➰➰➰
— Действительно, они на своём острове не знают никаких новостей. Верховный говорящий лично просил пригласить обоих бывших преступников быть на его свадьбе, — вкрадчиво говорит, щуря глаза, начальник тайной охраны. Он изворотливый — но выглядит ленивым, пластичный — но предпочитает поспать, сильный — но старается не показывать своей мощи. Ведь гораздо лучше, когда враги недооценивают тебя. — И почему именно мне выпала честь быть уговаривающим? — почти смеётся светлоглазый парень от такого слова, которое напоминает некий титул. Например «Верховный Уговаривающий». Он не сдерживается и тихо фыркает в кулак, прикрываясь покашливанием. — Во-первых, потому что именно ты был тайным охранником Океаноголосого и знаешь о нём почти всё. Во-вторых, ты обнаружил Чонгука в Башне и не убил его, хотя мог — значит, он не станет гневаться на тебя. В третьих, а почему бы и нет? Эти парни не знают о тебе ничего, но каждый видел тебя. И поверь, милый, забыть тебя невозможно, — лишь мгновение ласково и просяще смотрит на охранника его непосредственный начальник. Которому он и не поддаётся уже полгода — не желает смешивать службу с чувствами. Его профессиональная гордость диктует быть холодным, собранным, готовым. А если принять ухаживания господина Шуги (немногие знают его истинное имя, но и Шуга ему очень подходит), то концентрация сразу пострадает. — Хорошо, господин, я обдумаю эту мысль, — коротко, но учтиво кланяется светлоглазый мужчина. — Надеюсь, если мне удастся уговорить наших бандитов принять приглашение Правителя, я смогу расслабиться на общем веселье, а не следить за безопасностью. Ведь Ким Тэхён перестал представлять интерес для государства, тем более с утраченным голосом. Теперь он просто один из многих прощённых преступников. И выходит, ступая неслышно. ➰ — Ты готовишь нового Птицеголосого к выступлению, Сул? — спрашивает лекарь Дан. — А кто же ещё? — снисходительно прикрывает глаза учитель голоса. — Хороший подарок нашему народу к свадьбе нашего Правителя, согласись? Выпьем? Друзья опять засиделись в небольшом подвальчике, где их не будут искать — они на сегодня выполнили свой служебный долг. Сул вообще очень легко пьянеет, развязывая мысли и язык. Чувствуется, что он человек из высоких сфер, очень чувствительный — в том числе и к славному вину! Чего не скажешь о лекаре: ему, кажется, можно влить в себя в три раза больше, чем певцу, и он будет сдержан и прям. — С-слушай, Дан, друг мой, — слоги уже с трудом складываются, — мне вот недавно с-с-снился с-странный с-сон… Про тебя! — Про меня? — улыбается лекарь. — Интересно! Поведай, друг мой Сул. — Не помню точно всего, но мне снилось, как будто ты ослушался Верховного, о как! — делает страшные глаза. — Я?! — искренне недоумевает доктор. — Не может быть! Очень странный сон. И в чём же я ослушался? — Как будто ты не прижёг связки Океану… кеано… Ну… — Океаноголосому? — Точно! — с облегчением машет указательным пальцем Сул. — Ну вот уж не-е- ет, — уверяет лекарь. — Сам подумай — как я мог? Невозможно! Забудь это сон, как страшный… Как страшный сон. — Я и говорю… Приснится же такое, правда? — Пил бы ты меньше, друг мой, не снилось бы тебе всяких ужасов. Это ж надо! Что бы я и ослушался! Да я самый законопослушный врач из всех, кого ты знаешь! — громко провозглашает Дан. И тут же тихо добавляет, наклонившись к лицу друга: — А ты ещё кому-нибудь рассказывал о своём сне? — Да я его как-то забыл. А вот сейчас вспомнил, — пьяно морщит лоб Сул. — И снова забудь! — предлагает Дан. — Давай за Правителя примем горячительного! — Да! За него! — довольно бодро отзывается друг. ➰ Кто бы сказал Чонгуку, что он будет день за днём, ночь за ночью, неделя за неделей наслаждаться уединением с Тэхёном! Если бы он знал, то поскорее