________________________
— Ты — угроза, — произносит Юта, когда они заканчиваются продираться сквозь море темно-синих и золотых палаток. Он официально видел (и отклонил) слишком много приглашений в клубы. — И вот, меньше чем за два часа ты узнал, где проходят все твои занятия, — фыркает Хана, вздергивая носик, и тянет его за собой. — Всегда пожалуйста. Что ж, допустим, он действительно должен ей за это. Заблаговременное планирование академических начинаний никогда не было его сильной стороной, даже когда дело касалось оценок, но этот кампус по-настоящему огромный. Пары по общим дисциплинам разбросаны по множеству корпусов, которые не сильно отличаются друг от друга цветом и формой. Хана же с легкостью лавирует по территории, ведомая только еле видным на солнце скриншотом расписания и студентами, которых ей удавалось выхватить и расспросить. Юта знает себя достаточно хорошо, чтобы знать, что к утру понедельника он забудет минимум три из пяти мест. Занятия распределены по всей неделе не просто так. Жить можно. Хана старается состроить невинность, но Юта знает все ее приемчики. И действительно — они поднимаются по извилистой тропинке к двойным дверям тренировочного катка, таким безобидным и непритязательным. Металлическими буквами сверху значится: ТЕРРИТОРИЯ АРЕНА — ЮЖНЫЙ КАТОК. — Это-то место ты не забудешь, так? — ухмыляется Хана. О нет, он не забудет. Резкая смена душного летнего воздуха на сухой и холодный ударяет по ним, когда они входят с просторный вестибюль. Хана складывает руки на груди и поворачиваясь на пятках любуется высокими потолками и множеством фотографий, расположенных по всему периметру помещения. Юта подтягивается за ней, повторяя движения. Слева на широкой пробковой доске висит множество листовок, прекрасно отражающих беспорядок жизни кампуса — от рекламы старых театральных постановок, сыгранных еще за семестр до, до объявлений о помощи с математикой, с которых оборвали добрую половину номеров. Персональные тренерские карточки закреплены по разным уровням подготовки фигуристов — это место явно было предназначено для расписания катка. Юта присматривается, довольный тем, что хотя бы оно было обновленным. РАСПИСАНИЕ НА ПЯТНИЦУ Клюшка и шайба — 9:30 – 10:30 Профессиональное катание (Требуется предварительная регистрация) — 10:45 – 12:45 Массовое катание — 13:00 – 14:00 Открытый фристайл — 14:15 – 15:15 Профессиональное катание (Требуется предварительная регистрация) — 15:30 – 17:30 Массовое катание — 17:45 – 18:45 — Замечательно, — произносит Хана где-то у него за плечом. Когда Юта оборачивается, она уже стоит у витрины с трофеями — такой большой, что руками не обхватишь. Полки завалены всяческими достижениями, но ничто не могло сравниться с самым новым из них, ярко освещенным и с фотографией команды рядом. Что-то хоккейное. Национальный чемпионат. — Мигель был бы в восторге, — лицо Ханы совершенно невозмутимо, а в голосе сквозит сарказм. Юта фыркает. — Я могу чем-то помочь? — раздается за их спинами мягкий голос. Юта и Хана оборачиваются. За стойкой регистрации сидит девушка со стриженными выкрашенными в блонд волосами и выглядывает на них из-за монитора. По легкому замешательству на ее лице можно было понять, что она не ожидала увидеть здесь кого-то в это время. — Вы потерялись? — Простите, — Юта качнул головой. — Мы просто пришли посмотреть каток, — он на миг задумывается, после чего добавляет: — Я тренируюсь с Сугуру Гето. — Вот как! Замечательно. Он сейчас здесь, — она кивает в сторону второго ряда дверей сбоку от витрины с трофеями. — Можете зайти поздороваться. Вы оба здесь на этот семестр? — Нет, только он, — отвечает Хана, подталкивая Юту локтем. Девушка чуть прищуривается, глядя то на Хану, то на Юту. О нет. Юта знает этот взгляд. Он уже не раз его видел: испытующий, подозревающий взгляд. Она уже узнала их и теперь пытается понять, где их видела. Хана же спокойно продолжает, она не из тех, кого останавливает известность. — Я здесь только для моральной поддержки. — Понятно, — девушка приподнимается на локтях, пытаясь вспомнить их имена. Попытка хоть как-то это скрыть оказывается слабенькой, но, по крайней мере, она не делает это совсем уж в открытую. Юта переминается с ноги на ногу под