***
Ранним утром перрон почти пустовал. Редкие фигуры людей слонялись в предрассветной мгле; брошенный пластиковый стаканчик от кофе медленно катился по шершавому асфальту в сторону рельсов. Кин, сидя на одинокой скамейке, сминала в руках билет из липкой глянцевой бумаги, то и дело кутая ладошки в длинные рукава тёплого свитера. Лидер вместе с придурком Кодо стояли неподалёку — последний перетаптывался с ноги на ногу, ёжась от холода и обнимая себя за плечи. Чёрный жилет и белая рубашка смотрелись на нём куда лучше, чем предыдущий его костюм. Ей нравилось. Лидер пил кофе из пластикового стаканчика — такого же, какой теперь неподвижно лежал, застыв у самого края платформы. Кин не представляла, откуда лидеру стало известно о письме, что отправила ей мать, — вчера он, выразив своё неискреннее сочувствие, выделил ей пару выходных и предложил проведать дом. Кин согласилась и сегодня ни свет ни заря потащилась с ним и Кодо на вокзал. Они — в Коноху. Она — домой. Вдалеке раздался гул приближающегося поезда. Кин облизала пересохшие губы и сжала помятый билет в ладонях. Эта жалкая бумажка — просто отсрочка. Она вернётся домой, найдёт отцу хорошего врача, молча стерпит все наставления матери и жалобы сестры. И, взвалив на себя груз ответственности за их ожидания, вернётся в Кару расхлёбывать последствия своих необдуманных действий. Она поспешила, придя к Амадо. Тот обвёл её, как глупую девчонку, — с самого начала он и не думал вестись на шантаж. Она могла бы перехватить тело Лими и сравнить её отпечатки с теми, что были сняты с блока, — но учёный как знал, что трупы внешних к моменту их разговора уже увезут по распоряжению Кашина. Дурная мысль о том, что, воспользовавшись недолгой свободой, можно выкрасть труп прямо перед похоронами, пришла ей ещё ночью. А в четыре утра она, убеждая себя, что это «любопытства ради», подсмотрела, куда тот увезли, — небольшая деревушка на окраине страны Рек. Далековато отсюда. Помочь отцу или спасать собственный зад — чем больше она думала о родном доме, тем сильнее склонялась ко второму. Если на руках будут неопровержимые доказательства, уличающие Амадо во лжи, тот перестанет быть таким дерзким и пойдёт на компромисс. Или она просто сдаст его Джигену. Так количество её врагов в Каре вернётся к прежнему значению. А если пустит всё на самотёк… никто не знает, чего ожидать от учёного. Возможно, он не побрезгует убрать её, когда выпадет шанс: ему это уже почти удалось. Не вытащи Кодо их обоих с шестой базы, они бы остались в том хранилище навсегда. Пластиковый стаканчик бесшумно упал на рельсы — спустя пару мгновений свист тормозов прибывающего на станцию поезда ударил в уши. По громкоговорителю объявили о начале посадки на рейс в страну Огня. Кин мельком взглянула на лидера: перед тем как зайти в вагон, он с лукавой улыбкой на губах кивнул ей, прощаясь. А Кодо даже не обернулся. Кин перевела взгляд на табло. До прибытия её поезда оставалось двенадцать минут. Слишком мало, чтобы сделать правильный выбор. Слишком долго, чтобы сидеть сложа руки. Как только поезд в Коноху скрылся за горизонтом, она подошла к одной из касс станции: — Здравствуйте. Мне нужно заменить билет. На ближайший рейс в страну Рек.***
Кодо вдумчиво, медленно разжëвывал последнюю моти, сквозь полуприкрытые веки глядя, как за окном проносятся однообразные зелёные пейзажи страны Огня. Дальние поездки всегда вгоняли его в уныние — сидеть на одном месте долгие часы было до одурения скучно. Джиген всю дорогу молча читал, и Кодо хотел бы так же, но книга, которую он одолжил перед выходом, с первых страниц утомила замудрённым слогом и вычурными фразами. А сложности Кодо предпочитал избегать. Когда от последней моти остались только привкус на языке и тёплые воспоминания, а стрелка карманных часов преодолела полдень, местность за окном наконец начала преображаться. Сначала бескрайние леса и полузатопленные поля риса сменились жилой застройкой, а вскоре дорога поднялась на возвышенность, открывая вид на скалу Хокаге. У Кодо перехватило дыхание от восторга — величественные каменные лица смотрели вдаль, туда, где ярко-синее небо падало за горизонт; за ними же, на самой скале, блестели в солнечных лучах окна высотных зданий, а внизу ярким ковром бордовых крыш стелилась деревня. — Впечатляет, не правда ли? — внезапно прозвучал голос Джигена. Кодо дёрнулся от неожиданности и вмиг отлип от окна, возвращая лицу серьёзность вместо детского восхищения. — Мне довелось запомнить деревню совсем другой. — Ты уже был в Конохе? — Кодо удивлённо поморгал. Насколько ему было известно, «Кара» не вмешивалась в дела скрытых деревень без веской на то причины. Тем более — лично Джиген. — Давно. Ещё во времена Третьего Хокаге. — Тот провëл пальцами по норовящей перевернуться странице книги, а Кодо попытался высчитать, о каких временах он говорит — но с историей у него не складывалось никогда. — Я был одним из приглашённых зрителей экзамена на чуунина. Не смог упустить возможность увидеть такое событие воочию. — Я смотрел последний по телевизору, где-то полгода назад. — Он почесал щеку, припоминая. — Тогда Хокаге опозорил своего сынка перед всеми, а потом на деревню напали Ооцуцуки. Джиген закрыл книгу, и та исчезла из его рук. — От старых традиций ничего не осталось, Кодо. Нынешний экзамен — не более чем детская забава для юных шиноби. Ооцуцуки удалось внести каплю веселья в это нудное зрелище, но их поражение было предсказуемо. — Мне казалось, Ооцуцуки очень сильные, — он пожал плечами. — Хокаге с Учихой едва смогли их победить. — Они тщеславны и глупы. — Джиген беспечно прикрыл глаза. — Время их ничему не научило.***
