«Свидетелем был Берлин».

Гиммлер, несмотря на всю окружающую его безумную тираду неспланированных и неожидаемых действий, всегда старался отдавать себе отчёт во всем, что происходило ни только в рабочих делах, но и вне политики. Он очень трепетно относился к самому себе и признавался — сам себе, мысленно, изредка, ночью, особенно, где-то под утро, — что от природы был слишком чувствительной натурой. Хотя окружающие его видели в нем либо второго вождя после фюрера, либо врага, Гиммлер понимал, что, пожалуй, никто так и не смог досконально сделать о нем мысленный портрет. Однако ближе к середине сорок четвёртого все прежние мысли его по поводу самого себя рухнули в одно мгновение, ибо он смог признаться себе : нашёлся тот, кто все же сумел его прочитать от начала и до конца. И этим «кто-то» стал никто иной, как тридцатичетырехлетний бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг. *** Февраль 1945 год. 08 часов. 09 минут. ... Рейхсфюрер долго сидел неподвижно. Не страх владел им сейчас, нет. Так, во всяком случае, ему казалось. Просто первый раз в жизни он стал отступником. Он знал отступников, он даже не мешал им, наблюдая за тем, кто выйдет победителем в июле сорок четвертого, но сейчас он сам вершил акт государственного предательства: за переговоры с врагом полагалось только одно наказание – смерть. Гиммлер по обычной своей манере снял очки – сегодня он был в очках без оправы, такие носят учителя в школе – и медленно начал протирать стекла замшевой тряпочкой. Он почувствовал, как в нем что-то изменилось. Он сразу и не понял, что в нем изменилось, а после улыбнулся. «Я начал двигаться, – понял он. – Самое страшное – это мучительная оцепенелость, это сродни ночному кошмару». Он вызвал Шелленберга. Уже третий раз за начало рабочего дня ему хотелось вызвать Вальтера к себе, однако лишь сейчас нарисовалась действительно серьёзная причина, что, на самом деле, не могло в какой-то степени не радовать рейхсфюрера СС. Шеф политической разведки пришел к Гиммлеру через минуту – казалось, он сидел в приемной, а не у себя, на третьем этаже. Хотя, признаться честно, и эта минута длилась по ощущениям несколько часов, пронзительным, мерзким, гадким, едким холодом растикаясь по всему организму. Услышав через минуту за дверью быстрый стук каблуков служебных сапогов по полу коридоров, Гиммлер сначала не поверил себе и поморщился, решив, что данный шум издаёт какой-то очередной молоденький адьютант, назначенный совсем недавно Кальтенбруннером — тот менял их чуть-ли ни каждый месяц, словно тонкие, лайковые перчатки. Однако резкий хлопок двери заставил его окончательно усомниться в прежней своей версии : эти маленькие адьютантики так нагло не посмели бы вваливаться в кабинет самого рейхсфюрера СС. Медленно обернувшись, Гиммлер увидел того, кого хотел увидеть с первых минут рабочего дня. Шелленберг стоял спокойно, вытянувшись в служебной позе, хотя мышцы тела его не были напряжены. И уже который раз Гиммлер не смог не отметить, насколько ж прекрасно сидит на этом чёртовом красавце служебная форма... А его чёрные волосы? А его голубые глаза, то сияющие, то едва поблескивающие холодным, чуть-ли не ледяным пламенем? А его болезненно-бледная кожа, цвет которой лишь красил данный образ? А его виднеющиеся скулы на щеках, что предавали бледному лицу с тонкими чертами некий синеватый оттенок? Всё это просто сводило с ума... Как тогда, в первый раз, когда умение держать ситуацию и себя под контролем покинуло абсолютно и полностью на какое-то время, а когда снова вернулось, то было ясно, что уже поздно. Да и, сказать по правде, болей и не нужно. Заставив взять себя в руки, Гиммлер произнёс спокойным, хоть и слегка подрагивающим голосом : – Вольф улетает для контакта с Даллесом, – сказал он и хрустнул пальцами. – Это умно. Даже мудро… – Это безумие, Шелленберг, это безумие и авантюризм. – Вы имеете в виду возможный провал? — бригаденфюрер не смог скрыть скептической ухмылки. Хотя, по всей видимости, не особо и старался её скрыть. – Я имею в виду целый комплекс проблем! Это вы, это все ваша работа! Вы меня подводили к этому шагу! — срывающимся голосом, почти переходя на крик, сказал Гиммлер. Однако пристально - напоминающий взгляд бригаденфюрера заставил его снова унять свой пыл. Шелленберг улыбнулся : его намёк был понят. – Если Вольф провалится, то все материалы придут к нам. – Они могут попасть сначала к венцу… Вальтер вопросительно посмотрел на Гиммлера. Тот, закатив глаза, хмуро пояснил: – К Кальтенбруннеру. И я не знаю, куда эти материалы отправятся потом – к Борману или ко мне. А вы знаете, что сделает Борман, как только получит материал подобного рода. И вы можете представить, как прореагирует фюрер, когда он все увидит, да еще с пояснениями Бормана. – Я анализировал и эту возможность. Гиммлер досадливо поморщился. Ему сейчас хотелось одного – вернуть Вольфа и начисто забыть разговор с ним. И не слышать этого ласкового, до ужаса спокойного голоса. Почему, ну почему ты, Вальтер, именно такой?! Ну почему именно эта твоя манера такого общения и свела меня в своё время с ума?! Это ведь все ты. Твоя работа. Ты хоть сам понимаешь это? – Я анализировал эту возможность, – повторил Шелленберг. – Во-первых, Вольф обязан разговаривать с Даллесом не от своего имени и тем более не от вашего, но от имени фельдмаршала Кессельринга, которому он подчинен в Италии. Он заместитель командующего в Италии, он вне вашего прямого подчинения… Фельдмаршал Кессельринг был в свое время помощником Геринга по люфтваффе. Его все считали человеком Геринга. – Это хорошо, – сказал Гиммлер. – Вы это придумали заранее или вам сейчас пришло в голову? – Это мне пришло в голову, как только я узнал о поездке Вольфа, – ответил Шелленберг. – Вы позволите мне закурить? – Да, пожалуйста, – ответил Гиммлер. Шелленберг благодарно улыбнулся ( не может без этой улыбки, черт побери все и его в том числе) и закурил – с тридцать шестого года он курил только «Кэмэл» и никаких других сигарет не признавал. Однажды в сорок втором, после того как Америка вступила в войну, его спросили: «Откуда у вас вражеские сигареты?» Шелленберг ответил сразу, даже не посчитав нужным добавить к ответу театральную паузу : «Воистину, купишь американские сигареты – скажут, что продал родину…» – Я продумал все возможности, – продолжал он, – даже самые неприятные. – То есть? – насторожился Гиммлер. Он успокоился, он пришел в себя, появилась разумная перспектива, что ж еще может быть неприятного, если все так складно выстраивается? – А что, если Кессельринг, а еще хуже – его покровитель Геринг смогут доказать – в данном случае – свое алиби? – Мы не допустим этого. Озаботьтесь этим заранее. – Мы – да, но Кальтенбруннер и Мюллер? – Ну хорошо, Шелленберг, хорошо...– устало, с нескрываемым раздражением, сказал Гиммлер. — Ну а вы? Что вы предлагаете? – Я предлагаю бить одним патроном двух вальдшнепов. – Так не бывает, – ответил Гиммлер еще более усталым, потухшим голосом, – впрочем, я не охотник… – Фюрер говорит, что союзники находятся на грани разрыва, верно? Следовательно, разрыв между ними – одна из наших главных задач? Как поступит Сталин, узнай он о сепаратных переговорах, которые ведет генерал СС с западными союзниками? Я не берусь судить, как именно он поступит, но в том, что это подтолкнет его к действиям, не сомневаюсь ни на минуту. Следовательно, поездка Вольфа, которую мы закодируем как большую