ее взглядом, вспоминая, как сильно он не любил это чувство. — А вы... может, катались раньше? — Эм... — Юта качает головой. — Не здесь, но... — О мой бог, погодите, — администратор щелкает пальцами и направляет указательный на девушку. — Ты Хана Оккоцу. Юта с облегчением выдыхает, с удовольствием уступая Хане место в центре внимания. В подобных ситуациях ничто не делает его настолько счастливым. Его сестра могла бы подружиться даже с кирпичом, если бы только захотела. Невооруженным взглядом видно, как Хана довольствуется тем, что ее узнали. — Единственная и неповторимая! — щебечет Хана мило (читать: противно) покачивая ножкой, пока глаза администратора широко распахиваются. Неважно, в прочем, он знал человека, который делал точно так же раньше, Хана всего лишь переняла эту привычку. — Твоя короткая программа в прошлом сезоне просто потрясающая! Пока девушки болтают, Юта остается в стороне, лениво осматривая витрину. Под самыми новыми трофеями находятся прозрачные стеклянные таблички, на которых выгравированы названия команд и даты награждений. Рядом с некоторыми висят фотографии сильнейших фигуристов в своих дисциплинах. Темноволосый тренер Юты, на поиск которого он потратил слишком много времени в интернете, с мягкой, нежной улыбкой стоит среди состава спортсменов. Друг Мигеля. «Мы катались вместе, — объяснял Мигель Юте, пытаясь подтолкнуть его к этой возможности. — Он тебе понравится. Черт, парень, он даже мне понравился. А еще он увел у меня несколько медалей» Нет ничего лучше, чем просто наблюдать за работой тренера вдали от чужих глаз. Юта ловит себя на мысли, что ему не терпится получить первое впечатление. — Извините... Ничего, если я зайду? — Юта указывает на двери большим пальцем, стараясь говорить громче болтающих девушек. Обе на секунду замолкают, на мгновение прерывая диалог, пока блондинка не машет ему рукой. — Да, проходи. Сейчас, наверное, разгар тренировки, но свободных мест полно. Не стесняйся. Он коротко кивает в знак благодарности, в то время как Хана вновь прислоняется к стойке, желая возобновить беседу, и Юта проскальзывает на каток. Серебряные трибуны тянутся по одну сторону катка, защитная сетка натянута от потолка до плексигласовых перегородок. Разные группы фигуристов разошлись по своим уголкам льда, занятия разнятся по возрасту и уровню подготовки, но Юта быстро находит единственно нужного человека. Гето Сугуру прислоняется к борту, рассеянно водя одним коньком вперед-назад, наблюдая, как ученица переходит в волчок. По бокам от него на скамейке сидят две другие девочки, явно младше той, что сейчас на льду. Фигуристка — явно его ровесница с аккуратным рыжим бобом, заканчивает движение и плавно переходит к следующему. Юта спокойно наблюдает за происходящим стоя в нескольких метрах от стекла; из-за холодного воздуха в голове внезапно появляется мысль о том, как круто было бы сейчас быть в куртке, и затем он решает занять место на трибуне. Из-за расстояния и голосов других тренеров, тяжело разобрать слова конкретного человека, но Юте не нужен звук, чтобы понимать урок. Языка тела вполне достаточно. Ученики Гето толпятся вокруг него, не особо увлеченные, и разговаривают между собой, пока сам он полностью сфокусирован на девушке в центре льда. Она хороша. Реально хороша. На арене нет музыки, но Юта наблюдает за тем, как она словно расцветает, ведомая неслышимой мелодией, отрабатывая элементы интенсивной дорожки шагов. Гето считает ей вслух, хлопая в сложных местах чтобы сохранить темп. С каждым успешным элементом его улыбка становилась все нежнее. Юта наклоняется вперед, упирая локти в колени и сплетая пальцы. И чем больше он смотрит, тем больше укрепляется в мысли, что две девочки по обе стороны от Гето здесь скорее всего не для того, чтобы кататься. Во-первых, ни одна из них не выглядит достаточно взрослой чтобы быть хотя бы ровесницей Ханы, а во-вторых, обе вполне довольны тем, что просто сидят как птички на ветке и наблюдают. Гето ведет себя иначе. В течение десяти, пятнадцати, сколько бы ни было еще минут, что Юта сидит здесь, Гето перемещается по их участку льда, демонстрируя, катаясь рядом с ученицей, объясняя, стоя между своими «доверенными лицами» и от считывая хореографию. Когда