2
Здесь, возле дома, было только одно место для машины, так что ребятам пришлось оставить свои тачки вдоль дороги, а Карл Кромви и вовсе заехал на газон, подмяв куст разросшихся и почти отцветших багровых гортензий передними колёсами. Конни хорошо помнила, как их любила бабушка, и неодобрительно посмотрела на Карла. Тот, конечно, ничего не заметил: он взял из машины ящик с пивом и бодро зашагал к дому. — У меня хорошее предчувствие! — выкрикнул он и, поравнявшись с Конни, весело подколол. — Классный сарай. — Классный драндулет, — огрызнулась Конни. — Отгони его с газона? — С чего бы это? — Ты смял цветы. Его джип вызывающе поблёскивал новыми фарами, хромированными рамой и ручками. Карл поморщился. — Да брось. Это уже только в помойку, где ты там цветы нашла… Он прошёл мимо и дружески хлопнул по плечу Ричи, парня Оливии. Тот был выше Карла и худее. В руках он держал картонную коробку со снэками, а на террасе его уже встречала сама Оливия. Констанс обернулась и проводила ребят тяжёлым взглядом. Она скрестила на груди руки, чертовски недовольная, как всё обернулось. В конце концов, это её дом. Её газон. Её старый хренов куст. Стейси и Ливи помогали парням с их поклажей. Из другой машины, красного форда, вышли две незнакомые Констанс девушки в коротких шортиках и неторопливо побрели по газону в дом, даже не собираясь здороваться с ней. Они ёжились от прохладного ветра и посматривали на хмурящееся небо. Кажется, дядя Хэл сказал, что завтра будет дождь? Конни вспомнила о нём и перевела взгляд на него. Он вывел из гаража старую бензиновую газонокосилку и старательно срезал траву, где она разрослась особенно буйно. Он снял свою куртку и остался только в майке. Судя по тому, как блестели от пота его шея и руки, работёнка была нелёгкой и шла споро. Девушки, приехавшие на вечеринку, поднялись на террасу, провожая Хэла любопытными взглядами, и весело засвистели ему. А когда он повернулся, с хохотом убежали в дом. Хуже детей, серьёзно. Констанс скривилась и пошла к серебристому джипу, где за рулём был единственный парень, которого она, по правде, была ужасно рада здесь видеть. Чед был её хорошим другом, учился на факультете актёрского мастерства и жил в соседнем кампусе. Они частенько встречались после пар с ним и его друзьями-киношниками, пили кофе или занимались вместе на лужайке, разложив книжки и лекции. Никто из её подруг не воспринимал Чеда всерьёз. Он был из категории вечных друзей — из тех ребят на скамейке запасных, кого не жалко дёрнуть по своим делам или попросить о чём-нибудь, потому что знаешь: он никогда тебе не откажет. Но вот сейчас он вышел из машины, и Конни удивилась, как за две недели разлуки соскучилась по нему. — А вот и я! — сказал он, встрепал тёмные кудри и нервно осмотрелся. — Слушай, ты уверена, что здесь по соседству не живёт какой-нибудь Майкл Майерс доморощенный? — И я рада тебя видеть, — честно сказала Конни и крепко обняла его за талию. — Кто эти шлюхи? — Сондра и Милли Кэрриганы, — он скривился. — И они не шлюхи, Конни. Они на курс старше меня. — Хорошие девчонки? — Да нормальные, — он пожал плечами и улыбнулся, — и с чего ты вдруг такая нервная? — Просто. Она хлопнула его по спине и отлипла, вздохнув: — Ну, командуй, что отнести в дом? — Эм-м-м, — Чед почесал шею. — Может, это? Вроде не тяжёлое. — Сносно. — Конни взяла коробку с продуктами и взвесила её в руках. — Кстати. Надеюсь, твой братец не приедет. — Как же, — скривился Чед. — Тейлор обязательно хотел побывать на вечеринке. — С чего бы? — Ты здесь. Констанс зашагала по газону, буркнув: — Это многое объясняет. Чед и Тейлор Роурки были родными братьями. Чед — младшим, Тейлор — старше него