Коразон

      Домой Росинант вернулся, не разбирая дороги, и был ещё более изранен, чем после выхода из проулка. Он банально был слишком счастлив, чтобы обращать внимания на всю эту грязную окружающую действительность, что кардинально отличалась от его душевного состояния. Все эти серые стены, обшарпанные лестницы, убогие кочки просто игнорировались возвышенным сознанием, отчего Роси с глупой счастливой улыбкой натыкался на эти самые стены, падал на этих самых лестницах и спотыкался на этих самых кочках. Но ничто – тем более какие-то жалкие ушибы – не могло омрачить прекрасного настроения парня после последних событий в его жизни.       Да, сначала он был скептически и даже подозрительно настроен по отношению к Дофламинго, однако это было что-то вроде профессиональных издержка в жизни. Как врачи подмечали знакомые симптомы болезней у новых знакомых просто по привычке, так и он постоянно отмечал в людях склонность к различным видам правонарушений. Просто на всякий случай. Только, вместе с этим, Доффи сразу же ему приглянулся, так что, может быть, стоило рискнуть и позволить себе увлечься? По крайней мере он уже был увлечён: его сердце радостно трепетало, а глаза наливались счастливыми слезами.       На самом деле такое состояние давно с ним не случалось, а уж из-за романтической влюблённости и подавно. И сейчас хотелось петь о своих чувствах, чтобы весь мир знал, что его душа где-то на седьмом небе танцует ламбаду от счастья. Правда парень был слишком скромным (скрытным) по своей природе, поэтому откровенничать на весь мир не решился бы ни в коем разе, однако поделиться с кем-то счёл необходимым. Вот только с кем? Сейчас, в век высоких технологий, где люди получили возможность общаться, не выходя из дома, даже с людьми с другого конца земного шара, было дико даже подумать о возникновении такой проблемы. Ведь, даже не имея близких друзей, всегда можно было опубликовать пост в своей социальной сети – выговориться безликим читателям, что вполне бы устроило молодого человека. Однако с этим была одна небольшая проблема: все его страницы в социальных сетях проверялись регулярно – и даже тщательнее, чем у других полицейских, потому что у него был доступ к засекреченной информации. И ощущение тайного наблюдения вкупе с необходимостью выверять каждое напечатанное слово уничтожили всё желание хоть что-то писать в сети. Хотя как же он сейчас хотел это сделать: вывалить весь переплетённый клубок своих чувств в посте, обильно приправленном смайликами и восклицательными знаками! И всё же писать что-то – не вариант.       Тем не менее он всё ещё мог рассказать о своих возвышенных чувствах словами, и для этого требовалось тоже не так уж много телодвижений – всего лишь набрать номер знакомого и позвонить ему. Только кому? Старых, закаленных совместными переживаниями и даже настоящими боями друзей у него не осталось – Росинанту было слишком сложно поддерживать постоянное общение на расстоянии, так что со временем все близкие друзья перетекали в просто друзей, затем – в знакомых, к которым уже как-то неловко стучаться со своими чувствами наперевес. И каких-никаких товарищей, которые могли бы выслушать его словесный фонтан с толикой понимания (даже, пускай, снисхождения), на новом месте парень ещё не завёл.       В такой ситуации у него оставался только один человек.       Он достал телефон, открыл телефонную книгу и вновь расплылся в невероятно широкой и столь же глупой улыбке, глядя на последний исходящий вызов. Потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки и позвонить по единственному – пока что единственному, потому что предыдущий имел большие шансы к нему присоединиться – избранному контакту. Динамик издал три протяжных гудка, после чего раздался знакомый, искаженный цифровым влиянием голос отца:       – Алло? Что-то случилось, Роси? – он звучал обеспокоенно и немного приглушённо, его перебивали посторонние шумы такой силы, будто Сэнгоку находился в зоне боевых действий.       Но Росинант предпочёл не обращать внимания на такие мелочи жизни.       – Привет, пап! – слишком оживлённо выпалил он, усиливая напряжения мужчины на том конце трубки. – Нет, ничего не случилось! То есть случилось, но не плохое! Так что ничего плохого не случилось, так точно!!! – хотя по этому парню не скажешь, на самом деле он был очень эмоциональным и энергичным человеком, просто некоторые события в жизни приучили его искусно скрывать свои истинные чувства от посторонних, но не от отца. Отцу он всегда всё вымаливал как на духу в таком состоянии.       Сэнгоку без малого знал этого мальчишку пятнадцать лет, так что уже понимал: ничего хорошего для него не произошло тоже. По крайней мере, если бы у Роси были значительные успехи на службе, то ему бы точно доложили об этом, а других хороших поводов для столь возбуждённой радости он себе представить не мог. А его мальчик всегда легко находил себе неприятности в совершенно необычайных ситуациях. И это был весомый повод для беспокойства.       – Так что же произошло, мой мальчик? – на фоне снова что-то громыхнуло, и парень всё же насторожился:       – Ой, а ты случайно не занят?! – и, не давая отцу ответить, продолжил. – А, если занят, извини пожалуйста! Я могу перезвонить и позже! – он замечтался по своей небольшой прихожей от входной двери до прохода на кухню, сметая всю обувь под ногами как небольшое цунами.       – Нет, я не занят... А шум – это Гарп приехал со своим внуком в гости, и Луффи как всегда: очень активный и подвижный ребёнок, – посетовал адмирал, а парень понятливо кивнул, потому что прекрасно помнил эту неугомонную обезьянку. – А вот и он! Луффи-чан, поздоровался с дядей Росинантом! – тут же в трубке раздалось сопение, а затем радостный крик:       – Нанте-Нанте! – голос был настолько громким, что парень отодвинул руку с телефоном от своего уха и даже так поморщился, но, стоило шуму поутихнуть, вернул все на место и поздоровался:       – Привет, Луффи-чан! – и снова отодвинул динамик, сокрушенный раскатистым детским смехом, к которому добавился намного более тихий и сдержанный смех отца:       – Он весь вечер бегал по дому и искал тебя, поэтому так шумел... Так что у тебя стряслось, парень? Выиграл в лотерею? – мягкий, все ещё посмеивающийся голос отца наполнял Роси теплотой и уверенностью в том, что он именно тот человек, с кем бы он хотел поделиться своими чувствами. Поэтому он смущённо, оттого негромко произнёс:       – Я, кажется, влюбился, – и прикусил губу, чтобы не издать каких-нибудь совсем диких радостных звуков, ведь это слишком даже для Сэнгоку, которые за долгие годы службы и отцовства повидал всякого. – И мы целовались сегодня.       Некоторое время телефон молчал, и за эти невероятно долгие мгновения парень успел весь известись и пройтись строевым шагом от комнаты до кухни и обратно. Хотя больше хотелось подпрыгнуть и взлететь на несколько этажей повыше просто так, безо всяких на то причин. Ладно, он был слишком взволнован и эмоционально возбужден.       Потом отец ответил, и его голос, казалось, наполнился облегчением:       – Я так рад, Роси! Я верил, что этот перевод сложится для тебя удачно! – мужчина лукавил, поскольку на самом деле надеялся, что слишком упертый сын немного поостынет в чужих краях и вернётся в Маринфорд куда более сговорчивым (менее проблемным). – Можно тебя поздравить с началом отношений?       – Спасибо, – тихо пробормотал парень, усаживаясь на край обеденного стола и застенчиво выводя указательным пальцем закорючки на столешнице.       – Да не смущайся ты так, парень! Лучше расскажи: какая она? Умница? Красавица? Из хорошей семьи? Коллега? Она говорила, что ты ей нравишься? – напал с расспросами мужчина, а потом с усмешкой продолжил говорить, не давая сыну вставить и слова. – Я слышал, что там очень темпераментные женщины... Так что мне скоро ждать внуков? – и он рассмеялся, окончательного вводя собеседника в краску:       – Пап! – недовольно воскликнул парень, а затем тише добавил: – Это мужчина, – и ненадолго воцарилось молчание.       