бы что-то такое наразбойничал, чтобы оказаться на этом райском острове с возлюбленным. Они как будто не могут насытиться своей общей жизнью: плавают, ловят рыбу, собирают плоды, нежно или громко любят друг друга, разговаривают. Ссорятся. Уходят подальше друг от друга, чтоб остыть. Остывают и бегут обратно с объятиями. Или перекрикиваются, бранятся с разных сторон рощи, не желая уступать. Словом, по-разному, совсем нескучно, всегда искренне. Чудо, происходящее здесь, было бы неполным, если бы голос Тэхёна таким неожиданным образом не остался вместе со своим обладателем. Тэ честно попытался выдержать две недели, которые «прописал» ему доктор для молчания и заживления. Но как тут выдержишь, если каждый раз Тэхён вопил, как оглашенный, извиваясь под Чонгуком, на Чонгуке, перед Чонгуком, позади Чонгука… Как-то показалось логичным проверить свой голос и в других, более приличных проявлениях. — Гук-и, — с волнением прошептал он жемчужно-пасмурным днём через неделю после своего прибытия, — я попробую. Тэ присел за спиной Чонгука, обнимая его за живот. — Что попробуешь? — буднично спросил Чон, стреляя во все стороны чешуёй очень вкусных рыбёшек, которых они наловили в своей лагуне — чистил, не заботясь, что вся кухня будет сверкать потом чешуйками. — Петь, — вовсе неслышно отвечает Тэ. Чонгук сразу бросает нож и поворачивается, охватывая любимое лицо пахучими рыбными руками. — Да, да, любовь моя… — целует прикрытые глаза и немного обветренные губы. — Только вымой руки, — расплывается в улыбке Тэхён, всё ещё шепча. — Я мигом! — побежал к воде Гук, быстро зачерпывая песка с золой в их очаге — чем не мыло? На поросшем травой пригорке над морем Гук крепко взял друга за руку, даря поддержку и уверенность. Тэхён волновался, как перед первой молитвой: — Что мне спеть, Гук-и? — прошептал он. — Песню моря, конечно, — не сомневался Гук. Тэ закрыл глаза. И как когда-то давным-давно он, волнуясь, вызывал в памяти образ Чонгука, так сейчас он вспомнил, как будучи Иерэ, выходил перед тысячей людей, поднявших к нему лица. Это, всё-таки, тоже было волшебно! Сначала тихо, клокоча звуком в грудине, под ключицами, пробовал он, возвращая себе обладание своим голосом… Смелея с каждым витком мелодии, но по-прежнему не открывая глаз, он сильнее, мощнее вибрировал голосом, богато играя обертонами связок. Гук во все счастливые влюблённые глаза смотрел на это возвращающееся прямо сейчас в мир чудо — голос Океаноголосого Иерэ! Губы сами задрожали, он постарался сдержать всхлипы своего восторга, но нет — не смог. И захлёбываясь, заливая щёки слезами, запел вторым голосом… Едва закончив петь, Тэхён диким зверем набросился на Чонгука, распластав его в шелковой траве, нетерпеливо срывая немногую одежду. И орал ещё громче, рычал и кусался — такое и любовью невозможно назвать, зверство какое-то… Но Гуку очень понравилось! ➰ Тэхён с утра ушёл в рощу, надувшись. Очень хотел манго? Ну вот пусть сам и скачет вокруг дерева, капризный. Неужели нельзя подождать, когда Гук доварит рис? Поэтому, когда Чонгук услышал с улицы «Есть кто?», то подумал на Тэ, который просит помощи под тяжестью ароматных плодов. Гук вышел, скрестив руки на голой золотистой груди — и чуть в песок с крыльца не упал! Перед ним стоял, прикрывая ладонью от солнца прозрачные глаза, вовсе не Тэхён. — Твою мать… — присел он на порожек. — Чон Чонгук? — официально уточнил гость острова. — Я, — выдохнул хозяин. — Прости, что без приглашения. Но я сам приглашать пришёл, — улыбнулся светлоглазый парень, рассматривая шокированного Гука. — Пришёл? — ещё больше опешил Чон. — По воде пешком? — Не, по воде на лодке, — легко засмеялся в ответ. — А где Иерэ… в смысле Ким Тэхён? Он ведь тоже здесь? Чонгук почувствовал исходящую от парня опасную