фигуристка промахивается в тройном лутце и, свесив руки, заявляет об уходе, он смеется. В конце концов, одна из птичек вскидывает вверх руку с ярко-розовой бутылкой, толкает ее и громко кричит, и Гето объявляет перерыв. Две младшие девочки тут же карабкаются по борту — и не важно, что дверца открыта; Юта тихонько смеется — и наперегонки бегут к выходу, не гнушаясь грязной игрой ради победы. Старшая из этой троицы держится чуть позади Гето, когда они более медленно следуют их примеру, глубоко погруженные в диалог о тренировке, пока не достигают ограждения. Возможно, это просто немного странно, что случайный студент колледжа посчитал каток лучшим местом для ночевки. Не имея ничего, что бы могло укрыть руки от холода и будучи одним из — поправка: единственным, кто не присматривает здесь за маленьким ребенком, — он ярко выделяется на трибуне. Наверное, по этой причине, когда рыжеволосая девушка уходит вслед за младшими, Гето косится в его сторону. Юта смущенно кивает в знак того, что узнал его. Время представиться. Было бы ужасно, если бы он позволил своему новому тренеру просто смотреть ему в лицо, не сказав даже краткого «здравствуйте». Юта уже почти готов к новому раунду игры в угадайку, как это было с администратором, но Гето удивляет его, опережая на один ход. — Ты ученик Мигеля, верно? Его голос звучит мягко и обманчиво легко, нежно, даже когда ему приходится говорить громче. Юта встает и спускается ему навстречу. — Юта Оккоцу, — он уже протягивает ладонь для рукопожатия, как Гето снова застает его врасплох. — О, я знаю, кто ты. — Надеюсь, слышали только хорошее, — выпаливает Юта, чувствуя, как румянец смущения заливает уши. Классно. Отличный ход. Ему двадцать, а он все еще невозможно неловкий. — Только хорошее, — уверяет его Гето. — В конце концов, ты гордость и радость Мигеля. Это честь. Может быть, это и тривиальный разговор, но он кажется таким искренним, что Юте мгновенно становится легче. Он ему уже нравится. Лицо Гето смягчается — обычная реакция на ходячую катастрофу по имени Юта Оккоцу, нисколько не изменившегося за двадцать лет жизни. Если он и хочет сказать что-то по этому поводу, он этого не делает. Юта ценит проницательность. (Он добился значительных успехов, потому что не сразу почувствовал себя букашкой под микроскопом.) Они оба оборачиваются, когда двери, ведущие в холл, распахиваются, и Юта явно видит, как взлетают вверх брови Гето, когда входит Хана. Если уж Гето издалека заметил Юту и знал, кто он такой, то явно знал и лицо лидера взрослого одиночного разряда. Этой его реакции было достаточно, чтобы Юта почувствовал, как ни странно, гордость. Он не единственный. Движения на периферии заставляют Юту оглянуться — на краю трибуны с безопасного расстояния наблюдает и свита Гето. — Какой приятный сюрприз, — произносит Гето, кладя руку на бедро. — Хана Оккоцу собственной персоной. — А Вы — Сугуру Гето, — выпаливает она в ответ. Хана чуть выпячивает грудь, словно пытаясь казаться больше. Устрашающе. Для того, чей рост чуть перешагнул за метр шестьдесят, раздутое эго измеряется в дюймах. Гето выглядит в целом невозмутимым, разве что чуточку удивленным. — Только не говори, что Мигель отправил ко мне тебя. — Не-а! Я просто помогаю этому парню с переездом, — Хана тычет пальцем на своего брата. — И хотела взглянуть на каток. Гето усмехается, опуская взгляд на собственные коньки. — Что ж, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поздравляю с получением награды. — Спасибо. Может Вы скажете Мигелю позволить мне поставить больше квадов в следующей программе? Не будь тут кого-то еще, Юта бы дал ей легкого подзатыльника. И она, вероятно, знает это, раз уж держится от него на расстоянии. Возраст никогда не был помехой их дружелюбно-недружелюбному подшучиванию, и вряд ли когда-нибудь станет, но меньшее, что она могла бы сейчас сделать, это не заставлять его краснеть перед своим новым тренером. Если Гето и замечает это, то никак не комментирует. Вместо этого, он снова обращает все внимание к Юте, с ног до головы осматривая его оценивающим взглядом темных глаз. Как тренер, оценивающий новый проект. — А что насчет тебя? — Эм... Я... Сказал ли ему Мигель? Юта и не вспомнит, когда в последний раз ступал