семейка Седьмого ещё долго копошилась над пацаном, пока тот со сварливыми возгласами не выпроводил их из своей комнаты. После того, как все наконец замолчали, а дом погрузился в умиротворяющую тишину, Каваки лёг обратно на диван и уставился в потолок. Он в который раз прокрутил в голове события сегодняшнего дня — помимо и без того многочисленных проблем, теперь напрягал ещё и пацан с кармой. Если этот придурок всё же сказал правду, то известно ли про него «Каре»? А если соврал, то почему ещё не вернул Каваки этим уродам? Может, это всё — очередной ублюдский эксперимент? С подобными переживаниями Каваки пролежал ещё какое-то время, иногда погружаясь в лёгкую дрёму. И только все лишние мысли окончательно покинули его, позволяя окунуться в долгожданный сон, как он уловил едва слышный голос над ухом, а затем и лёгкое касание к плечу. Он резко распахнул глаза: перед ним предстал нечёткий силуэт, состоящий по большей части из ярко-жёлтых пятен. «Чёрт, Дельта!» — мелькнула мысль в голове. Каваки дёрнулся и рефлекторно метнулся в сторону, плотно вжимаясь в спинку дивана и комкая в руках одеяло. — Эй, ты чего трясёшься весь? Я не собирался делать ничего плохого! Силуэт перестал казаться таким размытым, и Каваки смог разглядеть в нём черты Седьмого. Неконтролируемый страх постепенно рассеивался, уступая место рациональности. — Отвали, — шикнул на него Каваки, стараясь окончательно унять дрожь в теле. — Чего надо? Я сплю, вообще-то. — Полегче, я всего лишь с предложением, — Седьмой замахал руками и как-то криво улыбнулся. — Тебе наверняка будет скучно дома, поэтому я решил взять тебя с собой в резиденцию. Сможешь лично увидеть, как работает настоящий Хокаге! Каваки эта идея показалась весьма подозрительной. Он искоса посмотрел на Седьмого и небрежно бросил в ответ: — Какой тебе толк тащить меня куда-то? Ты же хотел запереть меня здесь, так и валяй. — Ну-ну, не собирался я тебя тут запирать, — Хокаге изобразил максимально невинное лицо. — Я всего лишь буду присматривать за тобой, пока ты находишься в Конохе. Ну конечно, не могло же быть всё так просто. Седьмой так или иначе будет следить за ним, лишая любой потенциальной возможности сбежать. — Ладно, чёрт с тобой. Всё равно делать нечего, а так хотя бы твой сопляк глаза мне мозолить не будет. — Вот и отлично! — Хокаге сделал вид, что обрадовался. Каваки уже в который раз отметил, что выходило у него весьма правдоподобно. — Сходи в ванную и спускайся, я буду ждать тебя внизу. Только побыстрее, а то мы немного опаздываем. Седьмой уже собрался уйти, но на выходе из комнаты добавил: — И постарайся сильно не шуметь, а то все мои ещё спят. Обычно я единственный, кто поднимается в такую рань. Дверь закрылась, оставляя Каваки наедине со своими мыслями.***
Когда он шёл по лестнице на первый этаж, Седьмой уже ждал у двери с каким-то пакетом в руке. — Я тут нам завтрак прихватил, — произнёс тот, обуваясь. — Любишь тонкацу? Каваки понятия не имел, что такое «тонкацу» и почему его вообще спрашивают об этом, — такое чувство, что Седьмого и вправду заботило, что ему нравится, а что — нет. За ночь он несколько пересмотрел своё отношение к еде в этом доме — сосиски из холодильника, как и ожидалось, отравлены не были, да и в целом Седьмой пока не предпринимал попыток причинить ему какой-либо вред. — Мне без разницы, — ответил Каваки с равнодушным лицом и обул свои сандалии. Седьмой тяжело вздохнул и открыл дверь — в лицо повеяло прохладной утренней свежестью. Опять этот дурманящий запах мнимой, фальшивой свободы, ускользающей от него, как вода сквозь пальцы. Он больше не в «Каре» — но разве от этого легче? Каваки знал наверняка: за ним придут, обязательно придут. Эта мразь его так просто не оставит. Он стиснул зубы, отгоняя болезненные воспоминания.***