силу, что холодком потекла вниз по позвоночнику. Он неопределённо махнул рукой куда-то себе за спину, пока не находя слов для внятной беседы. — Я подожду? — просит разрешения светлоглазый. Гук энергично кивнул. — Гук-и! Ты мне так и не поможешь, да? Вот попросишь ты у меня устрицу в лагуне! Хрен дождёшься… — из рощи показывается раскрасневшийся от усилий Тэ: и манго добыл, и ананас ему приглянулся, а на обратной дороге малютки-бананы попались, такие как он любит — на один укус. И для всего этого великолепия он не захватил корзину, вот и ругается, едва удерживая плоды в руках, под мышками, прижимая царапающиеся хвостики к бокам. — ГУ-У-УК! — совсем уж громогласно орёт он. А Гук вскидывает взгляд в прозрачные глаза напротив и видит почти отвалившуюся челюсть непрошеного посетителя. — У него есть голос?! — шепчет парень. — Как видишь, — пожимая плечами, вынужден подтвердить Гук. — Как? — хрипит. — Ну… Как-то так. Само, — объясняет необъяснимое явление Чон. — Оп, а ты как здесь оказался? — почему-то не удивлён Тэ смутно знакомому лицу. — Тоже что-то натворил? Ты явно кого-то убил, если я правильно тебя помню. — Нет, все живы, — прокашливается парень, переводя взгляд с одного полуобнажённого красавца на другого. — Ну и хорошо, — спокойно заявляет Тэ. — Ты завтракал? — Нет… — Тогда самое время вкусить плодов, дети мои! — Тэхён разбрасывает руки в стороны, выгибая мускулистую грудь и блестя весёлыми глазами. А потом импровизирует своим божественным голосом, доводя гостя до дрожи в ногах: — Души-и-истое манго-о-о и сладкие бананчики — всё-о-о для нас дари-и-ит зе-е-емля-а-а-а! — хохочет на последних словах. Певец щупает несколько широких листьев, в тени которых таится их дом. Понравившийся с хрустом отрывает. — Как тебя зовут-то? — просто спрашивает Тэ, усаживаясь в песок и раскладывая на пальмовом листе принесённые богатства. — Пак Чимин, — отвечает человек, чья внешность и тем более истинное имя известны очень немногим в самых узких кругах. — Садись, Чимин, — гостеприимно показывает бывший жрец в песок напротив себя. — Гук-и, разломай нам ананасик, пожалуйста, а? Гук садится на колени и голыми руками разделывает ананас на четыре части, щедро смачивая песок ароматным соком. Видя эту силу в чужих пальцах, Чимин с уважением покачивает головой и решает, что он не станет грубить Чонгуку. — Спасибо, милый, — очень ласково улыбается ему Тэхён. — Так каким судьбами к нам, Пак Чимин, если ты никого не убил? — А зачем мне кого-то убивать, Иерэ? — наконец удобно усаживается Чимин. — Ну… Что-то такое в твоих глазах, что выдаёт… — прикусил язык Тэ. — Убийцу? — усмехается Пак. — Да, именно убийцу… — И это сразу видно? Хм, не думал… — трёт он лоб. — Вот поэтому ты и не знал, кто я для тебя и что я делаю в твоей Башне. — А кем ты был мне? И в моей Башне?.. — удивлён Тэхён. — Для тебя я был твоей тенью и твоим защитным панцирем. День и ночь. Самый личный, самый твой, — чуть извиняющимся тоном отвечает охранник. Тэ внимательно вглядывается в мягкие, но опасные черты лица, скользит взглядом по гибкому телу, таящему силу и прыть… Пак делает вид, что не замечает этого. — Как раз этот хищник меня и обнаружил, когда я к тебе прорывался, Тэхён-и, — негромко добавляет Гук. — А почему ты меня не убил, убийца? — Я сам себе задавал такой же вопрос, — Чимин берёт из рук Чонгука кусок ананаса, — и понял, что я был тобой восхищён. Представь: один, без оружия, без знания расположения коридоров, ты добрался почти до цели! — Ты такой потрясающий, Гук! — влюблённо восклицает Тэ. — Стой… — напряжён Чон. — А сейчас зачем ты здесь? Ты никак не ответишь на этот вопрос. Убить? — Да что вы заладили, как заевший палеофон: «убить, убить»! — всплескивает руками Чимин. — Я ж сказал, что я с приглашением