Подержанная гравитация

Джарро получает новости поздно вечером. Внутренний сигнал тревоги коммуникационного импланта гудит достаточно громко, чтобы заставить челюстные кости, рядом с местом подключения, вибрировать в такт себе.       «Надеюсь, это что-то очень важное», — сонно думает он, вяло хлопая по диванной подушке рядом с головой, как будто его собственные аугментации — это будильник, который можно выключить таким банальным способом. Накануне Джарро провёл без малого тридцать шесть часов, беспрерывно выслеживая парочку контрабандистов оружия, собиравшуюся пересечь канадскую границу, и следующие сутки планировал провести в постели, отсыпаясь. Он специально оставил самые подробные инструкции на время своего отсутствия, в которых явно был отмечен тот пункт, чтобы его не дёргали по пустякам. Если выражаться совсем точно, то звучал он приблизительно: «Беспокоить только в том случае, если ОГ29 покатится к чертям собачим».       Но, кажется, кто-то из его подчинённых давно не проверял слух.       Джарро включает экран, сверля недовольным взглядом сообщение, но стоило сонному мозгу осмыслить его, как он тут же вскакивает с кровати.       — Дерьмо, — рявкает он, торопливо натягивая валяющуюся прямо на полу одежду со скоростью, которую можно было объяснить исключительно паникой. — Дерьмо, дерьмо…       Это скорее мантра, чем настоящие ругательства, но разве такие тонкости сейчас важны?       В сообщении говорится о провале лондонской миссии. Четыре агента мертвы, репортёры толпами стекаются на место преступления, весь мир вот-вот окажется у дверей ОГ29 с вопросом: «Что за чертовщина, а?»       И тогда аугам никто не позавидует.       Перед глазами всё ещё стоит строчка, представленная внизу сообщения, прямо под именами погибших: «Директор европейского подразделения ОГ29 Джеймс Миллер ранен при исполнении служебных обязанностей. В настоящее время находится в критическом состоянии, обновления статуса будут приходить по мере получения новой информации».       Его не должно так сильно волновать это обстоятельство. Не должно. По крайней мере, если принимать во внимание весь масштаб катастрофы: мёртвые агенты, мёртвые гражданские, назревающий политический пиздец. Джеймс Миллер — это всего лишь один человек, и более того, единственный, который лучше всех понимал, во что ввязывается. Они оба лидеры. Те, чья работа заключается в том, чтобы брать на себя и риск, и ответственность. Разумеется, Джарро никогда не нравилось терять коллег, но он знал, что на миссиях происходит всякое и излишне рефлексировать по этому поводу — бессмысленно.       И это в одночасье не изменится только потому, что у него что-то — тихое, бессмысленное, чисто физическое — происходит с Миллером.       Всё началось на межведомственном совещании вскоре после того, как Миллера перевели в Прагу. Джарро хотел знать, кем именно был его новый коллега, — стоило признать, он поначалу с подозрением относился к факту, что человек без аугментаций руководит командой города, наиболее раздираемого правительственной войной против аугментации. Однако встреченный мужчина оказался совсем не таким, как он ожидал. Ничего даже отдалённо близкого к тому бесхребетному любителю перекладывать бумажки с места на место, коего Джарро уже успел мысленно поставить во главу центральноевропейского подразделения.       Только тогда, убедившись в беспочвенности собственных подозрений, он предложил Миллеру выпить. А потом также разумно пригласил его в гостиничный номер. И каждый раз, встречаясь после этого — на конференциях или совещаниях, или после редких миссий, требующих присутствия их обоих, — они уединялись в номерах или украдкой трахались в первой же подвернувшейся подсобке. Более чем закономерный результат, и только.       Миллер — достойный человек. Исполнительный, заслуживающий доверия, хорошо заботящийся о своих агентах. Даже Дженсен, судя по электронным письмам, проникся к нему симпатией и уважением — и что это, если не доказательство высшей степени профессионализма?       Кроме того, он очень красив. У него отличный рот. До встречи с Миллером Джарро даже подумать не мог, что в один прекрасный день начнёт испытывать слабость к лёгкой проседи в тёмных волосах.       Так что это нормально, что он расстроен, нормально, что он хочет прямо сейчас, блядь, прилететь в Лондон и врезать по самодовольной квадратной роже Виктора Марченко. ОГ29 — это семья, и любой порядочный агент чувствовал бы на его месте то же самое. А вот что ненормально, так это тугой узел страха в животе, из-за которого Джарро не столько надеется, что всё будет в порядке, сколько надеется, что конкретно с Миллером всё будет в порядке. Одна и та же мысль проносится в его голове снова и снова, как заевшая пластинка: «Если я найду того, кто причинил ему боль…»       Глупо. Опасно. И Джарро не собирается начинать международную погоню за призраками только потому, что его коллега, по совместительству являющийся тайной служебной интрижкой, лежит в критическом состоянии в больнице. Но ему всё равно хочется. Очень сильно хочется. И вот это уже попахивает серьёзными проблемами.       Он слишком сильно привязался к Миллеру, раз в его голову лезут настолько глупые и безрассудные мысли. Ванде преподал важный урок, что никогда не стоит ослаблять бдительность, и теперь Джарро преспокойно отмахивается от полученного кровью и пóтом опыта ради мужчины, любящего выпить с ним и превосходно выглядящего в костюме-тройке.       Кажется, скоро ему придётся составлять длиннющий список под названием: «Правила, нарушенные моими неуставными отношениями с Джеймсом Миллером», который Мандерли сможет повесить на свой холодильник.       Однако ни одна из этих проблем не является той, которую Джарро хочет решить, и в этом и заключается вся плачевность ситуации.       Джарро наспех застёгивает рубашку, затем набрасывает на плечи такую же несвежую куртку, покрытую пятнами запёкшейся крови и оружейной смазки. Он планировал закинуть их в стирку после того, как отоспится, но, видимо, ему ещё предстоит в них ехать в Лондон. На самом деле, это далеко не самый плохой вид, в котором он появлялся на заданиях.       Остальная часть команды просыпается, когда он распахивает дверь: сумки упаковываются, оружие прячется, заспанно моргающие оперативники подбадриваются руганью и пинками более расторопных товарищей. Джарро не может не улыбнуться; у него отличная команда.       — Ладно, ребята, — резко рявкает он. Не нужно орать, когда все и так знают его голос — последняя тройка спящих мгновенно просыпается. — Вы читали сообщение и прекрасно знаете, куда мы направляемся. Через три часа прилетят винтокрылы, и мы все будем на борту, когда они взлетят. Ситуация в Лондоне накаляется — нас может ждать что угодно по ту сторону океана, — Джарро смотрит на каждого из своих людей по очереди. — Будьте готовы.       Синхронное «Да, сэр!» эхом разносится по убежищу.       Джарро не знает, обоснована ли его уверенность или нет. Чёрт, он даже не знает, чувствует ли он себя вообще уверенно. Но это тоже часть работы руководителя — источать уверенность до тех пор, пока сам в неё не поверишь. Он знает, что всё получится не потому, что у него имеются для этого какие-то веские основания, а потому, что он собирается самостоятельно их создать.       Миллер упрямый, его так просто не убьёшь. Ведь он построен на таких же первобытных собственнических инстинктах дорвавшейся до кости собаки, что и сам Джарро, — таких, которые дают Джарро знать, когда у него в руках находится что-то действительно замечательное, и велят держаться за это изо всех сил.       И Миллеру лучше попытаться выжить, думает Джарро, потому что у него есть парочка очень важных вещей, которые он хочет сказать ему, как только приземлится в Лондоне.