Протёртая душа

Казуха медленно собирает свои вещи, перекладывает что-то с места на место, ничего не замечая. Смена выдалась тяжёлой, он устал и хочет спать. Вот только так просто уйти домой у него не получится, потому что Хэйдзо попросил его подождать, чтобы поговорить. Медбрат знает, чем могут закончиться такие разговоры, но никак не может их избежать, потому что боится. Хэйдзо удалось искусно и мастерски подмять медбрата под себя, манипулируя им, как кукловод, играющий на прочных нитях. Сообщение от психиатра заставляет Казуху вздрогнуть. Он быстро отписывает Хэйдзо о своём местоположении и откладывает телефон на тумбочку в комнате персонала. В груди что-то неприятно давит, а в животе скручивается узел волнения. И каждый раз он чувствует себя именно так, когда предстоит встретиться с Хэйдзо. Психиатр не заставляет себя долго ждать и открывает дверь комнаты уже через пару минут. Казуха вжимается поясницей в край столешницы и обхватывает её ладонями, смотря прямо в зелёные глаза. — Казу, — неожиданно ласковым голосом произносит психиатр и подходит вплотную к зажатому парню. Казуха неосознанно опускает взгляд вниз, потому что боится смотреть в эти глаза дольше минуты. Хэйдзо лишь хмыкает на чужое поведение и утыкается носом в чужую щёку, втягивая лёгкий аромат одеколона медбрата. Казуха вздрагивает и жмурится, чуть ли не проронив писк от страха, но вовремя сдерживает себя. Его голова вжимается в плечи, пальцы сильнее стискивают край столешницы позади себя, а ноги становятся ватными. — Ты… хотел поговорить, — напоминает Казуха, надеясь отвлечь психиатра от себя. Хэйдзо отстраняется и выравнивается, осматривая беглым взглядом бледное лицо медбрата. Он хмурит брови, после чего широко улыбается, видимо вспомнив то, о чём же он хотел поговорить. — Да, — Хэйдзо щёлкает пальцами и по-детски треплет Казуху за левую щёку. — Хочу сказать, что сегодня у меня не будет смены. Казуха поднимает на него глаза и выгибает бровь. — Тогда… Зачем ты сегодня пришёл? И… И кто тебя заменит? — спрашивает медбрат, шумно выдыхая, когда Хэйдзо прижимается своими бёдрами ближе к нему. Хэйдзо склоняет голову набок и смотрит на Казуху широкими глазами, будто выражая удивление. Он усмехается одним уголком губ, после чего качает головой. — Я пришёл за тобой. — За… За мной? — Казуха хочет отстраниться, но вспоминает, что сам загнал себя в ловушку между психиатром и столешницей. — Да, — психиатр кивает. — Тебя же никак не выловишь, вот я и решил прийти за тобой. У тебя же закончилась смена? — Д-да… — Вот и славно, — Хэйдзо хлопает в ладоши и улыбается. — А на замене сегодня Альбедо. Аято мне сегодня сообщил, что Альбедо хочет взять лишнюю смену, поэтому меня отпускают, — объясняет психиатр и кладёт руки на чужие плечи. Хэйдзо отодвигает Казуху от столешницы и, держа за плечи, ведёт того спиной к дивану, аккуратно усаживая медбрата. Быстро закрыв дверь комнаты на щеколду, психиатр возвращается к перепуганному Казухе и присаживается на корточки возле чужих ног. Он ставит локти на колени медбрата и упирается подбородком в собственные ладони, проникновенно глядя ядовито-зелёными глазами в алые. Казуха нервно передёргивает плечам от чужого взгляда и старается дышать медленно и глубоко, чтобы не выдавать свой страх. Но Хэйдзо лишь усмехается на эти попытки сохранить спокойствие, продолжая испепелять медбрата своими глазами. — Я предлагаю тебе два варианта, — шепчет Хэйдзо, не меняя позы. — Либо мы сейчас едем ко мне, либо делаем это здесь прямо на этом диване, — ставит условие психиатр. — Я… — Казуха качает головой, чувствуя, как чужие острые локти давят в колени. — Я хочу отдохнуть сегодня… Я очень устал… — Хочешь домой? — нежно спрашивает психиатр и жалобно сводит брови к переносице так, что Казухе показалось, будто Хэйдзо и вправду проникся к нему сочувствием. Приободрившись, Казуха энергично кивает, думая, что его и вправду вот так просто оставят в покое. — Ох, да… Понимаю… Что