Карпы в сухой колее

Осень пришла на Цинцзин туманами. Холодные утра сменялись прохладными днями, иногда дождливыми, иногда просто пасмурными, и Юань все чаще уходил через бамбуковую рощу к ущелью и сидел там, бездумно глядя на то, как лес внизу неуловимо меняет свой цвет. Остролистые клены покраснели в одну ночь. Их насыщенно-бордовые кроны темнели теперь по отвесным стенам ущелья, будто пятна засохшей крови, и низкие облака цеплялись за них своими белыми рваными краями, только усиливая это впечатление. А потом начались дожди и сбили листья с веток. В отличие от кленов, бамбук оставался зеленым. Капли скользили по его вздрагивающим листьям, чуть задерживаясь на концах перед тем, как сорваться к земле, и казалось, что по листве скатываются сотни мерцающих жемчужинок. Потому, должно быть, этот бамбук и назывался серебристым. О тренировках Юань не забыл, нет, но сосредоточиться на них не мог. Так что Лю Цингэ приходил, просто молча сидел рядом, отклоняя летящие с неба капли своей ци, и смотрел, как по дну ущелья ползут сизые клочья тумана. В Бездне дождей не было. И лесов не было тоже. И пропасть под ногами Шэнь Юаня была не похожа на наполненный огнем и жаром ад, в который прыгнул Ло Бинхэ, чтобы спасти их всех. На платье Юаня даже остались прожженные прорехи в тех местах, куда попадали вылетевшие из Бездны искры, а Ло Бинхэ, должно быть, они жалили все время его падения… По-хорошему, поподробнее о Бездне стоило бы расспросить Самолета, но от одной мысли, что придется выслушивать его нескончаемую болтовню, Юаня охватывала такая тоска, что опускались руки. Да и торопиться с разговором теперь не было смысла. Если бы только Юань рассчитал все лучше! Можно ведь было не брать Бинхэ с собой на это собрание в Хуаньхуа - и тогда печать Су Сиянь, ограничивающая демонические силы сына, не оказалась бы сорвана, и не было бы выплеска демонической ци, и встречи с Ша Хуалин бы не случилось… В том, что произошло с Бинхэ, была вина Шэнь Юаня - и только его одного. Да даже появление Ша Хуалин можно было предвидеть! О союзе с ней упоминал Мобэй-ван, она ведь была в Северных пустошах и, разумеется, почувствовав всплеск силы Небесного демона, пожелала обрести могущественного союзника - почему Юань не подумал, что она рассвирепеет, увидев однажды победившего ее человека? Быть может, иначе с ней удалось бы договориться? Ведь в романе-то между ней и Бинхэ существовало полное взаимопонимание… А теперь его ученик, все еще подросток, пожертвовал собой ради трех взрослых! Но ему даже не восемнадцать лет, как в романе Самолета, и, что бы там Шан Цинхуа ни говорил, пройти через Бездну ему будет куда сложнее, да и получится ли? И Синьмо… про Синьмо тоже забывать не следовало. Мысли угнетали, но не думать Юань не мог. Дни шли. Постепенно дожди прекратились. Воздух по утрам стал прозрачным и почти хрустальным, далеко-далеко разнося звуки, и иногда можно было даже расслышать, как в проходящих по дороге на Аньдин караванах позвякивают колокольчики на мулах, мычат коровы и взвизгивают свиньи. Последнее и навело Шэнь Юаня на мысль, которая вырвала его из созерцательно-тоскливого состояния. Он, правда, сначала испугался, что нужный день уже прошел, но оказалось, что в этот високосный год Чэнъян выпадал на самый конец того месяца, что в мире Шэнь Юаня посчитали бы ноябрем. Удивительно поздний срок для этого праздника, но зато у Юаня оставалось время подготовить необходимое. Он не знал, существовала ли тут праздничная традиция взбираться в девятый день девятого лунного месяца на высокую гору, пить хризантемовое вино и носить с собой кизиловые ветви для преодоления несомненно серьезной опасности дня двух девяток, но дома церемонии почитания предков проводились именно в этот день. Конечно, зажечь перед поминальными табличками благовония и представить предкам нового члена семьи можно было еще весной, но ждать полгода до второго подходящего праздника Юань не хотел. В качестве жертвенного животного он выбрал годовалого поросенка: курица или петух были недостойны Цзю-гэ, кролик был слишком мелким, а барана еще требовалось где-то найти. Утро Чэнъян выдалось пасмурным. Наведавшись в рощу, чтобы лишний раз убедиться, что ничего не забыто, Юань вернулся в дом и решительно прошел в библиотеку. Работавший за столом Шэнь Цзю тут же вопросительно поднял голову и вернул на подставку кисть. Сегодня на нем было обманчиво скромное платье с вышитыми на темно-сером шелке хризантемами. Белые бутоны на плечах сменялись раскрытыми розовыми цветами по краям рукавов, а те в свою очередь уступали место бордовым соцветиям, роняющим лепестки на подоле - выглядело нереально красиво. Похожее платье, только с кизиловыми мотивами и непременными красными лентами Юаня ждало в спальне: от него он сбежал ни свет ни заря, торопясь на Цзуйсянь. До Юаня только сейчас дошло, что Чэнъян на пике Цинцзин получался чем-то вроде местного праздника, если брать во внимание всю эту символику с осенью и вторым слогом в имени текущего главы. А Цзю-гэ говорил, что даже дня рождения своего не знает… - Что-то случилось? - брат смотрел на него пристально, как и все эти последние месяцы. - Мне нужно, чтобы ты зарезал поросенка, - сказал Юань, не сразу осознав, что это не лучший способ начать разговор. Цзю-гэ чуть нахмурился, но тут же поднялся из-за стола, по всей видимости, готовый убить ради Юаня не только уже подготовленного поросенка, но и всех, на кого Юань только укажет. - Я надеюсь, мои родители живы, - почувствовав необходимость все объяснить, он поймал брата за руку и глубоко вдохнул. - Но я бы хотел представить тебя прадеду. Он заложил основу семейного благосостояния… Его звали Шэнь Юаньмин - как “великое предназначение”. Прадед… Он был бы рад. Вот оно и было сказано. А Шэнь Цзю смотрел на Юаня так, словно не находил слов. - В моем мире считается, что ежегодную жертву на алтаре предка должен принести старший мужчина рода, ну, а поскольку ты мой старший брат, я… - Юань неопределенно махнул рукой, указывая в сторону бамбуковой рощи, где в в укромном месте устроил алтарь. - Взрослая свинья - слишком грязно, так что я подумал… Годовалый поросенок… от нового члена рода… Цзю-гэ обнял его так крепко, что Юань даже охнул. - Ты дал мне другое имя, - сдавленно, будто ему перехватило горло, прохрипел Шэнь Цзю. - Публично объявил братом перед Великими орденами. Ты хоть понимаешь, что уже принял меня в семью, А-Юань? Шэнь Юань всхлипнул и прижал близнеца к себе еще крепче. - Я дурак, - прошептал он, чувствуя запах бамбука и дождя, окружавший брата. - Но тогда