на два года, и ему сразу приглянулась симпатичная Конни с её холодным взглядом, красивыми руками и прямой, как у балерины, спиной. Она была бы для него неплохой партией, как он был уверен. Во всяком случае, в его студенческом братстве Омега Бета Кси таких девчонок, как она, высоко ценили. Он знал, что Констанс училась достаточно хорошо, в школе встречалась с игроком в американский футбол, и что её почти выбрали королевой выпускного бала. Это были три пункта, на которых зиждилось его представление о её благополучии. Ещё бывший парень Конни — он учился на первом курсе, но жил вместе с другом в кампусе Тейлора — говорил, что она делает восхитительный минет, и Роурку не терпелось проверить и это, и в принципе — чем Констанс Мун так хороша. К несчастью, она в нём была, кажется, не заинтересована. Избегала знаков внимания, фыркала или закатывала глаза на все ухаживания. Тейлор прекрасно знал, что в отношениях важнее любви — настойчивость, и продолжал продавливать свою линию. По его задумке, на этой вечеринке Конни должна пасть ему в объятия. Констанс хорошо знала таких, как Тейлор, потому что уже встречалась с похожим парнем, и больше повторять этой ошибки не хотела. Без вопросов, сильный мускулистый ухажёр — плюс сто очков к внутреннему эстету, но в конце концов все они ухаживают схожим образом, и дело не во внешности. Эти парни привыкли делать так, а не иначе. Говорить это, а не то. Всё, что ждало Конни с Тейлором, она пережила уже — с бывшим, и знала, ни к чему хорошему это не приведёт. Нет. Ни один из них не был героем её романа. Тем более заводить каких угодно героев сейчас она не хотела. У неё в жизни были проблемы посложнее: отец, например, снесёт на следующей неделе все её вещи в подвал. А Бруно так и не нашли. Она вошла в коридор и мысленно подсчитала число гостей. Она, Стейси, Оливия, Ричи, Карл, Чед, Сондра и Милли, и наконец — Тейлор. Девять человек в трёх спальнях. Насколько реально разместить всех в этом доме до Хэллоуина? Карл показался из двери в подсобку, и Конни решительно вручила ему коробку с продуктами. — Что это?! — Еда. Отнеси на кухню. Она отряхнула руки. За спиной возмущённо бурчал что-то Карл, но она не слушала. К чёрту его! Теперь дело за малым. Нужно внимательно осмотреть второй этаж, по-умному распределить комнаты — и наконец начать подготовку к Хэллоуину.3
Чед не соврал. Сондра с тёмными волосами и Милли с мелированием, пусть свистели дядюшке Конни и выглядели весьма откровенно, но оказались добрыми и в целом приятными девушками. Когда Конни спросила, согласны ли они занять маленькую спальню, только воскликнули: — Разумеется! — Какой разговор! И даже сами снесли свои вещи наверх. Констанс сказала им, что после полудня она планирует слазить на чердак и поискать там украшения на Хэллоуин. Сёстры восприняли эту новость радостно. Во второй спальне Констанс поселилась сама и предложила Стейси стать соседкой. В третьей — и все понимали, почему — остановились Оливия и Ричи. Остальным парням Конни предложила заночевать в гостиной. Карл скривился, но слишком недовольным в итоге не был: друзья быстро увлекли его игрой в карты. Парни устроились на террасе, разместившись в старом продавленном кресле, на стуле, прямо на полу и на низком табурете — кто где. Оливия стояла у стены, наблюдая за тем, как играл Ричи. Конни и Стейси закончили раскладывать еду по холодильнику, который им подключил Чед, и решили перемыть посуду в старом бабушкином буфете. В конце концов, эти тарелки им пригодятся. Констанс вытирала посуду полотенцем, слушала вместе со Стейси хэллоуинский подкаст и изредка задумчиво смотрела в окно. Там, за разноцветными головами её приятелей, чуть