Долгое время они шли молча. Каваки даже начало это напрягать — он несколько успел привыкнуть к тому, что Седьмой постоянно о чём-то болтает. Тот даже не держал его за локоть, как в прошлый раз, что так и подстрекало к побегу; однако мимолётный взгляд на черные узоры на запястьях быстро привёл в чувство: ещё не время. Прохожих в столь ранний час практически не было, и Каваки от скуки разглядывал невысокие здания, яркие вывески магазинчиков и пестрящие цветами плакаты на улицах. Ещё в раннем детстве он бы многое отдал, чтобы побывать в подобном месте — тогда он вряд ли мог бы представить, что когда-нибудь оно станет ему тюрьмой. — Слушай, я тут поговорить хотел... — внезапно начал Седьмой, отчего Каваки слегка дёрнулся в сторону и тут же принялся прокручивать в голове наихудшие варианты. Тем временем тот, вздохнув, продолжил: — В общем, утром АНБУ мне доложили про ваш с Боруто ночной перекус... По телу Каваки стрелой промчалась дрожь. Значит, Седьмой знает, что ночью он пытался убить сопляка. Если так, то сейчас его ведут точно не в обещанную резиденцию, а, как вариант, к тому типу в тёмном плаще, в лабораторию или ещё куда хуже. Каваки нервно сглотнул и выпалил: — И что мне за это светит? Отдашь очкарику? Будешь пытать? — А? Нет-нет, ты всё не так понял, даттебайо! — Седьмой быстро замахал руками. — Я же обещал, что не трону тебя, и от своих слов не отказываюсь! Он звучал настолько убедительно, что Каваки уже был почти готов ему поверить, но вовремя одумался: — Тогда что ты от меня хочешь? — Ну, я надеялся, ты расскажешь мне, что у вас случилось. Ведь не просто так же вы повздорили? — А тебе какое до этого дело? Лицо Хокаге в момент помрачнело, отчего Каваки напрягся. — Хоть мой сын — шиноби и может за себя постоять, я всё равно не могу оставить такое без внимания. АНБУ сказали, что ты его чуть ли не убить хотел! — Седьмой, кажется, на секунду разозлился, но потом вновь стал привычным. — Скажи, это правда? — Он заглянул ему прямо в глаза. — Твой сопляк сам на меня полез, — бросил Каваки, отводя взгляд. — Иди лучше у него спрашивай, чё ты ко мне прицепился. — Если честно, мы с Боруто не то чтобы сильно ладим, он не стал бы мне ничего говорить, — как-то грустно протянул Седьмой. — Я думал, ты сможешь с ним подружиться. Каваки фыркнул в ответ. Ещё чего не хватало — набиваться в друзья к какому-то придурку, так ещё и с Кармой. Интересно, знает ли про неё Седьмой? Дальше они шли в тишине. У Каваки никак не укладывалось в голове, что Хокаге действительно закрыл глаза на его ночную выходку — чем он заслужил такие поблажки? Седьмой всем своим видом внушал доверие, но Каваки заставлял себя не поддаваться: повестись на такое во второй раз было бы верхом глупости. Надпись на здании странной формы, к которому они подходили, гласила «Огонь». Позади того возвышалась огромная скала с высеченными в ней лицами каких-то мужиков — впрочем, одно из них скорее напоминало женщину. На эту скалу Каваки обратил внимание ещё по пути, но так и не решился спросить про неё у Седьмого. Каваки замедлил шаг, засмотревшись: вблизи лица выглядели ещё величественней — в своей жизни он никогда не видел чего-то подобного. Кажется, крайнее было чем-то похоже на Седьмого. Такие же усы на щеках, только причёска другая. — Эй, ты идёшь? — из раздумий его вытащил голос Хокаге, уже успевшего подойти ко входу в здание. Каваки проигнорировал вопрос, молча проследовав за