Как только поезд прибыл на платформу, Кодо сразу же приметил в толпе людей в зелёных жилетах и нервно сглотнул: несмотря на то, что Джиген достал им обоим официальные разрешения на въезд в деревню, чувство, будто их могут выследить и узнать, всё равно не покидало. В особенности он боялся повторной встречи с Учихой — если Джигена не будет рядом, смерть раньше срока ему гарантирована. Но пока всё шло хорошо: шиноби в зелёном жилете даже не стал задерживать на них взгляд, когда они проходили мимо, к основному зданию вокзала. Ощутив прилив уверенности, Кодо начал оглядываться по сторонам: просторное двухэтажное помещение с несколькими колоннами, длинными лестницами и окнами в пол выглядело внушительно, хоть и чересчур непривычно в сравнении с узкими коридорами базы. Единственное, что смущало Кодо, — это нескончаемый поток прохожих перед глазами. Любые скопления людей он не терпел: Джиген давно привил ему любовь к одиночеству и личному пространству. На улицах Конохи оказалось не лучше: женщины и мужчины, шиноби и гражданские, дети и взрослые — все они одинаково давили на Кодо своим существованием — но он терпел. Как сказал Джиген ещё до поездки, для начала им предстояло получить информацию от внешних агентов, — а Кин уточнила, что один из двух таких обитает в коноховском кафе и представляет из себя девчонку-официантку — именно она видела сосуд в компании Хокаге и Узумаки Боруто. В подробности о том, что именно они должны у неë узнать, Джиген его не посвятил, отчего Кодо чувствовал себя несколько обделëнным. Найти кафе внешней оказалось куда проще, чем представлялось: вывеску на светло-розовом фоне Кодо увидел ещë издалека. Джиген даже похвалил его внимательность и отметил, что на места, где есть сладкое, у него, должно быть, особенный нюх. Людей внутри оказалось немного, что для Кодо было сродни глотку свежего воздуха. Тот самый «внешний агент», светловолосая девушка примерно его возраста, стояла за прилавком и не спеша укладывала в коробку сладости для посетителя-шиноби. Кодо тоже положил глаз на десерты, что ровными рядами были разложены за стеклом витрины — впрочем, он начал пускать на них слюни сразу же, как переступил порог. — Не теряй времени даром, Кодо. — Джиген взял с прилавка листок меню и протянул ему в руки. — Выбирай. Он послушно кивнул; пальцы мелко дрожали не то от радости, не то от волнения. Джиген разбаловал его, закрывая глаза на проступки и потакая желаниям. Кодо был благодарен за доброту — но не чувствовал себя по-настоящему достойным еë. Опустив глаза в лист с меню, он не знал, за что зацепиться. На таком маленьком клочке бумаги смогло поместиться всë, что он уже пробовал или хотел бы попробовать — одних только начинок для моти тут было около десятка. Даже в первую встречу с Кин он не чувствовал себя таким растерянным, как сейчас. Ему хотелось выбрать что-то особенное — но время поджимало. Когда шиноби забрал свой заказ и отправился за столик, Джиген заговорил с внешней: — Добрый день, госпожа. У вас чудесное кафе. — Спасибо, господин, мне очень приятно, — засияла та, а Кодо навострил уши, прислушиваясь к их разговору. — Что будете заказывать? — Думаю, этого нет в меню. — Джиген любезно улыбнулся ей. — Я могу украсть несколько минут вашего времени для разговора в более приватной обстановке? — Простите, но я… — Моë к Вам дело не терпит отлагательств, — он резко перебил внешнюю. — Обещаю, что не буду так навязчив, как наша с Вами общая подруга, и не задержу Вас надолго. Внешняя занервничала — радушная улыбка быстро сползла с еë тонких губ, пальцы прижались к прилавку. — Ладно… — Она быстро оглядела кафе и, поправив фартук, добавила: — Ладно. Идите со мной. Оба скрылись за дверью, куда посторонних не пускали, пока Кодо остался глазеть на десерты, стараясь определиться с тем, чего на самом деле ему хотелось. Через минуту никто не вернулся. Через две — тоже. Кодо успел решить лишь то, что абсолютно точно не хочет моти — нужно открывать для себя новые горизонты. Неплохо выглядели вагаси — он почти пришëл к тому, чтобы однозначно остановиться на них, но мысли прервал новый посетитель — полноватая девчонка с рыжими хвостиками и протектором Конохи на лбу. Бегло осмотрев кафе, она спросила у Кодо: — Ты не видел тëтю Каори? Она давно отошла? — Пару минут назад, — безразлично ответил он, понимая, что речь идëт о внешней. — Скоро вернëтся. — Вот бли-ин!.. — слегка наигранно протянула та. — Я опаздываю на тренировку! Кодо не стал отвечать и вернулся к меню — но даже так уловил, как девочка искоса поглядывает в его сторону, делая вид, что рассматривает десерты. Он постарался придать