Долгое эхо песков

— Мастер, что случилось в Академии? Тихий, но с требовательно-настойчивой ноткой голос Коллеи через силу вытаскивал его из потока сознания обратно в реальность окутанной ночными сумерками чащи. — Ничего. Грубить ни в чем не виноватой Коллеи не хотелось, поэтому вдогонку к сухому ответу Тигнари поспешно изобразил извиняющуюся улыбку. Вообще хорошо бы сначала ему самому разобраться, что там было! Зрительный контакт с каким-то неизвестным абитуриентом оказался настолько внезапным и обескураживающим, что он, смешно сказать, сбежал, едва Викрам последним закончил свою часть. Викрам пользовался в Академии большой популярностью, — как-никак, был первым претендентом на должность следующего Хранителя Книг, — и понятно, что после его речи оживленными апплодисментами разразились даже эти новенькие несмышленыши. Но взметнувшиеся рукава перекрыли обзор, и странный парень пропал в общем мельтешении бирюзовой униформы. Тигнари же так смутился, что, вместо того чтобы растолкать и подойти, перепрыгнул с площадки на ближайшую ветку Древа, коротким путем добираясь по пружинистому мху до сада Разан парой уровней выше. В саду, слава архонтам, никого не было. Отчасти из-за мероприятия, отчасти — потому что с тех пор, как ослабевшая после трагедии в Каэнри’ах до облика крохотного ребенка Руккхадевата-Кусанали (такое имя она дала своей малой форме?) заперлась в храме Сурастаны, мудрецы на всякий случай ограничили посещение окружавшего храм сада Разан до только определенного круга ученых и матр. Никакой шумной молодежи или случайных зевак. Идеально. Рейнджер рухнул на первую попавшуюся скамейку под ажурным куполом и запустил пальцы в волосы, тяжело переводя дух. Преобразившаяся Кусанали вспомнилась как нельзя кстати. Он сам не видел властительницу Дендро после той трагедии, они с Кхнему в то время ненадолго отлучались из Сумеру, но вот Сайно оставался в Академии. И Сайно (тогда — один из участвовавших в ее поиске мудрецов), рассказывал, как именно они обнаружили богиню. Совсем непохожую на прежний образ величественной Руккхадеваты, но вместе с тем определенно сохранившую ее черты: эльфийские уши, жемчужно-бледную кожу и светящуюся прядь в волосах. Поэтому, хоть он и не мог делать поспешных выводов, в одном он не сомневался точно. Такие глаза, какие были у того парня, он бы не спутал ни с какими другими, ибо раньше не одно тысячелетие ловил в них свое отражение, когда целовал любимого повелителя. И в те несколько минут его речи, — он знал это, он был уверен, — с чужого лица на него глядели родные глаза аль-Ахмара. — Ма-астер, но вы сильно задержались, а теперь о чем-то постоянно задумываетесь, — Коллеи прозвучала почти жалобно совсем рядом с его ухом. — Зачем вы меня обманываете? — Прости. Ничего страшного. Немного перенапрягся, вот и все. — В-вы если не хотели идти со мной в патруль, могли бы просто так и сказать! — по-своему поняв его слова, выпалила Коллеи и отвела взгляд в сторону. — Я бы на вас не обиделась. Обиделась бы. Самым ребяческим образом бы обиделась. Тигнари редко когда встречал настолько легкочитаемых людей. Возможно, это было одним из последствий ее элеазара. Когда неизлечимая болезнь развивалась с пеленок, и без того короткое человеческое время было слишком ценно, чтобы тратить его на вылепку каких-либо масок. Он улыбнулся ей снова, на этот раз гораздо теплее. Осмотревшись, — надо же, столько шли, а едва добрались до окраины Вимары. Похоже, Коллеи была права, что он слишком рассеян, — он жестом поманил ученицу сойти с тропы и присесть вместе с ним на валун неподалеку. — Дальше не пойдем? — Один раз нарушим правила. Только никому ни слова, — заговорщически подмигнул рейнджер. — Я передохну пару минут, ничего? И мы повернем обратно. — Конечно, мастер, — она закивала, всем видом показывая, что это не он должен здесь просить разрешений. — Вы хотите мне что-то сказать? Вы не волнуйтесь, я знаю, вы умеете говорить так, чтобы я понимала, но при этом ничего не поняла. Поэтому не стесняйтесь. Тигнари только хлопнул глазами: когда только эта едва-едва умеющая писать свое имя девчонка успела стать такой сообразительной! — Сдаюсь, сдаюсь. Убедила. Скажи, Коллеи. Ты когда-нибудь надеялась на что-то так сильно, что когда показалось, что ты всего в одном шаге, ты впервые испугалась его делать? Коллеи посмотрела на него с до странного понимающим выражением. — Да.

