Дитя Азкабана

В Запретном лесу было пусто и кристально ясно. Холодный осенний воздух был спокоен, а деревья, словно щиты, стояли вплотную, защищаясь от любопытных глаз замка. В ту ночь ни одно существо не издавало ни звука, даже ночные странники. В туманной дымке тяжело собиралась магия. Становясь все плотнее и плотнее, она клубилась, пока не становилась эпицентром бури. Это была небольшая поляна с начертанной на грязи пентаграммой – в борозды в земле и завитки впиталась кровь. В центре всего этого сгорбившись стоял на коленях мальчик. На его лицо ниспадали черные волосы, несмотря на то, что ни сейчас, ни раньше дождя не было, они были прилизанные и влажные. Руками он вцепился в землю перед собой – в сухожилиях читалось напряжение, а из-под полупрозрачной кожи, которая почти сияла в серебристом свету, пробивающегося сквозь кроны деревьев, выступали кости. Тяжело дыша, он в выдыхал и вдыхал обратно клубы пара, что отражались в его медленно тускнеющих ярко-зеленых глазах. Что-то случилось, что-то что заставляло его ощущать трепет, вызывающий привыкание, а кожу – покрываться мурашками. Что-то, из-за чего самые ярые приверженцы Света, обращались к Тьме, только чтобы испытать, как их долбанут разрядом магии, и чтобы хотя бы на мгновение почувствовать себя живыми. Не все обряды были такими. Какие-то были более спокойными, они не вызвали такой прилив адреналина. Но этот был для того, чтобы снять ограничения отслеживающего заклинания, переплетающихся заклинаний и чар, которые были настолько древними, что прочно въелись в его основу. Этот обряд был прост, но тех, кто о нем знал, отталкивало требуемое количество крови от самого волшебника. К тому же его заклеймили как «темный», а проводить его стало незаконно. Уголок рта мальчика исказила ухмылка, глаза стали пронизывающе синие, хоть в них и прослеживались отголоски зелёного. Осознание того, что он свободен, доставляло чувство удовлетворения. Теперь его больше не могли отследить только потому что он был несовершеннолетним, мысль о том, что на нем находились такого рода заклинания, как и то, что в еду и напитки могли что-то подмешивать, раздражала его. Вряд ли они вообще смогут его отследить. Им придется делать это трудным способом. Магловским способом. Одна только мысль об этом заставляла в его глазах плясать чертиков. Он медленно встал, отряхивая мантию, и рассеянным жестом убрал с себя всю впитавшуюся грязь и кровь. А затем повернулся к «месту преступления», он сощурил глаза на свои мысли. Хотя единственное, что он не смог вовремя выяснить – как развеять остатки магии, он мог избавиться от видимых следов. Для этого он вытащил палочку. Хоть ему обычно она не очень-то и была нужна, учитывая, что он слишком привык, что у него ее не было, но обряд в какой-то мере его вымотал, а палочка помогала не дать его магии слишком сильно истощиться. После он, не обращая внимания на окружающий мир, шел обратно, петляя меж деревьев. Дорога была ему знакома, а то, что он чувствовал, когда на пути появлялись преграды, позволяло витать в своих мыслях. Он понимал, что работы было все еще вагон и маленькая тележка, но он не мог заставить события будущего развиваться быстрее. Его все еще мучил случай с профессором Квиреллом, где-то на подсознательном уровне он понимал, что в загадке о исчезновении Темного Лорда тот играл большую роль. Лорд Волан-де-морт продолжал бороться за существование, подтверждением этому служили все еще присутствующие черные метки на руках его друзей. Сквозь окна замка (хоть и не через все) наружу пробивался золотистый свет. Из-за отсутствия свечей, факелов или зажженных каминов некоторые из них казались затемненными, впрочем, таких было не много. Он знал, что все они сейчас на пиру, поэтому не боялся, что кто-нибудь может случайно заметить его из окна. Эта мысль его слегка рассмешила: все это было пародией на настоящую традицию. На то, что представлял из себя Самайн. Пир наполняли приторные сладости с магловскими идеалами. Но тем немногим, тем избранным, кто продолжал проводить то, что уже долгое время находилось за чертой закона, это мешало. В коридорах стояла тишина, от каменных стен и полов эхом отдавались его шаги. В тишине и покое он шел безмятежно и незаметно. Так продолжалось до тех пор, пока он не услышал визг из туалета, мимо которого проходил. Он остановился, обдумывая перспективу, но любопытство перевесило чувство самосохранения, и он вошёл внутрь. Среди ряда умывальников и деревянных кабинок стоял горный тролль – а он был уверен, что это был он. Весь пол был в пыли и обломках, на которые брызгала