Молодой человек!..

Валерий Михайлович начал обращать на Женю внимание. В своей манере, конечно. Ну, тоесть было бы гораздо лучше, если б не обращал... Самые внезапные и мудреные вопросы на лекциях теперь неизменно доставались Вороненко. Профессор посреди речи совершенно непредсказуемо подлетал к нему, захлопывал у него перед носом тетрадь с конспектом и, ядовито улыбаясь, в гробовой тишине спрашивал что-то немыслимое. Евгений бледнел, заикался, потел, смотрел на подвеску-лягушечку, мерно мотающуюся на цепочке, смотрел на то, что приоткрывал расстегнутый ворот блузки, но отвечал. Валерий Михайлович ухмылялся и отходил, продолжая лекцию, готовый в любую секунду повторить рывок. В очереди в столовой профессор неизменно шугал Вороненко. — Куда вы лезете вперед, Вороненко?! Становитесь в конец! В конец, я сказал! – командовал омега, и голодному и злому студенту ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Ни одну работу по анатомии Женя теперь не мог сдать с первого раза. И со второго тоже. И с третьего. Если получалось с четвертого – то это было немыслимое счастье. Валерий Михайлович глядел на работы то издали, то вблизи, то снимая очки, то надевая, и обязательно находил, к чему придраться. Но и Евгений времени зря не терял: пока преподаватель, морщась, копался в результатах его трудов, альфа, стоя у него за спиной, преспокойно нюхал его волосы («офигенно пахнет, шампунь, наверное, дорогущий!»), заглядывал за шиворот («а там что-то есть... Эх, был бы он потолще!»), почти невесомо клал ладонь на попу («них*я я смелый!») и даже однажды приобнял за талию («мне конец, но помру как герой»). Однако омега делал вид, будто всего этого не замечает, тыкал Жене в нос бумажками и посылал переделывать. Вороненко обнаглел и однажды даже осмелился наконец задать страшный вопрос, который мучил его по вине дяди Пети: — Валерий Михайлович, вы извините, пожалуйста, я просто уже весь извелся, не могу дальше так жить... А вы беременны? Профессор почему-то не уничтожил Женю на месте, а просто удивленно вскинул брови и вполне спокойно спросил: — А с чего вы взяли? — Это значит – нет? – осторожно уточнил Женька. — Конечно нет! А с чего вы это взяли-то, я понять не могу? Я вроде не поправлялся. Что же касается перепадов настроения, то я просто стервозный старый омега, ничего больше. – Валерий Михайлович улыбнулся. — Да ладно вам, вы совсем не старый и не очень стервозный. – загудел Евгений. – Кстати, а почему вы такой худой? Вы болеете? — В эфире передача «Вороненко: один тактичный вопрос за другим» – бесстрастным голосом диктора сообщил Валерий Михайлович, и Женя за три секунды успел двадцать девять раз мысленно себя проклясть. — Валерий Михайлович... я... Простите... — Да черт с вами. – великодушно махнул ручкой омега. – Конституция у меня такая. Да и я, к тому же, вегетарианец. — Это же вредно! – испугался Женька. — Я знаю. – преподаватель закатил глаза. – Но что поделать. Я не переношу вкус мяса. Яйца тоже ненавижу. Рыбу ем иногда, но только если соленую. А вообще основа моего рациона – овощи. — Жесть... Я бы без мяса с голоду сдох. – посочувствовал Евгений. — Вы другого пола. – просветил студента Валерий Михайлович. – У вас мышечная масса... Энергия... – он провел пальчиком по груди альфы, и тот мигом забыл, как дышать. В аудитории было пусто и тихо – у Валерия Михайловича не было последней пары. Женя храбро приобнял профессора за талию и прижал к себе. Небеса, как ни странно, не обрушились, палас тоже не разверзся и не поглотил студента живьем; даже стены – и те остались стоять! Только омега приоткрыл ротик, расслабив губки, и поглядел на Женю снизу вверх... Обкончать бы. Стояк Вороненко уперся Валерию Михайловичу в живот. Преподаватель хотел было что-то сказать (изъявить протест или же поддержать альфу – неизвестно), однако не успел – Женя жадно въелся поцелуем в его губы, заламывая хрупкий стан омеги назад. Евгений почему-то не ожидал, что возлюбленный ответит на поцелуй, и потому удивленно замычал, когда почувствовал, как Валерий Михайлович, подаваясь студенту навстречу, полез языком глубоко ему в рот. Под офисными брючками омеги определенно обозначился некий недвусмысленный бугорок. Распалившись, Евгений подхватил маленького худого профессора на руки и потащил на стол. — Извините, а Иван Афанасьевич еще тут?.. В дверях стоял первокурсник-омега и завороженно пялился на открывшуюся его глазам сцену. Вороненко очумело глянул на него. — Н-не знаю. — Извините... – пробормотал первокурсник, густо краснея, и быстро исчез за закрывшейся дверью. Валерий Михайлович тяжело выдохнул и нехотя сполз со стола. Прикрыв глаза, Вороненко попытался мысленно донести до своего организма, что секс отменяется и крови можно приливать к какой-нибудь более полезной при таком раскладе части тела. — Можете не проклинать этого невезучего юношу, перепутавшего двести первую аудиторию с двести одиннадцатой. – усмехнулся профессор. – Я бы вам все равно не дал. — Почему? – встрепенулся Женька. — А у вас презерватив есть? Нет? Вот именно. – Валерий Михайлович взял со своего стола бутылочку с водой и сделал несколько маленьких глотков – скорее для успокоения