***

Царь Парвезраван еще что-то говорил про заключительный сбор в его городе рабочих для закладки нового сада радости, но Тамим почувствовал, как внимание Алого Короля оставило складные речи Духа Победы, переключившись на что-то на дальней стороне базара. — Мой лорд? — фамильяр вопросительно коснулся его предплечья, навостряя уши. — Идем туда, Тамим, — он кивком указал на собравшийся в том конце народ. — Я хочу посмотреть. Аль-Ахмар взмахом руки оборвал Парвезравана на полуслове, и уже на ходу спросил у правителя Гюрабада, что именно происходило в оживленном кольце, которое только росло, пока они приближались. — Всего лишь обычная казнь, владыка пустынь. Во время последнего вершения правосудия порочные сердца этих людей оказались слишком тяжелы для весов. Наш закон полагает, что недостойные сердца следует вырезать. — Освободить тела от зерна грехов, значит, — задумчиво проговорил аль-Ахмар. — Покажи мне осужденных, Дух Победы. Парвезраван покорно вскинул скипетр, повелевая тут же выросшим словно из-под земли высоким мрачным стражникам разогнать зевак. На едва огороженной двумя-тремя рассхошимися досками площадке коленями в песке скорчились трое исхудалых фигур. Руки у каждого были вывернуты за спину и закованы в массивные цепи, вторым концом накинутые на толстые приземистые колонны с отчетливым следом Гео энергии: считалось, что Гео элемент подавлял другие, хотя ни на одном пленнике и не блестело круглешка Глаза Бога. Песок вокруг колонн имел неестественный темный оттенок, впитав слишком много пролитой здесь крови, а буреющие на нем свежие разводы подсказывали, что и этих, хотя и так осужденных на казнь, не оставили тем не менее нетронутыми. За глухой костяной маской-шлемом прочитать выражение лица аль-Ахмара не представлялось возможным, но чуткий Тамим умел понимать настроения лорда по сложенным на груди рукам (и тому, как он держал пальцы), и по едва уловимо меняющимся запахам. Алый Король, до того бесстрастно наблюдавший тысячи жестоких расправ, неожиданно заинтересовался именно в этих несчастных. И кто бы ни привлек его внимание, родился он явно под счастливой звездой: от Ахмара пахло желанием. И… сочувствием? — Ты. Острый клюв королевской маски повернулся в сторону светловолосого мужчины посередине. — Какое имя тебе дано? Из-под растрепанных пыльных прядей на аль-Ахмара горящими рубинами слепо сверкнули упрямые глаза, не сломленные ни исполосованной спиной, ни стертыми от грубого железа запястьями, ни смертельным приговором. У Тамима верхняя губа сама собой поползла вверх в грозный оскал: какое право имел какой-то смертник так нагло смотреть на смилостивевшееся до него божество? Но Ахмар останавливающе положил ему ладонь между ушей. — У тебя есть имя, человек? — Его зовут Кхнему, — вмешался один из стражников, хватая волосы пленника в кулак и дергая на себя, чтобы тот запрокинул голову как полагается. — Жалкий выродок, говори, когда тебя спрашивают, если не хочешь умереть без языка! — Брось его, — в голосе аль-Ахмара прокатился угрожающий раскат. — Я обращался не к тебе. Я выразил желание услышать ответ от Кхнему. — Лучше сразу убейте, — прохрипел Кхнему, когда его волосы отпустили. — Мне нечего говорить! — В чем твоя вина? Кхнему гордо промолчал, и лорд посмотрел на Парвезравана. — Этот человек — сын трусливого мудреца Нефумата, — объяснил царь. — Нефумат пренебрег законной волей Гюрабада и сбежал во время строительства первого сада радости. Отступника искали много лет. Но недавно стража схватила его щенка в моем дворце, когда он попытался украсть чертежи Аару Мунафад… — Это правда? — Ахмар