поодаль что-то колдовал в газоне дядя Хэл. Он выглядел настолько невозмутимым и спокойным, насколько может выглядеть единственный взрослый среди подростков. Констанс посмотрела на бабушкину тарелку у себя в руках. «Что бы она сказала о дяде?» Бабушка редко говорила о той родне. О своей сестре. И совсем ничего — о её сыне. Признаться, Констанс не знала о его существовании ничего до этого дня. Но присматриваясь к нему, понимала, что хотела бы наверстать упущенное. Он единственный, кто остался из её родственников по материнской линии. Он хорошо встретил её, не задал ни одного глупого вопроса и помогает даже сейчас — абсолютно бескорыстно. Во всяком случае, он ничего не попросил взамен. «Пока» — заметила Конни и легко покраснела. Стейси, к счастью, ничего не заметила и продолжила убирать посуду, теперь уже чистую, в буфет. — Мало кто знает, — пугали в подкасте, — но на западе Джорджии это в порядке вещей — не праздновать Хэллоуин. — Почему это? — Потому, что здесь в некоторых маленьких городах уже десять лет кряду, ходят слухи, появился свой настоящий серийный убийца, чёртов Хэллоуинский Душитель! — Вау, люди ему и прозвище дали? — Конечно. Ты знаешь, многие до сих пор не решаются ходить по домам за сладостями… — Какой бред, — усмехнулась Стейси. — Я с детства наряжалась на каждый Хэллоуин и шлялась по домам до полуночи. Знаешь, сколько конфет приносила? Девушки рассмеялись. Конни сложила тарелки стопкой и кивнула: — Да. Я тоже. Но это просто дурацкий подкаст, и потом, там сказали ведь — ходят слухи. — Значит, это просто лажа. Хотя мне всегда нравился этот подкаст. Типа, чуваки делают самые интересные факты о нашем штате. — Круто. Часто ты их слушаешь? — В общем, да. Она снова подняла глаза на дядю. Поискала его. Там, у высоких кустов жимолости, где он ковырялся в газоне, было пусто. Констанс обернулась. Она сама не понимала, зачем сделала это. Кажется, просто так. Но в груди появилась странная тревога. Она положила полотенце на кухонный стол и взяла тарелки. Только что был. И вот его нет. Стейси рассказывала, что подкаст этот ей показал бывший. Он, мол, там работал в студии звукозаписи оператором. Констанс прижала к себе тарелки — тяжёлые, чёрт! — и понесла к высокому деревянному буфету, который стоял сбоку, между проходом в гостиную и дверью в кладовку. Констанс медленно всмотрелась в затканную солнцем гостиную. Там — никого. Она с сомнением взялась за дверцу буфета, кое-как удерживая тарелки одной рукой. — Попалась! — вдруг сказал он со спины. Конни вскрикнула от неожиданности и едва не выпустила тарелки из рук. Но дядя словно обнял её со спины, низко рассмеявшись, и подхватил всю стопку, легко забрав её у Конни. Стейси-Энн тоже рассмеялась. — Ну и вид у тебя был! — сказала она. — Подныривай, — велел дядя, и Конни, всё ещё холодная от испуга, нырнула из объятий и наклонилась у него под руками. Отошла к буфету. — Я не против был бы искупаться, — заявил дядя Хэл и поставил тарелки не вниз, как планировала Конни, потому что сил дотянуться до верхней полки ей не хватило бы, а туда, куда требовалось. — Весь в земле и траве. Кстати, советую вынести на террасу мусорное ведро. Ваши друзья не знают, куда девать пустые пакеты и бутылки. — Чёрт бы их побрал, — протянула Стейси и, нырнув в кладовку, вытащила оттуда пустое ведёрко. — Я сейчас. — Не хочется, чтобы они загадили там всё или начали кидать мусор в кусты, — напоследок бросил Хэл, провожая её взглядом в спину. Когда Стейси вышла из кухни, а они с Констанс остались наедине, Хэл осторожно прикрыл буфет и привалился к нему плечом, с улыбкой глядя на племянницу: — Ну? Ты не против будешь? — Не против чего? Улыбка у него