ж, — Хэйдзо встаёт с корточек и нажимает ладонью на грудь медбрата, заставляя того откинуться на спинку дивана, — тогда выбираем второй вариант и делаем это здесь, после чего ты едешь домой. Идёт? Казуха шумно сглатывает и вжимается в диван, когда Хэйдзо властно садится на его бёдра и берёт двумя руками за скулы. — Мы… Мы не должны здесь, — шепчет Казуха, путаясь в словах. — Не здесь… П-пож-жалуйста… Хэйдзо… Здесь нельзя. — Нельзя? — Хэйдзо прикусывает нижнюю губу и задумывается, играя в дурачка. — Тогда поехали ко мне? Ах… Да-а-а, — жалобно протягивает он. — Ты же сказал, что устал… — психиатр хлопает себя по лбу. — Ко мне не получится, Казу, ты же устал, да? Казуха до крови прокусывает внутреннюю сторону щеки, чувствуя, как в уголках глаз уже скапливаются слёзы. Хэйдзо прикасается к его губам большим пальцем и давит, заставляя медбрата открыть рот и впустить палец глубже. — Так вот, малыш, — продолжает Хэйдзо тихим и спокойным голосом, удобнее устраиваясь на чужих бёдрах и огибая подушечкой большого пальца язык Казухи. — Хочу напомнить, что за твои выходки я могу пойти к Аято, — напоминает Хэйдзо и давит на корень языка, вызывая тем самым приступ кашля у медбрата. — Я могу рассказать ему о твоём любимом Альбедо, который носится за тем парнем. Ты же не хочешь… не хочешь, чтобы Альбедо пострадал? Думаю, ему не понравится, если его уволят с работы из-за такой маленькой ошибки, — шепчет Хэйдзо и приторно улыбается, считывая в алых глазах глубокий страх. Казуха лишь отрицательно машет головой и жмурится, чувствуя, как сильно боль сдавила виски. Ему хочется вырваться, хочется оттолкнуть Хэйдзо, хочется выбежать из комнаты, но он не может. — Эй, Казу, — психиатр вновь обращает внимание на себя, заставляя медбрата открыть глаза и посмотреть на него. — Почему ты так боишься меня? — в голосе чувствуется едва уловимое сочувствие. — Я не хочу причинить тебе никакого вреда, — горячо шепчет он и кладёт на светлые волосы ладонь, поглаживая вздрогнувшего парня. — Я тебя пугаю? Почему? Неужели тебя что-то травмировало в прошлом? — колко спрашивает Хэйдзо и упирается лбом в чужое плечо, чтобы Казуха не заметил его улыбку. Вопрос заставляет медбрата вздрогнуть и сжать руки в кулаки. Хэйдзо верно подметил про травму, добиваясь именно такой реакции. — Ты можешь мне рассказать, — продолжает пленить своим шёпотом психиатр, придвигаясь ещё ближе к Казухе, ёрзая на его бёдрах. Казуха шумно выпускает весь воздух из лёгких и пытается отвернуться от чужого лица, которое смотрит на него с напускной жалостью. — Я помогу тебе, Казу. Давай же… Расскажи, что тебя так пугает, — Хэйдзо мягко ведёт по чужой шее пальцем, улавливая ускоренный пульс медбрата. — П-пожалуйста… Встань с меня, — очень тихо просит Казуха, чувствуя, как первая слеза упала на щёку. Хэйдзо тут же убирает пальцем влагу с чужой кожи и оставляет на щеке сухой поцелуй. — Тебя что-то ранило в детстве? — не отстаёт психиатр. — Или кто-то? Казуха кусает себя за губу. Дыхание учащается, горло сдавливает невидимый узел, ладони потеют, а сердце готово выпрыгнуть из грудной клетки. — Тебя обижали в детстве? — догадывается Хэйдзо и берёт чужую трясущуюся руку в свою, поглаживая тыльную сторону ладони парня. — Не хочу… — глотая слёзы, говорит Казуха и поднимает заплаканные глаза на психиатра. — Я не хочу об этом говорить… Пожалуйста, Хэйдзо… — Я отпущу тебя сегодня, если ты расскажешь, — психиатр сдерживает улыбку, видя потерянное лицо напротив. — Выбирай: либо расскажешь, либо мы… — он роняет смешок и отпускает чужую руку из своей. Казуха жмурится и кривит губы от подступающей волны слёз. Он не хочет думать, вспоминать и рассказывать, но его вынуждают, буквально ставя перед выбором, который ему не нравится. — Если не начнёшь говорить, — голос Хэйдзо становится грубее, — то я начну стаскивать с тебя одежду, — угрожает он. — А если и против этого пойдёшь, то я направлюсь прямиком к Аято и