Долгое эхо песков

Босые ноги в драгоценных браслетах неслись по каменным коридорам, практически не касаясь шлифованных узорчатых плит. Длинные лисьи уши, покрытые блестящей золотистой шерсткой, предвкушающе стояли торчком, чутко ловя каждый отлаженный щелчок механизмов, поднимавших очередную дверь в разветвленных дворцовых коридорах. Тронный зал Алого Короля находился, как и полагалось божеству его статуса, на самой вершине огромной пирамиды, а потому путь к нему состоял из множества разных лестниц и подъемов, для человека несведущего обернувшихся бы настоящим лабиринтом. Но юноша самым уверенным образом скакал через три ступеньки разом, пританцовывал на неторопливых подъемных платформах, и даже не моргнув глазом спрыгнул прямо в пустоту (которая, на самом деле, была не пустотой, конечно, а главной гордостью дворца — прозрачной галереей высоко над атриумом). Он легко пробежал вдоль едва-едва голубеющих контуров галереи и коснулся рычага у стены, призывая последнюю платформу. Большой пушистый хвост, такой же золотистый, как и уши, радостно мельтешил из стороны в сторону, кончиком путаясь в просторных ниспадающих белых одеждах. Наконец платформа закрепилась в пазах в полу зала, и он, правда плохо скрывая снедающее нетерпение, кое-как преклонил колено. — Мой лорд. — Поднимись, — эхом раскатился вдоль стен разрешающий оклик. — Вижу, что тебе не до церемоний. Иди сюда. Глаза вспыхнули новой искрой, и юноша тут же вскочил, подбегая к трону и доставая из складок расшитой серебром туники крупный ярко-солнечный цветок. На первый взгляд ничего особенного, — простая роза, которых было полно в тропических лесах по соседству, — но он держал ее как самое бесценное сокровище, пока передавал в подставленную ладонь. — Мой лорд, эту розу захрат я принес для тебя, — затаив дыхание, он неотрывно смотрел, как повелитель принял подарок, чуть сжимая в горсти желтые лепестки. Алый Король с ответом не торопился. Он долго крутил цветок в руках, потом поднес ближе к лицу, чтобы вдохнуть сладкий аромат, и задумчиво прикрыл подведенные алым глаза. Юноша же тем временем не сводил с него выжидательного взгляда, ни одним звуком не осмеливаясь прервать королевское молчание, но тем не менее не стесняясь восхищенно рассматривать его грациозный профиль. Алый Король, владыка пустынь аль-Ахмар, был, безусловно, существом нечеловеческой красоты. Ушастому фамильяру казалось, что он влюблен буквально в каждую его черту: в густые локоны оттенка лунного отражения, в удивительные двухцветные радужки, будто смешавшие в себе охру песчаных дюн и изумруд оазисов, в прямой острый нос и тонкие губы. В широкие сильные плечи и в невероятно изящные длинные пальцы, которые так бережно держали хрупкую розу, а еще — так умело касались его шеи, скользя под светлое каре к основанию уха, что он едва смог проглотить несдержанный выдох. — Какой прекрасный подарок, — аль-Ахмар улыбнулся, поглаживая вдоль золотой шерстки. — Этот цветок захрат действительно достойнейшее украшение своего рода. Скажи, Тамим, может ли быть, что ты вырастил его сам? — Именно так, мой лорд, — юноша с энтузиазмом закивал, отчего серьга-колосок в правом ухе тихонько весело зазвенела. — Я обещал, что оранжерея Атлаль-Гамида принесет плоды, — и это первый цветок, распустившийся в ней! — Вот как. Значит, твои старания окупились сполна, дорогой Тамим. Это не может не радовать. Король позволил сияющему фамильяру опуститься на пол рядом и доверительно положить голову на колени, а затем обернулся вправо, обращаясь к беловолосому человеку по другую сторону от трона: — А ты что скажешь, Кхнему? Доволен ли ты, что твои старания по постройке столь чудесной оранжереи оказались не напрасны? — Разумеется, — высокий утонченный блондин, задрапированный в роскошный бордовый плащ, едва заметно прищурился. — Однако осмелюсь заметить, что что бы принц Тамим не наплел про мое неодобрение, он преувеличивает. Я был более