лицу как можно больше непринуждëнности; ему начинало казаться, будто его в чëм-то заподозрили. — Как думаешь, лучше взять мороженое со вкусом фисташки и лимонной цедры или со вкусом желатинового мармелада? — Девчонка задумчиво прикусила губу, в то время как Кодо напрягала эта странная попытка завязать диалог. — Как хочешь, — пожал плечами он. Явно недовольная ответом, она хмыкнула и отвернулась к пирожным. Но долго молчание не продлилось — немного потоптавшись у витрины, девчонка вновь попыталась с ним заговорить: — А у тебя есть любимое мороженое? Например моё — с каштаном и вишнёвым сиропом! — Нет, — отмахнулся Кодо и добавил во избежание последующих расспросов: — Я здесь вообще первый раз. — Ого, правда? — удивилась она, завела руки за спину и, состроив невинное личико, предложила: — А хочешь, расскажу, что тут самое вкусное? Кодо мысленно закатил глаза и покосился на дверь, куда ушёл Джиген. Затем — на листок с меню и только потом — на девчонку. Понимая, что та в любом случае будет доставать его ненужными расспросами, подумал, что лучше бы извлечь из этого хоть немного пользы: — Ну рассказывай. И вскоре пожалел о своём решении, потому что говорила она без остановки и возможности вставить слово, расхваливая все сладости подряд. Голова Кодо не успевала переваривать информацию — вместо того, чтоб, наконец, выбрать несчастный десерт, ему всё больше хотелось упросить Джигена выкупить всё кафе целиком. К счастью, её монолог продлился недолго — Кодо повернулся на звук открывающейся двери и увидел бледную, как молоко, внешнюю. Её тонкие губы подрагивали, она мяла в руке край ткани фартука и мельком оглядывалась. Позади неё шёл Джиген. — Тётя Каори! — выкрикнула девчонка. — Мы Вас ждали! — Простите, — внешняя выдавила из себя улыбку и вернулась к рабочему месту. Голос её звучал далеко не так бодро и доброжелательно, как в первый раз, — видимо, Джиген неплохо припугнул её. — Нужно было отвлечься. Заказывайте. — Мне, пожалуйста, два шарика со вкусом фисташки. И один пончик с карамелью. — Девчонка задумалась. — Нет, подождите, давайте пять пончиков! «Ты так скоро в двери не влезешь, — мысленно прокомментировал он. — А ещё шиноби зовёшься». — Смею надеяться, ты уже выбрал, Кодо. — К нему подошëл Джиген и забрал лист меню. — Мы спешим. — А… — Поморщился он, потерявшись среди рекомендаций девчонки, собственных предпочтений и желания попробовать новое. Факт того, что им нужно торопиться, совсем не играл на руку. — Ну… я бы хотел моти. — Точно, моти! Я не успела рассказать тебе про лучшую начинку! — неожиданно встряла та, и у Кодо возникло стойкое желание заткнуть ей рот пончиком, которые аккуратно складывала в коробку внешняя. Не хватало только, чтобы Джиген решил, что ему нравится начинать беседы с коноховскими малолетками, — он даже отодвинулся подальше от девчонки, выражая тем самым непричастность. — Ты удивительно быстро заводишь новые знакомства. — Джиген положил руку ему на плечо — обычно Кодо очень любил этот жест и даже начинал чувствовать себя уверенней, но в этот раз привычная мягкая рука ощущалась так, будто хотела вдавить его в землю. — Ой, мы ещё не успели познакомиться, — хихикнув, девочка ответила за него. Кодо заметил лёгкий румянец на её смуглой коже. — Я просто хотела помочь с выбором и… — Замечательно, — перебил её Джиген. — Прошу прощения, но мне нужно немедленно отлучиться по очень важному делу. — Он убрал руку с его плеча и протянул ему свою пластиковую карточку. — Не отказывай ни в чём ни себе, ни юной госпоже. Я встречу тебя здесь в шесть вечера. До Кодо дошло только в момент, когда дверь кафе тихо скрипнула и закрылась. — Это твой папа, да? Кодо не ответил.***
Отвратительное настроение не спасли даже моти. Его новая знакомая, Чочо, с аппетитом уплетала вторую порцию пончиков, купленную за его деньги, и задавала глупые вопросы по типу «какие твои любимые чипсы?» или «смотрел ли новый сериал с Томару в главной роли?» Чипсы Кодо не ел, а сериалы не любил, потому поддержать разговор не мог — да и не горел желанием. В какой-то момент в кафе зашли двое таких же малолетних, как и сама Чочо, шиноби с претензиями «сколько можно тебя ждать» и твëрдым намерением забрать ту на командную тренировку. Кодо был бы только рад подобному исходу — Коноха хоть и являлась для него враждебной, но быть предоставленным самому себе значительно легче, чем без передышки выслушивать присевшую на уши малолетку. Смущало только то, что Джиген сказал «ни в чëм ей не отказывать», и Кодо сомневался, насколько прямо это нужно воспринимать. Однако Чочо что-то шепнула своим друзьям, и те с недовольными лицами оставили их наедине. Он чувствовал себя лишним в этом кафе — напуганная внешняя то и дело бросала на него настороженные взгляды, а болтовня Чочо давила на уши. Тоскливо жуя очередную моти, Кодо думал о том, что вновь стал для Джигена ненужной обузой — раз тот не взял его с собой, — и сердце от этого неприятно щемило. После третьей порции пончиков аппетит Чочо наконец угас — к этому моменту Кодо успел доесть все моти и слизывал с дёсен липкий сладкий привкус. Разговор не вязался — он вяло отвечал