к вам! Парни с удивлением воззрились на него. — Приглашай, — разрешил Тэ. — Сейчас, доем уже ананас, а то захлебнусь слюной. Несколько минут все трое наслаждались дарами острова. — И ещё чуть-чуть, — встаёт Чимин и направляется к морю. Не стесняясь поворачивается спиной к хозяевам, широко расставив ноги и оттопырив зад, полощет в солёной воде липкие пальцы. — Так вот, — стряхивает он капли, — наш Верховный говорящий женится по большой любви. И по случаю такого счастья вы оба амнистированы и приглашены на свадьбу. Теперь очередь ронять челюсть наступает для Тэхёна. — По большой любви?.. — не верит он. — Намджун и по любви?! — Да, влюбился, как юноша! — убеждает Чимин. — Не скрывает нежных чувств, смотрит на свою невесту, как на самую прекрасную жемчужину! — И в кого же он влюбился? — с пристрастием интересуется Тэхён, представляя себя, как с ещё бо́льшим пристрастием он спросит о любви у самого Намджуна. Ах ты ж, сволочь какая! Влюбился он! Влюбился?! А как же… Э-э-э, да что с ним говорить! — О, его невеста действительно потрясающая красавица. Из очень близкого круга. Он её знает почти с детства, а тут увидел и застыл, поражённый молнией любви… — Оставь поэзию, убийца! Кто эта красотка? Я ей пожму нежную ручку и непременно поцелую, — пышет негодованием Тэхён. — Лучше не надо целовать, — советует Чимин. — Это дочь Первого советника. Её зовут Минсук. — Ми-и-ин?! — ещё одна челюсть, теперь гукова, падает почти на песок. — Моя Минсук?! — Твоя?! — выгибают брови и Тэхён, и Чимин. …Чимин уплыл следующим утром, заручившись обещаниями, что парни согласны быть на свадьбе Правителя. Ровно через неделю за ними направят лодку, которая доставит в цивилизованный мир, где их будут ждать гостевые комнаты, а также красивая одежда, соответствующая всеобщему празднеству. — Только прошу тебя, Чимин-и, не говори никому, что мой голос со мной, хорошо? — смотрит в добрые светлые глаза Тэхён. — Слово убийцы! — пожимает руку своего бывшего подопечного Пак. — Отлично, — обнимают его по очереди Гук и Тэ, — до встречи! ➰ Этот день обещал быть долгим: празднества и представления, угощения и массовые пения были распланированы так, чтобы жители столицы с самого утра и до вечера чувствовали себя дорогими гостями на свадьбе Правителя. Подготовка заняла почти месяц. И вот все приготовления завершены. Раннее нежное утро… Занимается заря… Скоро начнётся молитва и страна начнёт праздничный день! Ведь любимый, дальновидный, совсем нестарый правитель наконец выбрал себе в спутницы прекрасную девушку! В том, что она прекрасна, нет никаких сомнений! … — Да сколько можно, папа?! — кричит Минсук с верхнего этажа. — Я могу хотя бы сегодня не вставать к молитве, а поспать столько, сколько хочу?! Церемония начнётся в полдень, а меня будят в семь?! — Минсук! Как ты можешь в день своей свадьбы так себя вести?! — взвывает Сокджин. — Скоро придут цирюльники! Тебе нужно встретить жениха полностью готовой! Неужели ты собираешься опоздать?! — Я не смогу опоздать, даже если захочу! Ты же меня на руках вынесешь к жениху, если я не успею обуться! — вопит девушка. — И вынесу! Я очень уважаю Намджуна и не позволю ему ждать своенравную девчонку, в которую его угораздило влюбиться! — вторит отец. — А вот это, папочка, очень даже не твоё дело, — резко успокаивается Минсук и спускается. Она ведь всё равно проснулась, служанка причесала её и помогла привести себя в порядок, с отцом поругалась — можно и позавтракать. Но когда Минсук стоит в одном из притворов Храма — одетая, причёсанная, украшенная — от её красоты действительно становится не по себе. Дивная! Нереальная! И она, глядя на своё отражение в отполированной старинной серебряной пластине, немного робеет: словно это не она отражается, а какая-то другая