на соревновательный лед. Смутно он помнит пару жалких попыток в его тусклой — и недолгой — одиночной карьере под руководством последнего тренера, но это было около пары лет назад. — С тех пор много времени прошло. — М-м... — Гето оглядывается на свою паству, и, кажется, вспоминает, что у него сейчас тренировка. А еще то, что на часах уже 17:03. Он снова поворачивается к Хане и Юте. — Вот что я тебе скажу. Сейчас мне пора возвращаться к занятию, но у меня всегда есть личное забронированное время по воскресеньям. Приходи и покатайся со мной. — Ох, я не могу... — Думай об этом как об оценочном прокате, — Гето перебивает его. Его голос звучит непреклонно, но не лишен прошлой мягкости, даже когда он наклоняется снять защиту с коньков он кажется решительным. — Обычно я делаю так со всеми в первую неделю, но я уже знаю всех своих учеников. Если, как ты сказал, прошло много времени, я думаю, что будет полезнее поработать один на один. Юте думается, что это слишком великодушно. Он открывает рот и... и что. И что? «Извините, я не хочу приходить, потому что не знаю даже, захочу ли когда-нибудь вообще снова соревноваться. Извините, Мигель, наверное, слишком расхвалил меня, потому что он хотел, чтобы я поступил в колледж. Я только что заехал в новую квартиру. Там так много коробок. Я еле стою на коньках. Думаете, она останется, чтобы помочь? Вы ее видели?» Все эти ответы, мало чем отличающиеся от «с тех пор прошло много времени», по меньшей мере выставили бы его сумасшедшим, а в худшем случае — Мигеля дураком. Это было бы несправедливо и не помогло бы его блестящему первому впечатлению. Но почти всегда рядом с ним есть человек, понимающий, как крутятся шестеренки в его голове. — Мы придем, — Хана отвечает за него. Вот так легко. Гето улыбается, довольный, и когда вторая защита оказывается в его руке, он шутливо салютует паре. — Тогда увидимся, Оккоцу. Жду с нетерпением.________________________
— А он не так уж и плох, — произносит Хана, не удосуживаясь достать вилку изо рта. Она растеклась на диване напротив Юты, неэлегантно закинув ноги на кофейный столик, пока они устало, но жадно поглощали доставленную пасту. Это был длинный день. Поездка ранним утром, разгрузка, начало сортировки вещей и импровизированная экскурсия по кампусу — все это едва ли оставило в них хоть какие-то жизненные силы. Юта не считает себя совсем уж супер-интровертом, он чувствует себя одиноким, слишком долго не общаясь ни с кем, но большие скопления людей он не любил. Территория кампуса была сплошь забита людьми, гораздо более взволнованными началом семестра чем Юта когда-либо будет. Тем же лучше для них, думается ему. Даже у Ханы, которая нуждается минимум в одном комплименте в день, иначе рискует завянуть словно привередливое комнатное растение, села социальная батарейка. Последний час они просидели в тишине, двигаясь и разговаривая только из-за наспех установленного телевизора, когда привезли еду. Скорее всего, куда более жирную, чем следовало бы есть им обоим, но не то чтобы рядом был кто-то, кто мог бы за это отчитать. Юта вряд ли бы нашел силы на более серьезные поиски полезной пищи после целого дня на ногах. Ее комментарий почти остается незамеченным. Юта поднимает голову, когда он ссутулился достаточно, чтобы подбородок начал соприкасаться с ключицей. — А? — Этот тренер. Твой, — Хана вытаскивает вилку изо рта. — Он хорош. «Хорош» и «неплох» — просто двоюродные братья, но он знает, что Хана слишком упряма, чтобы быть абсолютно искренней. Юта согласно хмыкает. — Ага. Я наблюдал за его тренировкой немного. Он меня узнал. — Ох, правда? — Хана медленно театрально задыхается. — Важная шишка. — Не понимаю, о чем ты, — Юта пихает ее локтем. — Он спросил, тренировался ли я с Мигелем, а не мое имя. — Понимаешь. Я думаю, Мигель вырастил гораздо больше учеников. — Он преподает в основном в колледже. Колледж стал важной частью всего этого опыта. Юта не стал бы снова подвергать себя всем прелестям академической жизни без надобности, но Мигель отказался тренировать его, пока он честно не отучится несколько семестров. Это был следующий лучший выбор. — Гимель, — вздыхает Хана. — Всегда приглядывает. Из груди Юты вырывается ленивый смех над этим прозвищем — побочный продукт их детства, когда малышня, сама того не понимая, случайно коверкала слова. В конце концов это слово сделалось ласковым, хоть и гораздо позже того, как утихли издевательства Юты и Рики над их бедным учителем. Позже, когда Юта достаточно втянется в новую жизнь, явно нужно будет позвонить ему. — Пока что он мне нравится, — произносит Юта, и это действительно так. Он ему правда нравится. Гето выглядит мягким, но дотошным, не боящимся вносить коррективы, но не жестоким по отношению к ошибкам. Конечно, одного урока — так еще и наблюдаемого со стороны — и милой беседы недостаточно, чтобы увидеть реальную картину, но первое впечатление успокоило Юту гораздо сильнее, чем он мог ожидать. Он делает паузу. — И другим фигуристам он, кажется, нравится. — Ага, а еще другим фигуристам нравится Мей Мей, — возражает Хана. — Справедливо. Юта чувствует, как напрягаются мышцы челюсти, и он поддается зевку, потягиваясь до самых кончиков пальцев. Он устал. Еще только восемь, а они сделали так мало. Завтра нужно рано вставать — хотя бы ради возможности оправдать покупку кофе, — чтобы разобрать отстроенное ими королевство коробок. Когда он успел накопить столько дерьма на одного студента, который никуда не ходит, он понятия не имел. Хана закидывает его информацией о его новом тренере даже когда они застилают кровать и показывает старые фотографии былой славы Гето, когда они усаживаются на одеяле. Тогда его волосы были по-панковски коротко стрижены, но ни завершение карьеры, ни зрелость не смогли обуздать изящного таланта и интенсивности на льду. Юта закрывает ноутбук Ханы и убирает его в сторону, когда она наконец засыпает, убаюканная едой и усталостью, и у него рука не подымается подвинуть ее. Еще не так поздно — несколько минут одиннадцатого, — и его мозг, к счастью, отлично справляется с соблазном заснуть. Он плохо спит, никогда хорошо не спал, что весьма благотворно для его синяков под глазами. Но, возможно, дело в новом месте, или это та его маленькая частичка, что жаждет хорошего, ибо когда Юта наконец забирается под одеяло и гасит свет, сон приходит непривычно легко. И он думает про себя, чувствуя, как его дыхание замедляется: Разве не было бы хорошо, если бы это длилось вечно?________________________
Словно гавань, ожидающая прилив, Юта может засечь секунду, в которую понимает, что видит сон. От этого никогда не легче — обычно даже хуже, — но это помогает оставаться спокойным, когда он узнает темно-каштановые волосы, ниспадающие на плечо, словно призрак прошлого. Иногда они гуляют, чтобы доставить почту по неизвестному ему адресу. Она всякий раз смеется, когда он спрашивает, будто он должен знать и просто кокетничает, но никогда не отвечает на вопрос. Иногда они сидят в аэропорту, сытые друг другом по горло, но все равно делящие личное пространство и наушники и ожидающие свой рейс в никуда. Иногда она утыкается носом ему в шею, пряча лицо, пока проводит рукой по его груди под гостиничными простынями. Иногда они вообще ничего не делают. Он сидит на коленях на льду и издали наблюдает, как она мерзнет. Сейчас он слышит скрежет коньков по льду до того, как видит, и уже знает, какой из снов будет на этот раз. Словно марионетка, смирившаяся с вечностью в терпении, он поворачивается чтобы присоединиться к хорошо известному разговору. — ...могли бы сделать это, — говорит Рика, счищая снег со своего конька. — Например, мы могли бы превратить эту поддержку в... — Тройной тулуп, — заканчивает Юта, откидываясь на локти. Ее волосы короче, значит они в начале отношений. Она стригла их почти два года, пока не решила, что отсутствие пучка на соревнованиях ее убьет. Рика смотрит на него, чуть приподняв брови, и легко улыбается, переставляя ноги. — Так ты меня слушаешь, — произносит она под неловкий негодующий возглас. Позже он не позволял ей так чернить его репутацию, но он знает сценарий. Он бы мог даже произнести ее реплики, если бы захотел. — Я всегда тебя слушаю, — следует его ответ, сопровождающийся обиженным выражением лица. Это лишь приманка, и они оба это знают, но она все равно выпрямляется и целует его в щеку. В самом начале. У него еще не случился скачок роста, и даже такой простой жест, невинный в исполнении, даже