на вопросы, а Чочо, казалось, было вовсе не интересно о нём слушать. Когда он тянулся за моти, она заметила белую метку Кармы на его руке и спросила, что это, — Кодо не стал ничего выдумывать и предостерëг, чтобы не лезла не в своë дело. После этого вопросы у неë совсем иссякли; зато о себе она успела выдать уйму скучных фактов — даже несмотря на то, что он как мог изображал безразличие. Его совсем не удивило, когда Чочо предложила прогуляться; делала она это ненавязчиво, якобы от скуки, но Кодо давно разглядел её мотивы и был не в восторге оттого, что к нему клеится малолетка. — Не хочу, — он без раздумий отказался. — Я лучше посижу здесь. — Но мы уже поели, — настаивала Чочо. — Тётя Каори не любит, когда столики занимают надолго. А твой папа сказал, что встретит тебя только в шесть! Кодо поморщился: его бесило, что та приняла Джигена за его отца. Тот и впрямь его воспитал — но никогда не называл своим сыном. А Кодо не спрашивал. Не имел права спрашивать. — Мне нет дела до твоей тёти Каори, — ответил он, всё-таки решив не опровергать её додумки и убеждая себя, что чем меньше она знает, тем безопаснее. — И ты тоже можешь идти. — Ну и ладно! — насупившись, фыркнула Чочо. — Думаешь, я стану тебя уговаривать? Кодо пожал плечами — конечно, не стала бы. — Тогда прощай! — она грациозно — но на деле нелепо — взмахнула волосами и быстрым шагом вышла из кафе. Кодо опустил взгляд на стул напротив — там остался лежать бледно-розовый девчачий кошелёк на замочке. Когда и зачем она успела его достать, если платила за себя не сама, он не имел ни малейшего понятия. Несколько посетителей кафе повернулись в его сторону, будто выжидая, что он сделает дальше, — Кодо стало неуютно под их взглядами. Он схватил забытый кошелёк и выбежал на улицу, оглядываясь по сторонам в поисках своей новой знакомой. Искать долго не пришлось: она стояла на углу кафе, понуро опустив голову, но, завидев его, встрепенулась. — Возьми. — Кодо протянул ей забытую вещь. — А? — Она удивлённо наклонила голову. — Мой кошелёк! Где ты его нашёл? — В кафе, где ты его забыла. Чочо радостно хлопнула в ладоши: — Вот спасибо! Я теперь твоя должница. — Не стоит. — Он развернулся, чтобы уйти, но его схватили за плечо. — Погоди! По правилам шиноби я должна тебя отблагодарить, — подняв указательный палец, настаивала она. — Сегодня в кино премьера мелодрамы «Забери мое сердце», слышал о такой? Я обязана тебе её показать! — Чочо покраснела и добавила: — Билеты покупаю сама. Кодо потупил взгляд — его опять звали в кино. Правда, в этот раз не раздражающая своими сигаретами и мерзким характером Лими и даже не её несчастный парень Марк, носивший колоду карт в кармане халата. Они слишком мертвы, чтобы реализовать свои планы. А он пока живой. И всё ещё не знает, почему они так хотели в это грёбаное кино. — Мы успеем до шести? — спросил он, скидывая руку со своего плеча. — Конечно! — воскликнула Чочо. — Раз я перед тобой в долгу, то даже провожу тебя обратно. Всю дорогу до кинотеатра Кодо не покидало тоскливое чувство, что в его действиях есть что-то неправильное.***
— Боруто Узумаки, я полагаю, — начал разговор незнакомец. Говорил он неспешно, достаточно тихо, но уверенно и абсолютно бесстрастно. Взгляд тëмных глаз не выражал ни интереса, ни неприязни. Татуировка цифры на щеке напоминала похожую у Каваки — но стала не первой деталью, что заметил Боруто. Холодок опаски пробежал по венам при виде Кармы; он обещал дяде Саске быть осторожным, но, кажется, влип в неприятности. — А зачем я вам, дядь? — осторожно уточнил он, не спуская глаз с незнакомца. — Я искал своего подопечного, Каваки. Если мои источники не лгут, он временно пребывает здесь. Боруто выдохнул — тип пришëл не за ним. Похоже, он зря себя накрутил — это всего лишь опекун нахлебника, наконец явившийся его забрать. Очень вовремя: терпеть того в своëм доме после собственного сокрушительного поражения в спарринге было бы куда невыносимее. — Да, он у нас живëт. Но сейчас его нет — батя с собой на работу потащил. — Жаль, — огорчился незнакомец, и на его лице впервые проступили эмоции. — Я проделал долгий путь сюда и очень устал. Не предложишь мне чаю, юный господин? Боруто помешкался: пускать в дом не пойми кого — сомнительная затея. Он уже был готов отказать незнакомцу, но разгорающийся интерес не позволил потерять, как показалось, тот самый шанс — разузнать о Карме побольше. А в случае, если что-то пойдëт не так, он будет готов дать отпор. Или, на худой конец, сбежать. — Заходите. — Он пропустил его в прихожую, а сам ушëл ставить чайник. — Дядь, а как вас хоть зовут? — Джиген, — представился тот, проходя на кухню и осматриваясь. — У тебя дома весьма уютно. Я даже удивлëн, что твой отец так много времени проводит на работе. — Вы его знаете? — уточнил Боруто и сел за стол. — Нет, — Джиген устроился напротив. — Но после экзамена на чуунина о ваших разногласиях узнали многие, не так ли? Боруто поморщился; воспоминание не из приятных. В какой-то мере Ооцуцуки его спасли — если бы не они, неизвестно, остался бы он шиноби или, опозоренный батей, пошëл продавать цветы в магазине тëти Ино. — Сейчас