Хэлло, дорогая

Смирна — это очень небольшой город, можно даже сказать, пригород более крупного Вудстока. В Джорджии много городов и пригородов, но округи Кэмден и Чатем были друг к другу ближе прочих, и в Смирне жили тихо и хорошо все, кто предпочитал свои дома, большие лужайки, знакомых с детства соседей и спокойную жизнь. Сколько Конни себя помнила, здесь никогда ничего не менялось. Те же улицы на две стороны и дома друг против друга. Те же деревья вдоль газонов, только они с каждым годом растут всё выше. Те же автомойки, здания старшей и младшей школ, детский садик за сетчатым ограждением, площадь с чугунным Теодором Рузвельтом на коне, то же кафе «Молли» с пыльными витринами и самыми вкусными гамбургерами родом из детства. — Ну и дыра, — сказала Стейси и захлопнула водительскую дверь. — Вполне милый городок, — заметила Оливия. — Ужасно рада, что мы вышли. Разомнусь немного. — Если нам сейчас отдадут ключ, не придётся больше никуда ехать, — напомнила Констанс и мотнула головой. — Пойдёмте, выпьем по коктейлю? — Я за рулём. — По молочному, Стейси! Подруги засмеялись и пошли к «Молли». Хорошо, когда тебе ещё нет двадцати. Всё такое будоражащее, лёгкое, алкогольно-пьянящее. Каждая шутка вибрирует смешком в горле. Если ты молода и хороша, если ты красива и учишься в хорошем месте, и если у тебя нет особенных проблем дома — кажется, нет — то быть такой, как Стейси, Оливия и Констанс очень приятно. Над дверью звякнул звонок. Здесь пахло жареным луком, картошкой в масле и колой — но запахи все были вкусными. «Молли» держала марку. Констанс хорошо помнила, как они с бабулей ходили сюда каждый выходной, и как отмечали встречи и прощания тоже здесь, за столиком у окна с видом на стену розовой Ратуши. У них были любимые блюда. Кажется, чизбургер с кунжутом и… — Ты уверена, что мы здесь не отравимся? — беспокойно спросила Оливия. Констанс с укоризной посмотрела на неё. — Иди, займи столик, — посоветовала она. — М-м-м, антисанитария, — сказала Стейси и многозначительно кивнула на пыльные лопасти вентилятора, прокручивающие воздух в центре зала. — Лучшее. — Так, — строго осекла их Конни и нахмурилась, взяв обеих подружек за плечи. — Мы не фыркаем, не ведём себя как снобы и не делаем вид, что не хотим есть. — Мы ещё хотим выжить после еды, — намекнула Оливия. — Иди уже, паникёрша! Мы закажем за тебя. — Но… — Здравствуйте! — громко позвала Констанс, подойдя к стойке. К пустой, надо заметить, стойке. — Нам здесь никто не рад, пошли отсюда. — Нет, Стейси, стоять. Впрочем, чего это… ты мне здесь не нужна. Иди сядь к Ливи, можете трястись от ужаса вдвоём. — Размечталась! Они облокотились о стойку и стали ждать. Это было типичное раннее утро в типичном кафетерии, какие модны было с шестидесятых, а то и раньше, в любом городке и городишке. Может, к вечеру здесь и собиралась местная молодёжь или работяги с реки Чероки, но не сейчас. Кому взбредёт в голову есть гамбургеры утром? Только нездешним чудакам и отчаянным путникам. Как и в то время, когда Мелисса, мать Конни, была того же возраста, что и дочь, так и сейчас в кафе ничего не изменилось. Всё те же лаковые красные диваны с низкими спинками стоят эшелоном вдоль стены. Всё тот же музыкальный автомат «джук бокс» с выцветшей рекламой кока-колы на деревянной стенке заиграет рок-н-ролл, если опустить в щель для монет пять центов. Белые барные стулья стоят вдоль стойки. Всё та же шахматная плитка, без единого скола, рябит в глазах, но уже не тех ребят, кто в шестьдесят пятом брал молочный коктейль с вишенкой на белой шапке взбитых сливок. Новое поколение, новые люди — а место прежнее, и все от мала до велика вот уже сколько десятилетий говорили: встретимся у Молли. Наконец, к ним через маятниковые двери в кухню вышел парень. Судя по красному фартуку и фирменному козырьку на голове, уже потерявшему цвет и новизну, он здесь работал. Судя по кислому лицу, был тому не слишком рад. — Добрый день, добро пожаловать в кафе «Мо…», — и он осёкся. Констанс и Стейси с улыбками переглянулись. — Кажется, мы лишили его дара речи, — шепнула Стейси на ухо подружке, и обе рассмеялись. Парень густо покраснел, но всё же подошёл к кассе. — Я закажу первой! — оживилась Стейси. — Какая разница, всё равно на всех берём. — Но тогда покупаю я. Итак, — она возникла у стойки и прокашлялась, перекатываясь с пяток на носочки и задумчиво покусывая губы. Потом задрала подбородок, старательно разглядывая доску с меню у кассира над головой, прямо над вихрастыми тёмными волосами, которые он старательно прятал под козырьком. — Мы возьмём три молочных коктейля… — Ванильных? — спросил он. Стейси опустила взгляд ему на лицо и с улыбкой кивнула. — Очень ванильных, — сказала она нежно, — и очень молочных. Он покраснел. Щёки, кончик носа, уши — всё. Констанс с улыбкой отвернулась к Оливии: она уже заняла место у окна и копалась в смартфоне. Стейси сделала заказ. — Ты будешь к картошке кетчуп? — спросила она у Констант и дёрнула её за рукав блузки. Конни задумалась. — Наверное, — сказала она. — Я сяду? — Конечно! И Констанс отправилась к столику в прекрасном настроении. Она не знала самого главного. До начала конца оставалось всего несколько минут.

2

Гамбургеры приготовили даже слишком быстро. Подруги не успели выпить первый глоток коктейля, как со стойки брякнул звоночек — и Стейси подмигнула: — Я заберу поднос. Такие бургеры, наверное, не готовили нигде, кроме как у «Молли». Широкие кружочки солёного огурца, дижонская горчица, толстая котлетка под прессом двух зарумянившихся булочек — а ещё кольца лука, немного паприки и, кажется, на этом всё. Некоторое время Конни, Стейси и Оливия молча жевали, обжигая языки о горячие котлеты. Потом брали один дымящийся ломтик картофеля из золотистой горки, окунали его в лоток с кетчупом и запивали всё коктейлем. — Я и не знала, — сказала Оливия потрясённо, — что была так голодна. — Я не знала, что вообще смогу есть в этой тошниловке, — призналась Стейси. — Но, буду честна, здесь не так плохо, как боялась! Констанс вытерла губы салфеткой и скривилась. — О Господи Боже мой, ты уплетаешь за обе щеки. И вовсю флиртуешь с официантом! Как его… — Кевин, — сказала игриво Стейси. — И он мне чертовски нравится. Я хочу позвать его на вечеринку. — Удобно ли? — засомневалась Оливия. — Мы его совсем не знаем. — Зови, конечно. — Беспечно сказала Конни.       — Кстати, звать — куда? Как там дела с домом? — Да, когда приедет твой дядя? Констанс задумчиво помешала трубочкой в ополовиненном коктейле. — Скоро. Уже, верно, прошло два часа? — Почему ты вообще захотела провести вечеринку в этом доме? Вопрос повис в воздухе. Конни молчала. Она хотела сказать — потому что это единственное место, где я вообще хотела бы быть, но запнулась. — У бабули — целая куча украшений на Хэллоуин, — медленно сказала она, — и дом большой и старый. Знаете, там прикольно. Кажется, даже видеомагнитофон есть. И кассеты с ужасами. — А ещё нам не надо будет платить за аренду дома, — подсказала Стейси. Девушки рассмеялись. Об этом Констанс подумала в последнюю очередь. — Да… — эхом отозвалась она. — И это тоже. Откуда-то сверху, из старых коричневых колонок по углам зала, кашлянуло пылью и шумом. А потом