если не являющимся таковым по своей природе, заставляет его лицо вспыхнуть. Она похлопывает его по щеке. — Тогда пошли, — когда она тянет Юту за руки, он послушно идет за ней. — Давай попробуем, пока Мигель не вернулся и не накричал на нас. Каждый шаг в этой последовательности одинаков каждый раз. Все это уже давно растворилось во времени, но Юта все еще помнит. Все еще помнит счет и тихо считает вслух, поддерживая темп для них обоих. Когда Рика прижимается к нему, мышечная память позволяет с легкостью ухватиться за ее бедра и оторвать ее коньки ото льда. Музыки нет, но она им и не нужна. Они — две половинки одного целого, движутся в такт собственной мелодии. Им не нужна музыка, чтобы сотворить песню. Они — приливы и отливы, они отдают и забирают, их еще нужно отшлифовать, то тем не менее они — бриллианты. Юта слушается, когда Рика вносит коррективы в их программу, а именно в тройной; она приземляется плавно, он приземляется достаточно плавно, все еще вихляя на поворотах, но к тому времени, когда они заканчивают прокат, оба вспотевшие, но смеющиеся. Это хорошо. Это ощущается так хорошо. Нет более приятного чувства после тяжелой работы, чем уверенность, знание, что весь мир лежит у твоих ног. Они падают на скамейку отдохнуть, тяжело дыша между глотками воды. Сценарий подразумевает, что Рика поцелует его. Она целует. На вкус она как мята. Юта пылко берет то, что она дает ему, ерзая на месте; он всегда так боялся просить, но никогда не отказывался, когда она наклонялась к нему. Ее губы мягкие, но никогда не робкие, а рука на его шее поглаживает короткие мягкие волоски на затылке. Что-то меняется. Юта чувствует, как меняется ее выражение лица, он ощущает ее замешательство еще до того, как видит его. Рика разрывает поцелуй, глядя на него со странным набором эмоций. Это уже не часть сценария. — Юта, — бормочет она, вглядываясь в его лицо. Ее голос звучит нежно, так, как она разговаривает только с ним. — Ты сейчас вообще здесь?________________________
Он просыпается. В комнате темно, и темнота была бы кромешной, если бы не свет уличных фонарей, просачивающийся сквозь жалюзи. Юте требуется секунда чтобы вернуться в реальность и осознать, где он и что он. Меня зовут Юта Оккоцу. Мне двадцать. В понедельник начнется учебный год. Я недавно переехал сюда. От холодных прикосновений Рики, волосы на руках все еще встают дыбом. По привычке, а может от бессмысленного проблеска надежды, все еще маячащего где-то в подкорке даже спустя два года, Юта оборачивается посмотреть на место в кровати рядом с ним. Там калачиком свернулась Хана, зарылась лицом в подушку и мягко дышит, маленькая и умиротворенная, занимает место, которое в противном случае должно было быть пустым. Это не столько шок, сколько смиренная покорность. Для этой раны единственным лекарством стало время; пробуждение изо дня в день в некогда общем пространстве стало исключительно одиноким. Вздыхая, Юта чувствует тупую боль в груди. После выходных ему снова привыкать к тому, что в квартире он один. Медленно, чтобы не потревожить спящего великана, Юта выскальзывает из кровати и идет на кухню за стаканом воды. Цифровые часы на столе, которые стоило бы перенести в спальню, показывают час ночи. Что ж, по крайней мере, у него еще есть время чтобы заснуть обратно, если захочется. Юта потягивает воду в спокойной ночной тишине, осматривая свое королевство коробок, и решает заняться умственной гимнастикой, выясняя, что находится в каждой из них, не двигаясь с места. Это мало-мальски занимает, замедляя пульс, и когда он делает последний глоток, думает, что у него есть генеральный план относительно всего этого. Он определенно не думает о Рике последние десять минут. Но когда он проскальзывает в спальню и снова забирается под одеяло, он ничего не может поделать с этим желанием. Быть может, дело в том, что это новая глава его жизни, новый шаг вперед. Как же мало он сделал их один. Эту привычку он считает лекарством для израненной души, хотя жалость к самому себе стара, и сам он стал старше, повзрослел за пределами этих страданий. Он берет телефон и разблокирует его, щурясь, пока не привыкает к свету в темноте, переходит к знакомому номеру в сообщениях.Вы читаете старые сообщения.