уже всë нормально, даттебаса. — Он развëл руками. — Батя работает, у меня миссии. — Славно, — улыбнулся Джиген. — Мой отец тоже не часто находил на меня время. Я был предоставлен сам себе и коротал дни так, как считал нужным. — Он ритмично постучал пальцами по столу. — Но даже так не позволял себе таких вольностей, как мой нынешний подопечный. — Каваки? Да он меня чуть не убил! — возмутился Боруто, припоминая их первую ночёвку под одной крышей. — Вы бы объяснили ему, а? — Прошу, не сердись на него. У мальчика непростая судьба, — заступился Джиген. — Лучше налей мне чаю. Боруто взглянул на закипающий чайник и уже хотел встать, но резко замер. — Ты, грëбаный сопляк, совсем безмозглый?! — Голос прозвучал из-за спины. Он сразу узнал эту интонацию — сердце глухо стукнуло в грудной клетке. — Он убьëт тебя быстрее, чем до твоей тупой бошки дойдëт, какой ты кретин! Момошики стоял прямо над ним — боковое зрение позволяло увидеть край его одежды. Медленно повернув голову, Боруто впился оцепенелым взглядом в причину своих недавних кошмаров. — Чë ты пялишься на меня, ничтожество?! Поднимай свой зад и беги к папочке, пока цел. Стряхнув с себя смятение, он оскалился и показал ему средний палец из-под стола. — Кто-то беспокоит? — Джиген заметил его перемену в поведении и пытливо сощурился. — Вы о чëм? — Он поспешно сделал вид, будто засмотрелся в окно. — Там это… птица пролетела, даттебаса! Видели? Прозвучало неубедительно. Джиген добродушно улыбнулся — подошëл к нему, резко схватил за запястье руки, что была в перчатке, и сжал так крепко, что Боруто чуть не завыл от боли. — Вот и всë, мать твою, он догадался! — ругнулся Момошики. — Нехрен было вертеться! — Нехрен было орать как резанный, даттебаса! — в сердцах выкрикнул он и попробовал ударить Джигена второй рукой, но тот перехватил и еë. Боруто успел сотню раз пожалеть, что вообще открыл дверь этому гаду. — Тише, тише. Драка со мной не пойдëт тебе на пользу, юный господин. — Он надавил на запястья ещë сильнее — так, что будто вот-вот переломает кости. Боруто стиснул зубы, а перед глазами поплыли пятна. — Разве твой инопланетный друг не предупредил тебя? — Сволочь! — ругнулся Момошики. — Ты в полной заднице, сопляк. Беги или тяни время. — Заткнись! И без тебя знаю, что делать, даттебаса, — шикнул на него Боруто, тут же стискивая зубы от боли и безуспешно толкая Джигена ногой. — С-сука… Тот тихо усмехнулся и опустил его руку, что была без перчатки, на стол. Резкая боль заставила заорать во всю глотку — его кисть, его грëбаная кисть, была проткнута насквозь и прибита к столу таким же штырëм, как он видел в измерении Момошики. Кровь стекала по коже, заливала тëмную деревянную поверхность и капала вниз, на босые пальцы ноги. По щекам невольно побежали слëзы. Боль не давала вздохнуть, прожигая лëгкие. — Не переживай. Сегодня ты не умрëшь. — Джиген ободряюще потрепал его по голове — Боруто не нашëл в себе сил уворачиваться. — Лучше расскажи мне, юный господин, что тебе известно об этой метке? — Он поднял его руку с Кармой выше, снял перчатку и надавил большим пальцем на ладонь. — Иди ты, даттебас-са. — Прогоняешь, даже не успев угостить чаем? Досадно, — протянул тот. — Что ж, я на тебя не в обиде. Но, перед тем как уйти, я обязан поделиться с тобой секретом — в награду за твоë гостеприимство. — Джиген тронул его мизинец, и Боруто как током пробило. — Слушай меня внимательно, юный господин, потому что я единственный, кто скажет тебе правду. — Раздался омерзительный хруст. Во рту почувствовался медный привкус крови; кажется, он прокусил язык. — Карма, которой наделил тебя Ооцуцуки, станет тебе и оружием, и проклятьем. Пройдут годы, и она неизбежно изменит твоë тело так, что ты больше не сможешь зваться человеком. — Боль пронзила безымянный палец. — В один из дней ты, Боруто Узумаки, безвозвратно исчезнешь, а твоë место навсегда займëт Момошики. — Хрустнул средний палец. — И, будь уверен, он отомстит твой деревне и всем, кто причастен к его смерти. Но не стоит отчаиваться раньше времени — у тебя ещë есть шанс потягаться с судьбой. — Хруста указательного пальца Боруто уже не слышал — он глотал слëзы и задыхался от боли. — Ты можешь избежать своей участи, распрощавшись с жизнью досрочно. Впрочем, ты слишком слаб для этого, не правда ли? — Джиген отпустил его руку, и та безвольно упала на стол. — Больше мне нечего тебе сказать. Передавай мои наилучшие пожелания господину Седьмому. — На выходе из кухни он обернулся и добавил: — До встречи, юный Ооцуцуки.***
