Протёртая душа

Казуха дрожит всем телом, упирается ладонями в пол, чтобы подняться, но по рукам проходит настолько сильный тремор, что локти сгибаются. Ему хочется сбежать отсюда, из этой комнаты, из компании Хэйдзо, который, потеряв к нему всякий интерес, просто смотрит в потолок немигающим взглядом, а уголки его губ постоянно подрагивают в нервном напряжении. Взгляд алых глаз притупляется в пол, пальцы леденеют, а тело вздрагивает на любое незначительное движение со стороны Сиканоина. И этот парень говорил Казухе, что любит его. Пусть Каэдэхара и не верил ему изначально, но в этой больнице он убедился полностью в том, что у Хэйдзо просто больная зависимость, направленная на собственное удовольствие. Казуху прошибает холодный пот лишь от воспоминания первого дня, когда, вылечив ноги от перелома, его привезли сюда. Бывший медбрат пришёл в ужас, когда в его палату привели Сиканоина и представили, как лечащего психиатра. Конечно же, ни о каком лечении речи и не шло. Каждый сеанс терапии начинается с изучения тела пациента, потом секса, а затем — напоминания, насколько же Казуха жалок в своём положении. Хэйдзо калечит его, усугубляет болезнь, травмирует ещё больше и так потрёпанную психику парня. Может, Каэдэхара и сказал бы кому-то об этом, но Хэйдзо прав — Казуха слабый человек, который будет терпеть унижения и молчать до последнего. — Казуха… — его отзывает приятный голос, и парень поворачивается. К нему идёт подруга, с которой он познакомился здесь, в лагере. Им повезло оказаться в одном отряде и сойтись характерами, поэтому парень проводил с девушкой много времени. — Привет, Лайла, — Каэдэхара коротко улыбается и прячет руки за спину, неловко смотря в землю под ногами. Лайла подходит ближе, перебирает тонкими пальцами край своей майки и улыбается в ответ. — Кажется, мы единственные, кто остался? — спрашивает девушка и оглядывается. Вокруг них куча людей: дети и подростки, а также родители, которые приехали их забрать. Казуха грустно улыбается, смотря на то, как радуется один парень из его отряда. — За тобой тоже не приехали родители? — задает вопрос Лайла. — Да, — спокойно отвечает Каэдэхара, уже не расстраиваясь по поводу того, что каждый раз он уезжает домой на автобусе. — А твои? — Мама позвонила мне и сказала, что они с отцом сильно задержатся, потому что на дороге какие-то проблемы, — девушка прикусывает губу. — Поэтому я подожду здесь. Может, посижу с нашими вожатыми напоследок, — она улыбается. — А я… — Казуха поднимает взгляд в небо, видя, как сгущаются тучи. — Дождусь автобуса… — Почему твои родители не заберут тебя? — осторожно спрашивает Лайла и склоняет голову набок. Казуха перебирает пальцы за спиной и оглядывается, вновь провожая взглядом счастливых ребят и их родителей, которые успели соскучиться по своим детям. — Они никогда не забирают меня. Воспоминание заставляет Казуху оттянуть одну прядь со лба. Алые глаза внимательно рассматривают пепельные волосы между указательным и средним пальцами. Парень без понятия, почему именно сейчас его мозг решил вспомнить день из лагеря, когда Казухе было около пятнадцати лет. Хэйдзо встаёт со стула, громко скрипнув им о пол. Каэдэхара дёргается и сильнее зажимается спиной в угол, поднимая испуганные глаза на психиатра. Сиканоин идёт к нему тяжёлыми шагами. На лице зеленоглазого успела высохнуть алая кровь, которая также расплылась пятнами по когда-то белоснежному халату. — Вставай. Надо идти, — шепчет Хэйдзо и тянет руки к пациенту. Казуха резко отшатывается в сторону, упирается пятками в пол и отталкивается, пытаясь отползти подальше, позабыв о том, что может вывести психиатра из себя. Он забивается в другой угол, оказывается в ловушке, из которой нет выхода. — Казу… — Хэйдзо вздыхает, присаживается на корточки и внимательно смотрит в перекошенное от страха лицо напротив. — Почему ты боишься меня? Я же хочу подарить тебе жизнь… — с искренним непониманием произносит он. — Не дари то, что собираешься отнять, — ровным голосом шепчет пациент, что сразу же удивляет его. Сиканоин вздёргивает бровь, после чего смеётся, будто Казуха удачно пошутил. «Он… он правда… правда не понимает?» — приходит мысль Казухе. И в этот момент Каэдэхара уверен, что Хэйдзо болен куда серьёзнее, чем он. В действиях и словах Сиканоина зачастую не удаётся проследить осознанности, парень пугает и душит собой. — Не дёргайся… Не дёргайся, Казу… — голос