1
— Бруно? Несносная собака снова куда-то делась, но на этот раз, кажется, с концами. С тяжким вздохом Констанс разогнулась. До того она прижалась ладонями к гравию, где стояла машина: вдруг пёс залез под джип? Он любил так делать раньше. А вообще, за ним нужен глаз да глаз: он ужасно неприспособленный и не вылезет, даже если джип по нему проедется. Бруно — настоящий глупыш. Он добряк, но у него напрочь отсутствует чувство самосохранения. Наестся и спит где попало, даже в небезопасных местах. Или прячется нарочно. Чтоб его! — Бруно! — нет, его нигде не было. Констанс встала и отряхнула джинсы. Затем сложила ладони рупором. — Бруно-о! Куда мог деться ласковый домашний кавалер-кинг-чарльз-спаниель? Маленький добрый компаньон, бело-коричневый друг, пожиратель конфет и кружочков свежего огурца, его любимого лакомства? Констанс запахнула на груди свитер: похолодало, даже очень, притом со вчерашнего дня. Вот только прошлым утром было так жарко, что она в летнем платье и кедах спасалась в тени с фраппучино. А сегодня уже нет. — Бруно! — позвала снова, пытаясь найти его взглядом во дворе. Папа объявился на крыльце. Он держал в руках чёрный старомодный рабочий чемоданчик. Прям как из девяностых, когда бизнесмены носили в таких документы. — Ты кого-то потеряла? — спросил он. — Свою совесть! — мрачно сказала Джорджия у него за спиной. Она была ему женой, а Констанс — мачехой. — Семь часов утра, а ты орёшь так, что я встала без будильника. Хотя поставила два. — Говорят, первый будильник нужен для человека, которым ты мечтаешь стать, — невинно прокомментировала Констанс, — а второй — для того, кто ты есть на самом деле. — Очень остроумно. — Что такое, милая? — отец спустился во двор и захрупал по гравию ботинками. — Что стряслось? Констанс вздохнула и сложила на груди руки. — Утром или ночью… не уверена, когда именно… но кто-то зашёл ко мне в комнату и забыл закрыть дверь. И Бруно, наверное, выбежал оттуда. — Ну, ты искала в доме? — Там его нет. Он мог просочиться в собачью дверцу и сбежать. Он ещё очень глупый, — Констанс взглянула на наручные смарт-часы. — А Стейси приедет через полчаса. И я ещё не собралась. — Я уверен, Бруно найдётся, — заверил отец. — Обязательно. Поезжай, милая. Мы с Джо за ним присмотрим. — Он маленький, — небрежно сказала Джорджия, убирая чёрные волосы в хвост. — Заныкался куда-нибудь и спит. Или выбежал на дорогу. Ты там смотрела? А то, может, по твоему Бруно уже проехались раза… — Джо, — перебил отец и сделал особый взгляд. Словно говорил: не нужно ей знать ни о чём таком, ты с ума сошла? Даже если грёбаного пса раздавили, как пакет с йогуртом. Констанс остолбенела, но не потому, что была шокирована словами мачехи. Она давно знала, что та точит на Бруно зуб. Сейчас Констанс подумала, а не Джорджия ли постаралась, чтобы весёлый пёс, этот вечно гавкающий звоночек, куда-то делся? Она не показала виду, что эта мысль пришла в голову, и не показала, что отец тоже хорош, вообще-то. Кем он её считает, ребёнком? Думает, она не заметит эти переглядки? — Пойду ещё раз поищу его в доме, — сказала Констанс. — И оденусь. — Ну вот и правильно, — пробормотал мистер Мун и проводил глазами дочь. Констанс Мун было девятнадцать. Двадцать должно был исполниться пятого ноября: она планировала отметить с подругами. Зная, что до Рождества домой не доведётся больше приехать, она три дня провела здесь, в Ламбертвилле, потому что хотела ещё немного побыть с отцом. К тому же, Джо попросила её освободить от вещей старую спальню. Там будет детская. Очень скоро, через пять месяцев, этот дом перестанет быть её в полной мере, потому что её комнату займёт младшая сестра. Новость, что у отца с Джорджией будет общий ребёнок, здорово выбила Констанс из колеи. Она поняла, что с тех пор мечтать о разлуке между этими двумя