Бисексуальная ориентация сына не была секретом для Сэнгоку: у них уже были разговоры на эту тему, начиная с подросткового возраста, – мужчина не видел в этом что-то плохое, только немного больше переживал из-за лишнего повода для конфликтов своего вспыльчивого ребёнка с людьми. Конечно, мировое правительство с некоторых пор вело активную политику полной толерантности во всех подвластных государствах, только нельзя было сказать, что все люди были согласны с навязанными убеждениями и принимали их. Особенно жители очень традиционных стран, в которых жители всеми правдами и неправдами сохраняли древние устои, насажденные предыдущей диктаторской империей.       Однако, насколько адмирал знал, в Дресс Роуз с этим больших проблем не было, к тому же Роси сказал, что они с его возлюбленным уже целовались, и вряд ли он стал умалчивать, если бы тот побил бы его за это.       А мысль о том, что они могли подраться до поцелуя, была достаточно нелепой, чтобы не зародиться в его голове.       Так что Сэнгоку облегчённо выдохнул:       – Значит, про вопрос с внуками можешь не отвечать, – Росинант был готов расцеловать экран смартфона в танце, но сдержался.       Однако сдержать интенсивный поток речи не имел сил:       – Он предприниматель, занимается торговлей и создаёт впечатление очень расчетливого и уверенного в себе человека! Он тоже блондин, но смуглый. Красив до безобразия: высокий, атлетичный, всегда опрятно одет, со стилем... А глаза... какие у него красивые глаза и звонкий смех... – Роси совсем понесло, и он стал болтать ногами в воздухе, накручивая на палец воображаемый шнур от телефона, который раньше был у стационарных телефонов, соединяя трубку с корпусом. – Он увивался за мной несколько дней подряд! Флиртовал и дал свою визитку… Он так красиво говорит, у него такой глубокий голос и…       Росинант явно мог ещё долгие минуты (а то и часы) нахваливать своего кавалера: это было заметно по маниакально восторженной интонации. И родитель знал, что его нужно остановить, чтобы этот разговор и впрямь не продлился до глубокой ночи, поэтому он перебил парня:       – Слышу, он впрямь тебя очень сильно впечатлил, мой мальчик. Он взрослый? – возможно, это и впрямь прозвучало слишком грубо по отношению к влюблённому ребёнку, и адмирала почти начала грызть совесть, только сам «ребёнок» не обратил внимания на это, радостно отвечая на вопрос:       – Ему двадцать пять! – нельзя было не проникнуться таким искренним голосом, поэтому Сэнгоку так же искренне улыбнулся, и эта улыбка слышалась даже в по-отечески ласковых интонациях:       – Прекрасный возраст. Он уже предлагал тебе встречаться? Или ты – ему?       – Он звал на свидание, но выбрал не слишком подходящий момент, и… я отказал трижды… Но потом мы поцеловались! И я передумал, только его вызвали по работе… – парень предусмотрительно опустил произошедшую между ними потасовку. – В общем, как-то не срослось ещё… Но я уверен, что вскоре!       – Ох, ещё и настрадается он с тобой... – добродушно выдохнул Сэнгоку, а затем строго добавил: – Но и ты не теряй совсем бдительности, я тебя умоляю! Если начнет разговор про друзей в тюрьме или попытается вытянуть тайные сведения, то просто шли куда подальше... Ну, как ты это умеешь. А ещё слишком дорогие подарки не принимай и денег без расписки не одалживай! В наше время всякие люди бывают… – заговорил к концу совсем как старик.       – Да ладно, пап, я уже давно не ребёнок, – протянул парень и насмешливо добавил: – Это можешь Луффи объяснять, что у незнакомых взрослых нельзя брать конфеты из рук, – на фоне снова что-то громыхнуло – мальчик как будто почувствовал, что говорят про него.       – Как будто ты не знаешь, что с ним бесполезно по этому поводу говорить: он, как только что-то вкусное видит, так сразу неуправляемым становится. Надеюсь, ты с него пример брать не собираешься?       – Не собираюсь, – отрезал парень слишком резко, немного растеряв свой энтузиазм для этой беседы. Ему вовсе не хотелось выслушивать очередную порцию наставлений – так можно закрыть глаза и представлять, что вовсе никуда не уезжал из отчего дома. Всё же, стоить признать, ему требовалось немного свободы от интенсивной опеки отца и – особенно – его друга.       Сэнгоку тут же уловил изменение в тоне сына, поэтому сменил свою тактику – перешёл к извинениям, которые должны были вызвать у собеседника сожаление о своём резком ответе. Кто-то может сказать, что это – грязная уловка, но мужчина ответит, что это – тактика.       – Не злись на своего старика, Роси, я просто переживаю за тебя, – к тому же это чистая правда.       – Я понимаю. Всё хорошо, правда, – он, прижав телефон к уху плечом, достал из кармана пачку сигарет, зажигалку, и прикурил прямо на кухонном столе. Только широкая улыбка всё никак не хотела уходить с его лица.       – Тогда пригласи его на свидание в следующий раз и развейся, – наставлял мужчина. – Только не позволяй ему лишнего! Если он не может держать при себе руки, то у него явно имеется лишняя пара, – Росинант сдавленно крякнул и стал ловить выпавшую сигарету. – Береги себя, Роси. И звони чаще…       – Обязательно, – лукаво ответил парень, прикрыл глаза и выпустил струю дыма, продолжая счастливо улыбаться.       И снова на фоне раздался далёкий, но вполне слышимый грохот, после чего адмирал закричал:       – Боже! Он добрался до кухни! Но там же… Луффи, стой! Нет! – судя по шороху, мужчина вскочил с места, на котором до этого сидел. – Прости, парень, у меня тут код красный, – и парень понятливо фыркнул: этот ребёнок становился настоящей катастрофой от одного запаха излишне обожаемой еды, – так что вынужден попрощаться!       Ответное прощание Росинант высказал уже самому себе, поскольку отец поспешно сбросил вызов, и можно было только представлять, что дальше творилось дома. Но одно можно было сказать точно: ничего нормального, в то же время что-то совершенно привычное и родное. Парень убрал телефон в карман пиджака и глубоко затянулся. Кроме прежнего оглушительного счастья от нежных поцелуев поры его души пронизывала приятная мягкая тоска по родным стенам. В таком состоянии было приятно просто посидеть на холодной столешнице и нарушать запрет хозяйки квартиры на курение внутри квартиры. Главное – не забыть потом проветрить.       В таком же по-хорошему ленивом настроении, насвистывая незамысловатую мелодию себе под нос, он разогрел себе ужин и принялся неспешно его поглощать под включенный для более живой обстановки телевизор, даже не расстроившись обилию нечаянно просыпанного пепла в своей тарелке. И снова случайно наткнулся на репортаж про одного популярного бизнесмена, отчего скорость поедания супа упала в разы, хотя он даже не вслушивался передаваемое в сообщение, а просто смотрел на съемку с какой-то деловой встречи.       Затем, оставив грязную посуду в раковине с обещанием помыть её чуть позже (как же ужасно жить без посудомоечной машины), Роси направился в ванную: нужно было постирать испачканную в драке форму и помыться самому. Первым делом он скинул пиджак сразу в барабан машинки, следом разделся полностью и, выложив из штанов нескольку купюр и пачку сигарет, общим комком запихнул оставшуюся одежду туда же. Включил машинку на интенсивную стирку и только потом сам залез в ванную.       Всё же сегодня был удивительно отменный день: и на работе им с Верго удалось выяснить точный адрес притона, и с отцом он достаточно давно не разговаривал (кажется, с выходных), и с Дофламинго всё было просто здорово. Росинант медленно, будто бы осторожно провел ладонью сначала по щеке, а затем по губам, погружаясь в воспоминания. Ещё никогда с ним никто не был настолько нежен и ласков: все его прежние поцелуи были либо неловкими и быстрыми, либо страстными и беспорядочными. Если честно, из-за этого он и целоваться толком-то не умел, но это явно не оттолкнуло мужчину: тот явно планировал ещё позвонить, раз так нагло стрельнул себе телефонный номер полицейского. Оставалось только ждать того, как Донкихот расправится со своими делами, освободится и позвонит ему.       Позвонит ему…       Парень выскочил из ванны как ошпаренный, путаясь в шторе и снося её вместе с собой на пол. Даже не выключил воду, а сразу бросился к тумбочке, на которую выложил все вещи из карманов, затем – на кухню, поскользнувшись на своём пути ровно три раза. И, не обнаружив искомого, угрюмо побрёл обратно, сел прямо на холодную плитку перед стиральной машины и закурил опять.       Его телефон время от времени весьма методично постукивал ребром о прозрачную дверцу машинки.