Хэйдзо сладко льётся в ухо Казухи, который лежит в кровати своей палаты, прижатый чужим телом. — Отпусти… Отпусти меня, Х-хэй… — практически плача, просит пациент. — Я просто хотел узнать кое-что, а ты так грубо меня оттолкнул, — психиатр цокает и сильнее заводит руку Казухи за спину. Пациент вскрикивает в матрас, чувствуя влагу на своих щеках. — Так вот… — возвращается к теме психиатр. — Расскажешь о своём отчиме? Тело пациента вновь бьёт током от напоминания о том человеке. Казуха оглядывается через плечо и смотрит с болью в глазах на психиатра. — З-зачем? Я рассказывал о нём ещё тогда… В больнице… — жалобно, чуть ли не скуля, напоминает Каэдэхара. — Когда ты поставил мне условие. — Какое? — Хэйдзо хмурится, обращаясь к своей памяти. — Либо я рассказываю тебе о детстве, л-либо… — А, точно, — перебивает его Сиканоин и мило улыбается. — Но я услышал мало информации, поэтому… — Не хочу… — шепчет Казуха, вытирая мокрые щёки о край одеяла под собой. — Я твой психиатр, — напоминает Сиканоин и отпускает руку Казухи, рывком переворачивая того на спину, чтобы оседлать чужие бёдра. — Поэтому расскажи мне, что именно делал с твоим телом отчим, — шепчет Хэйдзо, не скрывая удовольствия по поводу этой темы. Ещё одно воспоминание в голове заставляет тело Казухи вздрогнуть. Есть ощущение, что его мозг просто сломался, поэтому подкидывает самые разные обрывки прошлого, чтобы довести своего хозяина. — Казуха, — тяжёлый, неискренний и пугающий голос Хэйдзо заставляет вернуться Каэдэхару в эту жестокую реальность, — нам надо идти. Сиканоин вновь тянет руки к пациенту, который вжимается в стену, мечтая лишь провалиться в неё. Психиатр, чувствуя, как волна злости вновь раскатывается по его телу, хватает Казуху за запястья и рывком поднимает с пола. От боли в руках Каэдэхара вскрикивает, за что тут же получает лёгкую пощёчину, которой Сиканоин желал привести пациента в чувства. Но Каэдэхара лишь по новой заливается градом слёз, всхлипывая и дыша через рот, жадно хватая ценный кислород. — От-пус-ти, — запинается Казуха, пытаясь вытянуть запястья из крепкой хватки, но психиатр пережимает руки до покраснения. — Заткнись… — шипит Сиканоин и вбивает Казуху спиной в стену, отчего из пациента выходит резкий поток воздуха. — Я всего лишь желал помочь тебе, а ты… — голос дрожит от злости, руки хотят ударить трясущегося и зажатого пациента, но Хэйдзо продолжает лишь сжимать его запястья. — Может, не стоило покрывать тебя? Может, следовало сразу пойти к Аято и рассказать, кто убил Син Цю? Казуха вздрагивает и громко всхлипывает. Он жмётся к стене, хочет увеличить расстояние между ним и Хэйдзо, но последний лишь сильнее вжимается в него. — Что скажешь, Казу? — Сиканоин склоняет голову набок и впивается ногтями в разодранные запястья пациента, слыша тихое мычание. — Из-за тебя я тоже вляпался. Понимаешь? Я решил, что хочу помочь тебе, а в итоге застрял в яме вместе с тобой, — шипит прямо в лицо Каэдэхаре. — Какого чёрта ты вообще прогнулся под мольбы Син Цю? А, слабак? Казуха удивлённо приподнимает брови на чужую просьбу. Алые глаза бегают по лицу Син Цю, который сидит на кушетке в процедурном кабинете и болтает ногами. — Прости, что ты сказал? — переспрашивает Казуха, надеясь, что он ослышался или неправильно понял чужие слова. Пациент грустно усмехается, смотрит в пол и сжимает пальцами край кушетки. — Помоги мне… — Син Цю поднимает глаза на медбрата и смотрит так проникновенно и жалостливо, что у Каэдэхары сжимается сердце. — Помоги мне покончить с собой… Хэйдзо тянет Казуху на себя, отрывая того от стены. Психиатр прижимает пациента к себе, обвивает руки вокруг талии и сильно сжимает, игнорируя чужие попытки вырваться. Сиканоин приближается к уху парня и тихо шепчет: — На тебя так легко надавить… — говорит с таким удовольствием, словно смакует эти слова. — Син Цю пробил тебя на жалость и заставил помочь ему… — горячий шёпот выжигает кожу уха. — А я… — Хэйдзо хрипло смеётся, и Казуху пробирают мурашки. — А я вытащил из тебя признание… события того дня… как ты помог бедному парню избавиться от себя, — смех вновь вырывается из груди психиатра. — Ты сам признался мне, потому что на тебя так легко давить… Эти слова заставляют Каэдэхару вновь окунуться в воспоминания. — Стой… Стой, Казу, — психиатр ловит парня за руку, нежно обводя пальцами чужую ладонь. Они стоят в комнате для персонала, куда зашёл