была что лёд. Кажется, губы растянуты, зубы обнажены, но это больше оскал — потому что глаза под очками совсем холодные. Он повторил: — Я хотел бы искупаться. Констанс не видела, чтобы он был таким уж грязным. Да, футболка в паре пятен и на джинсах тоже пятно. Но лицо и руки чистые. Она замялась. — Это не займёт много времени, — Хэл будто мысли её читал. — Обещаю. Просто у меня вторая рабочая смена. Там нельзя приходить в таком виде. Констанс впервые задумалась, кем мог бы работать дядя Хэл. Манекенщиком? Больше ничего в голову не лезло. Но возможно, он брокер или финансист, или офисный сотрудник. А может, врач? Нет, не похож. Конни попадались разные врачи, плохие и хорошие, но таких глаз у них не было. Она не представляла, как человек с таким взглядом мог бы лечить людей. Нет, глупости. — Хорошо, — сдалась она. — Ты же знаешь, где душевая? — Конечно, — спокойно сказал он и потрепал её по плечу. — Спасибо, тыковка. Я расчистил всё, что мог. На крышу тоже слазил. Там, в самом деле, ничего особенного. Прикрыл дыру шифером, закрыл плёнкой. Такая ерунда. — Я… — Конни запнулась. — Я очень благодарна. — Не стоит, детка! — ответил Хэл и крепко обнял Конни, ловко положил одну руку ей на талию, а другой прижал её за затылок к своей груди. Она бы и сделать ничего не успела. Просто — секунда! — и он обнял её. Ему глупо сопротивляться: он уже сделал всё, что хотел. И Конни, отстранённо прижавшись щекой правее сердца, терпеливо ждала, когда он её отпустит. Она знала, что как-то всё неправильно было. Чувствовала кожей, волосами и нервами. Это ощущение витало в воздухе между ними, как электрический разряд, и Конни ждала, что её неминуемо ударит током. Дядя Хэл был, кажется, на вид совсем не из тактильных. Будь Конни благоразумнее, она бы повесила сама табличку «Берегись!» ему на грудь. Но пока что место там было только для неё. — Я ужасно рад, — сказал он и наконец разжал руки, белозубо улыбаясь ей, — что мы наконец встретились. Это же… с ума сойти можно! Я думал, у меня больше никого не осталось. — Я тоже, — выпалила Конни и сама удивилась, как же так. Ведь у неё-то остались папа и Бруно (возможно, если его не переехала машина…). И даже Джо, что там говорить. Она тоже член её семьи. Далёким отголоском своего тихого, но правдивого внутреннего голоса Конни знала: да, взаправду все они — семья. Только ей там места нет. — Ну, — вздохнул дядя, — кажется, мне наверх и направо? — Ты же сказал, — улыбнулась Конни совершенно искренно, потому что вид у него стал дурашливый и растерянный — всё вместе, — что помнишь? — Я видел динозавров и Нокиа, Констанс, — серьёзно парировал Хэл. — Могу и ошибиться. — Да, — тепло сказала она. Иногда он действительно казался ей знакомым и родным. — Направо. — Славно! — подмигнул дядя Хэл и вышел из кухни.3
Как в любом старом доме, душевой здесь не было. Только большая эмалевая ванна, стыдливо прикрытая бежевой занавеской. На стальной полочке стояли поистратившие срок годности шампунь и гель для душа. В мыльнице лежал плесневелый кусок мыла. Когда Хэл зашёл сюда и, поморщившись, огляделся, первое, что он сделал — взял из-под раковины старую губку, нашёл какое-то дешёвое чистящее средство (оно пахло по-стариковски сладко) и, включив везде воду, хорошенько помыл раковину и ванну с лейкой. Если Хэл что-то не терпел больше, чем сраных педиков и вульгарных женщин, так это грязь. Он снял с себя футболку и кинул её на корзину для белья, но сначала поднял у той крышку: там лежал какой-то сор и старое полотенце, а больше — ничего. Хэл быстро разделся, положил очки на раковину и встал под душ. Высоты лейки не хватало для его внушительного роста. В нём было порядка