вода из разбитого умывальника, и все это дополняли щепки дерева от столкновения громадной дубины с кабинками. Забившись в угол под умывальником сидела знакомая гриффиндорка. От пыли ее черная мантия была серой, а кудрявые волосы ниспадали на руки, которыми она от паники и страха прикрывала голову. Тролль взревел, замахиваясь дубиной на умывальник, под который забилась Гермиона Грейнджер. Она взвизгнула, вовремя увернувшись от удара. Он сощурил глаза. Что в Хогвартсе делал тролль? Печально, что у такой старинной школы была настолько слабая система безопасности. Он повертел палочкой, что ж, им следовало бы это исправить. — Кхм, – кашлянул он. Бурча, тролль неуклюже развернулся и посмотрел на него. Словно пытаясь напугать его, он перекинул дубинку в другую руку. Да, Гарри переоценивал свое чувство самосохранения, но это действие вовсе его не впечатлило. Он поднял бровь – простой жест, созданный, чтобы его могли понять даже такие недалёкие как тролли. Тот, как и ожидалось, взревел и замахнулся дубинкой, от чего мальчик торопливо увернулся. Он перебрал в голове сотни заклинаний, прежде чем остановиться на одном, из-за которого его во-первых, не исключат, и во-вторых, которое не истощит окончательно его магию. Подойдёт простое режущее заклинание, даже если его придется сделать чересчур мощным. — ДИФФИНДО! – все свои силы он влил в одно единственное заклинание, хоть маленькую часть от них и приберег на всякий случай, тем более, что упасть в обморок перед всей школой тех, кто желал ему зла – не то, к чему он стремился. За выстрелившим заклинанием последовала тишина, все трое в туалете ее ощущали. А затем оно попало в место назначения. В шею. В этот короткий миг обезглавливания он на мгновение задумался о том, чтобы стать палачом – у него определенно хорошо получилось бы. Когда голова отвалилась от тела, и две части с разной скоростью упали на пол, несносная девчонка издала пронзительный крик. Первой отвалилась голова и покатилась по полу туалета. А затем с глухим ударом на пол тяжело рухнуло тело, подняв пыль. — Ты… ты убил его. Сунув палочку в рукав, он склонил голову. — Полагаю, вам не нужна помощь, чтобы дойти до больничного крыла? Она изумлённо уставилась на него. — Как ты можешь быть так спокоен?! Он поднял на нее глаза. — А что мне ещё делать? Мисс Грейнджер, в этой ситуации – убей или будь убитым. Чего вы от меня ожидали? Быть убитым? – на последний вопрос он язвительно усмехнулся. — Ну… к-конечно нет, – запнулась она. — Но… Он не мог сдержать ухмылку, полную забавы. — О, я понял, маленькая грязнокровка думала, что одиннадцатилетка, на которого в шесть все повесили ярлык убийцы, будет бояться убить еще одно разумное существо? Работа вашей логики мне понятна, это очень основательный аргумент, – он закатил глаза. — А теперь, если вы извините меня, я пойду… — Вы точно никуда не пойдете! Он подавил вздох и нахмурился, все его тело напряглось. Он повернулся и столкнулся с профессором Макгонагалл, профессором Снейпом и дрожащим профессором Квиреллом. Он не мог не сощурить глаза, глядя на последнего. В ближайшее время он узнает его тайну. — Профессора, – поздоровался он в знак признания. — Что вы делаете за пределами своих комнат? – резко потребовала ответа профессор Макгонагалл, которая выглядела немного потрясённо от сцены, которую застала. — Простите, а где нам следовало быть? – спросил он, искренне сбитый с толку. — Я думал, пир ещё не закончился… — Из-за предупреждения о бродячем тролле учеников попросили вернуться в свои спальни, мистер Певерелл-Слизерин, – медленно произнёс профессор Снейп. — Напрашивается вопрос, почему вы не в своей спальне? — Я не присутствовал на пиру, а следовательно, не был осведомлен об объявлении, – просто сказал он. — Я просто шел на уже упомянутый пир, когда крик мисс Грейнджер привлек моё внимание. — Привлек… ваше внимание? – повторил профессор Снейп. Он замолчал, на его губах постепенно появлялась невидимая ухмылка. — Кажется, в наших рядах появился случайный герой. Он едва сдерживался, чтобы не усмехнуться. — Я так не думаю. Убей, или будь убитым. Я, как видите, выбрал первое. Профессор Макгонагалл переключила внимание на своего дрожащего льва. — А вы, мисс Грейнджер? Что вы делали за пределами своей комнаты? На пару мгновений Грейнджер запнулась. — Меня на пиру не было. Я хотела побыть одна… — И естественно, уборная – первое, что пришло вам в голову, – протянул язвительно Снейп. Грейнджер покраснела. — Ну… Я… — Не издевайся над девочкой, Северус, – резко сказала Макгонагалл. — Она проходит через многое, – ее острый взгляд лег