дезинформацию Сталина, – это на благо фюрера. Наша легенда: переговоры – это блеф для Сталина! Так мы объясним фюреру операцию в случае ее провала. Гиммлер поднялся со стула – он не любил кресел и всегда сидел на канцелярском старом стуле, – отошел к окну и долго смотрел на развалины Берлина. Из школы шли ребята и весело смеялись. Две женщины катили перед собой коляски с малышами. Гиммлер вдруг подумал: «Я бы с радостью уехал в лес и там переночевал у костра. Какой же Вальтер умница, боже мой…» – Я подумаю над тем, что вы сказали, – не оборачиваясь, заметил Гиммлер. Он хотел взять себе его победу. Шелленберг ее с радостью отдал бы рейхсфюреру – он всегда отдавал ему и Гейдриху свои победы. – Вас будут интересовать детали, или мелочи додумать мне самому? – спросил Шелленберг. – Додумайте сами, – ответил Гиммлер, но, когда Шелленберг пошел к двери, он обернулся: – Собственно, в этом деле не должно быть мелочей. Что вы имеете в виду? – Во-первых, операция прикрытия… То есть надо будет подставить чью-то фигуру, чужую, не нашу, для переговоров с Западом… А потом мы передадим материал об этом человеке фюреру. В случае надобности… Это будет победа нашей службы разведки: сорвали коварные замыслы врагов – так, по-моему, вещает Геббельс. Во-вторых, за Вольфом будут смотреть в Швейцарии десятки глаз. Я хочу, чтобы за десятками пар глаз западных союзников наблюдали еще пять-шесть моих людей. Вольф не будет знать о наших людях – они будут гнать информацию непосредственно мне. Это, в довершение ко всему, третье алиби. В случае провала придется пожертвовать Вольфом, но материалы наблюдений за ним лягут в наше досье. – В ваше, – поправил его Гиммлер, – в ваше досье. «Я снова испугал его, – подумал Шелленберг, – эти детали его пугают. У него надо брать только согласие, а дальше все делать самому». – Кого вы хотите туда отправить? – У меня есть хорошие кандидатуры, – ответил Шелленберг, – но это уже детали, которые я смогу решить, не отрывая вас от более важных дел. — Хорошо... Можете идти. Однако Шелленберг совсем неожиданно подошёл к рейхсфюреру и, встав сзади, за его спиной, осторожно приобнял того своими руками за предплечья, параллельно положив острый подбородок на плечо Гиммлера. Руки у Вальтера были все такими же : белыми, с цепкими пальцами. Гиммлер стоял не двигаясь, будто никаких действий со стороны бригаденфюрера и не было, однако он не стал врать самому себе в том, что это не могло не задеть его внимание и внутренние желания. — Всё это безумие, Вальтер — неожиданно на выдохе сказал он, глядя в окно, держа руки скрещенными на груди. — Сколько раз я говорил вам научиться себя отпускать, рейхсфюрер, — улыбнулся Шелленберг сам себе, также глядя в окно и не меняя своей позы. — Это вы о чём? — О вашей скованности и неуверенности. — Вы хотите поговорить об этом сейчас, Шелленберг? Тот спрятал взгляд, уткнувшись в плечо рейхсфюрера, тихо смеясь чему-то. — Вы не исправимы, Вальтер, — вздохнул Гиммлер. — Как и вы, рейхсфюрер. И неизвестно, кто из нас более неисправим. — Намекаете на меня? — Кроме вас у меня больше ни с кем не было подобных близких отношений, — с радостью в голосе ответил Шелленберг, неожиданно резко отстраняясь, прекращая тем самым телесный контакт с рейхсфюрером. — Черт бы вас побрал... — Он уже давно побрал всех нас, — парировал Шелленберг. — Если вы так сильно хотите об этом поговорить подробнее, приходите вне рабочего времени... Вальтер. Или вам нравятся посторонние слухи и шёпот за спиной? Как тогда, в сорок третьем. — Если уж они и повторятся, я знаю, как умело отмазаться от этих самых слухов. — Отчего-то я не сомневался в этом... Ну ладно. Идите, Шелленберг, идите. Я позову вас, если вы мне ещё понадобитесь.