чем рад предоставить ему свою помощь. Вырастить сад — отличная идея. — А вот и нет! — фыркнул Тамим с колен аль-Ахмара. — Ты назвал мою оранжерею «глупым ребячеством»! И помог только потому, что Ахмар меня поддержал! — Твоя пыльца совсем тебе мозги запудрила, наглец, — не смутился архитектор. — Я никогда такого не говорил. И если бы был против твоей затеи, то мог бы сделать так, что Атлаль-Гамида никогда не принесла бы тебе ни единого росточка. А ты смеешь клеветать на меня прямо перед нашим лордом? — Чушь, — уши юноши возмущенно дернулись, он приподнялся на локте, хвост взметнулся в боевую стойку. — Если бы Атлаль-Гамида осталась бесплодной, я бы сразу понял, чьих это рук дело. И тогда тебе пришлось бы отвечать совсем по-другому! Блондинистый мужчина открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя перехватил взгляд аль-Ахмара. Король покачал головой и вздохнул. — Кхнему. Тамим. Оставьте ссору, прошу. Оба божественных фамильяра разом присмирели. Как бы им не нравилось цапаться друг с дружкой, трепетная любовь к пустынному лорду у них была одинаково сильной. — Вот так-то лучше. Алый Король поманил архитектора свободной рукой, и тот послушно приблизился. Подчинясь направляющим жестам, Кхнему нагнул голову, чтобы лорд мог коснуться пальцами диковинной заколки из перьев сумеречной птицы, — давняя благодарность королевскому архитектору от соседского лесного божества, архонта мудрости Руккхадеваты. Коснуться и затем притянуть его в недолгий, но говорящий поцелуй. Тамим поднялся с колен, смотря на Ахмара с Кхнему разве что совсем чуть-чуть завистливо, и, оперевшись на спинку трона, тоже с намеком потянулся к королю. — Непослушный лисенок, — мягко укорил аль-Ахмар. — Конечно и тебе достанется. Кхнему меня не съест, не переживай. Он оторвался от мужчины и, даже не переводя дыхания, с не менее пылким чувством накрыл губы теперь уже ушастого принца. Тамим завилял хвостом, наслаждаясь вниманием, и параллельно победно покосился в сторону неодобрительно хмыкнувшего архитектора. Впрочем, это их показное соперничество всегда было и оставалось не более чем игрой. Они одинаково любили своего Алого Короля, а аль-Ахмар точно также одинаково любил их обоих. И ничто не могло изменить эту константу, сколько бы песка не пересыпалось со времен войны Архонтов.

***

— Архонты, когда тебе перестанут уже сниться эти сны, а? Зеркальное отражение зеленоглазого стража, увы, молчало. Да и что оно могло сказать, когда вопрос был абсолютно риторическим? Потому Тигнари только тяжело вздохнул и сгреб в кулак расческу. Почти тысяча лет. Прошло уже почти тысячелетие, а он все еще никак не мог смириться с тем, что некогда величественные пирамиды пустынь теперь лежали в руинах, запечатанные и забытые, его домом вместо королевских залов стала рейнджерская хижина в чаще Авидьи, а аль-Ахмар… а аль-Ахмара больше с ним не было. Расческа с силой прошлась вдоль темных волос, в которых не осталось ни следа от прежнего золота. Очень многое изменилось после гибели Алого Короля. Ушастый Тамим даже больше не был Тамимом, — после того, как помощники Руккхадеваты, маленькие духи-аранары, приютили народ осиротевшего принца в своих лесах и перекрасили им мех, он назвал себя Тигнари, оставив лишь такое скрытое напоминание о прошлом («тигнариан» на языке песков означало «таинственный кочевник»). Ну и еще он так и не смог снять серьгу — слишком уж дороги были воспоминания, в которых король ему ее дарил. Закончив с умыванием, Тигнари потряс головой, отгоняя тоскливые призраки прошлого, и, как ни в чем не бывало, вышел из хижины на утреннее солнце, где его уже ждали напарник Амир и ученица Коллеи. — Доброе утро, шеф, — шутливо отсалютовал Амир. — Будут какие-нибудь дополнительные распоряжения по сегодняшним патрулям? — Кроме того, что ты остаешься за главного — никаких. И проследи, чтобы все стажеры четко придерживались моего руководства. И ни в коем случае не лезли