Молодой человек!..

Скандал не заставил себя долго ждать. — Отец, сын наш совсем с ума сошел! – трагическим голосом заговорил Женин папа, едва только Валерий Михайлович отлучился из кухни. – Сделай что-нибудь! Приведи его в чувства, ты ж отец! Семен Андреевич причмокнул и необычным для него ласковым тоном обратился к супругу: — Сереженька, ты напрасно кипятишься. Евгений, в конце концов, не наследный принц... Пусть уж лучше при нем будет омега постарше и попроще в смысле внешности. Гулять не будет. И за сыном нашим, кстати, присмотрит, довоспитает его. Глаза Сережи чуть не вылезли из орбит: — Сема! Ты вообще понимаешь, что говоришь?! Пристрастие красивого молодого альфы к такой вот мумии – это же психическое отклонение! Это ненормально! — Вот спасибо, родители! Решили меня в дурку упечь! – вставил свои пять копеек Женя, отвлекаясь от бутерброда с колбасой. Папа только нервно махнул на него рукой, что означало приблизительно «захлопни варежку, и без твоих комментариев тошно». — Ну, понравился ему опытный омега, что ж такого? – пожал плечами Семен Андреевич и обратился к сыну: – Ты же с ним спал уже, да? Рожа Жени расплылась в недвусмысленной улыбке. — Ты даже не представляешь, на что он способен в постели... У Лерки только один недостаток – попа худая. Но я его откормлю. В глазах пожилого альфы блеснул искренний интерес: — И чего он такое делает? Ну, я не из праздного интереса, мне для того, чтобы получше понять тебя, сынок... В глазах молодого альфы вообще запрыгали горящие чертики: — Бать, да он готов трахаться хоть вверх ногами, хоть в национальной галерее, хоть на ядерных объектах, хоть без смазки... — Замолчи!!! – истерично вскрикнул родитель-омега, хлопая ладонью по столу. Евгений сообразил, что болтнул совершенно лишнее, и продолжил поглощать еду, сделав вид, будто его здесь вообще нет. Вошел Валерий Михайлович и, мудро выбрав место подальше от папеньки ухажера, невозмутимо сел. Семен взглянул на раскрасневшегося супруга. Опыт долгих годов совместной жизни подсказал ему, что сейчас Сереженька будет орать; и, так как орать Сереженька умел долго, со вкусом и на всех, поспешил малодушно сбежать на балкон курить. Женин же папа без промедления напал на Валерия Михайловича: — Что, мало вам было Евгения соблазнить, вы еще и за мужа моего принялись?! В вашем возрасте уже надо внуков няньчить, а не по членам скакать! Имейте совесть, оставьте Женю в покое! Профессор тяжело вздохнул: — Никто их обоих не соблазнял. Они сами совратят кого угодно, хоть монаха. Я ведь, как видите, далеко не роковой красавец. То, что ваш супруг начал обращать на меня внимание, говорит только о вашей с ним скудной половой жизни... Сережа задохнулся от ярости: — Ну, знаете ли... — А вам действительно стоит направить своего сына. – спокойно, даже холодно продолжил Лера. – Он мне покоя не дает. Так что я сам вас искренне прошу: познакомьте его с омегой... по возрасту. — Никаких по возрасту! – пробасил Женя, пододвигаясь ближе к возлюбленному, будто боялся, что того сейчас может кто-то похитить. – Я только тебя возьму в супруги, больше никого. — Почему до вас никак не дойдет, что я не согласен на брак с вами, молодой человек? – изогнул брови Цапля. Увидев выражение искренней печали на лице единственного сына, нервный Сергей тутже впал в другую крайность: — Ах, так значит, мой Женечка не достаточно хорош для вас?! — Можно и так сказать. — Значит, поматросили – и бросили? — Матросит тут только один человек – ваш сын. – профессор явно занервничал. – Преследует, домагается, обманом притащил сюда... Родитель-омега только фыркнул и заговорил уж совсем противным тонким голоском: — Ой, только не надо тут мне! Пока омега не захочет, и альфа... м-м... как говорится. — Тоесть существование насильников вы полностью опровергаете? — Вы моего Женю называете насильником?!! – Сережа вскочил с места. Забыв о самоконтроле, Валерий повысил голос: — А кто он, если я ему четко обозначил, что отношения я продолжать не намерен, что я НЕ ЛЮБЛЮ ЕГО, а он продолжает меня преследовать, изо всех сил пытается опозорить перед всем институтом и лезет руками мне в штаны без моего на то разрешения?! — Мальчик влюбился! — Ого, вот это да! Когда вы ругали его в коридоре, вы не допускали такого варианта! И вообще, почему влюбился этот двухметровый, как вы выразились, мальчик, а мучится должен я?! – у Леры голос задрожал и кончик носа раскраснелся. — Вы влюбили его в себя! – в глазах папы появились слезы отчаяния. — Прямо делать мне нечего! – театрально всплеснул руками профессор. – Скучно просто так трупы резать и вокруг скелета хороводы водить – дай-ка сопливого третьекурсника в себя влюблю! Вы серьезно думаете, что, даже если бы я