тем более нужно сделать все правильно. И день рождения… Пусть он будет у тебя сегодня, а не… тогда. - Конечно, - шепнул ему в волосы Цзю-гэ. - Пусть будет сегодня. Они стояли обнявшись, и было почти больно дышать - от невозможности выпустить сейчас брата из рук, от несказанных слов, которым все не находилось времени, и от страха, загнанного в самый дальний уголок разума. Что он будет делать, если все действительно предрешено? Об этом Юань не хотел думать. Не мог. Цзю-гэ, должно быть, чувствовал его настроение, раз ни разу за эти три месяца не заговорил о Ло Бинхэ. Как будто сказанного там, на площади собраний Хуаньхуа, оказалось достаточно, и короткое “я понимаю, почему ты промолчал” подвело итог всему предпринятому Шэнь Юанем. Да он сам, окажись на месте Цзю-гэ, уж точно не удержался бы от претензий, а брат просто принял его решение - и всё! - Ты слишком громко думаешь, - тронул его висок губами Цзю-гэ и вздохнул. - Не надо, А-Юань, ты поступил правильно. Удержать глаза сухими не вышло. Юань сжал губы и, всхлипнув, неловко вытер лицо о плечо брата. - Ты зря себя терзаешь, - так же тихо продолжил Шэнь Цзю. - Все хорошо. Когда ты перестанешь так переживать за мальчишку, ты сам это поймешь. Мальчишку. Не звереныша. Слезы снова пришлось вытереть об это красивое хризантемовое платье. - Ло Бинхэ тебя обожает и сделает все возможное, чтобы вернуться, - Шэнь Цзю погладил его по волосам. - А нашему главе Юэ помимо принца Севера точно не помешает Небесный демон, с которым можно будет разговаривать и договариваться. Он сказал это таким тоном, что Юань невольно усмехнулся. - Сплошные меркантильные интересы, - пробормотал он. - Не имею представления, что это, - без тени улыбки в голосе отозвался Цзю. - Но да. - Истинный стратег пика Цинцзин, - не остался в долгу Юань и наконец поднял голову, уже не стыдясь своих наверняка покрасневших глаз. - Кто бы говорил, - парировал Цзю, а потом поцеловал его, мягко раздвигая губы Юаня языком и сплетая их ци воедино. Юань ответил без колебаний. - Лучше? - с улыбкой шепнул Цзю-гэ, когда поцелуй прервался. - Немного, - признался Юань, чувствуя, что что-то натянутое в груди и правда чуть отпустило. Он будто вынырнул с глубины, и теперь даже краски вокруг переставали быть блеклыми. - Но перед досточтимым предком нужно выглядеть подобающе, - напомнил Шэнь Цзю и разжал объятия. - Иди переоденься. - Точно, - спохватился Юань, будто ему и впрямь предстояло встретиться с прадедом. - Я мигом! Он метнулся в спальню, ополоснул лицо и, найдя наряд на том же месте, где он был утром, поспешно облачился в пять слоев шелка, не подумав даже поворчать на тему вышивки верхнего платья - куда роскошнее, чем на платье Цзю-гэ. - Надеюсь, поросенок не сбежал, - выдохнул Юань, выходя на веранду, где его ждал брат. - Он в мешке там… - Если понадобится, догоним, - Шэнь Цзю окинул его придирчивым взглядом и кивнул. - А потом поймаем и съедим, - пробормотал Юань и пошел вперед, показывая дорогу. Место для ритуала располагалось неподалеку от той поляны, где они тренировались с Лю-шиди. Здесь нашелся очень удобный камень - темно-серый с черными прожилками, словно специально для алтаря. На нем Юань устроил простую глиняную чашу, наполненную песком, чтобы можно было без опаски вставлять и свечи, и палочки благовоний. Заказывать отдельно табличку Шэнь Юань не стал: хотелось хотя бы к чему-то приложить руку самому, так что имя прадеда на камне он высек - с помощью чистой ци. Мешок с поросенком лежал там же, где Юань его оставил. Так же никуда не делись кувшин с хризантемовым вином, пара чашек и завернутый в полотенце пятислойный пирог, укрытый, чтоб не остывал, еще и сохраняющей печатью. - Деда, - опускаясь перед камнем на колени, тихо позвал Юань, как привык когда-то в далеком детстве. - Прадедушка Мин, я привел старшего брата, Цзю-гэ, “Цзю” как “черный нефрит”. Цзю-гэ, это прадедушка Шэнь Юаньмин. Он не глядя поймал близнеца за руку, а потом все же отпустил прохладные, чуть подрагивающие пальцы, когда Шэнь Цзю опустился на колени рядом и склонился к самой земле, отдавая положенную дань уважения предку. - Деда, он так заботится обо мне здесь, - Юань взглянул на выбитое в камне имя, и слова потекли с языка так же легко, как и слезы из глаз. - Я знаю, что он никогда не бросит меня, не оставит в беде. Он меня даже не ругает, хотя есть за что… и понимает с полуслова, а еще умеет так смотреть, что у меня внутри все согревается от умиления. Прадедушка Мин, присмотри, пожалуйста, и за ним так же, как присматриваешь за мной! Ароматный дымок от зажженной благовонной палочки потянулся ввысь, плутая между бамбуковыми листьями. Предварительно оглушенный поросенок даже не взвизгнул под ножом, и алая, парящая в холодном воздухе кровь так быстро впиталась в землю, словно дух прадеда в самом деле услышал Юаня и пришел, чтобы дать о себе знать. - Я тоже должен рассказать вам о вашем правнуке, - тихо произнес Шэнь Цзю, глядя на выбитое в камне имя, - о том, что он значит для меня, и о том, что для меня он делает - каждый день, одним своим присутствием рядом… Он начал рассказывать, и Юань, тихонько поднявшись, отошел на десяток шагов, давая брату выговориться. Он чувствовал, что Цзю-гэ это нужно - понимал это так же ясно, как и то, что не должен присутствовать на этом подобии разговора наедине, в чем-то даже исповеди, - и потому стоял поодаль и смотрел, как тонкие струйки дыма медленно завиваются вверх во влажном воздухе и ложатся Шэнь Цзю на плечи, будто обнимая. Цзю-гэ все говорил, то опуская голову, то снова устремляя взгляд на алтарный камень, даже когда пошел дождь. Юань накрыл брата пологом ци, и хоть капли теперь отклонялись в стороны, дым от курительных палочек все равно прибивало вниз. Он стелился у самой земли и исчезал, будто впитываясь в нее - точно пуская корни, так же, как Юань пускал корни в мире, ставшем ему домом, обрастая привязанностями, заботами и надеждами. Он словно только сейчас до конца принял однажды озвученное намерение больше не искать дорогу туда, где остались родители, сестра и братья, и протянутая именем прадеда ниточка сделала этот мир родным и настоящим. Жизнь продолжалась. - Спасибо, деда, - прошептал Юань. Шэнь Цзю, вновь поклонившись до земли, поднялся на ноги, и Юань подошел к нему, чтобы разлить горьковатое хризантемовое вино по чашкам и разломить пополам пирог с кисло-сладкой кизиловой начинкой. Здесь они больше не говорили. Палочки благовоний успели прогореть, но он все равно ощущал этот особый дымный запах - даже когда вернулся из заполненного дождем