Сиканоин, намереваясь найти медбрата. Казуха стоит около стены, смотрит широкими глазами в пол и чувствует, насколько тёплая у психиатра рука. — Казу, — нежно шепчет Хэйдзо и приподнимает одним пальцем голову медбрата за подбородок. Они встречаются глазами, и Казуху пробирает дрожь. — Что случилось? — Сиканоин сжимает чужую руку крепче, в попытках как-то помочь и успокоить. Глаза Казухи красные от слёз, его тело дрожит так сильно, что Хэйдзо чувствует это через прикосновения. Скорее всего, эта реакция вызвана недавними событиями в больнице. — Ты переживаешь из-за того, что случилось? — догадывается Хэйдзо, переплетая свои пальцы с чужими. — Я слышал, что недавно умер пациент, которого ты знал… Казуха кривит губы и в один миг заливается слезами вновь. Из его горла вырывает всхлип и короткий вскрик. Каэдэхара не может принять факт, что он приложил руку к чужой смерти. Он не остановил пациента, не доложил об этом кому-то из психиатров, не сделал ничего, чтобы спасти одну жизнь. — Казу, ответь мне, — Сиканоин прищуривается, изучая напуганные алые глаза. — Что произошло? Почему ты так расстроен? Эти вопросы заставляют тело Казухи обмякнуть, поэтому ослабевшие ноги подкашиваются, и Каэдэхара оседает на пол. Хэйдзо, слегка растерявшись, тут же опускается на колени рядом с медбратом, обхватывая своими руками его скулы и поворачивая лицом к себе. — Люди умирают и это нормально, — шепчет Хэйдзо. — Не надо так горевать по какому-то человеку, с которым ты не был близок… Шёпот пленит, Казуха теряет связь с реальностью и падает лбом на плечо психиатра, желая лишь, чтобы мысли перестали копошиться в голове, словно рой пчёл, что так больно жалят. — Я… я не м-могу… Я не должен был… — истеричный тихий голос окутывает помещение. — Я… Б-боже… — судорожно вздыхает Каэдэхара, чувствуя, как его тошнит. Хэйдзо гладит его по спине тёплой ладонью, прокручивая в голове чужие слова. На лице появляется тень ухмылки, после чего Сиканоин обращается к медбрату: — Полиция тебя вывела, да? — говорит с таким сочувствием, что Казуха медленно поднимает голову и смотрит на психиатра. — Говорят, что ты был с пациентом в тот день… Чёрт, наверное, это ужасно, когда тебя подозревают, — он цокает и качает головой, чувствуя, как крупная дрожь пробила тело медбрата. — Но ты же не виноват ни в чём, верно? Ты очень хороший, добрый и эмпатичный человек, Казуха, — Сиканоин мягко улыбается и смотрит нежными глазами в глаза напротив. Хэйдзо, устав уговаривать пациента, резко подхватывает лёгкое тело и закидывает себе на ноющее плечо. Он шипит от боли, но игнорирует недавнюю работу Чайльда. — Поставь меня на пол! — Казуха ударяет кулаком по спине Хэйдзо, за что получает сильный шлепок по ягодицам и замолкает. Сиканоин идёт к двери, открывает её ключом и выходит из коридора. Зелёные глаза с лёгкой паникой бегают по стенам, пока мозг думает, как действовать. Парень сжимает губы в тонкую линию и поворачивается к лестницам, быстро ныряя за дверь. Пусть Казуха и мало весит, но ощутимо давит на избитое кулаками тело. Быстро перепрыгивая ступени, Хэйдзо добирается до нужного этажа и направляется к палате. Казуха продолжает бить слабыми кулаками по чужой спине, но Сиканоин игнорирует незначительные удары, думая лишь о том, что у Чайльда выходило намного больнее. На удивление, в коридорах психиатр не встретил ни одного человека, что, конечно, сыграло на руку всему этому безумию. Одной рукой Сиканоин вынимает ключи, открывает палату и заходит внутрь. Он скидывает с плеча чужое тело на кровать и закрывает дверь на несколько оборотов, оставив ключ внутри. — Слушай внимательно, — Хэйдзо подходит к сидящему на кровати и заплаканному пациенту, ставя руки на матрас по бокам от чужого тела. — Я пойду к охране, чтобы удалить все сегодняшние видеозаписи, — говорит так тихо, будто в комнате они находятся не одни. — Если расскажешь хоть кому-то о том, что случилось, я убью тебя, не раздумывая, понял? — шипение срывается с уст, заставив Казуху нервно сглотнуть и подавиться всхлипом. Парень быстро-быстро кивает, приняв угрозу к сведению. Честно говоря, он и не против быть убитым, лишь бы сейчас не переживать весь этот ужас. Хэйдзо скрипит зубами, сжимает руки в кулаки и учащённо дышит, обдумывая план действий. Он уверен, что Казуха, как и всегда, будет держать язык за зубами, но Сиканоин ни разу за всю жизнь не доверял никому на все сто процентов.