бесполезно. Что она останется почти совсем одна. Что младенец потребует всех отцовских сил, его заботы, его любви и ласки. Она знала — он не перестанет любить её, но разделит эту любовь пополам и будет совсем иначе относиться к Констанс. И к Джорджии тоже. Она перестанет быть просто мачехой. Она станет матерью его ребёнка. К Рождеству малышка родится. У Джо под свитером уже был заметен округлившийся живот. Констанс иногда смотрела на её узкое красивое лицо и ненавидела за то, что Джорджия по иронии жестокой судьбы была отчасти на неё похожа. Ей было только тридцать два, и многие считали их с Констанс сёстрами. И хотя сама Констанс предпочла бы никаких дел с Джо не иметь, понимала — не её ума теперь это дело. Отец выбрал эту женщину. И точка. Она взбежала по ступенькам вверх, толкнула дверь и вошла в дом. За спиной услышала, как переговариваются отец и Джо. Констанс на мгновение обернулась и в узкую щель закрывающейся двери увидела, что Джорджия подошла к Гарри Муну и обняла его за талию. Он обнял её в ответ, прислонил ладонь к животу. Констанс скривилась. Иногда ненавижу их обоих за то, что поступают так, — подумала она, но тут же постаралась отбросить эти мысли. Глупые. Неправильные. Опасные, опасные мысли. — Да кто я такая, чтобы вмешиваться, — пробормотала она и пошла к себе наверх. Он счастлив. Остальное — не моё дело. И пусть это так, но — дьявол — они всё равно бесят её! Констанс раздражённо выдохнула и заперлась в спальне. Вчера она забыла закрыться на замок, и вот результат. Она готова была клясться — это Джо нарочно распахнула дверь настежь, чтобы Бруно убежал. Она терпеть не могла эту собаку. Отец относился к Бруно как к неизбежному бедствию: дочка получила его в подарок на выпускном балу от своего кавалера. Ну не выкидывать же на улицу! Щенка оставили дома, в Ламбертвилле, потому что в общежитие с животными было нельзя, даже с такими милыми. Констанс училась в колледже Санта-Роза в Олбани и жила в корпусе Пайн-Хиллс. Там было много направлений, но она выбрала факультет искусств и гуманитарных наук, мечтая однажды стать профессиональным аниматором. В её планы щенок от бывшего парня, Харви Китона, который в первую же неделю студенческих вечеринок изменил с её бывшей подругой, никак не входил. Но у Бруно были смешные рыжие бровки запятыми на молочной шёрстке и висячие карамельные ушки. Мокрый нос и тёплый взгляд. Даже отец полюбил этого весельчака. Он с весёлым повизгиванием бросался ему на грудь всякий раз после работы. Встречал у двери, лаял, и его коротенький хвостик нетерпеливо вилял из стороны в сторону. Привет, дорогой хозяин! Я тебя так заждался! Констанс сглотнула горечь и достала из-под кровати спортивную сумку. Туда она сложила все заранее приготовленные вещи: и кофр с предметами личной гигиены, и свитер, и худи, и пару футболок, и платье, и джинсы, и, конечно, костюм на Хэллоуин. Она осторожно разгладила чёрную ткань, затянула плотнее прозрачный пакет и аккуратно положила поверх всех прочих вещей. Затем ушла в ванную комнату. Очень скоро эта комната, этот дом, эти коридоры и чердак, где она так любила играть в прятки и где папа ставил ей вигвам, чтобы устраивать там с подружками ночёвки — всё это больше не будет принадлежать ей. Тихое счастливое детство прошло так быстро, что Констанс не успела даже попрощаться с ним. Последние годы были омрачены смертью матери, Мелиссы Мун. Всё банально: пароксизм наджелудочковой тахикардии. Такой болезни Констанс до четырнадцатого июля две тысячи восемнадцатого года даже не знала. Это такой вид аритмии. Возникает внезапно. И так же внезапно заканчивается. Они с отцом не знали, что с ней: у мамы были приступы, один за другим, но она говорила, что ей просто нужно полежать и отдохнуть. В первые сутки подумали, она переутомилась. На вторые она запретила вызывать