бамбукового леса в сад, яростно сопротивляющийся увяданию. Но теперь осенние краски больше не навевали тоску. Ученики, занятия с которыми пришлось все эти месяцы проводить Цзю-гэ, присутствию Юаня на вечернем празднике обрадовались так, что ему даже стало совестно. Из поросенка были приготовлены традиционные, как оказалось, для этого дня булочки-баоцзы и паровые пельмешки с добавлением креветок, а фейерверк готовила сама Сюй Цинли - и зрелище обещало быть особенным. Нин Иньин, негромко посмеиваясь, разносила ученикам лунные пряники с миндалем, а в ответ ей на поднос клали мелкие монетки и бутоны хризантем. Шэнь Юань впервые видел подобный обычай, но куда больше его волновали насущные дела. - А зачем ей дарят деньги и цветы? - подавшись ближе к близнецу, шепнул он. - Это ведь тоже какая-то традиция? - Сегодня Иньин вытянула жребий “жертвы”, - тихо пояснил Цзю-гэ. - Поэтому ей собирают хризантемы на будущее вино и монетки, чтобы заплатить заклинателю, который будет ее защищать этой ночью. - Серьезно? - о таком прочтении праздника Шэнь Юань не слышал. Он посмотрел на довольную Иньин и спрятал улыбку. Их умница Иньин, конечно, была куда рассудительнее по сравнению с тем вечным образом "девицы в беде" в романе Самолета, но, похоже, роль жертвы ее преследовала, если не всерьез, то на простеньком празднике точно. - Сейчас остальные будут предлагать ей "цену": сколько возьмут за защиту, - развернув перед собой веер, шепотом продолжил Шэнь Цзю. - Того, кто понравится больше всего, "жертва" нанимает, и дальше они отправятся "сражаться с демоном". Дети помладше обычно просто едят припрятанные сладости, а наши, думаю, будут пить вино. Хотя, судя по тому, как на Нин Иньин смотрит Мин Фань, он возьмет свою плату поцелуями. Юань тоже бросил взгляд на Мин Фаня. Парень сидел, как на иголках, поглядывая по сторонам, словно предупреждая остальных не вставать у него на пути. А будь здесь Ло Бинхэ, Иньин наверняка бы… Расстроиться снова Шэнь Юань себе не позволил. - А это только детское развлечение, - сказал он прежде, чем успел додумать мысль до конца, - или взрослые заклинатели тоже играют в такую игру? Во рту как-то само собой пересохло, стоило представить себя на месте Нин Иньин. Гипотетически, разумеется, потому что тогда пришлось бы выбирать между Цзю-гэ, Юэ Цинъюанем и Лю-шиди, а он точно не смог бы этого сделать… - А ты хотел бы сыграть? - окатил его жарким взглядом Шэнь Цзю, и Юань чуть не взмок от пришедших следом мыслей. - Нет, - и тут же спрятал собственное смущение за веером. - Мне просто любопытно. Шэнь Цзю повел бровью, и Юань вспыхнул. - А Мин Фань уже получил меч? - попробовал перевести тему он. - Ты ведь собирался разрешить ему посещение пика Ванцзянь. - Обретение меча учеником - слишком важное событие, чтобы можно было обойтись без участия младшего главы, - спокойно напомнил Цзю-гэ. - Так что нет. От понимания, что брат придержал церемонию на несколько месяцев, чтобы дать Юаню время прийти в себя, сердце наполнилось горячей благодарностью. - Спасибо, - шепнул Юань, поднимая взгляд на близнеца. Цзю-гэ усмехнулся. - Будешь так на меня смотреть, поцелую при учениках, - сообщил он так, будто не знал, что эти слова делают с Шэнь Юанем. А может, и не знал? Шэнь Юань какое-то время пытался совладать с возбуждением, но потом спросил себя, а зачем? В эту игру интереснее было играть вдвоем! Цзю-гэ снова смотрел на сад, в котором были расставлены столики. Фонари разбрасывали вокруг себя золотистый свет, перистый бамбук шевелил листьями, Нин Иньин, действительно выбравшая “защитником” Мин Фаня, гордо уводила того за собой в темноту, и вслед ей с завистью смотрели другие ученицы, а юноши постарше, думая, что наставники их не видят, передавали друг другу кувшинчик с вином явно покрепче, чем хризантемовое. - При учениках не надо, - произнес Юань будто между делом, - но у веранды такая глубокая тень, что даже я там ничего не вижу. - Сказал бы старшему брату, что любишь темноту, он бы завязал тебе глаза, - с едва заметным намеком парировал Шэнь Цзю, и Юань аж дар речи потерял, представив себе эту картину. А он и не знал, что его заводят такие вещи! Остроумный ответ все никак не приходил на ум, но Цзю, явно догадавшись об этом, свернул веер и посмотрел на Юаня уже без подначки. - Я счастлив, что вижу тебя прежним, А-Юань, - шепнул он, а вслух достаточно громко добавил. - Ученики Цинцзин заставляют этого учителя думать, что в другие дни их не кормят. Как считает младший глава, они продолжат набивать животы едой, даже когда начнется фейерверк, или все же заранее поищут более открытое место? Юань сделал вид, что не заметил того, как притихли ученики. - Отсюда они скорее увидят дно кувшина, а не фейерверк, - кивнул он. - Уже ведь пора начинать? - Младший глава прав, - ответил Цзю-гэ и поднялся из-за стола. - Но если ученики решат остаться здесь… - Старший глава! Младший глава! Позвольте этим оставить вас? - Юань чуть не рассмеялся, слыша нетерпение в голосах сообразивших, что к чему, детей, и неважно было, что номинально многие из них ими уже не считались. - Фейерверк лучше будет виден с другой стороны дома, - тем временем прохладно заметил Шэнь Цзю. - Если ученики поспешат, то еще могут успеть… - Да, наставник! Спасибо, наставник! - те, быстро поклонившись, бросились бежать через сад. Цзю-гэ щелкнул пальцами, и его ци короткой волной расплескалась по саду, гася фонари. Ах, вот оно что! - Стратег, - искренне восхитился Юань, а потом потянул брата к себе и поцеловал, снова загораясь от жадного и горячего ответа его губ. А потом над Цинцзин вспыхнула первая ракета. - Хризантемы будут позже, - оборвав поцелуй, шепнул Шэнь Цзю, а Юань замер при виде относительно простых золотых и красных искр, рассыпавшихся высоко в небе. - Мне уже нравится, - ответил брату он и вытер неожиданно проступившие слезы. Фейерверк походил на те, которыми он любовался дома: сотни опадающих огней - оранжево-красных, выцветающих при падении до белизны… Не хватало лишь грохота выстрелов, этого привычного “бу-ум!”, “бум-бум-бум!”, которое откликалось бы в сердце предвкушением и ожиданием сюрприза. Очередная ракета с шипением вспыхнула в вышине, раскрываясь золотой искрящейся хризантемой, которая тут же рассыпалась в мерцающую пыль. Но следом уже расцветала другая - голубовато-белая, и потом еще одна, темно-красная, и снова золотистая, а дымный след от ракет растекался в небе белыми стеблями и прозрачными листьями, между которых летели светящиеся кленовые листья. Юань даже растерял все мысли. Он не представлял, что