сделал шаг в сторону приговоренного. — Ты вознамерился воровать у Духа Победы? — Чертежи принадлежат не ему, — глухо процедил тот. — Я возвращал их. — Разум Нефумата сгнил как старый орех аджиленах! Его невежественная рука никогда не прикасалась к великолепию, подобному Аару Мунафад! Парвезраван был уже готов отдать приказ совершить казнь немедленно, но карающий путь скипетра оборвал Тамим, перехватив занесенную руку. — Лорд пока не давал тебе слово, Дух Победы, — предостерег ушастый принц. — Нет правды в речах сумасшедшего! — Об истине его речей судить будет только лорд. Аль-Ахмар кивнул фамильяру и вновь обратился к пленнику. — Так что же, Кхнему, сын Нефумата? Отец ли рассказал тебе о чертежах Духа Победы, что ты так захотел вернуть их? — Нет. Кхнему с усилием вскинулся, чтобы без страха взглянуть прямо в прорези птичьей маски. — Аару Мунафад рисовал я. В воцарившейся тишине базара в руках Алого Короля едва различимо мелькнуло гибкое лезвие меча и со свистом разрезало воздух, опускаясь прямо на беззащитную спину Кхнему. Металл коротко лязгнул по металлу. Пленник удивленно открыл глаза и прижал к груди содранные руки: на песке осталась лежать разрубленная цепь. — Тамим, позаботься о Кхнему. А ты, Дух Победы, — обратился аль-Ахмар к вытянувшемуся в тростинку под исходящим от божества гневом Парвезравану. — Выбери любое оружие. Закон Гюрабада гласит, что освободивший осужденного на смерть должен предложить свою кровь взамен. Я дам возможность его исполнить. Но в другом законе также сказано, что несправедливо обвинивший займет место обвиненного. — Владыка- — Поединок, Дух Победы. Я наслышан о тебе как об искусном воине. Я сохраню тебе жизнь, если сумеешь меня удивить. — Идем. Я перенесу тебя во дворец, — Тамим подставил шатающемуся от истощения Кхнему плечо. — Держись крепче. Но мужчина на жест не ответил. — Я благодарен владыке пустынь за спасение, но я останусь. И снова этот упрямый рубиновый блеск. — Передай ему. Через пять лун я принесу чертежи к оазису Собека. Там он сможет забрать их. И мою жизнь.

***

Эпизод с Коллеи не шел у Тигнари из головы всю последующую неделю. У Лесного Дозора она плюсом выдалась особенно тяжелой, — патрули обнаружили новую зону Увядания, а потом от Академии им на головы свалилась вдобавок жалоба на изменившиеся звериные тропы, так что рейнджеру пришлось несколько ночей подряд провести на дереве как какой-то белке, выслеживая заблудших ришболандов, — и времени обдумать в новом свете историю с мондштатской разведчицей Эмбер, которую она ему рассказала, было предостаточно. Не то чтобы он извлек из нее что-то полезное (кроме еще большего сострадания к своей маленькой подопечной), но в одном Коллеи была права. Он и правда хотел получить от кого-нибудь совет. От кое-кого конкретного, точнее. К кому он на следующее утро послал сумеречную птицу с запиской, в которой убедительно просил вернуться в город пораньше. Еще через пару недель Кхнему наконец объявился в столице, — об этом Тигнари донесли выслуживающиеся дипломники, готовые не задумываясь выполнить любую просьбу, лишь бы он еще раз прокомментировал черновик их работы. Лесной страж подорвался к нему в тот же вечер, едва-едва закончив дела в Гандхарве. Ученый Каулла, — как назвал себя Кхнему в очередной выдуманной биографии, — снимал скромную комнату в принадлежащем Академии кластере профессорской жилплощади сразу за городской стеной. Тигнари, по обыкновению, почуял пряно-миндальное присутствие товарища-фамильяра задолго до того, как взялся за входную ручку, а потому дернул дверь на себя без всяких церемоний. — И-и-извините, п-профессор