настолько рехнулся, что решил бы искать себе мужа, то выбирал бы из собственных учеников?!! — Я не знаю ничего! – Сережа утер слезы рукавом. — Ну так и прекратите меня оскарблять!.. Омеги затихли. Некоторое время оба сидели почти неподвижно, восстанавливая дыхание и глядя куда-то сквозь предметы, затем Лера вышел из кухни и вернулся минут через пять, дабы запить таблетки. Сергей, покусывая губы, удалился к мужу на балкон. Евгений сидел в углу дивана, обняв колени, как маленький ребенок, и даже, кажется, плакал. Нездорово бледный профессор подсел к нему и сказал спокойно и устало: — Видите, что вы устроили, молодой человек? — Угу. – нехотя кивнул студент и шмыгнул носом. – Вы из-за этого за меня замуж не хотели, да? — Нет, есть еще другие причины. Много есть еще других. – мотнул волнистыми волосами Цапля. — Ваши убеждения?.. — Нет. Через них бы я тоже мог перешагнуть: я начал уже боятся одиночества, честно говоря. Да и скучно, особенно в отпуске. Сил нет ни на какую созидательную деятельность, да и самочувствие не особо располагает... Дни проходят, а я не живу, а номер отбываю. Даже обидно. Один час, другой... Потом бессонница... Жене стало очень жаль профессора – наверное, жальче, чем самого себя – и он осторожно обнял худенького омегу за плечи, давая ему прилечь на себя. — А-а... Так это потому что я... ну... плохой? — Вы не худший вариант, Вороненко. — Тогда... почему? – Женя с искренним непониманием заглянул в глаза возлюбленному. И Лера даже начал было нехотя что-то говорить, но совсем тихо, к тому же почти сразу в кухню вошли родители Евгения, и Лера умолк, быстро выпрямился, но отползать от альфы не стал. Женя нахмурился. Смущенный, однако теперь уже совершенно спокойный Сережа, окутанный парами валерьянки, с неизвестно откуда взявшимся засосом на шее, глядя куда-то в сторону плинтуса, пробормотал: — Вы, Валерий, уж простите меня, пожалуйста, что я так раздраконился... Мы просто... ну, не ожидали. Женечке стоило заранее с нами поговорить. — Согласен, прощаю. – Лера профессорским движением поправил очки и встал. – Что ж, спасибо этому дому, мне пора. Семен напоследок протянул Цапле ручищу, и тот быстро, почти невесомо ее пожал. Евгений предсказуемо вызвался проводить. К вечеру похолодало, и Лерочка ежился и постукивал зубами. Студент распахнул куртку и прижал омегу к горячей, широкой альфьей груди. Некоторое время шли молча, стараясь не врезаться во встречных прохожих. Наконец Женя, что-то обдумав, заговорил на редкость тихим для него тоном: — Да, Валерий Михайлович, я дурак. Я прям даун какой-то конченый. Мне стыдно. — Я вас не стыжу. — А мне все равно стыдно. Чем больше думаю, тем больше стыдно. Я сам подрываю ваше доверие своими "фокусами", но... Но... – и студент осекся, словно не мог подобрать слов. — Так что вы хотите от меня, молодой человек? Чтоб я сосался с вами на переменах по углам? – довольно жестким тоном спросил Цапля, однако от Жениной груди не отлепился. – Знаете, есть штука такая... Субординация называется. Еще есть омежье согласие, закрепленное не только в моральных устоях, но даже, если я не ошибаюсь, как-то юридически. А еще есть элементарная честь, молодой человек. Точнее, у вас ее нет. Валерий отчитывал по-профессорски, и в любой другой ситуации альфу это бы возбудило, однако сейчас он просто бесконечно клял себя и едва сдерживал постыдные слезы. — Простите... — Боюсь спросить, что же вы теперь намереваетесь предпринять? – омега поднял головку и поглядел Жене в глаза. — В каком смысле? – нахмурился Евгений. — В смысле ваших "выпадов" в мою сторону. — Не знаю. — Не знаете? Очень хорошо. – Валерий Михайлович нехотя вылез из теплых объятий. – Тогда осмелюсь попросить вас вызвать мне такси. ...Идти домой Жене не хотелось. Сунувшись было обратно к родителям, он нашел обычно распахнутую дверь кухни прикрытой и услышал довольно однозначные стоны. Вороненко стало почему-то противно; он быстро вышел, забыв шапку, и отправился бродить по до противного знакомым темным улицам. В лохматой голове Евгения двигались мысли. Поначалу они причиняли ему боль, словно хлесткие удары розг по воспаленной совести, потом – какое-то нездоровое удовлетворение, а затем... Затем альфа вдруг успокоился. Нет, это нельзя было назвать полноценным, неколеблемым покоем – это случилось, будто вдруг какой-то наркотик прекратил свое действие, успев умертвить перед этим порядочное количество клеток мозга. Все вдруг стало Жене безразлично. Все вдруг стало мериться одной лишь мерой – расположением к нему, Евгению Вороненко, Валерия Михайловича. Какая-то недобрая веселость накатила на молодого человека – кураж, который мог очень плохо закончиться для худенького беззащитного омеги.