Глинтвейн

Гермиона не любит горячий шоколад. Не кофе и не какао, а так, непонятная белиберда, оседающая на зубах так, что ходи и отплёвывайся потом целый день. И Рон, зная о нелюбви супруги к этому напитку, каждый год в канун Рождества преподносит ей именно его. — Спасибо, — говорит Гермиона сдержанно, принимая подношение и потирая друг об друга ступни в колючих шерстяных носках. — Забыл, что в прошлом году обещал научиться варить глинтвейн? — Могла бы хоть спасибо сказать. Я его для тебя делал. — Что делал? Залил кипятком порошок? Когда я миллион раз просила тебя не заваривать мне эту гадость? Рон мрачнеет. Видимо, в его понимании, забота — это раз за разом игнорировать просьбы и из года в год готовить ей именно треклятую кружку горячего шоколада. Наверное, Гермиона ведёт себя неправильно. Наверное, как любящая жена она должна быть чуть мягче, но они с Роном давно перешли на тот фатальный этап отношений, когда в партнёре раздражает каждая мелочь. Хотя, Рон, кажется, её всё ещё любит. По крайней мере, в кругу семьи он постоянно называет её матерью их будущих детей. Гермиона не хочет детей. Её устраивает такая жизнь: любимая работа, мурчащий у ног Крукшанкс, долгие вечера с книгой у камина. Тихо, размеренно. Рон хочет ватагу орущих отпрысков и ежевечерние семейные посиделки. Рон любит горячий шоколад и каждый раз, когда они приходят в Нору, просит Молли сварить его. Гермиона любит глинтвейн, но знает лишь одного человека, который в совершенстве владеет рецептом его приготовления. Раз за разом она возвращается к нему. — Куда ты собралась? — грубовато спрашивает Рон, пока Гермиона, встав у зеркала, накручивает на шею бесконечно длинный вязаный шарф. Зима в этом году особенно холодная. — К Снейпу. — В канун Рождества? Скоро гости придут, Гермиона. Не можешь хотя бы до завтра подождать? К сожалению, у Гермионы другие планы. — Не могу. Мне нужно составить отчёт. Снейпа освободили по амнистии спустя пять лет после начала заключения. Гермиону, как новоиспечённого правозащитника, торжественно приставили к нему, заклинав тщательно следить, чтобы бывший профессор не свернул на старую дорожку. В Министерстве так и не удосужились выяснить до конца, в чём Снейп был повинен, а в чём нет, потому что, во-первых, он ничего не отрицал и, несмотря на все уговоры, признал себя виновным по всем статьям. Во-вторых, он не мог говорить. Разодранное Нагайной горло не удалось восстановить даже самым опытным медикам. Повреждение голосовых связок было настолько сильным, что Снейп не мог издать даже тихого хрипа. Рон говорил, что так он ему нравился гораздо больше. Обязанности Гермионы расплывчаты, поэтому она может навещать Снейпа хоть каждый день, не вызывая подозрений. Рон со спокойным сердцем отпускает её «нянчиться с калекой». Из-за его мерзких слов она чувствует себя просто отвратительно. — Что в коробке? Убрав волосы с лица, Гермиона суёт большой квадратный свёрток подмышку. — Подарок. — Снейпу? — Рон почти смеётся. — Это всё равно, что Гринчу подарки дарить. Думаешь, он оценит? Гермиона уходит молча и аппарирует в Хогсмид, попадая в самую гущу событий. Волшебники и волшебницы толкутся, снуют между украшенных домов и магазинов, желая друг другу счастливого Рождества. Пахнёт мёдом и печёными яблоками; продавцы стоят снаружи, выкладывая на прилавки самую разную снедь, не забывая время от времени обновлять согревающие чары. Тихий снег ложится на дорожку, которая становится ýже, когда Гермиона приближается к окраине деревни. На подходе к одинокому дому она уже высоко задирает ноги, как лошадь при аллюре, держа коробку над головой, чтобы нечаянно не уронить её в снег. Дорогу к дому Снейпа никто никогда не чистит. Она забыла варежки. Руки жжёт мороз; обручальное кольцо словно раскаляется, доставляя почти ощутимую боль — а может, это просто происки её воображения. Остановившись у двери, она сразу же опускает коробку на крыльцо и, растерев друг об друга застывшие ладони, громко и часто стучит. Он открывает сразу и впускает её в дом, не встречая. Уходит в темноту комнаты, оставляя оббивать снег с тяжёлых ботинок. Она снимает шубу, вешает её на массивный чугунный крючок, и, подхватив коробку, проходит в дом. Свет в гостиной тёплый, янтарный. Гермиона ступает по запылённым ковровым дорожкам и по привычке проводит рукой по книжной полке, расположившейся вдоль всей стены. Северус уже сидит в кресле; он отрывает взгляд от книги и следит, как Гермиона опускается на пол возле его ног, прислоняясь спиной к его коленям. Жаркое пламя камина пышет в лицо; её взгляд падает на иссохшую еловую ветку, висящую над очагом с прошлого года. — Ты решил всё-таки не ставить ёлку? Она задирает голову, чтобы встретиться с Северусом взглядом. «В этом нет никакого смысла. Тебе радость на две минуты, мне — полгода выгребать иголки изо всех щелей». Первое время Гермиона пугалась такого способа связи. Они даже пробовали общаться записками, но по итогу пришли к общему мнению, что легилименция куда удобнее. Тем более, пользовался ею только Северус: Гермиона могла щебетать сколько душе угодно. Он, в отличие от Рона, который постоянно гундел о том, какая Гермиона болтушка, ей этого не