скорую и задыхалась, если брались за телефон. Она боялась больниц. Она бегала в туалет, её тошнило, сердце сжимало, как рукой. Она жаловалась, что кружится голова, двое суток. Перед смертью Мелисса обильно помочилась, вся вспотела, устало сказала, что всё же показалась бы врачу. На том всё кончилось. Констанс взяла с полки фотографию матери и задумчиво провела по пыльному стеклу пальцами. Под ним мама улыбалась в окружении своих старших родственниц на собственной свадьбе. Там были бабушка Тереза, двоюродная тётя Регина, кузина Леа. Всех их уже не осталось в живых. Констанс равнодушно села в кресло против окна и закусила губу. А это кто такая, по левое плечо от мамы? Справа бабушка Тереза: поправляет фату на дочери. Мама смеётся, в руке у неё — неожиданно — бутылка с шампанским. Слева стоит среднего роста женщина с золотистыми кудрями. Она очень похожа на бабушку, у неё такой же прямой нос и мягкий овал лица. И Констанс подумала, что это, наверное, её двоюродная бабушка, родная сестра бабушки Терезы. Любопытно поддев рамку ногтями, Констанс убрала стекло и вынула фото, посмотрев на подпись на обратной стороне, сделанную изящным почерком:Мелисса Мун, Тереза, Леа, Регина и Дженни Кисс, Гвенет Оуэн
Кловерфилд, 1988 год
Как давно это было. Констанс даже вообразить трудно, насколько. Одно дело — смотреть фильмы и документалки о восьмидесятых, читать книги и слушать музыку, другое — думать о том, что в эти годы поженились твои родители. Отцу ведь сейчас пятьдесят три, а маме — маме был бы пятьдесят один год. На снимке же ей вечные восемнадцать. Она здесь даже младше собственной дочери. С улицы кто-то вскрикнул. Констанс подняла глаза от снимка, встала и подошла к окну. На улице было свежо, оранжево и пасмурно: идеальный Хэллоуин, а в комнате — пыльно и темно. Она смотрела, как отец весело кружит Джорджию на лужайке возле машины, и на их лицах были улыбки. Констанс хорошо помнила, как отец кружил когда-то маму — и её тоже, и знала, что ревновать его к Джо очень глупо. Она ничего не могла с собой поделать. Дурные мысли лезли в голову. Она хотела поскорее уехать отсюда и забыться, потому что мир казался небезопасным и до странного опустевшим. Что ждало за поворотом? Неизвестность. Если раньше она знала, что будет, то теперь — нет. Что-то тихо хрустнуло в кулаке. Констанс вздрогнула и опустила глаза: это смялся ламинированный снимок. — Чёрт. Она быстро разгладила фотобумагу и сокрушённо вздохнула, помещая «свадьбу в Кловерфилде, 1988 год» обратно в рамку. С каким удовольствием сейчас она съездила бы в гости к бабушке Терезе! Бабуля не появлялась последний год перед смертью, потому что подсознательно обиделась на зятя. Гарри Мун променял память о жене на вертихвостку моложе себя на пятнадцать лет. Она поджарая, как борзая, и у неё недобрый взгляд. Такие обычно уводят мужиков из семьи. Нестерпимо захотелось снова войти в знакомый дом. Ну и пусть больше там не будет витать запах овсяных печений, которые бабуля пекла к каждому приезду своей любимицы Конни. Но те комнаты и коридоры, фотографии вдоль лестницы и большой уютный сад Констанс не забудет никогда. В двадцать один, когда она станет совершеннолетней, этот дом будет принадлежать ей. Она знала из завещания бабушки, оглашённого через две недели после её кончины. Этот дом был для Констанс светлой гаванью родом из детства; местом, которое она пока утратила, но куда очень хотела бы вернуться. Особенно сейчас, в Хэллоуин. Бабушка обожала Хэллоуин. С тех пор, как Констанс исполнилось пять или шесть лет и она захотела ходить по домам за сладостями с котелком в руке, ба всегда брала её к себе в этот день, а то и на всю последнюю неделю октября. Она звала её Конни, с удовольствием наряжала дом и двор гирляндами-фонариками, светильниками Джека из тыквы и репы, свечами, пластиковыми