Надежда умирает последней

      Был конец лета.       Максин сидела на своей кровати в новой комнате в новоприобретённом доме, смотря куда-то в даль, на улицу. Мэйфилд переживала о том, понравится ли ей в школе, в которой до этого она никогда не была, и даже не знала, как она выглядит и как к ней отнесутся новые одноклассники.       После смерти своего сводного брата она стала очень замкнутой. Сьюзан и Нил практически перестали обращать на нее внимание и всячески ускользали от общения с ней. Они в принципе, все свое время проводили на работе, а если им и удавалось взять выходной, то эта парочка предпочитала проводить все часы только вдвоем, без Максин. Поначалу Макс это расстраивало, но с каждым днем она относилась к этому все безразличнее и безразличнее, но недостаток внимания со стороны родителей ее опечаливал не столько, сколько то, что им как-будто было все равно на смерть Билли, будто ничего этого и не было.       Благо у нее была Оди. Ее прекрасная, неповторимая Оди. Хоть теперь их и разлучали несколько километров, но девушки пообещали друг другу писать письма каждый день.То, что тогда случилось в торговом центре, Макс вряд ли уже забудет. Выбраться из некой ямы отчаяния рыжей помогла только Хоппер. Только она смогла понять всю эту боль и страх, только с ней Максин себя чувствовала защищённой. Бесконечный поток мыслей о том, что было в Хоукинсе, и о том, как ей дорога Оди, прервал женский голос.       — Максин, не сиди без дела. Тебя ждут еще уйма неразобранных коробок с вещами. Займись уже, наконец, этим.       Обернувшись, Макс, как и ожидала, увидела в дверном проеме Сьюзан. Та с недовольным выражением лица оглядела помещение, где теперь находилась комната Мэйфилд, и добавила:       — Тебе следовало бы здесь прибраться. И открой окно, проветри комнату. На улице прекрасный осенний воздух.       — Хорошо, мам.— Тихо проговорила Макс и встала для того, чтобы открыть это небольшое окошко.       По сравнению с комнатой, окно и правда было небольшим, даже маленьким. По этой причине в комнату девушки проникало недостаточно солнечного света, из-за чего в помещении постоянно был мрак и холод, который окутывал все живое и не живое в этой комнате.       Макс принялась за разбор коробок, лично ее вещей было не так много, ведь от большей части она решила избавиться, потому что некоторые вещи ей напоминали об определённых моментах и людях. А вспоминать и тем более окунаться в прошлое ей не хотелось. Ведь прошлое по большей части приносило ей боль.        Спустя пару часов все коробки были разобраны, а вещи уже лежали на своих местах так, как будто они там были всегда. Справившись со своей задачей, девушка решила, что пора бы поесть. Первый раз за день. Да, это было не совсем нормально, есть один раз в день, Макс это прекрасно понимала, но поделать с собой ничего не могла. Может причинённая смертью брата боль лишила ее аппетита, а может… Да других причин то и не было.       — Мам, что на ужин? — Не совсем громким голосом Макс крикнула это с лестницы, по которой спускалась на первый этаж новоприобретённого дома.       В ответ тишина.       «— Опять ушли куда-то вдвоём, даже ничего не сказав мне.— Подумала Макс.— Ну и ладно.»       На самом деле Максин такое поведение уже давно не расстраивает, но в незнакомом ей городе ей не хотелось оставаться одной, брошенной, а именно такой она себя сейчас чувствует.       Перекусив небольшой порцией быстро разогретых, купленных в ближайшем магазине котлет, Мэйфилд решила написать письмо своей Оди.        Поднявшись в свою уже хоть как-то выглядившую уютно комнату, рыжая села за стол. Недолго думая, Мэйфилд красивым почерком что удивительно для нее, ведь, как она сама говорит, она пишет, как курица лапой, написала «Dear Eleven»        Всё. В голову больше ничего не шло. Макс сидела с белым, как только что выпавший чистый снег, листом уже битые пол часа. Да, девушка могла написать то, как ей переезд, что она чувствует по этому поводу, но расстраивать свою подругу своим пессимистичным настроением ей не хотелось. Но и врать, писать, что все прекрасно, она тоже не могла. Именно поэтому Макс решила практически ничего не писать о себе, а по максимуму стараться задавать вопросы Хоппер. Поэтому ее письмо получилось слегка несвязным, она переходила от одного к другому, чтобы не прикасаться к непростым для нее темам. Дописанное письмо выглядело примерно так:       Дорогая Одиннадцать.       