заложу твоего возлюбленного. Алые глаза смотрят в зелёные и выражают искренний испуг этими словами, но Хэйдзо остаётся при своём. Он все так же холоден, груб и раздражён. Пусть психиатр и любит поиграть, но нервы у него явно слабые. Парень цепляется за вязаный свитер медбрата и тянет вверх, на что Казуха стискивает края одежды, пытаясь удержать её. — Не надо! — сквозь слёзы вскрикивает медбрат, умоляюще смотря на зеленоглазого, который, игнорируя чужую просьбу, пытается стянуть свитер. — Хэйдзо… Пожалуйста! Стой… Стой-стой… Психиатр выпускает свитер из цепких пальцев и угрожающе смотрит в алые глаза, показывая, что терпение уже на исходе. — Рассказывай, — требует он и садится на диван рядом с медбратом. Он поворачивает к нему голову и смотрит вынуждающим и властным взглядом. Эти зелёные глаза готовы просверлить дыру в лице Казухи, раздавить того и растоптать, если он не откроет свой рот и не начнёт говорить. — Что… Ч-что ты хочешь… услышать? — заикаясь, спрашивает Казуха, глотая солёные слёзы, что так настойчиво льются по губам. Хэйдзо поджимает губы на чужой вопрос и цокает, на что Казуха чувствует себя глупым. — Почему ты боишься меня? — повторяет свой вопрос Хэйдзо, искренне не понимая причину чужого поведения, собственно, как и своего. — Я спросил тебя про детство, — он пожимает плечами. — Знаешь, по тебе же видно, что у тебя не всё в порядке с головой, — психиатр постукивает пару раз указательным пальцем по собственному виску. Казуха чуть ли не роняет ироничную улыбку на такое высказывание, но вовремя себя останавливает. — Помнится, ты как-то говорил про своё тревожное расстройство, — Хэйдзо задумывается, прокручивая в голове воспоминания. — Откуда оно у тебя? Казуха вжимает голову в плечи и утыкается взглядом в собственные руки, которые начали перебирать край свитера. Хэйдзо же не сводит с него глаз, давя на медбрата. — Я… Не хочу рассказывать это… — Что «это», Казу? — твёрдым тоном переспрашивает Хэйдзо, вынуждая медбрата открыться ему, пусть и таким ужасным способом. — Давай. Время на исходе. Либо ты сейчас говоришь, либо я… — Мой отчим… — шёпотом перебивает его Казуха, устав слушать эти угрозы, которые в скором времени могут превратиться в реальность. Хэйдзо тут же закрывает рот и готовится внимательно слушать. Казуха прикрывает глаза и прикусывает внутреннюю сторону щеки, понимая, что ему не выпутаться из этой ситуации, поэтому придётся рассказать. — Мой отчим заставлял раздеваться перед ним, — буквально выдавливает из себя Казуха и всхлипывает от нахлынувших воспоминаний. — Он… фотографировал меня обнажённым… л-лапал… п-пристав-вал… — еле-еле выговаривает медбрат. Хэйдзо слегка приподнимает брови от удивления, но не решается перебить парня, который продолжает говорить: — И так… несколько лет п-подряд, — вновь всхлипывает медбрат и обнимает себя за плечи. — Мама… моя мама не обращала на это внимание, а когда я жаловался на отчима, то била меня… била… всегда… Он утирает слёзы толстым рукавом свитера, который тут же впитывает в себя влагу солёных капель. Хэйдзо упирается локтем в спинку дивана и прикладывает кулак к скуле, изучая чужой профиль взглядом. — Он насиловал тебя? — тихо спрашивает Хэйдзо и опускает взгляд на чужие руки, которые вновь перебирают край свитера. Казуха вздрагивает от этого вопроса, щёки вспыхивают, а губы дрожат. — Он… он просто бил меня, но… н-но не… — не может сказать Казуха, чувствуя удушающий стыд за то, что рассказывает. — Он не занимался со мной… этим… просто… п-просто фотографировал и трогал… н-но… нет… — на выдохе заканчивает Казуха, чувствуя, как в комнате стало душно, а воздух всё хуже и хуже поступает в лёгкие. Хэйдзо почёсывает кончик носа и прищуривается, глядя в потолок. Он, конечно, давно подозревал, что детство у этого парня было травмирующим, но не ожидал, что настолько. — А друзья у тебя были? — тихо спрашивает Хэйдзо и закидывает ногу на ногу, чувствуя укол вины за то, что так нагло