запрещал. Улыбнувшись, она кладёт руку на его колено. Пальцы всё ещё покалывает от холода, и Северус хмурится. «Ты замёрзла?» — Немного. Не волнуйся, уже почти согрелась. «Жди здесь». Он поднимается и выходит из комнаты, оставляя её одну. Гермиона подтягивает к себе коробку и крутит её, проверяя, хорошо ли закреплена упаковка. Она надеется, что Северус оценит подарок, добыть который ей стоило титанических трудов. Метлу для Рона она поручила купить Гарри. Северус возвращается с кухни через пятнадцать минут и протягивает Гермионе бокал горячего, терпкого, щедро приправленного корицей глинтвейна — того самого, который она так сильно любит. Она вдыхает пряный аромат медленно, полной грудью, чувствуя, как внутри разливается тепло. — Спасибо. Северус рассеянно кивает, заметив коробку, и берёт её в руки, вопросительно вздёрнув бровь. — Это подарок, — поясняет Гермиона и сразу же натыкается на протестующий взгляд. «Мне нечего тебе подарить. Я беден, Гермиона». — Я ничего и не прошу, — Гермиона пожимает плечами и делает ещё один глоток. — Открывай. Северус снова опускается в кресло и смотрит на коробку почти с подозрением, трясёт её возле самого уха, вызывая у Гермионы лёгкую улыбку. Он аккуратно развязывает ленту, видит под слоем подарочной бумаги дорогое, почти драгоценное издание одной из самых древних книг по Зельеварению и вскидывает голову, глядя на Гермиону растерянно, почти смущённо. В такие моменты он нравится ей ещё сильнее. — Всё в порядке, — предупреждая гневную тираду его мыслей у себя в голове заверяет Гермиона. — Мне она досталась по знакомству. Есть плюсы в том, чтобы быть государственным служащим. «Спасибо». Гермиона поворачивается всем телом, устроившись подбородком у него на коленях и улыбается так, будто осчастливила брошенного родителями ребёнка. Отчасти, так оно и есть. Северус протягивает руку и невесомо касается её чуть мокрых от снега волос. Гермиона льнёт к его ладони. Кажется, она может сидеть так целую вечность. — Я не смогу остаться, — в её голосе звучит неприкрытое сожаление. — Но, может, в следующий раз. Северус подцепляет пальцами её подбородок. «Мы оба знаем, что ничего не выйдет». Гермиона отставляет опустевший стакан, чтобы не опрокинуть его ненароком, и пересаживается к Северусу на колени. Задумчиво гладит его по волосам, замечая, что седины на висках стало намного больше. Северус кладёт руки на её талию, скрытую под тёмно-зелёным свитером. Она проводит ладонями по его шее, чувствуя под пальцами знакомый рубец. — Так не может продолжаться вечно. У него сухие губы. Когда-то давно, целуя их впервые, Гермиона подумала, что они очень хорошо отражают его суть, пока не увидела другую, чувственную сторону Северуса Снейпа. Рон был собственником. Гермиона не знала, каких справочников по сексуальному воспитанию он начитался, но то, что он изображал в постели, просто не могло понравиться ни одной уважающей себя женщине. Северус был другим. Прежде, чем подумать о себе, он убеждался, что покрыл поцелуями каждый миллиметр её кожи так, как она любила: аккуратно и невесомо, не оставляя темнеющих засосов, как это делал Рон, заставляя её чувствовать себя клеймённой коровой. Гермиона целует его шею. Северус уже не стесняется этого и лишь одёргивает ворот рубашки, давая ей больше доступа. Она обожает целовать Северуса Снейпа, обожает чувствовать на себе его руки, сходит с ума, когда его тонкие пальцы касаются её груди. Не лапают — а именно касаются. Он в этом деле настоящий ювелир. Она крепче прижимается к его груди, вовлекая в поцелуй. Её Северус — крепкий, чуть горьковатый, разгоняющий кровь, как его божественный глинтвейн. Рон же приторный, тяжёлый, как его проклятый горячий шоколад. — Я хочу уйти от него, — шепчет Гермиона между поцелуями. — Уже давно. Северус отстраняется, берёт её лицо в ладони, заставляя смотреть на себя. Гермионе нравится, что они «говорят» только так — глаза в глаза. «Нельзя. У тебя работа. Что скажут в Министерстве, когда узнают, что ты спуталась с преступником?» — Пожалуйста, давай не будем об этом. Хотя бы эти пару часов дай мне побыть с тобой, — её руки тянутся к пряжке его ремня. Она отдала бы Северусу каждую секунду, если бы дома не ждал супруг и его родственнички. Когда-нибудь они перестанут таковыми быть, а пока что подаренная книга с глухим стуком падает на пол. В окнах домов продолжает гореть свет, но никто не заглядывает в окна одинокой хижины изгоя Северуса Снейпа. Гермионе это только на руку.

***

— А где Гермиона? Гарри выглядывает в окно. Снежное покрывало в ночи искрится белым светом. — У Снейпа, где же ещё? — усмехается Рон, в третий раз переставляя на столе тарелки. Сложно сосчитать, сколько нужно вилок, ложек и ножей, когда у тебя пара десятков родственников. — Мотается к нему, как на работу. Сегодня увеялась ни с того ни с сего, даже шоколад не допила. — Она же его не любит. — Ага, она любит эту кислятину из вина и ещё чего-то. — Вообще, Снейп и есть её работа, — рассудительно отмечает Гарри. — Но она и вправду зачастила. Не ревнуешь? Рон гогочет. Ничего более абсурдного он в жизни не слышал. — К кому? К Снейпу? Мерлин с тобой, Гарри, да кому он нужен? Подай, пожалуйста, салфетницу.