Сегодня я наконец-то разобрала все привезённые с собой вещи. Как у тебя там дела? В моей комнате удивительно небольшое окошко. Завтра я уже пойду в новую школу. Но ведь и ты тоже пойдёшь, хоть и в не новую, но все же школу. Поэтому напиши, как там обстоят дела. Надеюсь, это письмо дойдёт до тебя достаточно быстро. 31.08       P.S.- я скучаю.       Может это письмо и не было особо длинным и интересным, но, как подумала сама Макс, — лучше так, чем никак.       Заклеив письмо в почтовый конверт и написав на нем адреса, Мэйфилд услышала стук входной двери.       — Неужели мама с Нилом вернулись. — Не то вопросом, не то утверждением проговорила девушка в пустоту.       Верно, это были они. С шумом и обо все спотыкаясь, ведь уже было темно, а по какой-то причине свет у них в холле и коридоре не работал, они дошли до кухни. Увидев неубранную тарелку из-под котлет, которую Макс оставила на обеденном столе, Нил начал возмущаться.       Нил не обращался с Максин плохо, скорее она ему была просто безразлична. Но это не отменяло того факта, что ее отчим был очень вспыльчивым человеком, поэтому если кто-то что-то делал не так, как он этого хотел или не так, как ему нравилось, он приходил в ярость. А в гневе он мог наговорить много лишнего и обидного. В порывах своей злобы он не раз оскорблял Макс. Ей на это по большей части было плевать, но вот что ее по настоящему задевает, так это то, что Сьюзан, ее родная мать, ничего не пытается сделать, а лишь стоит и смотрит, как её собственного ребёнка обливают грязью.       И в этот раз Нил взорвался, как пороховая бочка.       — Живо на кухню, Максин! — Крикнул он так громко, что девушка аж вздрогнула.       Зная, что это ничем хорошим не кончится и что она не сможет, как прежде, сбежать к Оди на ночь и там чувствовать себя под защитой, Макс нехотя встала и поплелась к лестнице.       — Я сказал, живо сюда, что в этом непонятного?! — Громче прежнего крикнул Нил.       Понимая, что лучше поторопиться, Макс убыстрила свой шаг. Уже через считанные секунды она стояла перед отчимом.       — Сколько раз я тебе говорил сразу убирать за собой посуду, неблагодарная ты девчонка! — Начал он свою уже тысячную по счету тираду.       —У тебя что, рук нет, что ли? Что, убрать за собой не можешь?! Или ты какая-нибудь отсталая, что не понимаешь с пятидесятого раза то, о чем тебя просят?!       «— О Боже, началось, — прозвучало в голове Макс, — интересно, как долго в этот раз будет продолжаться ор?»       Простояв так, с безрабзличным взглядом куда-то в пустоту еще минут десять, Нил прекратил кричать. А Максин по тихой и неуверенной просьбе своей мамы убрала за собой эту несчастную тарелку в раковину.       Поднявшись к себе в комнату, Макс поняла, что очень измотана сегодняшним днём, а после десятиминутного крика у нее начала болеть голова. Так то у девушки голова болит достаточно часто, но она просто выпивает таблетки и все становится вновь прекрасным. Но из-за этого переезда все препараты находятся на кухне, как раз там, где сейчас сидит все еще разъярённый Нил. А попадаться под горячую руки и начинать все по второму кругу ой как не хочется. Но вспомнив, что где-то в рюкзаке должна быть пластинка с таблетками обезболивающего, которую она кладёт на всякий случай, Мэйфилд начала смотреть все карманы рюкзака. В первом ничего, во втором ничего, и только в третьем потайном и небольшом кармашке она нащупала эту пластинку.       — Вот чёрт.— Ругнулась себе под нос рыжая, увидев, что она пуста. Ни одной таблетки.       Решив, что нет смысла бодрствовать и что может за время, пока она будет спать, голова пройдёт, девушка решила лечь спать. Но, увы, уснуть быстро, как она на это надеялась, у неё не вышло. В голову Мэйфилд так и лезли различные мысли о её прекрасной Оди. Да, именно её и именно прекрасной. Макс уже давно приняла тот факт, что не ровно дышит к своей подруге. Поначалу её это пугало, и она даже не понимала, что с ней происходит, ведь она росла в семье, где такие темы считались табу. Но позже она стала воспринимать это нормально и спокойно. Во многом это благодаря Билли, именно он догадался об этом первый, и как надеяться, Макс последний. Именно он видел все эти глупые улыбки, когда рыжая разговаривала по телефону с Оди. И именно он уверял Максин, что в этом нет ничего плохого и страшного, что это нормально. Да, их отношения сложно назвать идеальными. Но как никак он ее старший брат, а она его младшая сестра.        Вспомнив все это, у Максин невольно потекли слёзы. Она не любила плакать, особенно при ком-то, но сдерживать их сейчас смысла не было, она одна, да и к тому же они бы все рано прорвались. Так она и уснула на мокрой подушке в собственных слезах.