можно создать подобную красоту. - Это великолепно, - прошептал он. - Сюй-шимэй подвластны настоящие чудеса. Над ними раскрылся последний ослепительно-белый цветок, который начал терять лепестки, один за другим. Глядя, как те, кружась, летят к земле, медленно тая в ночном воздухе, Юань взял брата за руку. - К нам, похоже, гости, - сказал он, глядя на яркую звезду, что направлялась к Цинцзин и становилась все ярче с каждым мигом. - Похоже, ты прав, - ответил ему Цзю-гэ и подтолкнул по дорожке к дому. - Байчжань или Цюндин? Хотя нет, глава Юэ вряд ли вернулся бы из Хуаньхуа без предупреждения… - Что? Юань вдруг растерялся. Словно опомнившись, он вдруг увидел себя со стороны: надо ж было расклеиться настолько, что даже перестать разговаривать с Лю Цингэ. Да что там! Он совсем забыл о Юэ Цинъюане, а ведь на него свалились все эти дела с Цветочным дворцом! И Шан Цинхуа! И о раковине для Му Цинфана, так и оставшейся не подаренной! - А что в итоге получилось с Хуаньхуа? - ужаснувшись упущенному времени, спохватился он. - А с Цю Хайтан? И с молодой госпожой Чэн? И нашли ли вы автора тех художеств? - Наконец-то, - с облегчением выдохнул вдруг Цзю-гэ. - Узнаю своего брата. Пойдем, пока варвар, не найдя нас дома, не решил, что с тобой опять что-то случилось. Они снова прошли через темный сад и во внутреннем дворе дома, где горели ночные жемчужины, увидели Лю Цингэ, хмурого и словно озабоченного чем-то. У Юаня в груди сильнее забилось сердце. Он шагнул вперед и позвал, не скрывая своего волнения: - Лю-шиди? Глава Байчжань вскинул голову с такой надеждой, что у Юаня перехватило дыхание. Он потянулся рукой к поясу за веером, надеясь спрятаться за ним, и немедленно вспомнил, что оставил его на столе в саду, увлеченный поцелуями с Цзю-гэ, еще до фейерверка. Да что ж такое-то! - Юань-шисюн… - а Лю-шиди пошел навстречу и, словно этого всего было мало, достал из-за пазухи новый веер с по-осеннему яркими красками на шелке, танцующими журавлями и резными боковыми планками из красного дерева. - О, традиционный подарок ко дню имени? - усмехнулся Шэнь Цзю, бросивший на подарок быстрый взгляд. - Снова мастер Чэн? Из всего этого Юань ухватил только одно. - День имени? - должно быть, прозвучало глупо. Лю Цингэ вздохнул, а потом протянул Шэнь Цзю что-то в длинной тонкой коробке. - А это тебе. - Раньше Лю-шиди никогда не… - Цзю-гэ снял крышку и замолчал, вытащив наружу кисть для письма. - Кхм. Похоже, она тоже была какой-то особенной, раз он не нашелся со словами. Юань мог рассмотреть тонкую золотую полоску на том месте, где мягкий волос крепился к рукояти, и одно это уже наводило на мысли о цене. - За все годы сразу, да? - спросил Шэнь Цзю, не поднимая головы. - Этому шиди все равно некуда тратить деньги, - так же негромко парировал Лю Цингэ, отворачиваясь в сторону. - Которые, к тому же, в клане Лю привыкли не считать, - согласился Цзю-гэ, возвращая кисть в коробку. Этот обмен шпильками прозвучал почти беззлобно, словно они оба продолжали лишь потому, что прекратить значило сдаться в старом споре. - Может быть, Лю-шиди согласится выпить с нами чай? - предложил Шэнь Юань, пряча улыбку за новым веером. - Да, действительно, - согласился Цзю-гэ и, бросив на Лю Цингэ очередной непонятный взгляд, первым двинулся к дому. А Шэнь Юань вдруг ощутил, как близко к нему стоит Бог войны. - Лю-шиди простит этого никчемного? - сглотнув, произнес он, делая вид, что полностью занят веером. - Последние месяцы этот шисюн зря тратил время шиди во время утренних тренировок. - А-Юаню не стоит об этом беспокоиться. Завтра этот Цингэ должен отправиться на охоту, его не будет какое-то время, и шисюн сможет… - На охоту? - Шэнь Юань не ожидал, что так расстроится. - Надолго? - Этот шиди мог бы взять А-Юаня с собой, - неожиданно прошептал Лю Цингэ. Он вдруг коснулся его пальцев своими, и Юаня как током ударило. - Отправиться на охоту с Лю-шиди? - выдохнул он, как завороженный, облизнул губы, а потом вспомнил о том, как много нужно сделать чуть ли не вчера, и расстроился еще сильнее. - Я… не могу. Так много дел, а Лю-шиди не будет ждать… - Сколько? - выдохнул тот, подступая еще ближе. - День, два… Больше? Губы Лю Цингэ заставили Юаня на миг забыть обо всем. - День, - выдохнул он в поцелуй, а мгновением спустя решительно отстранился, понимая, что иначе просто никуда отсюда не пойдет: так сильно было желание остаться с Цингэ наедине, как тогда, в шатре - в жаркой тишине, полной торопливых поцелуев, шумного дыхания и сводящих с ума прикосновений. - Лю-шиди останется на чай? - Да, - выдохнул тот, а в следующий миг от лунных ворот донесся еще один знакомый голос. - Надеюсь, этого шисюна сяо Юань тоже позовет в дом? - Ци-гэ! - Юань радостно развернулся, чтобы увидеть выходившего на свет из темноты Юэ Цинъюаня. - Конечно! - Этот шисюн счастлив видеть сяо Юаня улыбающимся, - он подошел ближе, величественный в своих парадных одеждах, которые носил за пределами ордена, как будто действительно только что вернулся из Цветочного дворца. Немного усталый, слегка взволнованный, но уже чуть расслабившийся - стоило Юаню улыбнуться шире - и с неизменным коробом сладостей в руках. В памяти необычайно ярко вспыхнуло воспоминание о губах, ласкавших член, и Юаня моментально бросило в жар. Нет, играй он в "жертву и заклинателя", он бы точно не смог выбрать кого-то одного! - С манерой главы Юэ приходить незамеченным пора что-то делать, - звучно произнес Цзю-гэ, успевший подняться на веранду. - Старший глава пика Цинцзин возмущается, словно уличный воришка, пойманный на горячем, - отбил Юэ Цинъюань, и Юань засмеялся. - Я заварю чай. Кроме пирожных Ци-гэ принес два парчовых мешочка с чаем и небольшой горшочек с красным медом, попробовав который Юань решительно отставил его подальше от себя, дабы не поддаться искушению съесть все и сразу. - …весьма полезен Шан Цинхуа, - рассказывал тем временем Юэ Цинъюань. - В счетных книгах Хуаньхуа все запутано так, что порой отличить взятку от реального дохода можно только с помощью Линь-шиди. - Он гадает на картах или бросает жребий? - поинтересовался Цзю-гэ, и Юань подлил чай и ему, и Цингэ. - На самом деле, Шан-шиди просто записывает во взятки все, что вызывает сомнения, - усмехнулся Юэ Цинъюань. - Хотя Чжаохуа настаивают на том, чтобы все считать честными доходами, главу Аньдин им не переспорить. - Чжаохуа понять можно… - вздохнул Цзю-гэ, держа в руке конфету, которая больше всего походила на орешек в кизиловом желе. - Конференцию действительно отменили? - Отложили на пару лет, - ответил Юэ Цинъюань, не отрывая