Седьмым. Внутри резиденции было немноголюдно, зато каждая проходящая мимо них собака непременно здоровалась с Хокаге, в то время как на него смотрели с нескрываемым подозрением. Каваки становилось тошно от их взглядов. Они прошли несколько хорошо освещённых коридоров и поднялись по лестнице на верхний этаж. Наученный прошлым опытом, Каваки тщательно запоминал все пройденные повороты от самого входа в здание и до массивных дверей, у которых они остановились. — Вот мы и пришли, заходи, — открыл дверь Седьмой, пропуская Каваки в просторную комнату. — Можешь располагаться на диване. Каваки осмотрелся: внимание привлекли огромные стопки бумаг, за которыми едва можно было разглядеть стол. Диванчик, куда ему сказали сесть, стоял неподалёку, засыпанный несколькими исписанными листами. На полу хаотично валялись странные свёртки, в углу стоял высокий шкаф, а стены украшали портреты в рамках. Каваки сопоставил их с теми лицами, что видел на скале — совпадение было практически абсолютным. Поверхностно изучив кабинет, он осторожно присел на край дивана и перевёл взгляд на Седьмого. Тот подскочил к нему и, причитая о чём-то себе под нос, собрал разбросанные по дивану бумаги, после чего кинул их в одну из стопок на столе. — Прости-прости, у меня тут небольшой беспорядок, — Седьмой положил на пол свой пакет, подошёл к шкафу и принялся быстро перебирать лежащее там барахло. — Подожди, сейчас достану подушку, чтоб тебе было удобней. — Из шкафа посыпались свёртки различных цветов и размеров. — Спрятал её от Шикамару, чтоб этот лентяй прям здесь не разлёгся. Когда подушка была найдена, Седьмой кинул её в руки Каваки и на скорую руку стал запихивать весь разбросанный хлам обратно в шкаф. Дверца никак не хотела закрываться, пока Седьмой, недовольно проворчав, несколько раз не толкнул её рукой. — Фух, ну наконец-то! — он поднял пакет и, достав оттуда две небольшие коробочки с едой, вручил одну Каваки, а сам уселся за стол. — Теперь можно и позавтракать. Каваки скептически осмотрел предложенную еду — судя по запаху, мясо в каких-то сухарях и овощи. Стоило признать, на вид было очень даже аппетитно, хотя сейчас и корочка хлеба показалась бы ему настоящим деликатесом. Он осторожно разъединил палочки и попробовал. — Ну как тебе? — спросил Седьмой, пока Каваки не успел и куска проглотить. — Скажи ведь, что Хината отлично готовит! Поначалу хотелось съязвить или отмахнуться, но, прожевав, он понял, что всецело согласен с его словами. Корочка приятно хрустела во рту, а мясо чуть ли не таяло на языке. Ничего вкуснее этих «тонкацу» — вроде так назвал это Седьмой — он ещё не ел! — Сойдёт, — прожевав, ответил Каваки, усилиями сохраняя равнодушное лицо. Было видно, что Седьмой несколько расстроился такому ответу, но тут же перевёл тему: — Мы когда шли, я видел, ты на скалу с лицами Хокаге засмотрелся. Круто, скажи? Я вот с детства мечтал, что и моё лицо там будет! — И какой в этом смысл? — косо взглянул на него Каваки, цепляя овощи палочками. — Ну как это... — Седьмой, кажется, даже немного растерялся. — Хокаге — это лидер деревни, им может стать только поистине сильный и умный шиноби, которого признают все жители! Теория о том, что этот тип тут главная шишка, окончательно подтвердилась. — А почему тебя называют «Седьмой»? — Каваки решил задать вопрос, заинтересовавший его ещё со вчера. — До меня всего было шесть Хокаге, — указал он на портреты рукой, в которой держал палочки. — А я стал седьмым, даттебайо! Каваки подумал, что тот, должно быть, очень гордится своим титулом, раз так эмоционально об этом рассказывает. Больше спрашивать желания