***

Чайльд заезжает на территорию больницы и паркуется. Избитые в кровь руки медленно отпускают руль и тяжело падают на колени. Альбедо так и не проронил ни единого слова за весь обратный путь. Кажется, перед его глазами до сих пор стоит разбитое лицо Хэйдзо. — Бедо, — Чайльд отзывает психиатра, но тот никак не реагирует на его голос. — Послушай… Эм… Прости, пожалуйста… Я не хотел доставить тебе проблем. Блондин, так и не повернувшись к медбрату, тихо отвечает: — Ты доставил их не мне, а себе, — звучит грубо, особенно холодным и тоскливым голосом Альбедо. — Понимаешь, что за избиение, заснятое на камеру, тебя могут наказать? — П-понимаю, — отвечает Чайльд с придыханием, думая о причинах своего поведения, которые так сильно развязали ему руки. — Н-но… Но мне есть, чем ответить. Альбедо лениво переводит взгляд на парня и прожигает того своим голубым пламенем глаз. Он устал. Скарамучча так и не хочет видеть Альбедо, Чайльд избил Хэйдзо, а собственная психика уже готова бить тревогу. — Чем же? — психиатр отводит глаза и притупляет взгляд в окно. — То, что ты рассказал, нигде и никак не зафиксировано… У тебя нет доказательств того, что сказал Хэйдзо, ведь всё это было лишь на словах, — отмечает Альбедо, думая о том, как же сильно медбрат сейчас может вляпаться, а лишняя проблема усугубит общую ситуацию. — Прости, — шепчет Чайльд. — Н-но… Я не мог слушать, что Хэйдзо говорил про Скара… Думаю, ты и сам не сдержался бы, — Чайльд выразительно смотрит на профиль Альбедо, который прислоняет пальцы к губам, продолжая задумчиво разглядывать угол здания больницы. — В этом и разница, Чайльд, — Альбедо оборачивается через плечо и смотрит на Чайльда с каплей разочарования, но не осуждения. — Я бы не смог так избить человека, что бы он не говорил. Чайльд чувствует укол совести, но где-то глубоко в душе считает, что поступил правильно. Хэйдзо получил по заслугам, пусть простого избиения для него мало. Альбедо притих, закрывает глаза и коротко смеётся, что удивляет медбрата, ведь смех от психиатра он не слышал уже давно. Рыжий внимательно заглядывает в чужое лицо, ища причину смеха, но видит лишь пару блестящих капель, текущие по щекам. — Я… — начинает дрожащим голосом Альбедо и утирает капли с лица рукавом бежевой рубашки. — Я устал, Чайльд… — говорит он честно, насколько может, хотя даже самому себе не хотел в этом признаваться. Рыжий прикусывает язык и замирает. Кажется, у него в голове впервые пропали все мысли и слова, которые он может сказать. Альбедо откидывается на спинку кресла и прижимает к глазам ладони, лишь бы остановить слёзы, но курок спущен. Он так долго не плакал, что сейчас будет нереально остановиться. — Я так… чертовски… устал, — по словам говорит блондин, чьи губы дрожат от приступа слёз. — Бедо… — Чайльд тянется к парню, кладёт руку на плечо и сильно сжимает, чтобы отвлечь психиатра на себя, но того лишь пробивает крупная дрожь. Альбедо старается не издавать звуков, всё ещё пытается остановить слёзы, но те давно просились наружу. Психиатр кладёт мокрую ладонь на лоб, после чего проводит по волосам, смотря опустошённым и разбитым взглядом вперёд. — Я не виноват… я знаю, что не виноват ни в чём, — блондин переводит покрасневшие глаза на медбрата, видя от того поддержку. — Н-но почему? Почем-му, Чайльд? Почему моё сердце болит каждый раз… каждый день, когда Скарамучча всё ещё не хочет меня видеть? З-знаю… Я знаю, почему он не готов к этому, н-но… — Альбедо жмурится и больше не пытается стереть