от него взгляда. - От Мобэй-вана вестей не было? - а Цзю-гэ, явно задумавшись, не замечал, что по пальцам уже течет растаявшая сладость. - Что с Ша Хуалин? - Ее видели в пограничных районах, - сказал вдруг Лю Цингэ. - Она пыталась что-то продать. - Вот как? - Шэнь Цзю глянул на него, потом на конфету в своих руках и сунул ее в рот, торопливо облизнув потом пальцы. Сидевший рядом с Юанем Ци-гэ шумно выдохнул. - Или дева Ша оказалась Мобэй-вану не по зубам, или демоны договорились между собой, найдя лазейку в заключенном договоре, - пробормотал он. - Хотя Шан Цинхуа клянется, что такого не может быть, но верить ему на слово в этом вопросе я бы не стал. Да, Самолет вел свою собственную партию, и было бы большой ошибкой посчитать его дураком. - То, что Мобэй-ван не смог поймать ее на собственных землях, не просто сомнительно, но и плохо для его репутации, - вслух заметил Юань и потянулся к коробке, решив попробовать орехово-желейную конфету. - Скорее всего, он тоже в бешенстве. - Хорошо, если так, - проронил Шэнь Цзю, придвинув к нему коробку ближе. - А что с Сяньшу? До меня дошло, что Ци Цинци ужесточила порядки на своем пике и запретила ученицам его покидать. - Вот как? - Юань глянул на Юэ Цинъюаня, в то время как Лю Цингэ хмурился. - Появилась новая история, да? - Нет, - холодно произнес глава ордена. - Никаких историй - ни новых, ни старых. Но вряд ли писавший их одумался самостоятельно. - Даже так… - и выводы из непрозвучавшего вслух получались один другого интереснее. Видимо, Юэ Цинъюань довел до Ци Цинци итоги незапланированной литературной деятельности, раз глава Сяньшу принялась наводить порядок на своем пике. Хотя, скорее всего, собирать пролитое молоко было уже поздно, особенно учитывая популярность этих писулек в Хуаньхуа. Да и любая попытка запретить лишь добавит дурацкой писанине популярности. Но раз новых историй не появилось, то… что именно это означало? Решать проблему надо было с умом. Юань прекрасно помнил, чем заканчивалась потеря репутации для кого-то из актеров или политиков даже в толерантном двадцать первом веке, и потому следовало сначала всем подостыть, затем более-менее определиться, чего именно орден хочет получить по итогам - кроме наказания для безмозглой девицы, конечно, а уже потом предстояло найти стратегию для достижения этих целей. А самому ему надо было поговорить с Самолетом, разумеется. - Сестра обмолвилась как-то, что Ци Цинци удивлена желанию Шэнь Юаня побыть в уединении, - негромко сказал Лю Цингэ. Шэнь Цзю усмехнулся. - Полагаю, иронии в ее словах в этот момент было предостаточно, - сказал он, вновь потянувшись к конфетам. - Сяо Цзю хотел сказать: “яда”? - уточнил Юэ Цинъюань, посмотрев в его сторону. Лю Цингэ тяжело вздохнул, а потом упрямо продолжил. - Ци Цинци бывает невоздержанна, - отметил он, - но уверен, даже в мыслях она далека от того, чтобы по собственной воле навредить ордену. - Глава Байчжань судит других по себе и потому слишком хорошо думает о людях, - резко произнес Цзю-гэ. Юань покачал головой и положил ладонь на бедро Лю-шиди, останавливая Цингэ от того, чтобы посчитать оскорблением настоящий комплимент. Бог войны едва ощутимо вздрогнул под рукой, но промолчал, правильно расценив знак. - А что стало с молодой госпожой Чэн и Цю Хайтан? - спросил Юань, желая прояснить еще один момент. Шэнь Цзю и Юэ Цинъюань переглянулись, а потом Цзю-гэ нахмурился и достал веер. - Давай, Юэ-шисюн, расскажи нам, как так случилось, что обе девицы исчезли в неизвестном направлении, - раздраженно бросил брат. - Что? - Юань не поверил собственным ушам. - Они сбежали?! - Этот Юэ виноват… - вздохнул Ци-гэ, но Цзю-гэ прищурился, резко развернув перед собой веер, и Юэ Цинъюань тут же осекся, чтобы начать снова, уже без всякого самобичевания. - Молодая госпожа Чэн ждала итогов ревизии, - сказал он. - Ну и того, сколько власти ей оставят в Хуаньхуа как наследнице Чэн Дэчжэна. Цанцюн требовал полного ее отстранения от дел, в то время как пагода Тяньи и клан Баци настаивали на соблюдении преемственности. Чжаохуа колебались, Башня Цзилэ уже начала склоняться к позиции Цанцюн и предложила допросить госпожу Чэн о бесчинствах над слугами. - И когда все поняли, что это отличная идея, оказалось, что допрашивать некого, - догадался Шэнь Юань. - Так? - Как выяснилось, найти в Хуаньхуа дурака, падкого на женские прелести, несложно. Так что госпожа Чэн вместе с Цю Хайтан покинули Дворец через подземелья, где расположена Водяная тюрьма, - подтвердил Юэ Цинъюань. - Гуньи Сяо потом показал этот тайный ход… Но кто ее предупредил, выяснить не удалось. - Плохо, - подытожил Шэнь Юань. - Эти две женщины еще доставят нам массу проблем… - Их ищут, - признался Юэ Цинъюань и, покрутив в руках пустую чашку, поставил ее на стол. - А что с сокровищницей Дворца? Тяньи отступились от своих требований? - нахмурившись, спросил Шэнь Цзю. Юань быстро глянул сначала на брата, потом на главу Юэ. Неужели между орденами возникли серьезные разногласия? Только ли из-за богатства Цветочного дворца, которое теперь требовало присмотра? - Демонические артефакты переходят в распоряжение трех Великих орденов, - ответил Юэ Цинъюань. - Цанцюн удалось настоять на качественной оценке, как выразился Шан-шиди, так что исследование еще не завершено. Судя по крайне аккуратным формулировкам, Юань тут же заподозрил, что дело куда серьезнее, чем говорилось вслух. - Но связь доказать удалось? - уточнил уже Лю Цингэ, выдавая свою посвященность в затронутый вопрос. - Пока нет, - с явной досадой признался Юэ Цинъюань. Очень интересно. Юань посмотрел на брата. - Мы подозреваем, что между Ша Хуалин и Чэн Дэчжэном существовали договоренности пока неустановленного толка, - со вздохом произнес он, и Юаня наконец озарило. - Демонические талисманы… - прошептал он, запрещая себе вспоминать сейчас о Ло Бинхэ. - Грязные практики старого хозяина… Тот его удар! - А еще, вероятно, провоцирование вторжения на Цяньцао, использование портальных талисманов для слежки и, совершенно точно, эксперименты с золотым ядром заклинателей, - добавил Шэнь Цзю и вновь бросил взгляд на Юэ Цинъюаня. Юань мгновенно поймал себя на мысли, что брат думает о проблеме Ци-гэ с Сюаньсу. - Мне бы самому взглянуть на эти записи… - задумчиво пробормотал он. - Шан Цинхуа ведь остался в Цветочном дворце? - Да, и если сяо Юань пожелает, он может отправиться со мной в Хуаньхуа завтра же утром, - тут же произнес Юэ Цинъюань. - Документов найдено очень много, сяо Юань сможет ознакомиться еще и с результатами допросов мастеров, учеников и