одухотворённая девушка, которая сегодня отдаст жизнь и судьбу, а ночью и тело своему мужу… Но это ощущение длилось несколько секунд, после чего она снова становится собой, хотя да, надо признать — красавица. Сокджин входит почти неслышно. — Ты готова, девочка моя? — ласково касается он её спины. — Да, папа, конечно, — отвечает невеста. — Идём? Намджун ждёт тебя. — Ну пойдём, обрадуем его, — улыбается она. — Что-то я не понимаю твоего настроения перед бракосочетанием, доченька… — Не волнуйся, папа, я современная девушка — справлюсь с испытанием! — Да уж… — вслед ей качает головой Сокджин. ➰ Несколько сотен гостей рассажены за длинными столами, уставленными изысканными кушаньями и множеством графинов и кувшинов. Щедро! За одним из самых дальних столов сидят начальники канцелярий и директора библиотек: всё серьёзные, сдержанные мужи со своими жёнами. Тут нет никого, кто бы знал Иерэ в лицо. Так что Тэхён спокойно празднует рядом с незнакомыми людьми. — А я бы на твоём месте пошёл и набил ему морду, — подзуживает Чонгук, скромно сидя среди них рядом с любимым. — Я тебя прошу, Гук-и… Нас только-только успели амнистировать, а ты уже новое преступление обдумываешь, — шепчет из-под капюшона Тэхён. — Может, ты действительно настоящий бандит? — Сам ты бандит, — тот на всякий случай тоже пониже опускает капюшон плаща. — Знаешь, из того, что ты рассказывал про твою Минсук, я понял, что она очень скоро покажет Верховному, где крабы танцуют. Так что морду ему бить не хочу, я ему лучше поднесу подарок, — кивает Тэ своим догадкам о будущем правителя с его явно стервозной юной жёнушкой. — Какой ты щедрый, аж страшно! — прыскает Чонгук. — Мяса хочу. — Тебе какое? — осматривает изобилие Тэхён. — Вон то, на коротком вертеле. Выглядит как надо. — Держи! … Гости почти беспрерывным потоком несут подарки, говорят приветствия. Жених и невеста успевают лишь быстро проглотить глоточек или укусить мясное волоконце, как уже новый гость со своим подношением и пожеланием готов поздравлять. Минсук не может скрыть раздражение в подведённых глазах, а политически закалённый Верховный очень легко натягивает на лицо учтивую улыбку для следующего и следующего поздравляющего. Но по истечению почти трёх часов ручеёк ходоков мелеет, и девушка с наслаждением впивается в тушку запечённой куропатки, которая всё это время с какой-то укоризной смотрела на красотку с серебряного блюда. Да и Намджун тоже не отказывается от острого мяса и вина. ... Эти двое стройных мужчин в плащах Слушающих привлекли к себе внимание — они с короткими поклонами идут от самых дальних столов, где не должны сидеть те гости, которые могут лично обращаться к молодожёнам. Сокджин поднимает глаза от кубка первым, затем на приближающихся обращает внимание Намджун. И когда один из гостей останавливается чуть впереди своего провожатого и изящным жестом скидывает с головы капюшон, Верховный говорящий тихо выдыхает: — Ты пришёл… Тэхён молча кланяется. Намджун поднимается и, наверное, впервые в жизни не знает, что сказать совсем молодому парню, которому он так недавно — всего год назад — говорил о своём отказе от любви и для которого потребовал страшного наказания… Он облизывает губы и чуть протягивает руки к бывшему жрецу, словно желая примирительно обнять его. Минсук с огромным удивлением рассматривает эту непонятную сцену: и её муж, и отец во все глаза смотрят на молодого и безусловно очень красивого мужчину. Но, простите, как это понимать? И тут второй мужчина тоже открывает лицо. Минсук замирает, не веря глазам: — Гук-и... — одними губами шепчет она, потому что он усмехается хитро и смотрит именно на неё. Но затем переводит взгляд на её мужа и словно наслаждается его смятением. Вся эта картина только её участникам кажется безумно