— Жалкое зрелище, — скривился Момошики и сел напротив Боруто, закинув ногу на ногу. — Я ведь предупреждал тебя, сопляк. — И что я, по-твоему, должен был сделать?! — в сердцах выкрикнул он и смахнул рукавом слëзы со щëк. — Сказать, что утюг не выключил, и свалить?! — Пойти в туалет, создать клона, оставить его вместо себя и убежать жаловаться папочке, — презрительно процедил Момошики. — Я тебя учить должен? — Иди к чëрту! — Слëзы полились с новой силой; Боруто уткнулся лицом в стол. — Идите все к чëрту, даттебаса! Ооцуцуки хмыкнул и, помолчав минуту, снова заговорил: — Всë, достал рыдать. Подотри сопли и вытащи уже этот грëбаный штырь. Боруто приподнялся и посмотрел на него исподлобья — из-за пелены слëз тот казался размытым белым пятном. Невыносимо надменным, раздражающим, лезущим не в своë дело пятном. — Сам разберусь. — Уже разобрался, — фыркнул Момошики и, подойдя к нему, указал на штырь. — Доставай, пока не остался без чакры. — Как? — Боруто покрутил перед ним рукой с четырьмя неестественно вывернутыми пальцами — всеми, кроме большого. — Мне больно, даттебаса! — Я вижу, сопляк. — Он нахмурился. — Придëтся потерпеть. Кровь неистово пульсировала в висках; он чувствовал, что чакра и впрямь покидает тело. Сглотнув слëзы, Боруто дрожащей рукой зацепил штырь большим пальцем и резким движением вытащил — руку обожгла боль, звон упавшей на пол железки на мгновение заложил уши. Кровь из раны заструилась по столу; стискивая зубы, он приподнял проткнутую насквозь ладонь и осмотрел — от вида разорванной кожи его замутило, а мозг упрямо отказывался принимать происходящее за действительность. — Не сиди как заторможенный. Среди вас, ничтожеств, должны быть те, кто умеет лечить раны. — Нет… — проговорил он, вставая из-за стола и держа раненную руку перед собой. — Сначала я должен предупредить батю. — Поздно спохватился. Твой гость не станет сидеть под порогом и ждать, когда ты на него нажалуешься, — остановил его Момошики. — Или ты думал, что Учиха теперь единственный, кому знакомы пространственно-временные техники? — Чëрт… — ругнулся Боруто. — Кто вообще такой этот Джиген? — Нашëл время спрашивать, — фыркнул пришелец. — Лучше сделай что-нибудь со своей грëбаной рукой. — Не могу. — Боруто опустил глаза на залитый кровью стол. — Нужно убрать здесь все. Если мама с Химой увидят… — Тебя только это сейчас волнует, сопляк?! — взъелся на него Момошики, но быстро переменился в лице и добавил: — Смотри сам, я тебе не нянька. — После чего исчез так же внезапно, как и появился. Боруто, слабо понимая, что делает, поднëс дрожащие руки к груди и сложил печать, призывая клона. Тот появился с хлопком — целый, с ровными пальцами и без дыры в ладони, в чистой одежде и с ясным взглядом. — Убери тут, — прошептал Боруто. От техники кружилась голова и клонило в сон; едва перебирая ногами, он двинулся в ванную, оставляя за собой череду багровых капель на деревянном полу. Шум воды из-под крана успокаивал. Боруто облокотился на раковину, сплюнул кровь изо рта. Из зеркала на него смотрело его растрëпанное отражение с опухшими глазами и подтëками слез на щеках. Ему вдруг стало невыносимо жаль самого себя; если Джиген сказал правду — а Боруто в этом практически не сомневался, — его жизнь трагично прервëтся через считанные годы. Или раньше, если он этого захочет. Но он не хотел умирать. Ни сейчас, ни через несколько лет. Ооцуцуки не займëт его место, как бы ни рвался. Должны быть способы от него избавиться — а вместе с ним и от проклятой Кармы. Если Джиген думал, что он так просто смирится с судьбой, то пусть идëт к чëрту. Превозмогая боль, Боруто смыл кровь вокруг раны и кое-как перемотал руку бинтом из аптечки, отчего на белоснежной ткани сразу проступили пятна. Несмотря на внутреннюю решимость, слабость на грани обморока не покидала тело — с клоном нужно было завязывать. Он развеял технику и, выйдя из ванной и осмотрев кухню, решил, что тот неплохо постарался: кое-где на полу, конечно, виднелись полупрозрачные разводы крови, но объяснить их Химе будет гораздо проще, чем то, что было здесь до уборки. Только пробитый насквозь стол омрачал всю картину — мама наверняка очень расстроится. Открыв дверь ногой, Боруто вышел из дома и переулками побрëл в госпиталь, пряча под мастеркой прижатые к туловищу руки и скрываясь от редких прохожих.***
Тëтя Сакура даже не стала слушать — сразу же послала нескольких шиноби в резиденцию за батей, а его самого устроила в палате на верхнем этаже госпиталя. Вправлять сломанные пальцы оказалось не менее больно, чем их ломать, — Боруто даже всерьëз задумался о том, что торговать цветами в магазинчике тëти Ино после злополучного экзамена стало бы не самой худшей перспективой. Уж куда приятнее, чем жить с Кармой. Жить, чтобы в один момент умереть из-за паршивого паразита. Залечить сквозную рану до конца не вышло — ему наложили бинты и сказали, что заживать будет ещë как минимум неделю. Ни о каких миссиях на это время речи не шло; Боруто был рад, что с покраской заборов и ловлей котов хоть и ненадолго, но покончено. У него будет больше времени, чтобы решить собственные проблемы. Правда, о том, как именно, он не имел ни малейшего понятия и в глубине души надеялся на помощь дяди Саске. Ждать батю долго не пришлось — он, в компании Каваки и дяди Шикамару, влетел в палату без стука почти сразу же, как тëтя Сакура закончила бинтовать и спрятала аптечку в ящик стола. — Наруто! — воскликнула она, оборачиваясь. — На Боруто напали! — Кто?! — Батя захлопнул дверь и подскочил к его кровати: — Ты в порядке?! — Всё путём, бать. — Боруто выдавил из себя улыбку и сел, обняв руками подушку, после чего перевëл взгляд на подпирающего стену Каваки: — Твой опекун приходил. Искал тебя. Заодно четыре пальца