слуг… Он еще не договорил, как Лю Цингэ вдруг шумно выдохнул, а потом поднялся на ноги. - Этот глава Байчжань просит его извинить, - проговорил он, глядя куда угодно, только не на Юаня, - селение Дацинь известило Цанцюн о винторогой пуме, появившейся в их лесу. Животное крайне опасно, этому мастеру лучше отправиться туда ночью, чтобы успеть выследить его в самое короткое время. Шэнь Юань с сожалением признал, что Лю-шиди прав: как бы ни хотелось ему снова отправиться на охоту, дела ордена были важнее. Не говоря уже о вопросах жизни и смерти Юэ Цинъюаня… Но отпустить Лю Цингэ почему-то оказалось так сложно, словно это расставание могло навсегда что-то изменить между ними. Юань постарался не думать о том, что, наверное, Лю Цингэ ему тоже… ну… очень приятен, по крайней мере. - Главе Юэ тоже необходимо отдохнуть, - а следом за Лю-шиди из-за стола поднялся Цзю-гэ. - Использование портальных печатей - весьма затратное занятие даже для заклинателя его уровня. Ответный взгляд Юэ Цинъюаня был так красноречив, что Юань чуть не покраснел. - Конечно, если путь до Цюндин вызывает у Юэ-шисюна затруднения, глава ордена может остаться на Цинцзин, - согласился Цзю-гэ с легким кивком. - Этот старший глава найдет в доме какую-нибудь кровать, где бы шисюн смог выспаться… должно быть, впервые за эти месяцы, верно? Они смотрели друг на друга в упор. Тяжелый взгляд Шэнь Цзю столкнулся с чуть виноватым, но таким понимающим и даже нежным взглядом Юэ Цинъюаня, и Ци-гэ сдался первым. - Хорошо, - просто сказал он, и Цзю-гэ неуловимо расслабился, словно переживал куда сильнее, чем хотел показать. - Мне лучше уйти, - глухо сказал Лю Цингэ, и Юань, опомнившись, догнал его уже у дверей. - Подожди… - расстроенно пробормотал он, толком не зная, как выразить свое сожаление. - Лю-шиди, я бы очень хотел… Винторогая пума, подумать только! Ее рога имеют полосатую окраску и с каждым прожитым пумой годом прибавляют по одному витку, да и размер у этого зверя, должно быть, огромный… - В моем хранилище есть такие рога, - неожиданно мягко сказал Лю Цингэ, словно утешая. - А-Юань, это будет не первая винторогая пума, которую я убью, и не последняя. - В хранилище на Байчжане есть такие рога?! - он ошеломленно оглянулся на брата, но тот лишь рукой махнул, очевидно, привыкнув к восторгам Юаня по поводу любого нового монстра. - Лю-шиди, а можно на них взглянуть? - Да хоть сейчас, - ответил тот. - Цзю-гэ, я скоро вернусь! - не раздумывая, выдохнул Юань. - Только посмотрю и сразу обратно. Толком даже не дослушав, что ответил ему брат, Юань ухватил Лю-шиди за плечо и утащил его за собой на веранду, внутри себя опасаясь, что тот передумает. На призыв откликнулся Лингань: меч вспыхнул, словно звезда, и Юань, разделяя его нетерпение, тут же взмыл к ночному небу. - Шиди ведь покажет мне дорогу? - сырой ветер разметал волосы, но Лю Цингэ уже был рядом. Он обжег Юаня взглядом в ответ, вырвался вперед, и его бело-серая куртка засветилась в ночи отличным маяком. Цзю-гэ был прав, следовало уже простить себя за случившееся с Ло Бинхэ и продолжать жить дальше, готовясь к тому моменту, когда его ученик найдет выход из Бездны. К тому времени нужно будет отыскать решение проблемы с Синьмо, не говоря уже о Сюаньсу. Дорога до Байчжаня показалась очень короткой. Лингань стремительно несся вперед, и после долгого перерыва его азарт пьянил Юаня, словно опрокинутое залпом игристое вино. Оказывается, по мечу тоже можно было соскучиться! Внизу мелькнул темный сад, потом главный дом, а дальше Лю Цингэ направил Чэнлуань к хорошо утоптанной площадке рядом с большим павильоном. - Ученики зовут это “Зал охотничьей славы”, - признался он, когда Шэнь Юань спрыгнул на землю рядом. - Ну и мечтают, конечно, что их трофеи тоже когда-нибудь выставят здесь. Я бы вообще не запирал, но у Шан Цинхуа чуть не случился припадок от одной только мысли. Он коснулся простого на вид засова, по которому, впрочем, немедленно пробежали искры ци. Шэнь Юань понимающе хмыкнул: еще бы, даже если в павильоне хранились не самые ценные части тварей, одна мысль, что хоть что-то могли унести, уже причиняла беспокойство. Двери раздвинулись почти бесшумно, а потом Цингэ швырнул ци в сторону ночных жемчужин на стенах, заставляя осветить обширный зал, и Юань ахнул. - Я ведь отсюда никуда не уйду… - прошептал он, глядя на шкуры, чучела, огромные зубы и всеразличные рога, стоявшие на постаментах или развешанные по стенам. - С ума сойти, настоящий музей! Чего здесь только не было! Хотя нет, Юань моментально понял, чего - когда не нашел табличек с подписями, какие точно бы сопровождали подобные экспонаты на выставке. И теперь ему приходилось разгадывать, шкурой какого животного была вот эта лимонно-желтая броня с крошечными пятнышками синего меха, а кому принадлежали, например, эти крылья, покрытые вместо перьев темно-зеленой чешуей. - Это янтарная леопардовая жукожаба, - слабо улыбнулся Цингэ. - А крылья остались от шестирукой змеедевы. Шэнь Юань вертел головой, позабыв, зачем пришел, а Лю Цингэ терпеливо пояснял все непонятное или просто смотрел, как он ходит между охотничьих трофеев, трогая их или надолго перед ними замирая. - Ты совсем не помогаешь мне сохранить лицо, шиди, - не то чтобы всерьез попенял ему Юань, касаясь ладонью огромного черепа с клыками в локоть длиной и с хорошо заметными бороздками от ядовитых желез. - Но это просто невероятно! Лю Цингэ только указал куда-то в угол. - Рога дальше слева. - Точно, - Юань чуть наклонился, чтобы не задеть хелицеры и передние лапы огненного паука-лилии, и на мгновение даже ощутил запах дыма, казалось, навечно въевшийся в жесткую алую шерсть. Потом выпрямился, стремясь не коснуться паучьих ног даже краем одежд, и, споткнувшись о чье-то белое копыто, едва не налетел прямо на те самые витые рога. Но даже если бы налетел, они этого даже не заметили бы. Рога… ошеломляли. В два роста Юаня, изогнутые, точно рога горных коз, но не ребристые, нет - покрытые на каждом своем витке костяными отростками, точь-в-точь как на панцирях морских звезд, они действительно имели полосатую, почти тигровую окраску. Рядом с ними все еще чувствовалось покалывание от сконцентрированной ци, с помощью которой винторогая пума была способна проломить и разрушить любую ограничивающую печать или талисман, а уж что она могла сделать с живой плотью, Юань и представлять не хотел. И как Лю-шиди смог победить такого противника?! - Эти рога совсем свежие, - голос даже чуть дрогнул. - Не больше года или полутора, да, Лю-шиди? - Ну да, - отозвался тот, перетаскивая