шести футов трёх дюймов, и он знал, какое впечатление производит, даже просто стоя рядом с кем угодно. Он снял лейку с полочки и окатил водой шею, грудь и живот. Затем повесил её обратно, открыл крышку геля для душа и принюхался. Не пахло тухло или резко. Тогда Хэл выдавил немного геля на ладонь и уже на теле вспенил, думая о своём и словно не замечая — хотя он сам не запер дверь — как в ванную кто-то влетел. Он совсем не закрылся занавеской. Был мокрый и гладкий, литой и большой для этой ванны — и ему приходилось даже слегка нагибаться. Хэл изумлённо обернулся и вот так, вполоборота, посмотрел на дверь. Он не прикрылся от неожиданности, конечно. Не специально же? и встретился глазами с одной из тех девушек, что свистели ему с террасы. Он слышал, что в разговоре эти сосунки, считавшие себя мужчинами из-за отростков между ног, звали её Милли. Хэл встревоженно раздул ноздри и воскликнул что-то подходящее, когда к тебе вламываются в душевую. От этого она зарделась и наконец с хихиканьем ударилась спиной в дверь. — Простите! Ради Бога, — она прижала ладонь к глазам и снова рассмеялась. — Я не знала, что здесь кто-то есть. Чистой воды блеф и идиотизм. Прекрасно знала. Или ты глухая и не слышишь шум воды? Здесь не такие толстые стены. Ты нарочно вошла сюда. Ты вошла сюда, потому что хочешь сдохнуть. Хэл ничуть не смутился. Он вполоборота продолжал смотреть на неё. Он знал, что она хочет видеть, и сполна демонстрировал себя. От тяжёлых, накачанных грудных мышц и мускулистой спины Милли упала взглядом между пальцев к таким же подтянутым бёдрам и ягодицам. Там, под животом, спереди, розово и влажно поблёскивала округлая головка пока упавшего члена. Этот странный мужик совершенно невызывающе вёл себя. Но и прикрыться не спешил. Милли видела, что он был старше неё и любого в этом доме. — Эй, — сказал он удивительно спокойным и не таким низким, как могло бы казаться из-за его габаритов, голосом. В нём было что-то колко-завораживающее. — Ты что, подглядываешь? — Нет, — бойко ответила Милли и рассмеялась. Он тоже издал тихий смешок. — Слушай, дверь — сзади тебя. Он знал: если гнать её отсюда, она не уйдёт сама никогда. Такие девки, как она, делают это, потому что хотят отдаться. И он не против взять! Она запнулась и смущённо убрала руку от лица. — Мне неловко, — будто бы созналась она. Но оба знали, что это у них такая игра. Хэл продолжил намыливать себя. Деловито перешёл на шею, откинув голову назад. И потом смыл пену водой. — Вдруг кто-то увидит. — Ладно, — он пожал плечами и снова посмотрел на неё, но по-особенному — скользнул глазами от лодыжек до макушки. Он уже раздел её в мыслях и не оставил шансов. И Милли поняла, что сейчас у них будет всё, чего она хотела и на что надеялась. — Можешь остаться. Я всё сделаю быстро. Он протянул ей руку. Он предлагал себя: Миллисент, хорошо зная, что за этим последует, без колебаний закрыла дверной замок. Запирая себя вместе с незнакомцем, она хотела испытать на вкус горько-пряный секс с тем, кого ты видишь впервые. Подруги говорили, это лучше, чем близость со своим парнем. Непознанный уровень постижения друг друга через тела. Этот мужчина выглядел надёжным. Она не отдалась бы тому, кто не сумел бы сделать хорошо. У Милли было в жизни так много риска! Она так любила экстрим. Они каталась с друзьями на байках, прыгала с моста в родной Талсе; она занималась конным спортом и обожала тот вечер, когда с Энрике — своим партнёром по жаркому сексу — однажды занялась любовью в угнанной тачке. Она знала, на что шла сейчас, и расстегнула пуговку тонкой кофточки. Обнажила ложбинку между грудей. — Я не ожидала, — она делано смутилась, но расстегнула