слёзы с лица. — Но я каждый… каждый день виню себя в случившемся… Медбрат шумно сглатывает вязкую слюну, тянет вторую руку к Альбедо, подсаживается на край сиденья и прижимает трясущееся тело блондина к себе. Он впутывает пальцы в светлые волосы, гладит голову, пока Альбедо, не сдерживаясь, ревёт ему в плечо. Психиатр тянет руки к чёрному худи Чайльда, стискивает плотную ткань и дрожит. Звуки больше не смущают, как и слёзы, которыми он пачкает рыжего. — Ты не виноват, — шепчет Чайльд, массируя подушечками пальцев чужую голову. — Я понимаю, насколько тебе тяжело, но Скару правда нужно время, чтобы… принять… — рыжий не особо силён в психологии, ведь он обычный медбрат, но не поддержать Альбедо просто не может. — З-знаю… — всхлипывает Альбедо и сжимает зубы, утыкаясь кончиком носа в плечо парня. — Чёрт… — практически скулит, не понимая, как прийти в себя и успокоиться. — Тише-тише, — шёпот Чайльда и его тёплые руки так успокаивают, что у Альбедо падает сердце. — Всё будет хорошо… Мы все справимся с этим, а я всегда помогу, — говорит так искренне и нежно, что сердце Альбедо разбивается полностью. Психиатр поднимает голову, выпутывается из чужих объятий и, сочувственно глядя в глаза, спрашивает: — Почему ты такой? — Какой? — рыжий коротко улыбается и обхватывает указательный палец другими, массируя фаланги. — Всем помогаешь, — спокойно отвечает Альбедо, промачивая рукавами рубашки остатки слёз. — Ты успокаиваешь меня, хотя сам не в лучшем эмоциональном состоянии, — тихо и ровно продолжает он. — Ты помогал Казухе, когда у того случилась истерика. И Скар… — Скар? — резко переспрашивает рыжий, чувствуя себя неуютно под такими внимательными голубыми глазами. — Я же… — Альбедо улыбается уголком губ, по-доброму смотря на медбрата. — Я же вижу каким взглядом ты на него смотришь, — говорит чуть тише, и у Чайльда что-то разбивается внутри. — И ты… ты не пытаешься забрать Скара. Ты не встаёшь между нами, пусть и влюблён в него, — говорит уверенным голосом психиатр, видя, как резко теряется рыжий. — Ты делаешь всё ради других, но не ради себя, — эти слова звучат с сочувствием и сожалением. — Бедо, прости… я не… — хочет сказать Чайльд, но Альбедо кладёт свою руку на его и несильно сжимает. — Я понимаю… — продолжает блондин. — И заметил это давно… Но я не злюсь, — пожимает плечами и прислоняет указательный и средний пальцы к глазам, давя на них, потому что вновь чувствует прилив слёз. — Все мы люди, в-верно? И я не против того, что ты чувствуешь к Скару, н-но… — парень убирает пальцы от глаз и с какой-то непередаваемой болью смотрит в глаза Чайльда. — Но? — на выдохе переспрашивает медбрат, чьё сердце ходит ходуном. — Но ты же… Тебе… больно… Правда ведь? — психиатр сжимает руку Чайльда в своей. — Ты готов жертвовать всем, чтобы остальным было хорошо, а себе в последнюю очередь, — отмечает психиатр, прикусывая губу. — Я не ревную Скара к тебе… Знаю, что ты не встанешь между нами… Я не против… но мне каждый раз гадко думать, что ты просто закапываешь себя… Чайльд коротко улыбается, тянется к Альбедо и вновь заключает того в объятия. Из психиатра вырывается судорожный вздох, он кладёт руки на чужую спину и замолкает. — Мне и так хорошо… Да, я многое делаю для других, но это касается только близких мне людей, — отвечает Чайльд. — У меня на всё свои причины, поэтому я не хочу, чтобы ты думал об этом, — успокаивает он и заводит мокрый светлый локон волос Альбедо за ухо. — Давай вернёмся в больницу? Думаю, нам пора.