заиграла песня родом из семидесятых. Констанс хорошо её знала: она была про Франкенштейна и вдобавок — очень бодрая. Edgar Winter’s White Trash — Frankenstein — Ну и старьё, — сказала Стейси. — Что? — Оливия подняла голову от телефона. Стейси приникла губами к её уху и крикнула: — НУ И СТАРЬЁ! Оливия вздрогнула и случайно смахнула локтем свой коктейль. Стакан перевернулся, на стол вытекла липкая, сладкая молочная лужица. Салфеток в металлическом держателе не было. Стейси поискала их взглядом, пока Оливия огорчённо опустила руки. — Господи… зачем ты так вопишь?! — Я принесу, чем вытереть, — успокоила Констанс и подошла к автомату с бумажными полотенцами, висевшему на стене у стойки. Кто-то прошёл по пустой утренней улице в пыльных витринах, бледный, как фантом. Мелькнул высокой приосанившейся тенью, которую Конни проводила взглядом. И пропал. Дверь открылась, прозвенел колокольчик. Играла музыка, болтали девчонки, светило осеннее солнце. К «Молли» зашёл мужчина, и всё переменилось. Стейси с улыбкой дёрнула себя за светлую прядь. — Бог ты мой, — шепнула она, — здесь всегда такой цветник? Он был очень высоким и очень атлетичным. Широкие кости и литые мускулы облекались массивным, весомой тяжести телом, комплекцию было не скрыть даже свободной короткой курткой из коричневой хорошей замши. Он носил прямые голубые джинсы, солидные кожаные ботинки и полупрозрачные очки цвета жжёного сахара. Он был таким загорелым — но по-рабочему, с примесью багрянца, особенно на щеках и ушах — что казался почти в цвет куртки. И только светлые до белизны волосы, плотно облегающие правильной формы череп, были стрижены очень плотным, густым боксом. В свете солнца они малость торчали самыми кончиками, как ежиные колючки. Казалось, голова его светится, точно ангельский нимб. В тот момент, как Конни увидела его, и то, как он двигался — лениво и медленно, и каким был каждый его жест — точным и акульи-плавным, и в тот момент, как он поднял взгляд — она поняла: ничто в этой жизни больше не будет прежним. Никогда. Никому из девушек за столиком у красных диванов, было неясно, почему он идёт к ним. У Конни мелькнула быстрая, как щелчок, мысль: но не может он быть им? Он сначала посмотрел только на Стейси. Потом мельком окинул Оливию равнодушным взглядом из-под очков. Конни сжала плечи, когда он подошёл к её подругам и, сунув руки в карманы расстёгнутой куртки — под ней блеснула металлическая пряжка ремня — сказал, пристально глядя на Стейси-Энн: — Прости, Констанс, немного задержался. Заправлялся в дороге, но всё привёз. — У него был тот самый манерный, холёный голос, как по телефону, не вязавшийся с обликом полубога. Полубог из Джорджии, ну надо же! — Я не Констанс, мистер, — вежливо улыбнулась Стейси. Он застыл. Непонимающе смерил её глазами. Как это — не Констанс? Задержался на её светлых волосах. У неё и глаза были голубыми. Он был уверен, что… — Констанс — это я. Он обернулся на голос и сразу всё понял, даже не взглянув. А когда она появилась перед ним — маленькая, по грудь ему макушкой, с глазами светло-зелёными, словно листва, подсвеченная солнцем; со вздёрнутым веснушчатым носом; с густыми широкими бровями вразлёт и большим пухлогубым ртом — то солнце бликом прошлось по каштановым волосам, разбудив в них охристую и тыквенную рыжину. Она была тонкая, как веточка, скуластая и вся — трогательно небольшая. Хэл спал с лица и побледнел. — Так, стало быть, — сказал он покойницки холодно, — я твой дядя… Констанс задрала подбородок. В глазах у неё щипало, в носу потеплело. Она чувствовала, как колет губы и пальцы, и пробормотала: — Очень приятно. Но она солгала, конечно же. Между ними повисла тишина, и оба молчали, разглядывая друг друга. Ей не было приятно. Она сглотнула и увидела, что он немного развёл в сторону руки и собирался её дружески приобнять. Констанс подалась вперёд. Так делали все родственники, когда встречались. Это такой привычный жест, что она даже не заметила бы его — обычно. Хэл положил большие ладони ей на предплечья и притянул к себе. Он смотрел куда-то мимо, вскользь, и глаза под очками были неподвижны, а взгляд — непроницаем. Он наклонился к ней и холодно коснулся щеки своей щекой, и совсем невесомо отпечатал на скуле поцелуй. У Констанс по позвоночнику пропустили разряд тока. Она поцеловала воздух у гладко выбритой щеки, не решившись коснуться кожи. Но от неё пахло лосьоном, а от его губ — горьким чаем. Констанс казалось, она теперь благословлена и проклята разом. Не то Богом. Не то Дьяволом. — Так вы двое раньше не были никогда знакомы? — бодро спросила Стейси откуда-то из другой вселенной. Констанс и Хэл повернулись к ней. Конни была растеряна. Хэл покачал головой. — Нет, — сказал он и сунул руки в карманы куртки. — Но моя мама и её бабушка были родными сёстрами. — Как интересно, — тоном, каким зачитывают задачу по математике, сказала Стейси. — Вот это встреча, — подхватила Оливия. — Да уж. — Констанс подошла к столу и замешкалась. — Хочешь присесть с нами?.. — Ненадолго, — сказал Хэл. — Я здесь проездом. — О, ясно. Судьба ограждала Конни от таких, как он. Хотя прежде не было никого, даже малость похожего на Хэла. Конни сомневалась, что это было возможно — походить на него. Это штучный экземпляр. Он сел напротив, рядом с Оливией, не спросив у неё разрешения, и спокойно откинулся на красную спинку дивана, положив на ручку локоть. Он так и не снял очков, и взгляд под ними было трудно прочитать. Констанс думала — смотрел не на неё. Но не была уверена до конца. — Я привёз ключ, — сказал Хэл. — Как и обещал. Конни ждала, что он сейчас вынет его из кармана, но он не торопился. — Ты знаешь, как проехать к дому? — вместо того, чтоб отдать ключ, спросил Хэл. Констанс замешкалась. — В общем, да. — Так в общем? — уточнил Хэл и снял очки. — Или да? Глаза у него были удивительно яркие и кобальтово-синие, такие, что Конни почудилось, он носит линзы. — Я помню, — увереннее ответила она. Хэл удобнее откинулся назад и положил каблук кожаного ботинка себе на колено. Закатил глаза. — Без проблем, поедем туда — я на месте всё открою и покажу. — А там есть горячая вода? — Будет, если включу. — Было бы неплохо, конечно, — сказала Конни настороженно. — Но, думаю, я справлюсь. — Послушай, Констанс. — Хэл скучающе приспустил уголки губ. Его ухмылка стала кривой и снисходительной. — Там вообще-то бойлер. И нужно ещё щиток посмотреть. Дом пустовал пару лет точно — я ездил туда и всё вырубал, чтобы… ну, ты знаешь… все эти хозяйские взрослые штучки… Хозяйские взрослые… да за кого он её держит, за ребёнка? — Поэтому — собирайся и поедем. Я всё подключу, отдам тебе ключи — и готово. В конце своей коротенькой речи он внимательно посмотрел в лицо племяннице и даже улыбнулся. Холодно так. Почти скалясь. Улыбка была похожа на стену. Такая же непроницаемая. Констанс забыла, как дышать. Она знала, что это очень странная затея — и что она даже не знает дядю Хэла как следует. Если так посудить, что у неё есть? Его честное слово, что он — тоже Оуэн? Стейси допила свой коктейль. Оливия неуверенно посмотрела на Констанс. Та поняла, что беспомощна перед предложением Хэла, не потому, что не могла отказать. А потому, что хотела поехать.

