Может будет хоть день, может будет хоть час, когда нам повезёт?

Фёдор, держа в руках тарелку с гречкой и котлетой, повалился на старый диван, который чуть не развалился. Скоро развалится, Достоевский уверен: а денег на новый то нету... Тем более, кто в общаге меняет мебель? – такого Фёдор, конечно, ещё не встречал. Общага старая, уже слезли обои, мебель пережила и гениев, и наркоманов, на стене висит ковер, чему Достоевский сначала крайне удивлялся. Наверное, кто то просто решил сделать подделку хрущёвки. Или дачи. Фёдор придумывает план, как выкинуть этот ковер к хуям – уже три года думает и никак не придумает. Лишь когда мать "погостить" приходит, Достоевский расставляет руки в боки и мотает головой: "Ремонт тут делать надо, ремонт..." Глянув в окно, на слякоть и на шатающиеся ветки деревьев, Фёдор грустно вздыхает и хватает в руки пульт, начинает спокойно клацать кнопки. Телевизор тут тоже со времён "за царя Панька", и показывает лишь шесть каналов из десяти. На четырех вечная реклама, а после неё какие то мелодрамы или турецкие сериалы, а два, слава богу, что то показывают. Между каким то юмористическим шоу и "Следствие вели с Леонидом Каневским" Фёдор, естественно, выбирает Следствие вели. Как всегда, в принципе, Достоевский переключается под конец: слышит "Впрочем, это уже совсем другая история" и начинается реклама. Фёдор, закатив глаза, вздыхает, а погода дарит ещё более ужасное настроение. И голуби не курлыкают. Даже они поздыхали в этом месте. Достоевский берёт в руку телефон, а второй всё ещё держит тарелку с едой. Он заходит в чат со своим другом, который живёт через комнату. Ему можно было пожаловаться, но поддерживать он не совсем умеет. У Фёдора было много "друзей", но со всеми дружба держалась не дольше одной недели, ведь Достоевскому было либо лень писать, либо он не знал, что писать. А вот Николая он не забывал: написать ему утром, днём и вечером, не важно, много или мало сообщений, высказать свои проблемы было жизненно необходимо Фёдору. Он даже на пары меньше раз ходил, чем писал Коле. Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо Про то, что больше не могу смотреть на дерьмо, Про то, что больше нет сил, про то, что я почти забил Но не забыл тебя. С жизнью у Фёдора всё плохо было: было до того, как он познакомился с Колей на втором курсе. Достоевский, повторюсь, не ходил на пары, обосновывая это тем, что "Я и так много чего знаю", ел один раз в три дня, лишь гонял чаи, без ничего. На улицу Фёдор выходил страшно редко: на улице холодно и много чего ненужного. Достоевский был очень странным человеком, и поэтому с ним никто не общался, если только не надо что то спросить по поводу учебы. Утро, впрочем, было сегодня тоже не самым лучшим – Фёдор забыл выключить чёртов будильник. Достоевский с закрытыми глазами пытался найти рукой телефон и вырубить будильник, что, на удивление, увенчалось успехом. За стенкой уже кто то орал и ссорился, и Фёдор узнал голос Коли: опять срётся с Дадзаем, с соседом Достоевского через стенку. Ссорились они за сигареты, по крайней мере, Фёдор так услыхал. А если точнее, он знал – Гоголь и Осаму всегда на счёт них ссорятся. Когда Достоевский и Коля только познакомились, Фёдор подумал, что его новый знакомый – типичный маменькин сынуля, весь солнечный и радостный. Но Коля, как оказалось, не сильно уж и клоун: Фёдор боялся его высказываний про свободу, его пристрастие к алкоголю и сигаретам и его пустого, злобного, уставшего взгляда. Звонок телефона прервал возможность слышать ссоры за стеной. Звонил никто иной, как Шибусава – друг Достоевского. Ну, как сказать, друг: Тацухико был слишком послушный, что не нравилось Фёдору. Когда то нравилось, и то, лишь потому, что он сам так же воспитывался. А теперь Достоевскому хочется жить тихо, одному, без родителей и "друзей", которые под прицелом у отца и матери. – Ало, Фёдор! Доброе утро. Как жизнь...? – спросил Шибусава. – Ты ещё спишь? Выйди хоть один раз за неделю на улицу, пробегись где нибудь. Ты себя в зеркало видел?... – Потом перезвоню, – сонно ответил Достоевский и скинул трубку, после чего нашептал несколько ругательств. В общем то, жизнь Достоевского изо дня в день повторялась, что он сам уже начал путаться во днях. С памятью у Фёдора тоже было всё не хорошо: короче говоря, надо начинать на пары ходить. Всё наладится, возможно. ...Про то, что телефон звонил, хотел, чтобы я встал, Оделся и пошел, а точнее – побежал Но только я его послал, сказал, что болен и устал И эту ночь не спал. Стук в дверь вырвал Достоевского из мыслей. – Есть сиги? – не дожидаясь ответа, Коля открыл двери. – Чё? – глянул недовольно Федя. – Тебе такие не нравятся, – Достоевский наконец то начал есть. – Еба-а, котлетки... – улыбнулся подло Коля. – Мамуля всё ещё готовит... А если я ей в подробностях опишу, как её сынуля вчера рюмку за рюмкой...? Фёдор закатил глаза, но сердце его застучало чаще. – Хахахахаха! – рассмеялся Гоголь. – На пары идёшь? Неделю уже тебя не видно. Коля в ожидании смотрит на игнорирующего друга. – Федь, отчислят, – Гоголь перестал улыбаться. – Ну пошли-и-и... – Съеби, – коротко ответил Достоевский, смотря на гречку. Коля с долей грусти глянул в пол, по-кукольному оттолкнулся от дверного наличника и ушёл. Фёдор даже вслед ему не посмотрел. Достоевский не может понять, что он чувствует к этому человеку. Но иногда Коля натуральный долбоёб – ему стоит контролировать свой пиздеж. Фёдор клянётся себе, что больше никогда ему не даст денег на сигареты и не станет пить с Гоголем.