постамент с паучьими конечностями в сторону. - Собственно, даже снятая с нее шкура еще не истрепалась, хоть и по ней ходят каждый день. - Где? - Юань закрутил головой, пытаясь понять, как пропустил такое на полу. - Она у меня дома, - сказал Цингэ, подходя ближе. - Вернее, ее часть. Шкуру целиком взять не получилось. Должно быть, бой выдался жестоким, перевел для себя Юань, раз зверя пришлось рубить на куски. - В ней нет ничего особенного, - продолжал Лю Цингэ. - Она серо-коричневая и лежит вместо ковра. А-Юань уже видел ее. - Лю-шиди - великий воин, - пытаясь представить размеры взрослой пумы, прошептал Юань и поднял взгляд на Цингэ, без всякого перехода вдруг осознав, что вокруг никого, кроме них двоих, и за стенами павильона ночь, а Цзю-гэ, наверняка понял, что в павильоне с трофеями Юань задержится надолго… - Где, говоришь, лежит шкура? В доме, да? Лю Цингэ замер. Юань почти физически ощутил, как скользит по лицу его взгляд и останавливается на губах, которые тут же словно начали зудеть. Он невольно тронул их языком… и нет, стало только хуже! - В доме, - тихо выдохнул Лю Цингэ и, качнувшись еще ближе, обхватил Юаня за пояс, так бережно, словно боялся спугнуть неосторожным движением. Юань сглотнул. Ему стало жарко, тело словно налилось тяжестью, и голова… тоже… Запах Цингэ окутывал его, будто укрывая невесомыми объятиями: особый аромат выделанной кожи, масла для клинка, а еще сладковатые цветочные ноты. Так пахли цветы франжипани, точно. - Шэнь Юань… - едва слышно прошептал Лю Цингэ, и, наверное, что-то нужно было сделать или хотя бы сказать, но Юань не мог. Он был пойман взглядом Лю-шиди, как мушка в янтаре, и время точно так же замедлилось, растянулось патокой, наполняя каждый вздох усилием, и даже держать веки открытыми получалось с трудом. - Лю-шиди так пахнет… - Шэнь Юань снова вдохнул его запах, попытался вспомнить местные названия цветов и потерпел неудачу. - Как? - а Цингэ смотрел на него и, казалось, не дышал. Вдруг вспомнилось, как он целовал эту шею, и какой гладкой и нежной была кожа. А ведь Цингэ уж точно не хрупкая девушка! Юань снова сглотнул, чудом удержав себя от желания раздвинуть в стороны воротники этой белой куртки и проверить, станет ли этот запах сильнее... - Цветами, - наконец нашелся он с ответом. Губы сохли, Юань вновь облизнул их, а потом глубоко вдохнул, пытаясь хоть немного взять себя в руки, и смущенно глянул в сторону. - Есть такой чай… Очень дорогой, из пяти цветов, я пил его в скрытом царстве… - А-Юань хочет выпить чаю? - тихо спросил Лю Цингэ. - Очень, - он поспешно кивнул в ответ и вывернулся из-под обнимающей руки, чтобы немедленно пойти к выходу. Холодный, наполненный дождем воздух немного привел его в чувство, но стоило дойти до главного дома, как отчетливое томление вернулось вновь. - Сейчас, - сказал Лю Цингэ, проходя в комнату, где на полу действительно лежала шкура вместо ковра, - я завар… Но договорить Юань ему уже не дал. Он удержал Цингэ за рукав, останавливая на месте, а потом ухватил за шею другой рукой и наклонил к себе, чтобы дотянуться до его сухих, раскрывшихся в беззвучном выдохе губ. И отпустил себя, сжимая Лю Цингэ в объятиях, с нажимом проводя ладонями по широкой спине и целуя так, что очень скоро перестало хватать дыхания. - Я хочу… - на миг оторвавшись, шепнул Юань и посмотрел Лю-шиди в глаза. - Сейчас. Зрачки у Лю-шиди расширились так, что чуть ли не полностью поглотили радужку. Он сбивчиво выдохнул, его руки, когда-то успевшие обнять Шэнь Юаня, на миг напряглись, а потом разжались, когда Юань потянул за края пояса, развязывая узел, что держал куртку Лю-шиди запахнутой. Цингэ закусил губы, будто давя стон, и эта едва заметная белая полоска зубов, прижавших нежно-розовую губу, окончательно свела Юаня с ума. Он распахнул полы куртки Цингэ, сгреб в горсть воротники нижних рубашек и оттянул их к плечу, чтобы еще через миг прижаться губами к открывшейся коже, слизывая с нее едва уловимый цветочный запах. Цингэ вздрогнул, а потом все же застонал, когда Юань вслепую справился с мешавшей ему одеждой и стащил ее с крепких, фантастически прорисованными мышцами плеч. Рот наполнился слюной. Забыв обо всем, Юань жадно провел по плечам Лю-шиди ладонями - затем еще раз, но уже языком, губами, целуя и облизывая, пьянея от того, что запах цветов действительно стал гуще, - и надавил Цингэ на плечи, даже не догадавшись попросить вслух о том, чтобы тот опустился на пол. На шкуру этой… как ее, винторогой пумы. - Прости, если сделаю что-то не то… - выдохнул он, быстро развязывая пояс уже на себе и лихорадочно сбрасывая платья прямо на пол, одно за другим, пока не остался в одном белье. Но то, какими глазами Лю Цингэ наблюдал за этим с ковра, подстегивало желание остаться без одежды еще сильнее. - У меня только теоретический опыт, но… Он сдернул с себя белье, вышагнув из него, оставшись в одних носках, и замер, только сейчас сообразив, что полностью обнажен - и возбужден! - а Лю-шиди так и не сказал, не против ли он сам. - Л-лю-шиди? - смутившись так, что даже горло перехватило, позвал Юань. - Ты не… не хочешь? Цингэ беззвучно открыл рот, словно выброшенная на мель рыба. Юань уже попытался прикрыться рукой, не дождавшись ответа, как нахмурившийся Цингэ быстро подался вперед и поймал его за бедра. Горячие губы мазнули по животу, поймали головку члена, и Юань зажал рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. В голове истерически мелькнуло, что насчет “не хочешь” Юань определенно погорячился, а потом все мысли вышибло напрочь. Был ли у Цингэ опыт, Юань понятия не имел. Ему хватало и того, с каким пылом Цингэ облизывал ему член от самой головки до корня и брал в рот так, будто готов был насадиться горлом - его даже пришлось удерживать за собранные в хвост волосы. На это соображения еще хватало, но вообще Юань с трудом держался на ногах, и, возможно, не стоило ругать Самолета за дерьмовый язык в сексуальных сценах - думать возбужденным мозгом было сложно. Туман в голове, прохладные волосы под пальцами, хватка твердых мозолистых пальцев на бедрах, а еще влажный жар на члене... Мокрую кожу обдавало дыханием, когда Цингэ отстранялся, а когда он случайно задел головку зубами, Юань одновременно вскрикнул и чуть не кончил на месте. Вот только сейчас он жаждал попробовать другое. И благослови, господи, интернет, оставшийся в прошлом, и цянькуни, пребывающие в настоящем, а также Му-шиди с его подаренной еще весной мазью - Юань примерно знал, что следовало сделать! Он отстранил Цингэ от себя, вздрогнув от нахлынувшего возбуждения, стоило лишь увидеть ниточку слюны, протянувшуюся от члена к чуть припухшим губам, а потом наклонился - подался вперед всем телом, опускаясь на колени, целуя Лю-шиди, подталкивая его в грудь, заставляя окончательно опуститься на шкуру и откинуться назад. - Подо...