3

У него был коричневый плимут со светлым кремовым салоном и кожаными креслами. Стейси присвистнула: — Классика. И все три подруги уселись в её мини-вэн, как синхронистки даже без команды, но с совершенно одинаковыми выражениями лиц. Им всем ещё нужно было отойти от встречи. Хэл хлопнул дверью машины и завёл мотор. Он первым легко выехал с парковки от «Молли», несмотря на габариты громодкого Плимута, и поехал под сенью древесных крон, сплетающих крышу из своих корявых чёрных рук, украшенных оранжевыми и жёлтыми листьями. — Почему твой дядя выглядит как порноактёр? — сразу перешла к делу Стейси. — Да, — поддержала Оливия. Конни запаниковала и забарабанила пальцами по дверной ручке. Хорошо бы уже они приехали в дом к бабушке. Тогда она бы сбежала отсюда куда подальше. — Почём мне знать, — сделала она беспечным голос. — И не плевать ли, девочки? — Нет. — Хм, дай подумать. Нет? Констанс почти скрипнула зубами. Сдержалась в последний момент. Чёрт дёрнул её позвонить по тому номеру и вспомнить о бабулином доме. С той секунды, как она встретилась с дядей-дьявол-его-подери, настроение очень испортилось. Нужно было засунуть куда подальше своё тупое желание вспомнить прошлое, снять домик и никогда не звонить в дом Оуэнов по тому телефону. Никогда. — Слушайте, — буркнула она, — я знаю его так же хорошо, как и вы. Давайте лучше подумаем, когда подъедут остальные ребята? — Когда мы им напишем, конечно, — невозмутимо сказала Стейси. — Ливи, у тебя есть номер хозяйки дома, ну того, в Кромберри? — Да, забила в телефон. — Замечательно. — Будничным голосом продолжила Стейси, выворачивая руль вслед за Плимутом. — Когда сексуальный дядюшка Конни откроет дверь… и не только… своим большим и красивым… — Стейси-Энн! — …ключом, — она смолкла, слушая, как Оливия и Констанс помирают со смеху в пассажирских креслах, — вот тогда ты позвонишь этой дамочке в Кромберри и скажешь. Кхм-кхм. Знаете, мисс, у нас уже есть свой спонсор бесплатного Хэллоуина, хэлло! Они очень быстро приехали к нужному месту. Как и помнила Констанс, дом был действительно последним в районе. Дальше была только дорога через поля. С другой стороны от соседей дом отсекали высокие каштаны, выросшие в небо со дня смерти хозяйки — уж она-то нанимала рабочих, чтобы те укорачивали их, спиливали и подрезали. Дом выглядел немного заброшенным. Неухоженные клумбы в саду давно повяли. Живая изгородь, некогда стриженая прямоугольниками вдоль забора, предательски вымахала и торчала вверх, как взъерошенные патлы хулигана. Дом смотрел на Констанс своими пустыми окнами, а Констанс смотрела на них в ответ. Дядин Плимут уже завернул во двор, подмяв колёсами пару кустов. Стейси последовала его примеру. — Осторожно! — смутилась Конни. — Это бабулины цветы. — Это уже хлам, — сказала Стейси и вышла первой, морщась хмурому небу и черепичной крыше старого дома. — Но в целом, место не такое отстойное, как можно подумать. — Хороший дом, — заметила Оливия и, выйдя, сразу ответила на звонок. — Рич? Да, мы на месте. Тут… хорошо. Но было бы лучше, если бы ты приехал. Констанс прошлась по заросшей высокой травой дорожке. Она задумчиво сунула в карманы джинсовки руки. Дядя Хэл тоже вышел из Плимута и скопировал её позу, лениво подойдя ближе к дому и встав напротив входа.       — Какой славный, — тихо сказал он, — Очень красивый. Вроде ничего особенного, да? А что-то в нём есть. Конни не решалась взглянуть в его сторону. Он стоял сбоку от неё, и можно было почти коснуться его плеча своим. Она не решилась бы. Да и зачем? — Но долго пустовал. — Подытожил Хэл. — Не удивлюсь, если внутри завелись крысы или тараканы. — Это Хэллоуин, — весело сказала Стейси, пройдя мимо. — Нас они не напугают. А что это тут, вход в подвал? — и она поспешила к старой двери в подпол под одним из окон. Хэл усмехнулся, неодобрительно покачал головой. — Вечный двигатель и тихоня, — сказал он и посмотрел сверху вниз на Конни. И губы его улыбались так, что в уголке была резкая складка. — Ну, а какая же ты, Констанс? — В каком смысле? Она сложила на груди руки и тут же машинально вспомнила лекцию по психологии. Сложенные руки — закрытая поза! Чёрт! Она медленно опустила их вдоль тела, разгладила на бёдрах джинсы — надеясь, что дядя ничего не заметил. А даже если заметил, какая разница? — Двор весь в дерьме каком-то, — сказал он, качая головой. — И в крыше брешь. Там, над водостоком. Ты в курсе, что завтра и послезавтра будет лить весь день? — Мы подставим ведро, — успокоила Констанс. — Или пригласим мастера. — Знаете, кого звать? И думаете, он вам всё так быстро сделает? Констанс запнулась. Она не знала, потому что всеми такими делами обычно занимался отец, а до него — мама. Дядя вдруг положил ей на плечо руку. Тяжёлую, прохладную. Приятно большую. Почему-то Конни вспомнилась передача о гигантских австралийских пауках-птицеедах. Они вполне могут обхватить своими лапами лицо взрослого человека, как лицехваты из «Чужого». Природе не нужно выдумывать ужастики. Она их создаёт. — К нам приедут парни, — сказала Конни неуверенно. У Хэла на челюстях выделились желваки. Дрогнули. Кажется, он на миг поджал губы, но сразу совладал с собой. — Вряд ли раньше кто-то из них чинил крышу, — заметил он. — Сколько им лет? Как тебе, тыковка? Тыковка?! Что? Конни смутилась. Она переступила с ноги на ногу и отвернулась, чувствуя, что дядя почти ласково усмехнулся. — Я всё сделаю, так и быть. — Не стоит! — запротестовала она. Дядя покачал головой. — И думать забудь. Я твой родственник. Я, выходит, дал тебе ключ, пустил в дом… Начинается, — страдальчески подумала Констанс. — Я и отвечаю за твою безопасность. Подлатаю крышу, постригу газон, только и всего. Это пара часов. Ну, может, накормишь меня обедом, — он закатил глаза. — Или я просто закажу пиццу. Без проблем. Я не смогу смотреть в глаза твоему отцу, потому что оставил тебя в этаком гадючнике. Слова об отце заставили Констанс встрепенуться. Дядя Хэл прищурился. — Э, папе лучше бы не знать… — она поморщилась. — Ну, насчёт всего этого. — Ладно, — медленно сказал он. — Надеюсь, ты не сбежала из дома или типа того? — Нет, конечно! Просто, кхм, не уверена, что эту затею с домом… одобрит его жена. То есть, моя мачеха. — Я понял, — кивнул он и сунул руку в карман замшевой куртки. — Что ж, Констанс, пойдём тогда открывать твой дворец. Надеюсь, замок на парадной двери после кончины бабушки Терезы не сменили. Конни вспыхнула, когда он сказал бабушкино имя. Он действительно знаком с её семьёй. Ей стало на йоту спокойнее. — Терраса тоже заросла, — чтобы не молчать, сказала она, поднимаясь по скрипучим ступеням. — Да. Осторожно, тут доска прогнила, — предупредил Хэл и взял Конни за предплечье, притянув к себе и обведя мимо той доски, похожей на щербатый зуб в ровном ряду. У Конни вспотели ладошки и яростно застучало сердце. У него была уверенная и жёсткая прохладная рука. Он отпустил её у самой двери. Открыл одним старым заржавленный ключом белую, первую. Затем — вторую, под витражным стеклом. Он провернул ручку и толкнул дверь от себя. Конни в лицо пахнуло духотой и затхлостью дома, в котором никого не было несколько лет. — Добро пожаловать домой, — сказал дядя Хэл.