Архив 20ХХ
8 марта, 20ХХ 15:07. Рика❤️ ЮТА НееЕЕЕЕТ [crying_cat_.jpg]????
Ты в порядке??
Что-то болит?
Рика❤️ нЕТ хуже смотри [img_9264018.jpg] дырка в носкедырка в носке :(
это не та счастливая пара?
Рика❤️ ДА я заметила, что защита с конька слетела, когда открывала сумку, вероятно это и есть преступник конечно, это происходит, когда они мне нужны Франция все это конец мы должны просто отказатьсяомг не говори так
рика
малышка. все будет хорошо
я спрошу маму, сможет ли она зашить это
Рика❤️ надеюсь, она сможет подготовка к этой поездке с самого начала шла не по плану [плачущий смайлик]знаю, мне жаль
но мы с этим справимся
подожди, я спрошу прямо сейчас, она вернулась вместе с ханой
Рика❤️ ок [умоляющий смайлик]я показал ей фотку
она сказала, что сможет, просто принеси его, когда придешь на ужин
Рика❤️ ОХ[смех]
видишь?
все получится
франция не обречена
Рика❤️ посмотрим но мне правда лучше❤️ спасибо❤️❤️
до скорого
передай от меня привет бабушке
Рика❤️ к сожалению она тоже передает тебе привет люблю тебяведи себя хорошо, пожалуйста
и я тоже люблю тебя
Такая обычная переписка. Если бы его спросили, он бы даже не смог сказать, почему так сильно тяготеет к этому. Сотни, тысячи сообщений, накопленные за многие годы. Часть из них такие же обыденные, как изменения в расписании катка, некоторые куда более глубокие, как переписки глубокой ночью, когда никто из них еще не набрался достаточной смелости, чтобы посмотреть друг другу в глаза и сказать об этом вслух. Часть забавная, часть — фотографии. Этот разговор Юта любит больше всех. Палец спускает диалог ниже к более свежим сообщениям, сделанным еще в марте этого года. Все они навечно непрочитанные и навечно оставшиеся без ответа. Юта старательно избегает их чтения, достаточно осознавая, что ждет его после этого, но он зависает над пустым окном нового сообщения. Он мог бы написать что-то получше. Что-то обнадеживающее. Опора новой эпохи его жизни. — Юта, — ворчание рядом звучит слишком сонно, чтобы быть злым. Юта вздрагивает, роняя телефон на нос. Хана отворачивается от него и в наказание стягивает на себя изрядную часть одеяла. — Убери телефон, — приглушенно ворчит она сквозь подушку, в которую снова уткнулась лицом. — Спи. — Да, прости. Юта блокирует телефон и ложится обратно, довольствуясь тем маленьким кусочком одеяла, который удается стянуть у сестры, и отворачивается. Да. Он не должен. Он знает, что не должен этого делать. Юта всматривается в темноту, желая лишь чтобы его глаза закрылись. Меня зовут Юта Оккоцу. Мне двадцать. В понедельник начнется учебный год. Я недавно переехал сюда. Я все еще разговариваю с призраком своей невесты.