не было, и он хотел было продолжить есть молча, как Седьмой окликнул его непривычно тихим голосом: — Знаешь, я ведь рассказал немного о себе. Теперь скажешь мне хотя бы своё имя? Каваки задумался. Он не собирался никому здесь говорить что-либо про себя, но сейчас колебался. На секунду даже возникло неестественное желание довериться Седьмому, но Каваки сразу же отбросил такие мысли: он уже поверил незнакомцу однажды, что разделило его жизнь на до и после. Кто знает, может, улыбка Седьмого такая же фальшивая, как и у этой мрази. Каваки сделал глубокий вдох, чувствуя, как разум омывают мучительные воспоминания, пока Хокаге продолжал смотреть ему в глаза с неподдельным интересом, будто ожидая, что на этот раз своего добьётся. Нет. Он здесь никому ничего не доверит. Даже имени.***
Кодо проснулся с ощущением ноющей боли во всём теле. Во рту пересохло, а голова будто раскалывалась. Он разлепил помутнённые глаза — яркий свет раздражал чувствительную сетчатку, заставляя обратно зажмуриться. Где он? Его спасли? Последним, что удалось вспомнить, были холодный кафельный пол и чьи-то обрывистые крики — кажется, женские. Внезапно нос учуял до боли знакомый запах сигаретного дыма — значит, он всё-таки выжил и его как-то дотащили до лаборатории. Когда глаза наконец привыкли к свету, Кодо смог подтвердить свою теорию: он лежал на кушетке, весь в бинтах и накрытый простыней по пояс, а к его рукам были присоединены тонкие трубки, подключённые к массивной аппаратуре и капельнице. Источник же отвратительного табачного дыма находился от него буквально в паре шагов — Амадо сидел за компьютером и, ожидаемо, курил. Кодо недовольно цыкнул в его сторону, привлекая к себе внимание. — Я рассчитывал, что ты проснешься не раньше обеда, — учёный повернулся к нему, делая затяжку. — Как всегда удивляешь, Кодо. — Пошёл ты! И не кури на меня, я тебе не для того жизнь спас, — огрызнулся Кодо в ответ, припомнив, что за Амадо должок. Учёный и бровью не повёл, продолжая дымить в его сторону. — А, ты об этом, — он стряхнул пепел с сигареты. — Я тебя вчера почти пять часов зашивал. Думаю, мы в расчете. Кодо чувствовал, как начинает закипать. Не успел он проснуться, а проклятый дед уже его выбешивает. Дикое желание повыдёргивать злосчастные трубки и прижать Амадо к стенке застилало разум, но Кодо сдержался — последствия обещали быть далеко не сладкими. Учёный отвернулся обратно к монитору и продолжил быстро нажимать на клавиши. Затянулось длительное молчание. Кодо мучило множество вопросов, задать которые он был готов кому угодно, только не Амадо. Несколько обрадовало, что тот хотя бы упомянул о том, что Кодо был в отключке не так много времени — всего лишь день. Но сейчас его больше всего волновало, что с сосудом — от мыслей о том, что Учиха мог похитить или убить пацана, по спине пробегал холодок. Спустя несколько минут тишины, нарушаемой только пиканьем приборов и клацаньем кнопок, Кодо всё же решил спросить: — Где сейчас пацан? Амадо покосился на него и ответил в своей привычной манере: — Уж точно не там, где ты его оставил. — Мне не до твоих шуток! — прикрикнул Кодо, но слова отозвались ноющей болью в животе, отчего дышать стало невыносимо тяжело. — Вы его забрали? Учёный потушил сигарету о пепельницу и поднялся с кресла. — Забрали. — Он сделал длинную нервирующую паузу. — Учиха Саске забрал. Кодо показалось, что он сейчас опять потеряет сознание. Если за собственную нерасторопность Джиген его ещё простит, то за пропажу сосуда... Лучше бы он умер прямо там, в той лаборатории, защищая сосуд до последнего вздоха. Своим трусливым бегством он позволил Учихе забрать пацана, сохранив при этом собственную никчемную жизнь. — Джиген сказал доложить ему, когда ты очнёшься, — беспечно произнёс Амадо по пути к дверям, заставляя Кодо чуть ли не захлебнуться от ужаса. — Как я понял, он хочет тебя навестить.***