пристаёт к медбрату. — Никого, — Казуха качает головой и крепко сжимает одну руку второй, чтобы унять тремор. — Никого… с кем бы я мог поделиться с-своими п-переживаниями… — очень тихо говорит он, чувствуя на языке какой-то неприятный привкус. Хэйдзо устало закрывает глаза, пытаясь не думать о чувстве вины, которое так настойчиво сейчас душит его. Ведь он правда испытывает к Казухе искреннюю симпатию, которую проявляет таким ужасным способом, потому что иначе не умеет. — Казу… — тихо зовёт Хэйдзо, ощущая, как из тела пропал весь азарт. Психиатр тянется к замершему Казухе и кладёт руку на плечо, отчего медбрат вздрагивает и вскакивает с дивана, во все глаза смотря на не менее потерянного Хэйдзо. — Я… Я рассказал тебе то, что ты хотел услышать, — дрожащим голосом говорит Казуха, обхватывает себя за плечи и отворачивает голову, чтобы не смотреть в чужие глаза. — П-пожалуйста… уходи… ты поставил условие… п-прошу тебя… Я рассказал, поэтому ты должен оставить меня, как и обещал, — продолжает он, глотая слёзы и задыхаясь. — К-казу, — Хэйдзо встаёт с дивана и подходит ближе к медбрату, но последний отшатывается и шумно ударяется спиной об стену, но, кажется, даже не замечает боли из-за потрясения от нахлынувших воспоминаний. — Позволь мне помочь тебе. — Уходи… Уйди… Прошу тебя, Хэй, — задыхаясь, произносит светловолосый, понимая, что совсем перестаёт контролировать себя. Хэйдзо делает ещё одну попытку достучаться до парня и привести его в чувства, поэтому подходит ближе, чтобы прикоснуться, но его ладонь обжигает боль от невероятно сильного шлепка. — Уйди! — чуть громче просит Казуха, широко и угрожающе глядя на Хэйдзо, в котором сейчас он видит опасность. — Уйди, твою… мать… — голос вновь становится тише, словно теряет силу. — П-пожал-луйста… Ты… мне страшно… Ты пугаешь меня… Умоляю… Казуха смотрит на него со страхом, тело чувствует опасность, сигнализируя о том, что напротив стоит угроза. Хэйдзо, поняв, что медбрат не хочет принимать его помощь, резко хмурится и в один широкий шаг подходит к Казухе, вжимая того в стену. Он нависает над ним, а медбрат, сжавшись в комок, чувствует себя слишком маленьким и жалким перед психиатром. — Я просто… — выдыхает Хэйдзо шёпотом прямо в искусанные губы светловолосого. — Просто… хочу тебе помочь, идиот… — Ты… — Казуха стискивает зубы. — Мне не нужна помощь. Единственное, с чем ты можешь помочь — уйти отсюда… — У тебя начинается паническая атака, — грубо обрывает его Хэйдзо и отталкивается от стены. Парень подхватывает свою брошенную в угол сумку, выходит из комнаты и оглушительно хлопает дверью, вызывая у Казухи гул в ушах. Парень скатывается по стенке и садится на пол, поджимая ноги. Шум не стихает, а лишь накатывает с новой силой и заставляет парня прижать ладони к ушам. Он не должен был рассказывать, не должен был вновь вспоминать своего отчима, но Хэйдзо вынудил. Хэйдзо опять довёл его, кажется, не чувствуя никакой вины за это. — Прид-дурок… — всхлипывает Казуха, сам не зная, обозвал он себя или психиатра. Ему слишком плохо, он пытается встать, но ватные ноги не держат, поэтому Казуха валится обратно на пол, больно ударяясь коленями. Пытаясь держаться за стену и игнорируя дрожь во всём теле, парень вновь встаёт, понимая, что скоро упадёт. — Да-да! Я сейчас переоденусь и приду! — слышится за дверью комнаты голос Чайльда, который пришёл на смену. — Ну кто виноват, что там были пробки? Я опоздал на пять минут, — жалобно звучит чужой голос. Казуха потерянно осматривает комнату и делает последний рывок, чтобы на подкашивающихся ногах практически доползти до дивана и упасть на него, когда дверь в комнату открывается. — Ой, Казуха, — удивляется Чайльд и снимает чёрную рубашку, оставаясь в белой футболке. — Ты чего тут? Злой Альбедо задержал на смене и заставил отработать лишнее время? — смеётся рыжий, но через секунду унимает смех, не видя от медбрата никакой реакции, кроме дрожи в теле. Чайльд аккуратно