в зоны Увядания самостоятельно! Меня не волнует наличие у них Глаза Бога, если мозгов до сих пор как у плесенников. — Понял. Так и передам. Слово в слово! Рейнджер усмехнулся ему вслед и перевел взгляд на робко мнущуюся Коллеи. — А ты как? Все в порядке? Сможешь заступить в патруль вместе со всеми? — Д-да, конечно! — девочка решительно приосанилась. — Я справлюсь, мастер Тигнари! Ой, и вот еще, ваши вещи, я принесла из штаба, вы оставили- Она потянула с плеча тканевую лямку сумки наставника, но от волнения неуклюже запуталась с ней в ремнях собственного рюкзака, и Тигнари пришлось ей помочь, аккуратно высвободив плохо гнущиеся пальцы из намотавшейся петли. — Спасибо, — он потрепал погрустневшую ученицу по макушке. — Ничего страшного, бывает. — Вы не позволите мне пойти в разведку, да? — обреченно прошептала та, пряча подведшие пальцы под накидку. — Я… — смотря на ее поникший вид, Тигнари не мог просто взять и отказать. — Слушай, давай поступим так. Ты пока скажи Амиру, что я освободил тебя от дневных обязанностей, но потом, когда я вернусь, мы с тобой вместе устроим свой обход. Договорились? — Ладно. Мастер, а вы надолго в Академию? — Думаю, к вечернему патрулю успею. Если, конечно, после официальной части у Амурты не возникнет никаких непредвиденных катастроф, с которыми без моей всезнающей руки они ну вот никак не смогут разобраться. Коллеи ободренно улыбнулась. — Тогда я буду вас ждать! Возвращайтесь скорее. Тигнари кивнул и бодро зашагал в сторону границы Авидьи и Дхармы — в город. Город Сумеру, разделяющий одно имя со страной, чьей столицей являлся, был построен вокруг гигантского дерева на берегу реки, — Священного Древа, как его здесь называли, веря, что именно оно стало первым благодетельством Руккхадеваты как Дендро архонта (в целом, реальность была недалека от этого поверья). Знаменитая же Академия Сумеру, главная его жемчужина, располагалась на верхних ветвях, будто подчеркивая свое превосходство над обывателями. Рейнджеру во всяком случае, приходили в голову именно такие мысли, пока он поднимался вокруг ствола по спиральным каменным дорожкам. Вообще он находил крайне ироничным то, как, разошедшись после гибели лорда и имея перед собой открытыми буквально все дороги Тейвата, его вассалы в итоге очень скоро вновь встретились в Академии. Как будто что-то удерживало их неподалеку от этих витражных дверей, заставляя время от времени менять личины и раз за разом снова вливаться в здешнюю научную суету. Ну, или если точнее, то сочинительством легенд занимались Кхнему и этот брюзга Касала. Бывший принц Тамим же, оправдав долголетие полузвериной природой, смог удачно закрепиться в качестве старшего научного сотрудника в даршане Амурта, и тем помогать с прикрытиями и остальным фамильярам. К порядкам Академии и способам как их обдурить он приноровился давно. Хотя и предпочитал все же тихую рейнджерскую деревушку этому слишком помпезному заведению. Однако сегодня Академия организовывала торжественный прием для недавно поступивших студентов. И только поэтому он перепоручил привычные дела Амиру. Тигнари обычно не принимал активного участие в подобных массовых мероприятиях в течение года, но для встреч с новенькими делал исключение, вызываясь зачитать им приветственное слово. Мудрецам он объяснял свою кандидатуру накопленным авторитетом. Себе самому — до сих пор не угасающей надеждой, что к Академии его тянуло не напрасно, и перерожденный Алый Король должен явить свой знак именно здесь. Или объявиться сам. Может быть, даже под одним из этих форменных круглых академических беретов. Он как раз оставил сумку в кабинете и, проверив планшетку с наброском речи, собирался спуститься к новичкам, как его окликнули из-за спины. — Тигнари! Рейнджер обернулся. — А, Сайно. Генерал махаматра по своему обыкновению бесшумно нарисовался в коридоре непонятно откуда. Тигнари невольно напрягся: от него на слова поддержки можно было не