мне сломал и руку продырявил. — Каваки, у тебя есть опекун? — удивился батя, в то время как эмоции на лице нахлебника сменяли одна другую — от крайнего недоумевания до злобы — как в тот день, когда он чуть не ударил Боруто ножом. — Нет у меня опекуна, — процедил тот сквозь зубы. — Это был Джиген. Я говорил, что он придëт за мной. «Говорил?! Мне ты ничего не говорил, придурок!» — Боруто мысленно едва не захлебнулся злостью и обидой. Он ничего не знал — но ему больше всех досталось. И из-за кого? Из-за грëбаного хамоватого типа, которого батя изволил притащить в их дом! — Я этого так не оставлю, даттебайо! — вспылил батя, поднимаясь с места. — Мы разберемся с Джигеном, а затем и со всей «Карой»! — Глупый человечишка, — сбоку послышался надменный голос Момошики. Боруто дëрнулся, резко повернул голову — пришелец стоял, облокотившись на перила его кровати. — Будь это так просто, Джиген был бы мëртв уже как тысячу лет. «Тебя ещë не хватало, рогатое отродье», — подумал Боруто и вернул взгляд на Каваки, стараясь не выдать смятения. — Притормози, — остудил батю дядя Шикамару. — Мы не знаем, как «Кара» смогла так быстро вычислить местоположение Каваки, каким образом Джиген обошëл барьер сенсеров и, тем более, зачем ему вообще понадобился твой сын. На несколько мгновений повисла тишина. — Боруто, ты можешь рассказать нам, что случилось? — попросила его тëтя Сакура впервые с момента, как он заявился в госпиталь — ранее еë интересовала только природа его увечий. — Давай, разболтай им всë, что сказал тебе Джиген, — сощурился Момошики. — Чтобы они без зазрения совести или посадили тебя в клетку, или убили вместе со мной. У Боруто похолодело в груди. Ооцуцуки просто хочет его запугать — но если Джиген прав, и когда место Боруто каким-то образом займëт Момошики, то это обернëтся такой же катастрофой для деревни, как и полгода назад. А ради деревни батя пойдëт на всë. Почти на всë. Может быть, даже пожертвует им. Даже своим сыном. Сердце заколотилось быстрее, руки сжали подушку. Все смотрели на него. Боль заживающей раны приводила в чувства — он сделал глубокий вдох и начал говорить. — Я был дома, какой-то тип позвонил в дверь и представился опекуном Каваки. Сказал, что очень устал с дороги и напросился зайти. Имя назвал — Джиген. Я его пустил, заварил ему чай, а он на меня напал без причины. Прибил мне руку к столу таким же штырëм, как были у Ооцуцуки, помнишь? — Он хмуро посмотрел на батю. — И просто свалил, даттебаса. — О чëм ещë вы говорили? — после недолгой паузы поинтересовался дядя Шикамару. У Боруто промелькнула мысль, что его заподозрили во лжи. — Я спросил, знаком ли он с моим батей. Ответил, что нет. Потом я отвернулся за чаем, а он напал со спины. — У тебя проклëвываются зачатки интеллекта, сопляк. Я впечатлëн, — съязвил Момошики. Боруто стойко проигнорировал. — Почему ты не убежал? — продолжил давить дядя Шикамару. — Я пытался, но он сильный, даттебаса! — У него была Карма на подбородке? Боруто сглотнул: — Была. — Твою он тоже видел? Кто именно рассказал дяде Шикамару о Карме, Боруто думать не стал: с появлением Каваки это вряд ли долго бы оставалось в секрете. — Не знаю, я чуть не отключился, — соврал Боруто, пытаясь утихомирить слишком частое дыхание. — Раньше ты носил перчатку на левой руке. Где она? Он почувствовал, как его заталкивают всë дальше и дальше на дно. Джиген снял с него перчатку — и Боруто совершенно не помнил, куда она делась потом. — Шикамару, — тëтя Сакура вступилась как нельзя вовремя. — Не дави так не него. — Да, — согласился батя. — Пока достаточно. Мы сейчас пойдëм домой, а позже поговорим. Приставь к Боруто нескольких АНБУ, — сказал он дяде Шикамару, а затем добавил, почесав затылок: — И к Хинате с Химавари тоже. Мои клоны пока прочешут деревню. — Только не поднимай панику среди гражданских. — Тот закатил глаза. — Я поручу Ино, чтобы еë сенсоры оставались начеку. Батя кивнул и, поблагодарив тëтю Сакуру, вышел из палаты. За ним последовали дядя Шикамару и Каваки — последний выглядел так, будто тухлых сосисок наелся. Боруто откинул подушку и, поднявшись с кровати, подошëл к двери. — Тебе повезло. Этот тип вывел бы тебя на чистую воду, — фыркнул ему в спину Момошики. — В следующий раз хотя бы продумай свою ложь до того, как откроешь рот. И снова исчез.***
Кино оставило у Кодо двоякое впечатление. С одной стороны, все два часа он вынужден был провести под неостанавливающиеся звуки жевания чипсов. С другой — смотреть фильм, пусть и местами скучный, в темноте, с большого экрана и на удобном кресле оказалось по-особому атмосферно. Даже людей вокруг он в какой-то момент перестал замечать — они остались для него не более чем фоном из тихих перешëптываний, хруста попкорна и шуршания обëрток. Главный герой в конце выбрал долг шиноби и трагично расстался со своей возлюбленной — Чочо разрыдалась и ещё несколько минут шмыгала носом, положив голову Кодо на плечо. Он на секунду представил, как бы это было, если бы вместо неë с ним была Кин: никакая, даже самая сопливая сцена её бы не растрогала. Она, может, посмеялась бы над сентиментальностью героев — и точно отпустила