Каулла, в-в-встретимся позже! Первым с места подорвался какой-то студент, на ходу подбирая одежду и нахлобучивая на макушку берет, и, панически заикаясь через слово, просочился мимо застывшего на пороге научника. Судя по испуганной реакции узнавания — кто-то с его родной Амурты. И если так, то ему очень повезло, что Тигнари сейчас было не до лекции по этике, и он не потрудился запомнить его лица. — Ты приехал только этим утром, — сморщил нос рейнджер, как только их оставили одних. — А до этого несколько месяцев общался исключительно с механизмами и стариками. Не занудствуй, высочество. Тебя рядом не было. — И не рассчитывай. Со мной — только через мой труп. — Какой же ты, — досадливо протянул Каулла-Кхнему, поднимаясь с дивана и опрокидывая в себя остатки открытой бутылки, распитой, видимо, вместе с незадачливым амуртцем. — А я уже обрадовался, получив от тебя весточку. Да еще и такую нетерпеливую- — Накинь что-нибудь, — буркнул Тигнари, уворачиваясь от протянутой к ушам руки. — Это важный разговор. — В покоях лорда Ахмара тебя мой вид не смущал… Да ладно, ладно, сейчас. Ну обнять-то тебя можно, Тамим? Исключительно в качестве дружеского жеста! — Да погоди ты! Ты должен знать, Кхнему. Тигнари набрал полную грудь воздуха, собираясь с духом. — Я видел лорда. — Врешь. Кхнему даже резко протрезвел. Он схватил принца за руку и подозрительно уставился в его лицо, будто выискивая признаки лжи. Но Тамим смотрел на него со всей серьезностью. Слишком долго они провели без аль-Ахмара, чтобы так бездумно шутить на эту тему. — Лорда? Правда? Ты видел его?! Где?! — как только он убедился, что его не обманывают, вопросы забарабанили по голове не хуже разыгравшегося тропического ливня. — Ты уверен? Давно? Почему не сказал сразу?! Идем к нему прямо сейчас! Вторая охотничья перчатка ласково похлопала профессора по бедру, намекая, что страж конечно ответит на все подробнее, но не так быстро. Кхнему нехотя сдался, но не раньше, чем обернул его руку вокруг своей талии, сгребая таки Тигнари в крепкое объятие. — Это чудесные новости! Ну, рассказывай! Я так понимаю, у тебя есть какое-то весомое объяснение тому, что хотя владыка наконец объявился в Сумеру, в одной простыне сейчас в этой комнате стою я, а не Ахмар? — Я… — уши Тигнари стыдливо прижались к затылку. Постфактум его тогдашний побег действительно казался донельзя глупым. — Я испугался. — Испугался? Ты? Мифический принц Тамим, Призрак Голодного Ущелья, Шамсин Пятидесяти Огненных Бурь? — Перечислением моих титулов ты не помогаешь. — Знаю. Просто подтверждаю, что твое заявление абсурдно. Чего ты испугался, Тамим? Лорда Ахмара? — Да! Мы ждали почти тысячу лет, Кхнему! И каждый раз след оказывался ложным! А тут все случилось слишком внезапно, и всего на пару минут, — но я чувствовал, что это точно он, понимаешь! Это… это было слишком. — Ш-ш. Я понял, понял. Успокойся. — Я спокоен. — Хорошо. Тогда забудь все предыдущие вопросы и давай по-другому. Ты видел его в Академии, так? — Да. Среди новичков, когда была церемония приветствия. — Ты запомнил, как он выглядел? — …нет, — понуро признал Тигнари. — Он стоял в задних рядах, я не разглядел даже символики даршана. — И больше ты его не встречал. — Нет. Но я после и наведывался в Академию только пару раз. У Лесного Дозора был трудный месяц, а я за них отвечаю. — Понятно. Я бы предложил тебе переночевать здесь, — Кхнему нарочито-вежливо указал на еще мятую после возлияния постель. — Но ты откажешься. Поэтому завтра с восходом я жду вас в Доме Даэны, мастер Тигнари. Будем искать вступительное эссе нашего лорда.