жди… - цянькунь в лежавших комом платьях нашелся не сразу, но оно и к лучшему: горячий туман в голове чуть развеялся. Цингэ попытался что-то сказать, но Юань вновь заткнул его поцелуем, а потом кувшинчик с мазью наконец нашелся, и Юань решительно перекинул ногу через Лю Цингэ, усаживаясь ему на бедра. Тот охнул и подался вверх, подхватил под задницу, и Юаня обожгло сомнением и неожиданным страхом, когда тяжелый твердый член лег между ягодиц. Он судорожно сжался, но одновременно в паху словно разлилась еще одна порция жара, когда Цингэ, явно почувствовав напряжение Юаня, бережно провел ладонями по бедрам. Скоротечная опаска сменилась нетерпением. Цингэ смотрел неотрывно, словно ничего и никого больше не существовало, Юань почти видел свое отражение в его глазах. А стоило слегка двинуться, как член уперся в судорожно сжатые мышцы, и Юаня окатило волной жгучего возбуждения. - Цингэ… - вышло хрипло, голос сорвался, но он сглотнул и попробовал снова. - Лю-шиди, ты… поможешь мне? Лю Цингэ отрывисто кивнул, затуманенный взгляд его сделался цепким и острым, так что Юань вытащил затычку из фарфорового кувшинчика, а потом поймал Лю Цингэ за руку и заставил обмакнуть пальцы в прохладную жидковатую мазь. - Это ведь… мышцы, - пытаясь не запутаться в словах, прошептал он, чувствуя, как горят уши. - Надо… растянуть. И охнул снова, когда скользкие подушечки провели между ягодиц, а потом нажали на вход. А дальше все слилось в какое-то жаркое марево стыда и удовольствия, и Шэнь Юань опирался одной рукой на грудь Цингэ и пытался не уронить лекарственную мазь, пока Цингэ с неожиданной уверенностью проходился пальцами внутри, не жалея ни усилий, ни масла, ни внимания, без слов демонстрируя, что о том, как именно нужно обращаться с чьими бы то ни было мышцами, Бог войны Байчжань знал все - и даже больше. Юань вздрагивал и кусал губы, едва не задыхаясь под валом ощущений, а затем Цингэ по-особому двинул пальцами, перед глазами аж звезды вспыхнули: Юань вскрикнул и инстинктивно дернул бедрами, насаживаясь сильнее. Цингэ стиснул зубы и глухо застонал, словно это его мотало волнами нового нестерпимого удовольствия, и Юань не утерпел. - Дальше я… сам, - он, стиснув запястье Лю Цингэ, другой рукой придержал его член и медленно - прислушиваясь к малейшим ощущениям внутри себя! - начал усаживаться на него. Член скользил по не успевшей впитаться мази, давя на мышцы и раздвигая их, рождая внутри легкое жжение, от которого заходилось сердце, а Цингэ смотрел на Юаня снизу вверх каким-то почти беспомощным взглядом. Бог войны был сейчас так красив, его хотелось зацеловать, но это значило прервать все остальное, и Юаню приходилось лишь облизывать губы и дышать, сбивчиво и часто, чувствуя, как член входит все глубже. Внутри распирало все сильнее. Юань терялся в этом новом для себя ощущении, которое все больше требовало движения, но пока получалось лишь насаживаться до конца, запрокинув голову и чуть откинувшись назад, и дышать открытым ртом, пытаясь справиться с чувством полноты и сокрушительной близости. Зато теперь становилось понятным, почему двойное совершенствование в идеале завершалось сексом: три основных даньтяня ощущались мощными сгустками ци, связанными между собой, и не хватало лишь легкого усилия, чтобы объединить их с даньтянями Лю Цингэ, которые Юань чувствовал сейчас почти как свои. Точно! Его словно озарило - он кое-что позабыл! Он улыбнулся, наклонился вперед, опираясь ладонями на грудь Цингэ, а потом приподнялся, опустился снова, уже направляя ци - и система сообщающихся сосудов замкнулась. Золотое ядро просияло. Громко застонав, Юань сел прямо, а потом повел задницей из стороны в сторону, заставляя член внутри себя двигаться. По телу растекались волны наслаждения, тяжелые, насыщенные, яркие. Физическое удовольствие выходило на какой-то немыслимый уровень, ощущаясь сразу во всем теле, сейчас даже воздух ласкал кожу, а потом Цингэ положил свои ладони Юаню на бедра, гладя и несильно прихватывая - и он словно запылал весь. Ци струилась и сквозь ладони, которыми Юань уперся Цингэ в грудь, и возвращалась в том месте, где они соединялись, заставляя нижний даньтянь разгораться все ярче, наполняя духовные вены ци все больше. Ладони Цингэ ощущались раскаленными, внутри все просто горело, по позвоночнику раз за разом пробирало щекочущими искрами, от жара перемыкало в голове - и Юань стонал и тихо вскрикивал, когда член попадал по особо чувствительному месту внутри. Это трение, постоянные надавливания и легкое жжение будто скапливались внизу живота, уплотнялись в горячий сгусток, заставляя вздрагивать и пытаться получить больше ощущений. Еще больше. Он поднялся, а потом вновь насадился на член - сильнее и резче, но ему все равно не хватало! - Давай же, - выдохнул он, едва соображая, что говорит, - давай… Цингэ подхватил его темп уже на следующем движении, и Юань вскрикнул и громко застонал, когда член проехался внутри с куда большей силой, чем он смог бы добиться в одиночку, а потом в голове осталось только это раскаленное, ослепляющее наслаждение. Взгляд выхватывал какие-то куски: блестевший от испарины лоб Цингэ и приоткрытые губы, чуть напрягшиеся соски совсем рядом с ладонями Юаня - он даже тронул их пальцами, отчего поток ци только усилился; двигающиеся с каждым толчком мышцы пресса Цингэ, когда он поднимал сидящего на себе Юаня без малейшего усилия; и свой твердый член, который все же пришлось перехватить рукой. Должно быть, он все равно сделал что-то не то, раз Цингэ застонал так, словно его пытали, а потом толкнул бедра вверх, чуть ли не подбрасывая Юаня вверх, и мир залило золотом. Оргазм тащил Юаня сквозь свет: он даже дышать не мог, когда его будто нанизывало на столб ци, наполняя дичайшим наслаждением каждую клетку тела, и мир вокруг тоже был полон ци, сверкающие линии, моря, океаны этой энергии, безумной силы, которая текла мимо, а потом вдруг начала уплотняться, сильнее, сильнее - и легла на золотое ядро, завершая очередной виток. Юань всхлипнул и рухнул на грудь Лю Цингэ, каким-то уцелевшим участком мозга понимая, что из задницы вытекает семя. А следующая мысль ударила его, словно железный таран в хлипкие деревянные ворота - он все еще был в теле брата; он трахнулся в теле Цзю-гэ, даже не спросив разрешения… Вот же идиот!