пару пошлых шуток. Но с ней уже покончено. Когда зажёгся свет, его маленькая уютная иллюзия развеялась. Собрав все пачки из-под чипсов, что наела Чочо, они вышли из зала вместе с толпой. Мысли Кодо никак не могли собраться в единое целое — он исполнил своё небольшое желание и должен быть хоть немного, но счастлив (или, на худой конец, разочарован), — однако чувствовал лишь безбрежную пустоту. Как будто всё должно было быть не так. Не здесь и не с теми. Единственное, чего он сейчас хотел, — просто вернуться в кафе и ждать, когда его заберёт Джиген. С ним мир становился простым и понятным. Но тот нашёл его куда раньше — на крыльце кинотеатра. — Благодарю, что присмотрела за Кодо, — Джиген обратился к Чочо. Кодо обратил внимание, что теперь поверх его одежды был накинут длинный плащ, как в гендзюцу «Кары». — Надеюсь, он не доставил тебе хлопот? — Что Вы, конечно нет! — весело засмеялась та. — Я рад. Но, к сожалению, мы уже уходим. У Кодо возникло стойкое предчувствие, будто у них что-то пошло не по плану. — Так быстро? — Чочо поджала губы. — Но вы же ещё приедете в Коноху, правда? — Непременно. — Он накинул на голову капюшон. — Берегите себя, юная госпожа. Кодо попрощаться не успел. — Стоять, даттебайо! Обернувшись на звонкий крик, он почувствовал, как кровь стынет в жилах: перед ним стоял самый настоящий Седьмой Хокаге — такой же, каким он запомнил его с экрана телевизора. — Не ожидал. — Голос Джигена не дрогнул. — Неужто у самого Хокаге нашлось ко мне дело? — После того, что ты сделал с моим сыном, ублюдок, ты ещё спрашиваешь?! — Ярость бушевала в каждом его слове; казалось, будто воздух вокруг начинает закипать. Чочо непонимающе попятилась в сторону, а парочка шиноби в жилетах, что выходили из кинотеатра, остановились рядом. — Выбирайте выражения, господин Хокаге, — ответил Джиген и подошёл ближе, в то время как Кодо спрятался за его спиной, подавляя страх и спешно прикидывая, чем сможет быть полезен в драке. — Я слегка переборщил, и за это приношу свои искренние извинения. — За то что ты покалечил Боруто и годами пытал Каваки?! — Вокруг Хокаге вспыхнула жёлтая чакра. — Ты в своём уме, даттебайо?! — Не драматизируйте. — Джиген усмехнулся. — Разве вы не думали о том, что мальчик мог вам соврать? Чочо, оставшаяся в стороне, задержала взгляд на Кодо и тихо шепнула: — Ты что, с ним заодно? Он показательно отвернулся — сейчас было не до этой дурной малолетки. Крыльцо обступили ещё несколько шиноби — обычные зеваки встали позади, перешёптываясь и наблюдая за происходящим. — Не заговаривай мне зубы! — процедил Хокаге. — Сдавайся. — Кому? Клону? — Джиген развёл руками. — Или вы хотите сказать, что передо мной сейчас настоящий Седьмой Хокаге? У Кодо как камень с души свалился — скорее всего, это лишь один из многочисленных клонов. Значит, победить его не составит труда. По крайней мере, пока сюда не слетелись остальные. — Что ж. Раз вы мне не ответите, я вынужден проверить сам. Джиген запрокинул голову и посмотрел в небо — капюшон упал с его головы. Кодо успел только поднять глаза — множество чёрных кольев градом полетели на землю. Он инстинктивно прикрыл голову и зажмурился; раздались треск разбитого стекла, грохот, крики людей. Боли не последовало — Кодо с опаской открыл глаза: всё крыльцо и часть улицы были усеяны чёрными кольями. Шиноби, что собирались на них напасть, проткнуло насквозь — несколько из них лежали, не шевелясь, в луже собственной крови, другие хрипели и захлёбывались, доживая последние минуты. Одному из таких штырь пробил череп — часть его лица превратилась в кровавую кашу, а в единственном целом глазу плескались боль и безумие. Зевакам едва ли повезло больше: лишь несколько выживших в панике отползали, зажимая раны руками. К некоторым выбегали люди из соседних домов или же те, кто находился дальше вдоль улицы. Чочо стояла неподалëку, абсолютно целая и без единой царапины — не считая красных брызг на смуглой шее и светлой одежде. Хокаге нигде не было. — Как мы можем наблюдать, это был всего лишь клон. — От ледяного спокойствия Джигена у Кодо самого побежали мурашки. Внезапно он уловил движение сбоку — и крик, насковозь пронизанный ненавистью: — Сдохни! Кунай летел в спину Джигена. Шиноби с пробитой головой широко улыбался. «Слишком медленно». Холод металла обжёг руку. Он поймал железку на лету, меж двух пальцев, держа за тонкую рукоять. Пульс застучал в висках, ярость затмила разум; он замахнулся и бросил кунай в умирающего шиноби, попав точно в горло. Тот захрипел и упал на ступени крыльца, пачкая их собственной кровью. От противной ухмылки не осталось и следа. — Я горжусь тобой, — вполголоса произнёс Джиген, не обернувшись к нему. Кодо было этого достаточно — сердце остановилось на мгновение, и ему показалось, что до этого мгновения он и не жил вовсе. — Пора возвращаться. Он понял без слов и оставил на стене кинотеатра царапину — в это время Джиген подошёл к Чочо и, без сопротивления взяв её руку в свою, коснулся губами тыльной стороны её ладони. — Простите меня за это недоразумение, юная госпожа. Надеюсь, вы не держите на меня зла. И скрылся в царапине вслед за Кодо.