скелетами и привидениями. Больше всего бабушка любила наряжать внучку в этот день: заранее они продумывали и шили самые красивые на всю округу костюмы, от салемской ведьмы Мэри Сибли до Бекки Тетчер, от Уэнсдей Аддамс до морской сирены. Да, бабушка знала много страшилок, а в комоде под телевизором у неё было полно пыльных кассет, которые она включала, когда Конни собиралась с подружками на хэллоуинскую ночёвку. Констанс улыбнулась, вспомнив, как они с девчонками стелили на ковёр в гостиной спальные мешки, бабуля оставляла им сладости и попкорн и включала «Дракулу» Копполы, «Американского оборотня в Лондоне» восемьдесят первого года, «Носферату» или «Хэллоуин» семьдесят восьмого года. Подружки могли не спать хоть всю ночь. Визжали от ужаса, пищали, объедались сладостей, а потом засыпали прямо в своих костюмах. Счастливые были времена! Этот Хэллоуин совсем не похож на те, которые с такой любовью вспоминала Конни. Год назад она отмечала в корпусе с другими студентами, но быстро поняла, что большая тусовка и пьяные вечеринки с кучей незнакомцев — не её тема. В этот раз всё должно быть иначе. Стейси и Оливия приедут с минуты на минуту, они уже забронировали небольшой коттедж в Кромберри — пять миль от колледжа. Девчонки приедут с парнями; те тоже обещали захватить друзей. — Будет хороший, тёплый междусобойчик, — обещала Оливия. — Тебе точно понравится. Больше всего на свете сейчас Конни хотела бы в совсем другое место. Её тянуло туда, её манило. Звало. Он ждал её — тот дом с черепичной старой крышей, с садом, с большими каштанами вдоль дороги. Дом, который стоял чуть поодаль от прочих, потому газетчик всегда ехал до него дольше остальных. Констанс поставила рамку с фотографией на полку и решительно вышла в коридор. Она спустилась в гостиную и залезла в ящик комода, где отец хранил в беспорядке все старые документы. Бесконечные бумажки, рассованные по папкам в полном хаосе, соседствовали со старыми буклетами и рекламными брошюрами, газетами с давно истёкшим сроком у купонов — мама их обожала вырезать и таскала в магазины пачками — и пухлыми телефонными справочниками. Им было уже лет двадцать точно, и вряд ли по многим адресам совпадали фамилии и телефоны, но Констанс надеялась, что номер её двоюродной бабушки Гвенет не поменялся, или та не сменила место жительства. Честно признаться, о ней Констанс не так много знала. Но знала, к примеру, что она была старше своей сестры Терезы на четыре года, и что у неё было, кажется, два сына. Или сын и дочь. Но Констанс точно знала, с одним ребёнком что-то случилось что-то недоброе и бабуля — её бабуля, обычно посыпая корицей пирог, или готовя какао, или высаживая маргаритки в клумбу — в общем, при удобном случае говорила, вспоминая сестру: — Пора бы уже ей перестать носить этот траур и всерьёз заняться своей жизнью. Она кончит безумной кошатницей или одиночкой в доме престарелых. Констанс потёрла лоб и открыла справочник телефонов и адресов Нью-Джерси на букве О. Она искала очень конкретную фамилию. Оуэн. Наконец, между Оуэн, Кэсседи, и Оуэн, Артур, она нашла Гвенет Оуэн. Там был номер телефона и домашний адрес. Она прошептала губами Кэмден, Холлоу-драйв, и вырвала страница из справочника, тут же захлопнув его и затолкав все бумаги обратно, в шкаф. Как только она закончила с этим, в дом, переговариваясь, вошли Джорджия и Гарри. Как ни в чём не бывало, Констанс невозмутимо скомкала лист в кулаке. Она не знала, почему отец мог быть против этой затеи — хотя догадывалась, что они с Джорджией это не одобрят. — Не нашли Бруно? — разочарованно спросила она, глядя на супругов. Собаки при них не было. Джо покачала головой и молча прошла на кухню. Отец со вздохом обнял Констанс. — Прости, детка, — сказал он. — Но мы его непременно найдём. Джо поспрашивает соседей, я