долгой. На самом деле через несколько секунд первый мужчина протягивает руки останавливающим жестом. Верховный говорящий понимает это, как нежелание простить его. Он покорно опускает голову и готов принять шёпот обвинений от Иерэ. Но у Тэхёна другие планы. Он коротко вдыхает и… начинает петь! Он выбрал старинное свадебное песнопение: почти забытые символы, древние пожелания, вечные слова о любви и верности… Намджун, как поражённый громом, пошатнувшись, не может поверить своим ушам и глазам! Мгновенно звон бокалов и приборов в зале стихает — этот голос остановит каждого! Это же Океаноголосый! Неужели он здесь: с открытым лицом, с божественным голосом?! Магический тембр, тренированный на пустынном острове в песнях и в любовных стонах, разливается в душах всех присутствующих, даря истинное удовольствие, сравнимое с молитвой! Песня уже отзвучала, но ни Намджун, ни его жена, да и никто в зале не произносит ни звука. Самым первым очнулся от оцепенения Сул. С него слетел хмель, и он очень медленно поворачивается к другу своему, лекарю Дану, с изумлённо поднятыми бровями: — Ты же говорил… — произносит он без звука. Дан разводит руки. Что ж тут объяснять? Вторым обретает дар человеческой речи Верховный говорящий: — Это чудо… Это чудо… Ты божественный, Иерэ… — и склоняется в глубоком поклоне перед молодым мужчиной. — Прошу тебя, правитель, не склоняй передо мной своей головы! Я простой гражданин, что любезно приглашён на твоё торжество. Я очень рад, что ты полюбил. Тебе ведь не пришлось преступать закон ради твоей любви, — усмехается Тэ. — Прости меня, Иерэ! Прошу, прости! — восклицает потрясённый Намджун. — У меня всё хорошо, поверь — я счастлив, — искренне говорит Тэхён и крепко сжимает у себя за спиной руку Чонгука. — Позволь покинуть твой праздник. — Иерэ, не уходи… — Верховный до сих пор не может поверить в чудо, поэтому не сразу находится, как остановить обладателя самого чудесного в мире голоса. Тэхён подходит почти вплотную к столу молодожёнов и говорит так тихо, чтобы услышали лишь Намджун и его жена — она ведь сидит рядом, хлопает глазами в шоке, значит тоже услышит: — Я уйду, Намджун. Я не стану снова Иерэ, ты прекрасно понимаешь, — улыбается он, чувствуя сильные руки Чонгука на плечах. — Но мои голуби не заклюют твоих, если ты пришлёшь их с весточкой на наш остров Тэгу. Я с удовольствием спою, но только как Ким Тэхён. Счастья тебе и твоей жене! — поворачиваясь к Сокджину: — И тебе здоровья, Советник! Чонгук смотрит на Минсук, но как только он хочет сказать какие-то добрые слова, девушка со слезами в голосе вскрикивает: — Прости меня, Гук-и! — и закрывает лицо ладонями, всхлипывая. Гук недоумённо складывает брови и склоняет голову в немом вопросе. — Минсук, он не знал… — тихо говорит Сокджин, но Гук услышал его слова. — Что я не знал? — почуял неладное Чонгук. — Что он не знал? — задаёт тот же вопрос муж Минсук. Как из ниоткуда рядом с ними возникает гибкая фигура и, смахнув светлые волосы с прозрачно-серых глаз, произносит негромко: — Пойдёмте, друзья, я вам всё расскажу, не будем портить людям праздник, — и уводит Тэхёна и Чонгука. Те за спиной слышат тихое, но очень нервозное шипение Верховного говорящего, накладывающееся на какие-то объяснения Сокджина и всхлипывания Минсук. Ну что ж, семейная жизнь началась… — Пак, а пойдём куда-нибудь втроём по паре чарочек накатим, а? — предлагает Тэхён. — Отличная мысль, Ким! Сегодня во всех питейных заведениях угощение бесплатное. — Если вы меня спросите, то я поддерживаю, — доволен Чон. Чимин обхватывает новых друзей за плечи и, по привычке выбирая тёмные переулки, ведёт их к прекрасному подвальчику с очень крепким соджу, куда он уже один раз согласился сходить с господином Шугой… Очень славное место!➰➰➰ ➰➰➰