Кодо не ощущал, сколько прошло времени с тех пор, как за учёным захлопнулась дверь. Час? Два? Десять минут? К нескончаемой боли во всём теле добавилось ещё и головокружение, утыканные трубками руки мёрзли, спина потела, тугие повязки сдавливали живот, а губы вконец потрескались. Как он мог так облажаться? Как мог не сберечь сосуд, на поиски которого Джиген потратил годы? Что теперь с ним будет? Его убьют? Выгонят из Кары? Хотя это равносильно смерти. Вся его жизнь, все его стремления и мечты — всё здесь. Потерять их — даже хуже, чем умереть. Кодо чувствовал, как губы дрожат, а к горлу подкатывает ком. Вспомнит ли о нём хоть кто-нибудь после его смерти? Если да, то что скажут? Боро, Викте и Кашину, скорее всего, будет всё равно, Амадо вздохнёт с облегчением, а Дельта и Дипа точно выкинут в его адрес что-нибудь язвительное. Даже Кин вряд ли станет грустить — скорее, посмеется, каким слабаком он был, что не смог защитить пацана. А Джиген... Какое ему дело до того, кто предал его доверие? Кодо заморгал быстрее и сглотнул. Он ведь так старался, старался изо всех сил! А по итогу разрушил всё, что все они кропотливо строили столько лет. Он редко думал о том, как именно хотел бы умереть. Смерть — это то, что происходило с другими, но не с ним, нет. Кодо и представить не мог, что будет лежать на кушетке в лаборатории, еле живой, весь перебинтованный, и ждать своей участи, едва сдерживая подступающие слёзы. Удушающую тишину рассёк гулкий звук неспешных шагов. Больше всего на свете Кодо не хотел, чтобы Джиген сейчас видел его таким жалким, таким беспомощным. Может, ему позволят хотя бы умереть достойно?.. Нет. Он даже этого не заслуживает. Кодо позволил себе повернуть голову, чтобы Джиген не увидел его невольно нахлынувших слёз — посмотреть тому в глаза он бы всё равно не решился. Кодо подумал, что его наверняка сочтут отвратительным — от этого в груди больно кольнуло, а горячие капли потекли по лицу. Кажется, Джиген сел на край кушетки и наклонился над ним — наверняка ему были видны эти мерзкие, позорные слёзы. Кодо всхлипнул. Скрывать собственную никчёмность было уже бессмысленно. Всё, чего он сейчас хотел, — чтобы его поскорее прикончили. Он вздрогнул, когда тёплые пальцы коснулись влажной щеки. Джиген осторожно повернул его голову на себя — из-за пелены слёз Кодо не мог разглядеть его лицо, но усилием воли заставил себя смотреть, затаив дыхание. Пусть он и оказался слабаком, но хотя бы найдёт в себе смелость принять свою смерть, не отводя взгляда. Но Джиген не спешил его убивать. Он мягко провёл пальцами ему по щекам, вытирая растекающиеся слёзы, огладил ладонью лицо, касаясь невзначай уголка губ, и лёгким движением смахнул непослушную чёлку с его лба. Из всего спектра эмоций у Кодо остались только растерянность, недоумение и лёгкая смущённость. — П-почему?... — еле слышно прошептал Кодо, запинаясь. Джиген не ответил. Он наклонился совсем близко к его лицу, и Кодо почувствовал, как прядь длинных чёрных волос щекочет шею. Слёзы нагрянули с новой силой, но сдерживать их уже не было смысла. Джиген ещё раз пальцами огладил его щеки, затем осторожно коснулся лба губами и отстранился. Кодо лежал с широко распахнутыми глазами и не мог выдавить из себя ни слова, лишь всхлипывая, пока Джиген покидал лабораторию, медленным шагом направляясь к приоткрытой двери.