и тихо подходит к светловолосому и нагибается, смотря в его заплаканное лицо. Голубые глаза тут же потерянно обводят комнату. — Эй… Казу, — тихим голосом зовёт Чайльд и присаживается на корточки, думая о том, зашёл он вовремя или же нет. Казуха поднимает на него алые глаза и стыдливо хмурится, не желая, чтобы кто-то видел его в таком состоянии, но сил прогнать Чайльда совсем нет. — Эй-эй, — с лёгкой паникой в голосе говорит рыжий и мягко берёт чужие ладони в свои, обводя их большими пальцами. — Казу, смотри на меня. Казуха переводит взгляд на голубые глаза и только сейчас понимает, что всё расплывается. Кажется, медбрат взял его за руки, но его касания кажутся такими отдалёнными, что Казуха практически их не чувствует. — Я не хочу раздеваться… — жалобно отвечает Казуха, смотря сквозь рыжего стеклянными глазами. Лицо Чайльда вытягивается от этих слов, а пальцы, которыми он гладит чужие ладони, резко замирают. Рыжий оглядывается, после чего вновь возвращает внимание на светловолосого. — Казу… тебе не надо раздеваться… — отвечает Чайльд, всё ещё не понимая происходящего. — Правда? — всхлипывая, с надеждой спрашивает Казуха и слегка улыбается. Чайльд хмурится, всё ещё силясь хоть что-то понять, но у него не выходит. Не видя никакого сопротивления со стороны парня, рыжий садится рядом на диван и обхватывает хрупкое тело Казухи, прижимая к себе и укладывая его голову на своё плечо. Сейчас он не знает, что может сделать, но уверен, что объятия могут помочь во многих случаях. Чайльд запускает пальцы в спутанные светлые пряди, на которых еле-еле держится резинка для волос, и мягко поглаживает чужую голову. Казуха вздрагивает пару раз от чужих касаний, но быстро расслабляется в сильных руках рыжего, который, кажется, что-то шепчет ему на ухо, вот только Казуха не может разобрать ни единого слова. Так они просидели ещё около пяти минут, пока Казуха не вытер последние слёзы со своего лица и не выпутался из чужих объятий. Смотреть на Чайльда стыдно, поэтому светловолосый утыкается взглядом в пол и нервно прикусывает губу, вновь думая о том, как же сильно он унизился. — Тебе… легче? — осторожно спрашивает Чайльд, невольно замечая на своей футболке мокрые пятнышки от чужих слёз. Казуха лишь кивает и встаёт с дивана на подрагивающих ногах. Он быстро берёт с крючка лёгкую вечернюю куртку, подхватывает рюкзак и, так же не смотря в сторону рыжего, говорит: — С-спасибо… Чайльд встаёт с дивана, всё ещё чувствуя волнение за парня, но Казуха быстро открывает дверь и выходит из комнаты так, будто здесь совершенно ничего не произошло. Потерянный и всё ещё ничего непонимающий рыжий стоит посреди комнаты и смотрит в дверь, которая тут же открывается, а на пороге появляется Альбедо. — Чайльд, — блондин проходит в комнату для персонала с намерением немного поругать коллегу за то, что тот опаздывает на смену, но, увидев его лицо, весь пыл сходит. — Чайльд? Рыжий, который словно только сейчас заметил чужое присутствие, резко встряхивает головой и смотрит в чужие глаза, в которых читается вопрос. — Что-то случилось? — Альбедо бегло осматривает комнату и возвращается к Чайльду. — Я видел Казуху, который пулей выбежал отсюда… — Я… э… — рыжий кашляет в кулак, приходя в себя. — Это совсем не то, о чём можно подумать… просто… Кажется, Казухе было плохо, вот я и помог ему успокоиться… Альбедо скептически выгибает бровь и скрещивает руки на груди. — Просто… когда я подсел к нему, чтобы узнать, что случилось… — Чайльд, всё ещё ошарашенный происходящим, не знает, как объяснить психиатру ситуацию. — Он сказал, что не хочет раздеваться… — заканчивает Чайльд, сам не веря своим словам. — Я понял тебя, — сохраняя спокойствие, холодным тоном произносит Альбедо, хоть и чувствует в груди неприятное покалывание. — Приходи в себя и пошли работать, я подожду на третьем этаже, — снисходительно заканчивает психиатр и сдержанно улыбается. — А с Казухой попробую поговорить завтра.