***

Когда Алый Король и принц Тамим приблизились к оазису Собека, Кхнему уже ждал их там. Светловолосый гюрабадец сидел на камне на крохотном островке в самом его центре, окутанный голубоватым сиянием перламутровой луны, глядевшейся в зеркальную водную гладь под его ногами. И в этот момент даже скептически настроенный Тамим готов был признать, что тот больше походил на волшебного джинна, дитя фейской колыбели Пушпаватики, чем смертного вора. — Владыка пустынь, лорд Палящего Солнца, — Кхнему нагнул голову в знак приветствия: сначала королю, потом его спутнику. — Принц фенек, Божественный Шамсин. Прошу прощения за мою недавнюю дерзость на базаре. И благодарю за оказанную милость. — Мой лорд признал твою правду, — проговорил Тамим. — Но твой отказ посетить дворец не мог быть расценен им иначе, чем глубочайшее оскорбление. — И снова нижайше прошу милости Его Величества. Слова Кхнему, хоть и скромные в форме, не звучали заискивающе или раболепно. Наоборот, он оставался совершенно спокоен, словно давно привык вот так вот запросто беседовать с богами. Принц дернул хвостом, не определившись, что он по этому поводу думал: был готов восхититься силой его духа или вцепиться ему в горло оттого, что аль-Ахмар находил такую его неуважительную манеру забавной. — Возможно, ты соизволишь объяснить причину своего отказа. — Разумеется. Я счел себя недостойным и побоялся предстать перед божеством в том жалком виде, что имел. Незачем двору пустынного лорда смотреть на обезображенного смертника. Однако эти пять лун пошли мне на пользу, и больше подобные сомнения меня не терзают. Тамим бы многое отдал, чтобы узнать, говорил ли сейчас Кхнему правду или искусно лукавил в угоду Ахмару. Он не отмечал ничего подозрительного, и тем только сильнее подозревал. Что-то такое скользило в его речи, что рождало глубоко внутри глухое ревнивое ворчание. Аль-Ахмар же, напротив, казался настроен крайне благосклонно. — Кроме того, я принес обещанные чертежи, — Кхнему достал из-за пазухи аккуратно свернутый свиток. — В эти пять лун я также взял на себя смелость кое-что в них доделать, так как правитель Парвезраван не смог отличить готового от всего лишь идеи, и я не закончил работу. — Ты знал, что эти чертежи предназначались мне? Аль-Ахмар склонился над переплетением угольных линий: несмотря на ночное время, безоблачного неба и россыпи звезд было достаточно, чтобы рассмотреть каждую последнюю черту. Изображение на свитке нельзя было назвать иначе, чем гениальным. — Парвезраван не говорил об этом. Но я догадался. Аару Мунафад — не то, что мог задумать обычный человек. — И ты рисовал, опираясь на мое видение? Ты попытался понять, как мыслю я? Он ничего не ответил, — но от него больше и не требовалось. — Зови меня аль-Ахмар, Кхнему. Лорд пустынь поднял руку к своей птичьей маске, отнимая от лица шлифованную кость и отбрасывая ее прочь. Холодное серебро божества рассыпалось по плечам и перемешалось с золотистыми кудрями человека, пока сильные руки мягко уложили его на омытый луной камень. — Кхнему, благословленный архитектор Аару.