на Гарри. — Мистер Певерелл-Слизерин, десять очков Слизерину за помощь – случайную или нет – сокурснику. Квиринус, если вы избавитесь от тела, я отведу мисс Грейнджер в больничное крыло. — К-конечно, М-минерва, – запнулся Квирел, не упустив пристального взгляда мальчика, мимо которого проскользнул. — Тогда могу ли я вернуться в свою спальню, профессора? – сухо спросил он, напоминая им о своем присутствии и желая как можно скорее убраться от них подальше. Хотя он бы этого не признал, но он потратил за одну ночь слишком много магии и жаждал залезть в удобную кровать. — Да, – ответил профессор Снейп, отходя от двери. Он без колебаний прошел мимо. В ту самую секунду, когда он оказался в безопасности, без посторонних глаз, он рухнул, и на его лице показалась усталость. Верно, это была длинная ночь. - Гермиона в тишине лежала в своей комнате с открытыми глазами. Изредка она слышала, как во сне переворачивались ее соседки, особенно глубокие вздохи или сопение, но в остальное время она находилась наедине со своими громкими мыслями. Мадам Помфри отпустила ее, просто порекомендовав отдохнуть, чтобы не дать укорениться шоку. После того, как она побывала в большой опасности, так и будет. Гермиона сомневалась, что впадет в шоковое состояние: у нее уже был этот неприятный момент, когда она была в шоке, потому что Гаррисон убил тролля. В эту минуту она ее не волновало, как она выглядела, тогда в ней уже кипел ужас. А он так невозмутимо отмахнулся от нее, хоть она и не упустила в его глазах издевательскую потеху. Тем не менее это заставило ее все переосмысливать. Естественно она слышала, что́ пару недель назад случилось в библиотеке. Хоть это и были только слухи, которые она слышала, в ту же неделю по сути умерла Лили Поттер, и она начинала сомневаться в том, что говорил ей Сейвиор со всеми остальными гриффиндорцами. Она была умна и всегда гордилась этим, поэтому когда слышала слухи, то понимала, что совершает роковую ошибку. Веря на слово одному, и не смотря на спор – вражду – с двух сторон. Ей никогда не нравилось присутствие Рональда. Он был громким, нахальным и грубым, не говоря уже о том, что он завидовал всем, у кого было то, чего не было у него, и кто был тем, кем он быть не мог. Все это он скрывал тем, что притворялся, что его не заботят отметки, да и учеба в общем, как и наследие, которое оставляют за собой его братья. Хоть она и не одобряла прошлое Фреда и Джорджа, она не могла отрицать, что они, как Перси, как Чарли и Бил, из того что она слышала, были умны. Она признавала, что у него вполне обоснованный комплекс неполноценности, но в ту секунду, как он на нее сорвался, ее перестало это волновать. Два месяца она дружила с ним и помогала с домашней работай. Практически писала ее за него, но от этого обидные слова не перестали из него вырываться. Сейвиор тогда ничего не сказал, хотя, с тех пор как умерла его мать, он не так уж и много говорил, за исключением тех случаев, когда проклинал, освистывал и винил брата в ее смерти. Она понимала, почему Сейвиор не высказывался – боялся потерять Рона, как уже потерял свою мать, – но это все равно ранило не хуже терзаний Рона. Поэтому она сделала то, что всегда делала с обидчиками в начальной школе. Она убежала. Она замерла, когда вошёл тролль. Она просто стояла с разинутым ртом, вся ее жизнь проносилась перед глазами, ни ее бесконечная учеба, ни практика в магии не помогли ей, когда она нуждалась в них больше всего. Она закричала и побежала, но не к выходу, как ей следовало бы. И не то, чтобы на не пыталась защитить себя. Она была жалкой. Она была до такой беспомощности слаба. И Гермиона была в шоке. Лежать здесь в темноте с румянцем на щеках и думать об этом, было так унизительно. В своем году она была лучшей, но вот лёгкий намек на опасность и она не представляет из себя ничего больше, чем ребенка, играющего в воображаемые игры. Гаррисон объяснил свое появление интересом к ее вскрику. Она этому верила. Но ей было интересно, почему он остался и помог. Тролль тогда ещё не заметил его присутствия. Он мог развернуться и уйти. Позволить ей быть убитой. Никому не было бы дела. Но не ему. Он ее спас. Вот, где она зашла в тупик. Гаррисон Певерелл-Слизерин, так называемый серийный убийца, с которого недавно сняли все обвинения, хотя никто в это не верил, большой злой слизеринец, темный волшебник, пожиратель смерти, спас ее. Грязнокровку. Того, кого презирал. Чьего окружения едва выносил. И поэтому ее это интересовало. Может быть, Гаррисон не был таким злом, каким всего его выставляли. Просто может он не был таким уж и плохим.