надеяться. Ибо пусть Сайно и был тем, кто когда-то подарил им надежду на возвращение аль-Ахмара, после собственной реинкарнации он сильно изменился. Если бы в прошлом тысячелетии ему сказали, что верховный жрец короля песков, этот пусть сварливый, но беззаветно, до мозга костей преданный Касала потом в один день первый скажет им сдаться и отпустить память лорда, Тигнари бы рассмеялся этим сумасшедшим в лицо. Сейчас же он слышал это своими ушами. Постоянно. Как бы ему не больно было это признавать, все, что осталось во вздорном мальчишке Сайно от прежнего грубовато-надежного Касалы — ритуальный головной убор в виде шакальей морды, обсидиановый посох и не по годам тяжелая рука. И хотя они с ним по старой памяти продолжали держаться вместе, прежняя близость связанных общим несчастьем фамильяров давно растворилась так же бесследно, как полуденный мираж. — Девятьсот лет и очередной год, Тигнари? — скривил губы махаматра. — Скажи, сколько еще вы с архитектором собираетесь топить себя в горечи прошлого? — Сайно, не начинай, — рыкнул Тигнари, и зеленый Глаз Бога на его плетеном поясе предупредительно вспыхнул. — Ты сам все знаешь. — Я всего лишь мыслю рационально. В отличие от тебя. Воздух вокруг сгустился и начал потрескивать крохотными фиолетовыми молниями. У Тигнари уже вот-вот был готов материализоваться в ладонях верный охотничий лук из гибких белых ветвей, но в последний момент страж взял себя в руки и отступил первым. Глаз Бога грустно потух. — Я не хочу с тобой драться. Алый Король объединил нас всех, и даже если ты отвернулся от него, я не могу оскорбить его память. Прости, Сайно. Надеюсь, когда звезда владыки воссияет вновь, наш разговор получится иным. — Значит, наш разговор останется таким навсегда. — Касала уснул в гробнице, но Касала вернулся к нам. Придет черед и Ахмара. — Не обманывай себя. Касала умер. Сайно идет своим путем. Подумай об этом. Если аль-Ахмар объявится, будет ли он аль-Ахмаром? Сайно презрительно цыкнул, плотнее надвинул на лоб голову шакала и исчез за углом так же резко, как и появился. Тигнари молча пригладил вздыбившуюся от генеральского электричества шерсть на хвосте и покачал головой. Касала перестал ждать своего короля, но Тамим и Кхнему еще много веков назад поклялись, что их чувства к аль-Ахмару угаснут только вместе с их последним вздохом. Пески поглощали каждый след и каждый звук, стирали в пыль самый твердый камень, иссушивали до капли, — однако, пески никогда не забывали. К толпе поступивших, собравшейся на главной площадке перед входом в Академию, Тигнари вышел с небольшим опозданием, но с самым твердым убеждением, что его надежды не тщетны, и когда-нибудь окупятся сполна. Он занял свое место среди остальных представителей шести даршанов, и, вполуха слушая выступление главного мудреца (сколько он провел в этих стенах, оно не менялось ни разу ни в одной витиеватой формулировке), принялся украдкой рассматривать молоденьких студентов. Еще такие наивные и воодушевленные… Радующиеся успешной сдаче экзаменов, и пока не подозревающие, что вступительные испытания покажутся им детской арифметикой по сравнению с тем уровнем, который требовали преподаватели после. Большая часть этих энтузиастов вылетала или исключалась добровольно, не закончив и первого года. Тигнари помнил, как даже Кхнему, — архитектор, казалось бы, признанный самими богами, — злобно скрипел зубами над итоговыми тестами Кшахревара, в первые пару раз позорно их завалив. С другой стороны, Тигнари, пусть и не профессор, а только сотрудник, иногда приходивший почитать лекции о практических исследованиях и каталогизации, тоже грешил излишней придирчивостью к тем немногим, кто осмеливался просить у него помощи в подготовке дипломных работ. Ну вот ничего не мог поделать со стремлением обязательно увидеть результат в самой идеальной возможной форме. Еще с тех времен, когда лисий принц получил в развлечение свою первую оранжерею.