ширинку шорт и вложила свою узкую ладошку в большую — Хэла. — У меня нет резинки… — Мы всё сделаем, как надо, — успокоил он и улыбнулся. — Пойдём ко мне, детка. Шорты упали. Милли сняла их, бельё — тоже, и шагнула из них: Хэл придержал её за обе руки, помог залезть к себе в ванную. Им двоим места здесь хватало так, что приходилось прижиматься друг к другу. Она была достаточно высокой, пять футов и шесть дюймов ростом, и смотрела ему ровно в плечо, в узловатый тугой бицепс. Затем подняла глаза. Животом ощутила: у него не встал, и не поняла, почему. У какого мужчины не встанет на полуобнажённую красивую девушку? Она была всё ещё в тонком джемпере. Хэл легонько расстегнул вторую пуговку. Затем — дальше, пока не показалось бельё и большая, девичьи крепкая грудь. — Снимешь сам? — игриво спросила Милли, взяв его за подбородок и пытаясь дотянуться до губ с поцелуем, но случилось то, чего она не ожидала. Он не сказал ей ни слова. Отбил руку от своего лица, схватил под грудь опешившую Милли. Обвил её кольцом — так туго, что она застонала и упёрлась ему в грудь ладонями. Затем он рванул лифчик на себя и сорвал наполовину с застёжек, спустил бельё ниже и рывком высвободил обе груди. Бельё с Милли он предпочёл не снимать до конца. — Что ты делаешь?! Он резко схватил её второй рукой за горло и сдавил. Так, что Милли выпучила глаза. Сипнула. Больно впилась ему в грудь ногтями. Она носила форму «балерина» и знала, что ногти у неё острые. Хэл скрипнул зубами и тряхнул её в своей руке: — Отпусти, или хочешь хуже? Она ослабила хватку. Ослабил и он. Подняв Милли за горло так легко, словно держал котёнка, он ударил её спиной о кафельную стену и посадил себе на бёдра. Окинул потемневшим взглядом. Только сейчас Милли увидела в его глазах безумие, и, кажется, поняла, почему он прячет их под тёмными очками. Она испугалась до чёртиков — так, что вся задрожала, до тех пор, пока он не вжался губами в её сосок. Одной рукой он уже просто придерживал её за шею, но второй, втолкнувшись в Милли указательным и средним пальцами — Бог мой, что он творил той рукой… Через минуту она забыла, что боялась его, забыла, что хотела кричать. Сейчас она уткнулась ему в висок и загнанно дышала, словно он бесконечно мучил её. Дразнил и не давал то, чего она хочет. Она думала, чтобы ей стало приятно. Он знал — чтобы она не вопила, если он задумает её придушить. Когда он вошёл и снова сдавил Милли глотку, она почувствовала: член растёт в ней и горячо пульсирует, чем сильнее её любовник сжимает руку. Вода била по его плечам и спине, отскакивала брызгами ей на губы и веки. Вся в прозрачных каплях, её грудь, искусанная им, касалась его груди — и когда он упал на Милли и вдолбился в неё, их тела громко впечатались друг в друга. Милли одеревенела. Она слышала от своих парней небрежно и часто: пошли, потрахаемся? — но трахал её только этот мужик с короткими белыми волосами, с голодным непроницаемым взглядом, неостановимый и совершенно безразличный к её стонам. Он делал что хотел, ему было плевать на неё. Она была для него футляр, не больше — и он выбивал из себя оргазм, будто это стоило ему огромных усилий. Милли балансировала на грани. Удовольствие от желанного адреналина впрыснуло в кровь дозу. Она не знала, что будет дальше — только обняла его за плечи и испуганно подпрыгивала на бёдрах, как на очень непослушной, буйной лошади, полируя своей спиной стену. И когда почувствовала каждую вену на его члене внутри себя, каждый удар, отзывающийся болью в придатках — тогда зашептала в исступлении: — Постой, погоди! Прошу. Стой! Если ты хочешь… Он стиснул её шею. Кофта у Милли, вся мокрая, сползла с одного плеча. Лифчик