буйствующего естества, чем для утоления жажды. — Я бы успел выйти... – выпятил губу Вороненко. — Я не имею никаких гарантий. – Цапля пожал тоненькими плечиками. Евгению стало обидно и жалко себя почти до слез. — Валерий Михайлович, ну почему у нас с вами все так по-дурацки? Вы вроде принимаете мои ухаживания, но, когда я делаю шаг вперед, вы делаете два шага назад! – голос альфы предательски дрогнул. – А я вас люблю. Правда люблю. Даже когда вы меня плющите, люблю, наверное, даже еще больше! Ну скажите мне, Валерий Михайлович, дорогой мой: мы как?.. В отношениях? Омега самодовольно улыбнулся и поглядел в окно. — Допустим... Евгений закусил губу, чтоб не разрыдаться, и обиженно забормотал: — Вы режете меня, как труп на вскрытии... Вот только я живой, и вы даже не представляете, как мне больно. Вы со мной, как кот с полудохлым мышом. Вы не знаете, сколько каждый ваш взгляд значит для меня, не верите и запрещаете доказать... Разве так можно, Валерий Михайлович? Впервые Валерий Михайлович видел Вороненко настолько опечаленным и одиноким, и внезапно омежья натура взяла верх над самолюбивой преподской душой: Цапле стало жаль Евгения. Может, причиной тому было приближение течки и нестабильный гормональный фон, а может, Вороненко все же не был ему безразличен. Как бы то ни было, Цапля подошел к альфе, и клацанье каблуков и какие-то тихие слова потонули в звонке на следущую пару. Женя, как обиженный ребенок, старался глядеть в сторону; но, когда изящная омежья рука полезла в штаны, изображать безразличие не получилось. — В...валерий Ми... Михайлович... Неужели вы?.. Валерий Михайлович легко коснулся губами его губ, высвободил из джинсов вновь крепнущий альфий член. — Можете меня потрогать, если хотите. – предложил, не глядя вниз. – Можете мне даже под рубашку залезть, разрешаю... Только не в штаны! Меня распалять не надо. Женька, еле сдерживаясь, опять прижал омегу к себе. Расстегнул тугие пуговички на его блузке, наконец-то увидел белье... Капля смазки выступила на налитой кровью головке Жениного члена, и Валерий уверенным движением большого пальца распределил ее по стволу. Задвигал рукой ласково и в то же время недостаточно быстро – очень уж он любил дразнить альф. Черные глаза Жени закатились от наслаждения. Он припал ртом к нежной фарфоровой шее, как голодающий к куску хлеба, залез похолодевшими потными руками под рубашку, щупая горячую кожу, добрался до застежек топика, расстегнул его и стащил к чертям собачьим... — Евгений, я не позволял! – возмутился омега и, забыв о том, что хотел приятно помучить партнера, начал дрочить быстрее. Свободной рукой он попытался прикрыть грудку – два чуть заметных бугорка со смуглыми сосками, мигом съежившимися от перепада температур – но Евгений расторопно припал к одному из сосков губами. Защипнул, облизнул, закусил... Валерий размяк и, вдруг обессилев, приобнял студента, чтоб устоять. Женя определенно был на верном пути. Стараясь как бы заплатить за причиняемое ему удовольствие, он старательно ласкал чувствительный омежий сосок. Сам Евгений приближался к финалу; плевав на запрет лезть в штаны, он все-таки запустил туда руки и судорожно сжал ягодицы. Очевидно, в отместку омега схватился за Женины яйца, однако именно этого движения, как оказалось, не хватало, чтоб альфа кончил, забрызгав спермой живот профессора. То ли от куража, то ли от неожиданности Вороненко особо сильно закусил чужой сосок, и Валерий Михайлович тонко вскрикнул, зажмурившись. С каждой секундой на его брюках в районе паха все отчетливее проступало влажное пятно. Осоловелый Женя сел на стол, приходя в себя. Валерий Михайлович оклемался чуть раньше и теперь безуспешно пытался привести себя в порядок. — У вас сейчас какая пара, молодой человек? – как ни в чем не бывало, спросил профессор, упорно пытаясь очистить влажными салфетками живот и рубашку от альфьей спермы. — Хирургия... Хрен с ней... – выдохнул Вороненко. — Прогульщик вы, молодой человек. Женя слегка обиделся. — Почему молодой человек? У меня вобще-то имя есть. Валерий Михайлович пожал плечами. — Ну, вы и сами ко мне только по имени-отчеству обращаетесь. Привычка. — Субор-динация. – вспомнил сложное слово Евгений и застегнул джинсы. — Женя, я вам дрочил. — Я знаю. Омега раздраженно кинул в мусорку двадцатую салфетку. — Рубашку придется выбросить... – бормотал он. – А еще я в штаны кончил... Превосходно... — Я вам куплю новую рубашку. Но только не белую. – с видом богатого папика сообщил Женя. – И белье новое... Валерий Михайлович усмехнулся и начал одеваться. Евгений заботливо подал ему пальто. — Я же просил вас меня не распалять, а вы что сделали? – упрекнул он альфу на прощание. Вороненко хитро-прехитро улыбнулся. — Но вам же понравилось, правда? — Он еще и улыбается! – театрально возмутился Валерий Михайлович. Женя противно захихикал и открыл перед омегой тяжелую деревянную дверь. Ближе к десяти вечера Вороненко получил сообщение от Валерия Михайловича, после которого минут пятнадцать прыгал по всей квартире, пугая кота, и шипел «Йес! Йес!», как восторженный детсадовец. Сообщение было предельно кратким: «Через неделю у меня течка. Я тебя приглашаю.»