***

— Так вот где происходит вся магия нашего милого Тамима. Аль-Ахмар, ведомый под локоть Кхнему, с интересом оглядывал преобразившееся окружение. Тамим действительно приложил немало усилий, чтобы выжать из вверенной ему оранжереи все, что только смог. И плоды его трудов можно было наблюдать буквально везде: стены оплели толстые корни с бархатными плотными листьями, в полумраке испускавшими слабый фосфоресцирующий свет; с потолков гирляндами свисали вьюны и воздушные лотосы; к главному залу вели с каждым шагом пышнеющие цветочные островки сумерских роз и роз захрат, самых разных пятилистников и лиюэйских глазурных лилий; а посреди всего этого буйства красок, в центре оранжереи величественно прорастала грандиозная сакура, медленно роняющая на пол сиреневые слезы-лепестки. — Откуда столь диковинное дерево? — полюбопытствовал аль-Ахмар, перехватив на лету закрутившийся в воздухе листик. — Подобного я не встречал ни в своих владениях, ни в царствах Руккхадеваты или Пушпаватики. — Оно зовется сакурой! — охотно пояснил крутящийся рядом Тамим. — Много лун назад мне посчастливилось выменять эти семена у караванщиков. Среди них были и торговцы, что пришли в пустыню из земель вечных гроз, — заокеанских островов Инадзумы. — А-а, Инадзума. Владения госпожи Баал. Занятно. Очень занятно. — Действительно, сад превосходит все ожидания, — снизошел до скупой похвалы и архитектор. — Но не находит ли принц Тамим, что подобный… жизнерадостный вид его оранжереи немного искажает суть этой усыпальницы? — Коварный змей! — принц подпрыгнул, сердито распушая хвост. — Ты возвел эти стены своими руками! И только ты мог спроектировать Атлаль-Гамиду усыпальницей! — И тем не менее, это правда. Что же ты на это скажешь? Тамим не заставил себя долго ждать — хищно ухмыльнувшись, кивнул сначала на сакуру, а потом в его сторону. — В таком случае, я найду ее, как ты сказал, «жизнерадостный» вид вполне соответствующим церемонии, если погребать в ней будут тебя. — Вот как?! Какая прелесть, — Кхнему обернулся к королю, драматично всплеснув руками. — Мой лорд, ты это слышал? Тамим имел любезность взять на себя подготовку праздника моего ухода. Алый Король расхохотался. — Боюсь, я не могу этого допустить. Твои таланты мне слишком ценны, Кхнему. Однако, я также знаю, что твоих талантов хватит, чтобы решить это маленькое недоразумение. — И чтобы каждая последняя травинка осталась на своем месте, — ехидно подсказал Тамим. — Да. Пусть будет так. Кхнему недовольно поджал губы. Больше всего в жизни божественный архитектор не любил именно что переделывать. Даже когда его работа изначально не задумывалась идеальной. — Как его ушастое высочество пожелает. В таком случае прошу меня извинить, займусь поправками в чертеж. Он отвесил поясный поклон, при этом умудрившись не вложить в него ни капли почтения, и вышел из усыпальницы-оранжереи под раздраженные взмахи полы плаща. Не успел архитектор скрыться, как Тамим оказался прижат щекой к парчовым складкам королевской груди, и его ухо прикусили. — Ты знаешь, что госпожа Пушпаватика будет очень недовольна, когда узнает, что у ее искусства появился конкурент. — Только если мой лорд сочтет необходимым рассказать Божеству Цветов об этом, — замерев, выдохнул принц. — Сочту, — не дрогнул голос Ахмара. — Хочу видеть ее лицо. — Но будет ли мой лорд так добр, чтобы также упомянуть госпоже, что мое скромное увеселение никогда не сравнится с ее божественным даром? — Гм-м. Может быть, — ухо снова обожгло чувствительным укусом. — Смотря насколько убедительно ты попросишь. Маленькое гибкое тело Тамима податливо изогнулось под чужой рукой, он откинулся назад, как стебелек розы на ветру, и поднял голову, чтобы взглянуть в лицо короля. — Я постараюсь. Ему в ответ бурые пески стали еще темнее, а изумрудные оазисы засияли.

***

— Мастер Тигнари. Мастер Тигнари! Он почувствовал, как кто-то толкнул его локтем в бок, и непонимающе поморщился. — Мастер Тигнари, ну же! Ваше слово. Тигнари повернулся, — Викрам, делегат Спантамада, изо всех сил сигналил ему начинать говорить. Страж удивленно посмотрел на планшетку в руках, будто на секунду забыл, зачем она вообще, но тут же спохватился, прокашливаясь, и преувеличенно громко зачитал первые пару строк, на ходу вспоминая, в чем заключалась его речь. — Дорогие коллеги! Поздравляю с прохождением входных экзаменов, и хочу напомнить, что быть студентом Академии Сумеру — большая честь, но также и большая ответственность. В нашей Академии перед каждым студентом стоят две важные задачи… Заученный текст понемногу к нему вернулся, но Тигнари, по правде говоря, уже не обращал внимания на слова. Мысли беспорядочно роились потревоженным осиным гнездом, а взгляд, едва скользнув по бумаге, снова метнулся поверх планшетки и намертво залип. Потому что из толпы почтительно притихших студентов на него внимательно смотрели те самые зыбучие пески и сияющие изумруды.