что-то тоже предприму после работы. А ты поезжай. — Я бы могла остаться и помочь, — осторожно произнесла она, но отец поморщился. — Детка, не думаю, что Джо будет… очень этому рада. Она сейчас немного не в настроении. — Что ж, когда было иначе? — резонно спросила Конни и чмокнула отца в шершавую щетинистую щёку. Она пахла гелем для бритья и сигаретами «Пэл-Мэл». — Тогда я наверх — оденусь и за сумками. — Ты ведь будешь с Олимпией и Стейси, верно? — Оливией, пап, — закатила глаза Констанс. Он щёлкнул пальцами: — Точно. Он знал, что рано или поздно это время придёт для них обоих. Время взросления и неизбежного расставания. И что самостоятельность — не такая уж плохая вещь. Во всяком случае, он покинул отчий дом в семнадцать и ни о чём не пожалел. Но он знал, что Конни слеплена из другого теста, и что она всё ещё жила прошлым. Она не понимала простой, как пятицентовик, истины. Прошлое обладает удивительной способностью высасывать все возможности из настоящего и будущего. И прошлое лучше оставлять в прошлом. — Эй, Конни! — окликнул он дочь, задумчиво глядя ей в спину. Она обернулась у самой лестницы. — Обещаешь влипнуть в какое-нибудь приключение? Она знала, что это значит. Знала, что отец имеет в виду. Это была их добрая присказка родом из детства. Тёплое напоминание: я рядом, но не против, чтобы ты пробежалась вокруг дома. Ведь я всё равно буду начеку. Она просияла и ответила: — Крещу сердце, пап! — со всей детской искренностью, с какой отвечала в пять, десять и четырнадцать. И, начертив пальцами крестик поверх футболки, она поднялась к себе в комнату, зная, что всё, наверное, будет если не хорошо, то неплохо.2
Оливия Стилински была мулаткой с тёмным андеркатом. Многие думали, она была феминистка или даже интересовалась девочками, но всё не так: у Ливи был парень, Ричард, и кажется, они серьёзно увлеклись друг другом вот уже второй год. Стейси Локер была лучшей подружкой Конни ещё с доисторических времён. Они вместе учились в школе, вместе поступали в колледж, вместе живут теперь в корпусе. У Стейси волосы льняного цвета и светлые голубые глаза. Она похожа на норвежку или эстонку — по крайней мере, так казалось всем её друзьям. Они забрали Конни у дома, помахали её отцу — он вышел проводить дочь на крыльцо и передал ей сумку с одеждой в руки — и увезли подругу навстречу Хэллоуину. — Не нашла Бруно? — сочувственно спросила Оливия. — Пока нет. — Одно ясно: эта сука его доконала, — мрачно заметила Стейси. Она была за рулём и курила электронную сигарету «Джул». — Придушила где-нибудь, а труп выкинула на помойку… а что ты так на меня смотришь, Ливи?! Брунерий у нас был малышом, его не так сложно прикончить. — Она сказала, Бруно мог выбежать на дорогу, — сказала Констанс и задумчиво уставилась в окно. — Мол, сам сбежал. — Так я и поверила! — фыркнула Стейси. — Помнишь, как она выкинула твой морковный пирог? Сказала, что уронила. А он был целёхонький в мусорке, — тихо сказала Оливия с заднего сиденья. — Не могу думать, что она могла так запросто поквитаться с Бруно, — убитым голосом сообщила всем Констанс и замолчала. В машине стало тихо. Тогда Стейси включила радио. Там пели Narcisstic Cannibal. Стейси хотела переключить, но Конни остановила. — Хорошая же песня. — Самое оно для Хэллоуина и похорон Бруно, — зловеще отозвалась Стейси и прекратила парить. — Давай отравим твою мачеху, Конни? — Не говори глупостей. Отец помрёт с горя. Они ждут ребёнка. — Мужик с горя не помрёт. Найдёт себе новую Джорджию. Заделает ей нового бэби. Конни вынула из кармана тёплой плюшевой куртки припрятанный лист. Разгладила его на джинсовой коленке. Да, джинсы эти стали ей теперь свободны в талии и бёдрах, а ведь раньше внатяг были. Вот что значит — жить не дома. — Что это? — спросила с интересом Оливия. — Кусок туалетной бумаги, — живо