впился косточками под грудь; укусы на ней горели, будто заражённые бешенством. Хэл протяжно застонал. Каждый хлопок его бёдер о её стал размашистым и влажным. — Моя… — выдавил он, побагровев лицом. Это выглядело пугающе. На висках его забились жилки, глаза налились кровью. Милли замерла, забыв, что хотела от него. — …м-м-м…маленькая… В нём смешалось всё. И нежность, и ярость. Он быстро прижался к Милли всем телом, распластался по ней, упёрся ладонью в плитку возле её головы. И Милли вскрикнула, когда он кончил в неё: — Нет!!! Дьявол! Выйди! Она пыталась отпихнуть его, забилась. Бесполезно. Он со вздохом — одним за другим — спускал в неё, долго и много, и шептал одними губами ей в ключицу. Она не понимала, что. Но он произносил лишь одно имя: — Конни. Конни. Конни… Когда всё кончилось, и единственным звуком в ванной комнате стала бегущая вода, он вышел из Милли и, даже не глядя на неё, невозмутимо и очень тщательно вымыл член и смыл кровь из царапин на груди. Милли, упав спиной к стене, почти прорыдала: — Ты же сказал — вынешь вовремя… — Я такое говорил? — изумился он и усмехнулся. Милли, у которой внутри было натёрто так, что припухли половые губы, нажала на них и развела. По её бедру протянулась нитка спермы. Потом она потекла вниз — много. Очень много. — Ты кончила, детка? — спросил Хэл. Когда она смолчала, он понял всё, и улыбка стала шире. — Подожди. Он хотел посмотреть в этот раз, как кончает женщина. Он никогда этого не видел: когда им становилось хорошо, он душил их и кончал сам. В этот раз он хотел попробовать, выйдет ли без этого. Он хотел понять, как это было бы у него с… — Я не хочу, чтобы ты меня трогал, — огрызнулась Милли. — Кто тебя вообще спросит, — резко сказал он и вошёл в неё пальцами, но гораздо мягче. Внутри неё было вязко, тепло и сыро. Он выделил её клитор и потёр его, пристально глядя ей в лицо. Судя по нему, Милли совершенно пропала. Он рывком развёл ей ноги и усадил себе на колено, сам же поставил его на бортик ванны. По пальцам текла собственная сперма. От мысли, что он оплодотворил эту суку, ему стало жарко, и он захотел ещё. Но когда понял, что в самом деле не о ней думал всё это время, сосредоточился на другом. И вперил взгляд в лицо Милли, наблюдая за тем, как оно расслабляется. Меняется. Как она мечется и рвётся вверх и навстречу ему всем телом. Как мнёт свою грудь и молит каждым стоном. Он делал с ней то, чего она хотела — и когда наполнил собой снова, она прогнулась в спине и выпустила из ослабших мышц его же семя ему на руку. Обняв его за затылок, ощутила под пальцами короткие щекотные волосы, удивительно шелковистые, как свежестриженная трава. Она застонала снова, снова и снова, зажмурилась, сжала бёдра. На её лице страдание и блаженство отразились пополам, и Хэл запомнил это. Когда она ещё дрожала, он вышел из неё, вымыл руку — очень хорошо и несколько раз — и вылез из ванны. Затем, даже не глядя на Милли, понюхал пальцы и помыл руку снова. Девушка сидела на бортике ванны, прижав ладонь к груди, и не обращала внимания, что на неё сверху льёт вода. Хэл поискал полотенце; снял с полки одно, вытерся им и оделся. Он быстро вышел из ванны и оставил дверь полуприкрытой, а затем стремительно пошёл к лестнице, даже не замечая, что Констанс вывернула из-за угла. Она удивлённо проследила за дядей и посмотрела на ванную. Оттуда шёл шум воды. Забыл перекрыть за собой душ? Она заглянула в спальню и оставила там несессер с предметами личной гигиены. А когда вышла в коридор, оцепенела. В мокрой кофте, вся помятая и взъерошенная, из ванной выбежала Милли. Затравленно взглянула на Констанс. И прошла мимо, толкнув её плечом — прямо в свою комнату.