***

— Я так больше не могу! — Каулла со стоном откинулся на спинку библиотечного кресла, в сердцах перемешивая стопку листов, которые только что пытался разложить в хоть какой-то вероятности. — Ничего! Мы уже столько сидим — и ничего! — У меня тоже ничего. И если бы я знал, какие откровенные бредни оказывается принимает вступительная комиссия — я бы уже давно написал жалобу с просьбой проверить компетентность ее состава. — Ты преувеличиваешь. Так или иначе, без ложных суждений не научишься понимать истинных. К тому же, если бы они знали все заранее, чему было бы нам их учить? — Да это не просто ошибки, это позор! Наш лорд бы такого точно никогда не написал. — Но ты сам решил читать. Мог просто листать приложенные снимки. Глаза-то свои увидел у кого-нибудь из них? — Тоже нет. Они снова погрузились каждый в свою кипу. — Эй, а план что делать дальше, ты уже продумывал? Ну там, когда продеремся наконец сквозь эти бумажные завалы и твоя догадка подтвердится? — Думаю, это ему решать. Если мой лорд хочет отучиться в Академии — я не буду против. И может, тогда даже и к лучшему, что он не на моем даршане. Иначе мне бы точно пришлось уйти с поста научного сотрудника. — Не можешь представить каково это: читать нотации грозному королю пустынь? — развеселился Каулла. — Впрочем, я тоже скорее всего преподавателем не останусь. Сделаю вид, что профессора Кауллу на обратном пути из экспедиции затоптал какой-нибудь руинный дракон и поступлю заново. Двум студентам проще друг с другом сойтись, чем обучающемуся и профессору. Я даже новое имя уже придумал. — Ну и какое? — Кавех. Нравится? — Ка-ве… Ка-вех… Допустим. По крайней мере лучше, чем последние десять. Тот беззлобно пихнул ушастого локтем, но заткнулся, увы, ненадолго. — Н-да… Вот Тигнари, я все понимаю, но ты не мог даже Акашей сообразить воспользоваться, что ли? Она бы тебе в секунду все досье нашла, пока ты в гляделки игрался. — Нет не мог, — огрызнулся Тигнари. — Я говорил, что не буду носить терминал, и не собираюсь. Не люблю, когда копаются в моем мозгу. — Боишься за королевские секреты? Великая Властительница Руккхадевата и так в курсе нашего происхождения. — Тебе бы тоже стоило. Кто знает, кто еще теперь имеет обратный доступ к этой штуке, кроме нее. Времена меняются. — Ха! — рассмеялся в ответ профессор, щурясь в потолок: этажом выше библиотеки как раз находился кабинет главного мудреца. — Да даже если и так. Я бы с превеликим удовольствием посмотрел, как эти ортодоксальные академики интерпретируют графические сцены жарких ночей втроем с легендарным Алым Королем и с тобой, но блондином из моей головы. — Кхн… Каулла! — страж так сильно возмутился, что едва не забыл про прикрытие. — Следи за тем, что ты говоришь! Мы здесь не одни. — Удивительно, но в этом я с Тигнари согласен. Профессор Каулла, будьте добры, следите за языком, если не хотите в следующем году присоединить к этим папкам и свое эссе тоже. Тигнари и Каулла одновременно вздрогнули: Сайно снова подкрался незаметно, теперь остановившись у их стульев с привычно-кислой миной. — И тебе доброе утро, — саркастично поднял бровь второй. — Завидуешь? — Предлагаю чуть больше уважать труд Тигнари. И хочу проконтролировать, что вы тут замышляете. — Тигнари разве не говорил тебе? Он уверяет, что видел лорда среди поступивших, но не успел запомнить других примет. Вот, ищем кто бы это мог быть. Под мрачным взглядом Сайно рейнджер ощутил как невольно съеживается и отводит взгляд. Некогда наводивший благоговейный трепет на всех пустынных караванщиков одним упоминанием своей персоны, Шамсин Пятидесяти Бурь чувствовал себя неуютно рядом с осуждающей аурой генерала махаматры. Особенно когда все, что он на это заявление ответил, было усталым «опять?». — На этот раз все по-другому! — вступился за него профессор. — Тигнари говорит, глаза точь-в-точь! — Это ничего не доказывает. — К чему спорить, если можно найти и убедиться? Сайно, а ты мог бы и помочь, даже если и не веришь. Быстрее от нас избавишься. — Ладно. Махаматра подошел к столу. — Я знаю, о ком речь. Маленькая смуглая рука без раздумий потянулась к дальней из шести стопок, куда они сложили студентов даршана Хараватат, и, быстро пролистав, вытащила лист из середины, бросив его перед фамильярами. На карточке, приколотой к ничем не отличающемуся от других формуляру, был запечатлен хмурый серьезный парень с коротко стрижеными пепельно-серыми волосами. Сосредоточенно сведенные брови, острые скулы… И выделяющиеся среди всего стандартного блекло-бирюзового его необычные глаза: зеленые, как цветущие оазисы, и с рыжим, как согретые солнцем дюны. — Вашего драгоценного «нового лорда» зовут аль-Хайтам.