Эстебан Пламенное Сердце

История моя, как и все прочие, началась не с моего рождения, не с рождения сестры, и даже, не с подавления восстания так называемых Людей Чести. Хоть и все эти события связаны пренеприятнейшими вестями и такой же погодой, они, в сущности, не несли за собой ничего фатального. По крайней мере для меня—Эстебана Колиньяра, наследника герцогской четы Колиньяров (хотя сказано это весьма условно). Благополучно появившись на свет, по рассказам нянек, я был вполне обыкновенным крупным младенцем. Одно лишь омрачало праздник в нашем родовом имении—три молнии, расколовшие старое дерево на заднем дворе, как только я проявил всю силу своего первого младенческого крика. К счастью, хотя тут уж как посмотреть, семья моя, хоть и имела многовековые традиции, не слишком рьяно им следовала и не стала искать в том странном происшествии каких-либо дурных предзнаменований. Так я и рос, обласканный со всех сторон, как и полагалось молодому господину. И никак это положение не изменилось с рождением сестры. Да и как могло, ведь мне на тот момент было всего…дайте подсчитать, всего три года. Хотя насколько я ошибался, я понял только через пару лет, когда пищащий красный сверток превратился в постоянно бегающую за мной занозу. Отчасти в том была и моя вина—не пристало взрослому мальчику (коим я себя на тот момент считал) возиться с младшей сестрой. Но та была так мила, так округла и так очаровательна, что я не мог не обнимать и не щипать ее за щечки. А наши достопочтенные родители—Жоан-Эразм и Урсула—не только не осаждали меня, но и имели наглость умиленно вздыхать, пока я играл с сестрой. Поэтому немудрено, что с приходом моего времени обучаться истинно-мужским делам вроде фехтования и политики, дорогая Анна-Рената воспротивилась и проявила уже свое истинно-женское умение добиваться всего желаемого, будучи всего лишь хрупким цветком. Ох, как же я тогда злился—разбалованная нашим попустительством, она не обращала внимания на то, что милым леди не пристало носиться со шпагой наперевес и лазать по деревьям. И потому, пропускала мимо ушей наставления нянек и почти не давала мне передохнуть, постоянно увязываясь следом. Спасением для меня стала фамильная библиотека. Анну не пускали туда из-за детского возраста, да и сама она не особо рвалась в темное и немного пыльное помещение. А я же, безумно радуясь приобретенной свободе, сбегал туда от чрезмерно энергичной сестры в блаженную тишину читального зала. Огромные полки, уставленные самыми разными книгами были предметом не только моего восхищения, но и зависти многих благородных семей при Олларианском дворе. Как рассказывал отец, наши предки, пришедшие с Франциском-завоевателем и сыгравшие большую роль в тогдашней осаде столицы, в награду попросили не замки и не горы золота, а древние талмуды завоеванных земель. И я, как истинный сын своего отца и внук своего деда, не мог не продолжить традицию любви к знаниям. Было так приятно залезть в старое и огромное для тогдашнего меня кресло, зажечь четыре свечи вокруг и погрузиться в очередной новый мир. На страницах исписанного пергамента я мог быть не наследником Колиньяров, а кем угодно—пиратом, рыцарем, разбойником и даже тварью закатной. В особо приятные и солнечные дни я предпочитал располагаться под тем самым расколотым на мой день рождения дубом и подставлять ветерку колыхать мои коричневатые с рыжим отливом волосы. Но не только из-за погоды я сохранил в сердце те летние деньки на двенадцатом году жизни. Сидя под деревом, я мог присматривать одним глазом за резвящейся неподалеку сестрой. Конечно, это было необязательно—за нами на привязи ходили няньки и охрана. Однако мне все равно было приятно иногда выныривать из вымышленных миров и вновь становиться Эсти—любимым сыном и братом. И в скором времени я убедился, что убегай-не убегай, а уготованная мне участь все равно догонит и укусит побольнее.