отозвалась Стейси. — Это номер телефона моей двоюродной бабки, — ответила всем Констанс. — Так что тихо. В трубке послышались гудки. Конни прочистила горло. Очень долго совсем никто не отвечал. Она готова была с разочарованием услышать автоответчик — или ничего, и когда хотела отсоединиться, ответил какой-то мужчина: — Слушаю. Конни смутилась. Она ожидала, что ей ответит женский пожилой голос, никак не мужской молодой — и на секунду запнулась. Собеседник был нетерпелив и раздражённо повторил: — Я слушаю. — Простите, э-э-э… — Конни ещё раз посмотрела на лист. — Это дом Оуэнов, или я не туда попала? Он смолк, будто оценивал, что сказать, и осторожно произнёс: — Представьтесь, кто звонит. Голос был среднего тембра, хрипловатый и манерный. Такой мог бы принадлежать высокому красивому манекенщику или небрежному скучающему музыканту. Ни одна из этих ассоциаций не нравилась Конни, но голос был необычным, и она подумала: а кто это, чёрт возьми? — Мне нужна Гвенет Оуэн, — сказала она и пояснила. — Я Констанс Мун, может, она что-то говорила обо мне, я её внучка… — Констанс? — растерянно спросил мужчина. — Да. Да, говорила. Что ж, Констанс, мне жаль, но я не могу позвать её к телефону. Она, видишь ли, сейчас в доме престарелых в Акуэрте. Она кончит безумной кошатницей или одиночкой в доме престарелых, — вспомнила Конни и содрогнулась. — Простите… — Ничего, — холодно сказал незнакомец. — Она там под полным присмотром, но есть дни посещений. Если хочешь, я скажу. — Я… — она хотела сказать «не надо», но осеклась. — Благодарю вас, но пока мне некуда записать. — М. — Да… что ж. Тогда, всего доброго. — А может, я смогу чем-то помочь? — спросил он. — Я её сын, знаешь ли. Констанс помедлила. Сын? Так значит, это её… дядя? Двоюродный дядя. Как стыдно. Они родня, но она даже не знает его имени. — Э, вряд ли… — запнулась она. — Нет, почему. Вполне могу. Мама была бы точно рада тебя услышать или повидать. Констанс было неловко говорить ему об этом. Совсем чужой человек. Гвенет была должна ей постольку-поскольку, так сказала Конни её ба, бабуля Тереза — и что это значит, она не понимала. Потом покосилась на подруг и решительно заявила: — Понимаете, у неё хранится дубликат ключа от дома моей покойной матери. Он несколько секунд молчал. — Это дом в Смирне… — Я знаю, — задумчиво отозвался её дядя. Стейси сделала песню потише. — Хм. Кажется, я в курсе, где хранится ключ. А что, зачем-то он нужен? Конни смутилась. — Ну, это в целом мой дом. — Она осмелилась сказать так, потому что это было правдой. — И я хотела бы… э-э-э… отдохнуть там на уик-энд на Хэллоуин с друзьями. — Небольшая дружеская тусовка? — ухмыльнулся дядя. Констанс вздохнула. — Ну, так. Костюмы, пунш, фильмы ужасов. Ничего особенного. Мы не собираемся крушить дом пьяной компанией. — Это твой дом, Констанс, — напомнил он. И кажется, улыбался. — Крушить его или нет, решать тебе. Что ж, ладно. Мне надо будет доехать туда, это час дороги. — Отлично! — оживилась Конни. — Нам ехать полтора, но мы уже в пути. — Не слишком торопитесь, — предупредил дядя. — Я тут закончу кое-какие дела и подкачу к дому. Конни стало почему-то тревожно. Незнакомец снял трубку со старого номера. Незнакомец представился её родственником. Она осмелилась сказать: — Э, мистер Оуэн… — Зови меня Хэл, Констанс. Мы же родственники. — Расслабленно сказал он. — Хэл. Вы, может, знаете там кафе «Молли»? — О да, на Уэстсайд-роуд. — Ну, в центре. — Да оно там по-прежнему одно, — с усмешкой сказал он. — Подъехать туда? — Буду благодарна, — выдохнула Конни с облегчением. — Хорошо. Тогда буду через два часа. Пока. Конни хотела попрощаться тоже, но спохватилась и окликнула: — Э, мистер… Хэл? — М? Она замялась: — Простите. Мы не знакомы лично… — Ты поймёшь, что это я, — успокоил он и прибавил. — Или я сам тебя найду.